Все цитаты из книги «Отрочество»
Разом всё и поменялось. Сели потом чай пить, улыбаемся. На улице непогода разыгралась – да такая, што чуть не котов сносит, а вот ей-ей, один из лучших дней!
– Позвольте, Карл Иосифович? – земский чин вышел вперёд, сверкая близоруко пенсне в золотой оправе, отчево у многоопытных мужиков ажно зубы заныли. Известное дело, пинсне! Да ишшо и в золото оправлен…
Экскурсия сия оказалась крайне увлекательной, но весьма краткой. Соседи мои, настоящие ̶б̶о̶е̶в̶ы̶е̶ ̶п̶и̶д̶о̶р̶а̶с̶ы̶ французы в самом высоком смысле, оказались крайне расстроены тем фактом, что их не пригласили уч…
Запахи листвяные вдыхаем, кузнечиков слушаем, да на публику гулящую глазеем, не без ответа. Про меня, оказывается, даже и в газете было! Узнают.
Сразу вспоминается за его бурлачество и военное прошлое. Очень непростой дядька.
Казалось бы – мелочь. Но на перекрёстке цивилизаций и культур, это уже мелочь международного масштаба!
« - Рубильник в виде паяльника» - выдало подсознание, тут же замолкнув.
Головой вокруг верчу, наглядеться не могу. Москва! Осенняя, с облетевшими почти листами на деревьях, с заволокшими небо тучами, а всё равно – родная. Скучал! Вот ей-ей, даже и по граю вороньему соску…
– Андрейка? – подскочила сестра Лизавета, – Ты-то пошло здеся?
Одетый по-европейски молодой человек, совсем ещё юноша, действовал без оглядки, как имеющий на то безоговорочное право. Пронзительно вопя, калеки разбежались тараканами – фр-р! И нету!
– Никаких денег, Абрам Моисеевич, – машу я на нево руками, – чистое удовольствие! Аукцион неслыханной щедрости! Пройдусь по адресам от тёти Песи, дяди Фимы и Семэна Васильевича, и потом уже будем пог…
Оружие в ножны… и сажусь на брусчатку рядом с беззвучно хохочущим Корнейчуком.
– Ты этого хочешь!? — искажённое лицо обращено к небу, она с яростным исступлением начинает бить посуду, осколки разлетаются по всему двору, -- Да?! Не жизнь, а сплошные мои страдания, от рождения и …
«Погода в Одессе отличная! Лёгкий октябрьский ветерок колышет кровлю домов, мимо пролетают мелкие домашние животные и дети до восьми лет…»
Еле заметная улыбка в ответ, кивок, и вот мы уже на улице.
Учёба, когда невнятное бормотание у доски, без какой-либо оглядки на происходящее в классе, сменяется периодами буйной, истеричной активности. А ведь математика, а не какая-нибудь история, где достат…
– Да умоется кровью тот, кто усомнится в нашем миролюбии, – пробормотал опекун, прекращая разнос с видом человека, с размаху наступившего на грабли.
Пас, и мяч перелетел к вырвавшемуся вперёд Саньке. Быстрый и ловкий, он побежал вперёд, с прилипшим к ноге мячом. Удар…
— Алдос бэстэ! – и не оглядываясь, домой! Показаться немножечко там, штобы не волновались, потом в бани – смыть с себя соль и понежиться в руках массажистов.
– Такой дылда стал, – протянул один из мальчишек вслед, – небось на туркских харчах отъелся! А?
– Творческий зуд, – отозвался Мишка, – на песню Егорову взялся рисовать.
– И эти люди учат нас за жизнь, – осуждающе покачал головой дядя Фима, отчево шевельнулись все его подбородки.
- Молодая, динамично развивающаяся компания ищет бухгалтера и коммерческого директора, - начал читать Навроцкий, - Нашедшему этих ублюдков - наша самая горячая благодарность.
Ребёнок? Да! Но ведь зарабатывает! Признанный писатель! Казус? Снова да. Сидит, щеками полыхает, но молодец, держится. Будет потом разговоров в гимназии!
– Насмотрелся, – говорю, – до тошнотиков.
Обещаю себе обдумать, но потом, и задвигаю эту мыслю с гнильцой в дальний угол сознаний. Потом… Сейчас у меня – ну никаких мыслей! Спать хочу… и этот… стресс!
– Начало хорошее, – бормочу негромко, кусая от волнения губы и сжимая-разжимая кулаки. Превосходство в технике за сборной Молдаванки абсолютное, но оно-то временами и подводит. Каждый игрок, получив …
Кепку на глаза надвинул, от восходящего на горизонте солнца, походка ленивая, в углу рта зубочистка. Сам себе нравлюсь!
- А почему бы и не да? – парирую я, обмениваясь визитками с редактором и ведя с ним параллельную беседу, всё больше мимикой и руками.
Моряки из экипажа хмыкают только презрительно, для них это не шторм, а так – волнение. Экскурсии мне устраивать решительно не торопятся. Экипаж смешанный, шведско-датско-немецкий, и все – через губу.
– Михаилу почти архангелу мой отдельный привет! – отсалютовал ему мужчина двумя пальцами к виску, плюхаясь на свободный стул.
– О нэ кадар? – интересуюсь у торгаша, и на ломаном русско-турецко-греческом начинаю диалог. Удовольствия — море! Редко покупаю што-то, всё больше так — языками зацепиться. Практика, значица. Ну и сц…
Он оглядывался по сторонам, безмолвно призывая мужиков быть свидетелями. В толпе гудели, обсуждая невиданное и неслыханное.
Стерильность абсолютная, не в каждой операционной такая, уж я-то знаю!
– Благодарю вас, друг мой, – киваю ему светски, приподымая шляпу, – это было очень кстати! – И за што же мне такая честь? – осведомлялся в ответ Михаил, щиплясь с подвывертом.
Но вот снится же… Снова, снова и снова, раз за разом. Зубы эти через раз, глаза бешеные, железо калёное в руке, а потом — кровь. Который раз уже за ночь просыпаюсь в поту холодном.
– Ва-ашь бродь! – у старосты ажно ноги подогнулись, от подтверждения самохудших мыслей, – За што нам такое?! Верой-правдой завсегда, а тут такое…
— А ты не верил, — непонятно сказал дядя Фима сынуле, – алейхем шалом!
– Рассказывай. Для начала, – на широкой ладони появилась та самая телеграмма, – это.
Подсознание, будь оно даже и сто раз взрослое, ерунду какую-то в голову подсовывает. Тайное проникновение, да рожу непременно ваксой цветной располосатить, эти его в качель! Могу приникнуть, чего уж …
Плюнув на всё, достал аккордеон, и начал отыгрывать всяческие отрывки. Получается! С недавних пор получается, значица.
Знаю уже по опыту, што поживи я здесь пару-тройку месяцев, то начну бойко говорить на местном, и буду знать всё о всех, вплоть до бородавки, выскочившей на причинном месте у какой-нибудь почтенной тё…
Пару часов спустя, сделав несколько снимков большого семейства ради иллюстрации к будущей заметки, и сговорившись, где они смогут забрать фотографии, покидаю бедуинское становище, взмахнув напоследок…
– А как же-с! – будто бы даже возмутился тот, надыбив седые бакенбарды самого што ни на есть генеральского вида, – Сию мину всё будет-с!
— Хорошо, — важно киваю с сидений, уже зная по опыту, как нужно общаться с арабами из простых. Успокоенный, извозчик направил кобылу, и через несколько минут мы въехали в Христианский квартал.
Терпёжка лопается, это да! Но не страшно, есть чем себя интересным занять. Оно и в Одессе делов куча – не знаю, за што и хвататься. Единственное нерадостное — Мишка после Константинополя возвращаться…
– Ваш билет! – нарисовался у стола гимназический педель, рослый мужчина лет шестидесяти. На красноватом полном лице праведный гнев, рыжеватые тараканьи усы встопорщены.
Скотина эта такая вредная, што норовит подкрасться и взмемекнуть в самое ухо, и глаза потом ехидные такие, што сразу верится – отродье дьявольское, никак иначе! Такое в них сладострастие выражено, та…
Мишка и так-то сильно далеко не дурак, а ещё и к чтению сильно пристрастился, в кресле когда пришлось сидеть. Теперь вот Гегеля штудирует, шахматные всякие книжки. Ну да тут мы наперегонки! По шахмат…
Тут раз дай слабину, замаешься вдругорядь отбиваться от таких же вошек начальственных. Сразу укорот давать надо, даже через собственное неудобство. Штоб знали!
– Какой умный мальчик! – умилилась хозяйка дома, – Фирочка, а ты шо такая неаппетитная? Кушай, деточка, кушай!
А совесть, зараза такая, гложет за дядю Фиму! Умом понимаю, што если бы было што серьёзное, он бы мне ни разу не постеснялся. Но то ум, а то совесть. Они у меня, похоже, по отдельности. Параллельные …
Швейцар на входе заулыбался в бороду, и нарочито отвернулся, пропуская нас. В холле шумно беседовали двое, и дядя Гиля, сделав страшное лицо и приложив палец к губам, начал подкрадываться.
По недолгому размышлению, багаж свой отправил с позёвывающим извозчиком, решив пройтись пешком по просыпающемуся городу. Густой туман, насквозь пропитанный запахами цветущей акации и моря, лёг на пле…
Религиозный экстаз пропал, и тут же пришло чувство вины, собственной греховности. Потом стало смешно, и просто – земля, без всякого экстаза.
– Пас! Не говорил. Прогимназию окончил, экстерном. Весной.
– Куда ещё осмотрительней!? – вылупился я, – За всё путешествие всево одна поножовщина и две перестрелки!
– Брат, – поправился он, – ничего страшного. Если бы ваш брат попал к нам, то через месяц, много – полтора, он стал бы ходить, как и прежде. А это, простите, работа коновалов. Где, вы говорили…?
– Раз уж все да, – продолжаю, – то пользуюсь моментом. Есть возможность договориться за водопровод от Старопортофранковской. Инженеры вполне за, нужно только оплатить материалы и труд рабочих, и буде…
– Чисто паук, – шепнула одна баба другой, выглядывая у мужа из подмышки, – лядащий такой, што сдыхоть как есть! Ручки-ножки тонкие, а пузо такое, што будто кровушки насосался досыта. – Агась! – ответ…
« — Рублевиками играется!» — раздражённо подумала девушка, невольно замедляя шаг. Нечасто такое увидишь! Обычный, уличный, ничем не примечательный. И такое вот!
- Зачем? – отозвался ломающийся юношеский басок, - Я таки устал или шо?
– А штоб был! – я как сорвался с места, да нему! Обхватил за плечи и держу накрепко, будто тот убежать куда засобирался, – Потому што! Любят же не за што-то, а так! И Санька! За себя-то да, а он?
Дети вслед за взрослыми. Сонные, подавленные, еле двигаются. На лицах ужас сквозь гримаски детские пробивается. Малые пусть и не понимают ничего, но чувствуют эту гнетущую атмосферу, страх родителей.
Раз, другой, да третий – наотмашь по зубам крысиным, по ручонкам жадным культяпистым! Через жалобы начальству, через суды, газеты. Зубами скрипеть потом будут, ненависть таить, но – без препон, потом…
Фотограф, молодой усатый армянин, важно работал с аппаратом, раздувая усы и щёки.
– Русский, — а у самово опаска. Вроде как и дружим давно народами, а ну как што?! Мало ли, што там произошло, пока на пароходике по Балтике плыл. Ну то есть шёл! – Репортёр.
– То-то ты занят всё время после Одессы был! – подскочил Мишка, – Нет времени, штобы повидаться, да и нет… оберегал?
– Ну… — захотелось было сказать, што занят и вообще — муки творчества, а потом на Майн Рида глянул, и ка-ак меня понесло! Приключенисто.
– Ну ты-то хоть… – Владимир Алексеевич повернулся к Саньке.
« — Многие вам лета, Владимир свет Алексеевич, дражайший мой опекун, ставший заместо отца. Пишу вам, как ̶в̶с̶п̶о̶м̶н̶и̶л̶,̶ ̶ч̶т̶о̶ ̶о̶б̶е̶щ̶а̶л̶с̶я̶ ̶п̶и̶с̶а̶т̶ь̶выдалась свободная минутка, и минутка эта оказалась не на бегу, а…
День мой в Афинах начинается задолго до восхода солнца, а заканчивается заполночь. В пять утра Агапий уже нетерпеливо скребётся под дверью, расхаживает по лестнице и громко прокашливается.
Дядя Гиляй двигает челюстью, и я понимаю, што брякнул, но продолжаю.
Остановившись несколько минут спустя, Эсфирь раскинула руки, улыбаясь совершенно счастливо и немножко запыханно. Песса Израилевна умилённо глядела на неё и, как это умеют только любящие родители, ста…
– Я таки думаю, што можно потревожить и кого побольше, – ответил ему после короткого раздумья, – Такое себе знакомство может получиться, взаимовыгодное.
– …приедем к дяде Фиме, тогда и начнём решать. А пока – ходим минимум по двое. Штоб в набежавшую волну не нырнуть.
– А филеры? – засомневался Пономарёнок, застёгивая верхнюю пуговицу самошитого пальто, спасаясь от порывистово ветра.
С тяжким вздохом вусмерть уставшего человека поднялся. Пора к грекам…
Поцелуй на бегу, и мы заскакиваем в подъезд, спасаясь от тёплого летнего ливня. Блузка у неё намокла, и виден лифчик, а под ним еле-еле… скорее угадываются, розовые соски.
– Домой едем, – мешая греческие и английские слова, сказал он, сияя щербатой улыбкой и топорща усы вверх.
Морда лица довольнющая, усы растопырились залихватски, ну как тут не заулыбаться в ответ? Вот и Антон Палыч хохочет.
Поперёд тёти Песи зашёл запах. Такой, што прям ах и ох! Рыбным бульоном пахнуло крепченным, да с травками. Потом уже кастрюля, а за ней и тётя Песя вплыла лебёдушкой.
Я на цепях, весь избитый и в крови, но ничево злодеям не сказал. Тайны не выдал. Какой? А не важно… И в харю похитительскую-палаческую, мерзкую – тьфу! Гордо этак, хотя и ослабленный весь от мучений.
Ничегошеньки не понятно! Редкие знакомые слова из греческого и болгарского ничего не дают. Но дружелюбно!
Вроде как в отпуске, но отпуск этот, судя по всему, по линии французского Генштаба. Очень уж аккуратно держатся, хотя если судить по нашим военным, это должен быть такой разгуляй, што чуть не с голым…
Привычные действия как попытка забыться, заглушить липкий, всепоглощающий страх. Хозяйки хлопочут, двигаясь как осенние мухи. Иногда они замирают, и смотрят невидящими глазами в пустоту. Страшно!
– Ты и с этой стороны приключался?! – завистливо выдохнул Мишка, ещё сильнее понизив голос.
Постарше кто, те пока хмыкают и присматриваются ко вроде как детской игре. А на деле – гонор! Взрослому человеку, да слушать внимательно щегла малолетнего, пусть даже этот щегол и трижды футбольный а…
В груди начала разгораться глухая злоба. Вот пошто так? Одним всё, а другим?! Чем он хуже?
– Может, в шахматы? – не унимался скучающий Виктор, – Я спрошу у проводника!
По лестнице чинно спустились. Красотища! Вроде и бывал здесь не раз, но каждый раз наглядеться не могу, как надышаться. Взахлёб!
– Потому што за щёку трепали! – насмешничаю я, – Как щеню по холке.
– Так, – она чуть смутилась, – сказала, што ты… што мне… ой, да ну тебя!
- Ты не переживай, - тихонечко наклонилась тётя Песя к Мишке, - кошерное православным можно.
Потом дядя Гиляй приехал, без телеграммы. Извозчик во двор въехал, и вот он, опекун мой, с одним только чемоданом и саквояжем. Стоит.
Не соврал! Минуты не прошло, как лакей принёс бокалы с морсом. Мы сцапали сразу по два – один залпом, второй цедить.
-- Фотоаппарат бы, – пробурчал он, принимая героическую позу и весьма умело играя с копьём.
Да и день к вечеру клонится, народ моего возраста весь почти по домам – кто из школ вернулся, а кто и с работы успел. Совпало так, не специально коварился.
А у меня сразу ка-ак заныла поротая спина и задница! Чуйка, значица. И главное, понимание есть, што если и да, то – право имеет!
– Весёлые господа! – подмигнул водитель кобылы на прощание сперва левым, а потом и правым – подбитым глазом, – Ну если вдруг шо, то я завсегда готов и рад! Н-но, залётная! Фира мине под руку подошла,…
Абрам Моисеевич уловил, шо вложиться придётся, а не как всегда, и схватился за пейсы.
Он углубился в бумаги, то и дело возвращаясь назад и прикрывая глаза.
Второй вариант – на завод устроиться, и здесь тоже сложности. В Москве – да тьфу! Город большой, знаком насквозь, и весь – русский. И приезжих тьма-тьмущая, легко затеряться-то. Здесь сложней. За оде…
– Я таки всё понимаю за деньги и науку, – тётя Песя решительно убрала со стола бумаги и начала раскладывать еду, – но давайте об этом немножечко потом, и лучше бы завтра!
Ссыпал гонорар в карман, да и распрощался. Теперь в «Одесский листок».
– И што Котяра? – поворотился я к Саньке.
— Пра-апустите инвалида! – противным голосом заорал он, действуя куда как решительней, – Дорогу организаторам исторического матча!
Событием года статья «Сладкая жизнь» в репортёрской среде не стала, но на событие недели, пожалуй, што и потянула! Может, и не самое главное, но одно из, так это точно! Напечатанная изначально в «Рус…
У аристократии так каждый второй, не считая каждого первого. Не кокаин, там опиум курят, или морфием балуются. Сам, правда, не видел. Не допущен в эмпиреи, так сказать.
С утра я встал совершенно невыспавшийся и разбитый напрочь. Зевая с риском вывернуть челюсть, умылся и почистил зубы, радуясь отсутствующей по младости щетине.
– Наспех, – сокрушалась тётя Эстер полчаса спустя у накрытого стола, чуть ли не прогибающегося посерёдке под тяжестью и богатством блюд, – разве так гостей? Ну ничего, вечером уже нормально посидим.
Они немножечко так замялись, и я спохватился.
Сперва меньжуясь, а потом уже привычно, сборная команда Молдаванки начала махать руками и ногами, отчего в толпе началось оживление и комментарии.
Даже запах табачища от возчика, ядрёный лошадиный пот и цоканье копыт по булыжной мостовой, для меня симфония торжествующей жизни. Моей!
– Есть интерес к экскурсии по району? – поинтересовался после завтрака Иосиф. С некоторым сомнением хлопаю себя по туго набитому животу, но киваю.
– Проходите! – рука его дёрнулась к козырьку, а на строгом усатом лице деревянной шаманской маской проступило служебное выражение.
– Да ну! Слава эта, – плечи сами передёрнулись, будто в кулачном бою, – Можно псевдоним?
« – Носорог большой и плохо видит, но это не его проблемы!» – озвучило подсознание, и я поспешил поделиться с братами.
Вернулись, и тётя Песя захлопотала насчёт поесть, а мы к себе. Санька сидит всё, и у такое у него вырисовывается, што очень даже и интересно!
Дядя Фима в последнем полученном письме весь энтузиазмом пышет. Проекты, прожекты, всё крутится и… постоянная нехватка денег на это самое кручение. Потом да, и обещается много. А сейчас так вот, по в…
– Панамщик! – неожиданно засмеялся дядя Гиляй, негромко совсем, – Охо-хо! Слово дал – не писать, пока деньги с этой аферы на благотворительность идут!
– Так-то оно так, – Мишка усмехнулся внезапно, – да не так! Родня у меня хоть и… в дёсны не цалуемся, в общем. Но и бросить не бросят. А силы-то у общины староверческой, я те скажу, вполне себе ого!
Говорю, говорю… малосвязное такое, просто штоб не останавливаться. Нельзя останавливаться!
… замах… шаг назад и вбок... натыкаюсь на одного из аборигенов... места для маневра больше нет!
Начальник кланяется, и извиняется. Потеет за троих, воняет псиной. А у меня… не знаю, двойственность какая-то. С одной стороны приятно быть кем-то таким… ну, над толпой. А с другой – вроде как и с гн…
– Красивая, – согласился Мишка равнодушно.
– Русский? – повернулся ко мне худой, дочерна загорелый грек с устрашающими нафабренными усами, чуть не с велосипедный руль. Возраст совершенно непонятен, как это иногда бывает у южан. К тридцати год…
Провожатый мой нырь в подпол! И рукой оттудова. Я щза ним, а там ход подземный. Лаз скорее даже, трёхпогибельный, досками дрянными околоченный наподобие короба.
Сразу — гроза будто надвигается, электричество атмосферное ажно потрескивает. Чуть не искры, синеватые такие, мухами туалетными по двору промеж людей. Напряжение! Кажется, будто вот сейчас бахнет глу…
Хозяйка ко мне благоволит, но не забывает брать двадцать копеек каждый день за койку и весьма постную пищу. Она не местная, привезённая давно покойным мужем из центральной Расеи, да так и не переняла…
Беспамятство моё, да жизнь деревенская, ученичество и Хитровка, Одесса, дядя Гиляй и братание с Чижом да Пономарёнком. Без малейшего неодобрения о кровном братании, только головой этак задумчиво, и о…
Вылез, обсох, оделся, да и думать начал, гадать за разное. Конкуренты из других… хм, банд?
Дверь стукнула ево по хребтине, и мальчишка живо соскочил с крыльца, отворяя путь выбежавшим во двор весёлым школьникам.
– Шо такое, золотце? – всполошилась Песса Израилевна.
– Хм! – борода вспушилась, а открывшая было рот жена смелась со стула под гневным взглядом мужа, – Мавроматис?
– А… какое оно, море? – вклинился в разговор пекарёнок.
Я закивал, нагрузившись мудростью и философией по самую макушку. Такое всё непростое стало! Вроде как и выговорился до донышка, но и новые проблемы поднялись.
« – Будем посмотреть» – шепнуло подсознание голосом тёти Песи, и я с ним полностью согласился. Таки да!
Редкие богатые дома имеют слабо выраженную четырёхскатную крышу и што-то навроде лоджий на верхних этажах. На фоне остальных домов-коробок, стоящих здесь, если судить по облику, чуть не с каменного в…
В каждом шаге разности эти, в каждом вздохе. Даже и само построение фраз, вворачиваемые цитаты из Библии, жестикуляция. Инаковость, тщательно взлелеянная и культивируемая.
А потом – голодный плач, раздутый от недоедания животик, и маленький гробик в сенях по весне. Вот так же, в гробик, не хочется… и пусть говорят, што там лучшая жизнь, но вспоминая раздутый животик и …
— Погоди, — посулил я, водя по костомашкам мочалом, – дядя Фима грозился нас в бани турецкие отвести. Говорит, чуть ли не кусочек рая на Земле, да на все вопросы только глаза закатывает, да бровями и…
– Так што, – он весело развёл большими, пухлыми руками, – я таки сильно подумал, а потом подумал ещё раз, и решил, шо мине это сильно неинтересно.
Планов на лето у меня громадьё, но пока отдыхаю. Солнце, море, южнорусская кухня и безделье. Знаю уже, што без дел быстро надоест, но пока – после предэкзаменационного марафона и безостановочного виз…
– Э-э… – потомственный почётный гражданин подвисает от явного несоответствия возраста и уверенного, взрослого поведения.
Но красиво! Пейзажи и правда библейские, будто знакомые с самово детства… Хотя о чём я! Канешно знакомы!
Х-ха! И мухи облетают, а чужой запах уже и не запах вовсе.
– Чего изволите-с? – склонился тот в неглубоком поклоне, – Заранее пардону прошу-с, но шампанское и игристые вина молодёжи запрещено подавать-с.
– Да сколько угодно, – жму плечами и приглаживаю волосы, – только не думаю, шо вы станете первым из озвучивших. Где-то и как-то я её то ли слышал, то ли сам придумал и озвучил, уже и не вспомню.
– Могём! – отвечаю гордо на комплименты, пожимая руки, – Могём!
– Ага! Если б не глаз пристрелянный, то хрена с два заметишь!
– Гы, – осклабился хозяин дома, показав новую, не бывшую в том году, золотую фиксу, – кабинет! Ви таки не будете претензировать на авторство? Мне оченно хочется блеснуть остроумием в некоторых кругах!
– Зато хирург от Бога, – философски заметил санитар, с блаженным видом доставая папироску, – а в таком деле лучше етак, чем когда душа-человек, но так себе как спициалист.
– Из наших, но не ваших, если не говорить за вовсе уж далёких. За тех не поручусь. Все люди братья! – и после короткой паузы озвучил ещё и выданное подсознанием, – Все бабы – сёстры! Дядя Фима заржал…
Она реветь, я сопеть… а што она! Дядька какой-то! Ишь, обнимается!
Помаявшись бездельем, он попытался занять себя нехитрыми играми, но мысли снова и снова возвращались к еде. И к школе, где кормят каждый день, почти даже и совсем досыта.
Одного, потом второго, третьего. Одни и те же люди. В определённое время, в определённых местах. Меняются иногда, меняется одежда. Так? Не так? Посмотрим…
– Мой брат, – представляю я Саньку, – Чиж Александр Фролович.
Мишке любопытно – как же, впервые здесь! Глазами водит, но с вопросами сдерживается пока.
– Ещё как! Сам вспомни – даже у бедняков бывает такое, што вот хочет он прогулять деньги, и всё тут! У одного взбрык временный, у другого характер. И прогуляет! Пропить не сможет, так рупь свой по гр…
– Угум, – Котяра, отвернувшись от ветра, закурил, достав из щегольского серебряного портсигара тонкую пахитоску, – слишком. Будто повыше кто благоволит ей в этом деле, но тайком. Даже и для неё тайко…
Я же, поминутно поглядывая на ходики, маюсь с раскрытой на коленях книгой. Время, как назло, застыло болотом, секунды тянутся совершенно смоляно, медленно-медленно…
– Которых с Хитровки, – въедливо уточнил брат.
« – В этом времени петь любят» – выдаёт подсознание, с чем я и соглашаюсь. И умеют!
Умывался пока, в зеркало глядеть боялся – морда лица такая помятая, будто вчера вместе со взрослыми пил, да вровень. Круги под глазами, и чуть не складочки морщинистые. У дружков не лучше, такие же с…
– Ты играй, играй… не удивился, потому как думал, што просто. Случай! Водка с кокаином на жаре в голову ударила, вот и решил за мной побегать. Ай, да привык на Хитровке! Такая себе сценка, насквозь о…
– Не рассказывал? Эх… – Семэн Васильевич усмешливо поглядел на заалевшего брата, – Зря! Сценка-то почти библейская вышла! Практически изгнание. Пусть даже не из Эдема, но если сравнивать этот милый д…
– Не на деньги, – понимаю я заминку, – на мелкие желания. Помяукать там, погавкать, зайчика изобразить.
От немцев вернулся два часа спустя, задумчивый и с футбольными мячами. Чертёж, н-да… Всё верно, прикинуть сперва надобно, што и как.
Время тянулось тягучей патокой, как в далеком детстве. Достаю иногда часы, гляжу на секундную стрелку… тик-так! Всё так, всё в порядке, как и должно быть. Часы в карман, и снова тянется время.
Старец только глаза наверх, и на иврите што-то такое… Вид такой, што будто Моисей с Богом разговаривает, только не шибко величественный пророк из Ветхого Завета, а будто молью поеден, и преизрядно. О…
- Увидишь, - заканчиваю спор, - а насчёт хорошо, так ещё раз – для меня да. В Москве не так штобы и плохо, но вечно куда-то влипаю.
– Егорка! – оторвалась наконец Фира от дядьки, и хватая меня за руку, – А это Егорка! Мой… мой…
Уткнувшись в холодный запотевший иллюминатор разгорячённым лбом, гляжу на свинцово-серые волны, бьющие в стальные бока парохода. Отдельные брызги долетают до самого иллюминатора, но вообще видно плох…
… ух! Ажно жарко стало, да такая себе теснота неуместная в штанах! А всего-то – запахи да фантазия отроческая.
– Ага! Дуриком! Так-то дядька здоровый, жилистый, и сразу видно – злой на драку, умелый. На ножах бы ево распанахал…
– Да! Но не только. Ваш интерес ещё и в опте! Вы – ценный оптовый покупатель! Сто билетов в театр, а? Дадут скидку? А можно нанять музыкантов, артистов и прочих клоунов для увеселения почтеннейшей пу…
– Угу… давай-ка почитаю, а потом и поговорим.
– И здесь! – третье полотенце легло на плечи.
А Лебензон, приехавший нелегально из Турции на погостить и забрать семью, так этим ково удивишь? Вон, каждый второй на Молдаванке через море, как через дверной порог, и многие с даже приключениями.
– Да ну, – отмахиваюсь рукой, – это как Изя напел! Шо, не слышали? Ну…
Коля, которому и была адресована эта подача, хмыкнул задумчиво, но отвечать не стал. Буря прошла, как и не было, на небо выкатилось умытое холодной водой яркое солнце, а по улицам Молдаванки потекли …
– Буду надеяться на верить, – вздохнул он, – ходить всё равно придётся, просто можно будет выбрать самому, и выбрать штоб вот так!
– Есть такая дама, – начал я, – Голядева Анна Ивановна.
Шаг за ворота тюрьмы, и они захлопываются с грохотом, и будто даже крики стали в разы тише. Тоска…
– Обычные, – пожал плечами Мишка, вроде как даже и сам удивлённый, – люди как люди! Как наши татары московские, у них же ни рог, ни копыт нет, а ведь тоже мусульмане.
Дышать полной грудью, а не судорожно хватать пахнущий лекарствами воздух, через судороги и боль. Как объяснить, што отсутствие боли — уже радость?
– Вот, – сказал я, когда её привезли, – приданное. Ну или калым, это уж как хотите.
Где на четвереньках, а где и по-пластунски – к одному из продухов. И жду, што вот-вот… обошлось, не закричали. Не смотрят они наверх-то, да и где там што разглядеть, в тумане этаком?
« – Турция» – отозвалось подсознание, – «отдых по системе всё включено!»
Так и шли, с интересом, здороваясь со встреченным народом, спешащим на работу или на рынок.
– Это как? – удивился Санька, отставив тоскование.
– Очень приятно, – вяло жму руку в ответ, – Егор.
Это уже так – понять даю, што если вдруг што, то искать будут. А эти… улыбки, и снова — кар, кар!
Решительно открыв альбом, он карандашом начал набрасывать лицо преследователя.
А как не путаться-то? Половина палубы, если не больше, грузами заставлена, да пассажиры кучкуются на моционе, да моряки.
Справный мужик Иван Карпыч курил, поглядывая искоса на супружницу, суетливо хлопочущую у дрянной поддымливающей печи, разражаясь время от времени перхотным сухим кашлем. После переезда в Штаты Катери…
Соблазнами батюшка заинтересовался, да и начал выпытывать, разочаровавшись почему-то их незначительностью. Допытался зачем-то до Саньки с Мишкой в этом разрезе, но я так и не понял – где соблазны, а …
Пролетел толстый шмель, важно неся толстое брюшко. Мелькнул стриж в небесной синеве. Прополз по стене мураш, таща на спинке дохлого жучка. Всё важно!
– Вот только представь! – дядя Фима начал загибать пальцы, – Сефарды и ашкеназы, это уже, да? Так вот хотя к ашкеназам чуть не всех европейских наших причисляют, это совсем даже и не так! Есть ещё га…
Выразил его и ̶г̶л̶а̶в̶н̶ы̶й̶ ̶б̶е̶л̶ы̶й̶ ̶с̶а̶г̶и̶б̶ английский консул, притом весьма энергически, хотя и кратко. В ярчайшей речи его, достойной Цицерона, я почерпнул немало новых для себя слов и выражений, достойных п…
На палубе я не одинок, ещё кому-то не спится. Вон, зевает с подвывом во всю бегемочью пасть мордатый эльзасец, вцепившись в поручни одной могучей лапищей, а второй ероша роскошную чёрную бороду.
Тик-так… в Европу приходит Немецкое Время. Лучшие товары – Пруссия. Лучшая армия – Прусская. Лучшая наука – Прусская.
« — Здравствуй на многие лета, брат мой Санька. Пишу тебе, как выдалась свободная минутка. Вернулся только из немецкой колонии, сбросил с плеч аккордеон, повесил куртку на вешалку, да и сел за письмо.
Подобные археологические раскопки проходят ныне и в греческом языке. Просвещённые учёные мужи и отцы нации воссоздают греческий язык, опираясь на древние формы. Насколько новые формы греческого языка…
– Зажидился Ёся, – пояснил я парню своё недоверие связным, – такой стал полупоц хитропродуманный, шо карманы рядом с ним зашитыми держать хочется. В прошлом годе его, походу, дядя Фима вовремя одёрги…
Эдакая жердилистая ходулина, неуверенно держащаяся на подшатывающихся ногах, и болезненно щурящаяся от солнечного света. Руки-ноги торчат костляво из рукавов и штанин, кожа некрасиво белесая, со след…
Я воодушевился идеей, потому как жить, оно конечно, и так более чем здорово, но иногда немножечко скушно! Даже и слесарным делом не особо получается, потому как пальцы пока непослушные и слабые. Поре…
Полистал с умным видом, не ленясь задавать вопросы. Общее понимание ситуации появилось, а по части правдоподобности всё равно не проверить.
… – межобщинные разногласия… – дядя Фима замолк ненадолго, морщась как от лимона, – а! – Мы там, – взмах рукой, предположительно в сторону Одессы, – привыкли видеть человека, а уже потом национальнос…
– Пойдём отсюда, – решительно потянул я Жан-Жака из лавчонки десять минут спустя, – барахло, да притом втридорога! Решительно не хочет показывать достойный товар!
Но… говорят. И убёждённость в словах, твёрдая. Убеждённость людей, видевших и более страшные вещи. Не верить?
– Ну, – жму плечами, – неспортивно самому играть. Сань! Мячик кинь!
Умял чуть не больше всех нас, и по животу себя похлопал с довольным видом.
Я уж на што привык самую множечко, а Мишке каково? Ажно глаза закатываться начали предобморочно – от передозировки впечатлений, значица. Я его за себя задвинул, и огонь на себя!
К Дюковскому парку подходим огромной толпой, чуть не в полста человек, и это только те, которые игроки и рядышком. Причастны, так сказать.
- Таки да! – Всплеснула руками тётя Хая, которая Рубин, - Што они там едят на этой Москве? Никаких продуктов нормальных! Ни пэрцу нет, ни синеньких!
– И на чём собрался? – Бляйшман, не отрываясь от жевания, вцепил в мине свои маленькие умные глазки.
– Вот и я о том же! – воодушевляется тётя Песя, – Просто подойти, и заговорить!
… и говорят, говорят, говорят! Все разом, да некоторые языки мешают.
Говор быстрый, а дикция не разу не эталонная, да и похоже, што чуть не у каждово свой диалект. Всё это с размахиванием руками и одновременным говорением. Куда там жидам одесским!
– Немножечко, – повторила она, поджав губы и качая головой, поражённая людской чёрствостью и несовершенностью, особенно на фоне такой хорошей её и их.
Притон на притоне! Беглые из Сибири, варнаки, вечно пьяные проститутки, скупщики краденого, содержатели притонов для морфинистов и опиумокурильщиков, и Бог весть, кто ещё. Каждой твари… нда, твари ре…
Бланш внезапно под глазом, и грудь голая, с соском розовым. Встала, идёт ко мне походкой танцующей, наклоняется к губам, целует страстно. Лицо лижет, усами щекочет, а изо рта несвежей рыбой несёт.
Непослушное после болезни тело пришлось заново приучать двигаться. Приручать. Кажется, как ни повернись, а всё неловко, неудобно, необмято. Не тело, а башмак неразношенный! Сплошной скрип по всему те…
Не слушая бабьё, он решительно вступил на крыльцо, белея от волнения лицом.
Я подал протянутую руку и мал-мала успокоился, сев обратно за стол и взяв Фиру за руку. Есть левой рукой неудобно, но штоб видел!
– Это к которому? – удивился Лёвка, странным образом выпавший из темы, которую обсуждает вся Молдаванка.
Запах. Пахнет зоопарком. Знаю, што мусульмане должны содержать себя в чистоте, но эти, судя по всему, не знают. Или понимают чистоту как-то иначе. Тяжёлый звериный дух людей, ночующих в одном помещен…
Абу-л-Абдуллатиф абу-л-Хасан Зафар ибн Мухаммед аль-Сидон самолично жарит зелёные зёрна кофе на сковородке, поясняя мне нюансы, и по пустыне распространяется дурманящий запах.
– Да знаю! Говорю же, привык! А тут значица так…
– Так, – потёр он пухлые руки, – по этому делу всё, а вот по нашему давнему разговору я работал, работал, и наконец оно заработало. Пошли уже немножечко круизные лайнеры и отели со всё включено разно…
- А оно мне надо? Приличное? Я по лету хочу босяком иногда побыть, а не приличным молодым человеком, потеющим в жарком костюме. Полуприличного хватит!
– Бери! – отмахнулся я. Довольный Жан-Жак расплатился по чести, без наценок, и собрался было домой…
– Ну, – толстую морду дяди Фимы покорёжило раздумьями, – не без этого! Нескромная одежда по тамошним меркам. У них свои мерила, так што и не спрашивайте. Яркая может, или волосы у Эсфирь выбились. Гр…
На Хитровке таких полно, да и среди знакомых дяди Гиляя, н-да.. Артистическая среда ети её мать! Богема! Не все, сильно далеко не все, но и за грех не считается ни разу.
Прибывший паломнический поезд прервал эти рассуждения. Павел Андреевич, направившийся было чинно к вагонам, оказался подхвачен человеческой волной, и оставлен стоящим у окна в несколько потрёпанном в…
Ругают за излишнюю «Майн Ридовщину» и излишнюю литературность. Хвалят за ту же самую «Майн Ридовщину» и «Правду жизни». Говорят!
— Смотрят как смотрят, или смотрят как много? — и голову на бок, как учёный ворон. Такой же носатый, да глаза в круглых очёчках совершенно птичьи.
Встретиться с иванами сговорились на Грузинах, близ Малой Живодёрки. Кружанув через несколько оврагов и заросший всякой дрянью пустырь, на котором чуть не кажный день находят если не мёртвых, так раз…
– Нет, – решительно подытожил Гиляровский, – полезный опыт! Немного испуга, отсутствие привычной среды и дальнее путешествие научат его быть более осмотрительным.
Не успел он толком попить чай, как приехал вызванный мальчишками извозчик, и пару минут спустя только утихающий цокот копыт напоминал мне о пребывании опекуна.
– Мы разве здесь? – сонно удивился он новой квартире.
Воротившись домой, Санька помылся, поел, но мыслями всё время возвращался к произошедшему. Показалось? Или как тогда, в Одессе?
« … – но всё же. И кровища в лицо! Между ступором и кровищей – доли секунды, а показалось, будто минуты прошли, и вся жизнь потухающая в глазах навечно отпечаталась.
– Это да, – согласился Санька. Мишка молча кивнул, припоминая рассказы клиентов, хвастающихся иногда чем-то подобным. Потому што могут!
– Аксинья… сука… — он встал, страшно щерясь, – не бить просила? Кровиночку? Вот кровиночка твоя, вот!
— Ну не моя это тайна! — и уже тише, – и вообще, на благотворительность.
– Вам видней, – жму плечами, – я предложил метод, а детали за вами.
Чуть улыбаюсь в ответ – да, связи… Не рассказывать же, што они хоть и есть, но немножечко не такие.
Местные-то воду для питья дождевую берут, сладкую, из цистерн подземных во дворах. По счёту! Расписано чётко, сколько вёдер жильцы взять могут. А тут я, с механизацией.
Коля постоянно перебивает его, и в один момент Вольф не выдерживает, затыкая его выпечкой. И смеётся! Оттаял, значица, совсем другой человек стал.
— Шо ж вы морочите мине то место, где спина переходит в жопу! — возмутился он, – Сразу надо было говорить не ваше замечательное имя, но и чей вы кого! Футбол, говорите? А в чём таки моя выгода, помим…
– Ты таки точно из наших! – убеждённо сказал он, на што я только пожал плечами.
– Когда будет можно, я таки скажу, – рассеянно отозвался тот, – и это будет уже почти скоро! – А вот теперь можно! – разрешил он несколько сотен метров спустя, открывая двери дома, – Эстер! Золотце! …
– Да нет же! – я останавливаюсь, расстроенный непониманием, — Просто -- интересно! Проверить себя, понимаешь? Могу, не могу… Азарт, понимаешь? Вроде как шахматы, только по жизни!
- Здравствуй, Миша, - опекун протянул руку, - рад тебя видеть. Как в газете? Всё по прежнему?
Улыбаюсь до боли в онемевших щеках, а и мне улыбаются ответно. Дома. Как же хорошо дома!
— А ты, – он поворачивается к Фире, – да никак ещё больше похорошела? Ну, не красней!
– А война? – неловко жму плечами от собственной нехорошей меркантильности, но отступаться не намерен, – будут враги кресла выпускать? А деньги? Если я представитель враждебного государства? Я так пон…
Погладил тёплую под солнцем колонну Сорбоннской церкви. Смог! Доказал.
Не успел бы с Костой пообщаться, у Папаиоанну погостить, так и не почуял бы фальши. Нет тово ощущения сердешности, всё время подспудность какая-то чудится. Чуется.
Санька провёл рукой по дивану, вопросительно глядя на меня. Киваю, всё так. Мягкий вагон второго класса, да в отдельном купе, это вполне себе ого! На короткие расстояния и дворяне из небогатых не гну…
Такая безнадёга накатывает, што и не передать. Хотя сейчас уже не Средние века, да и Семэн Васильевич обещал в лепёшку, а достать! Насчёт лепёшки верю, м-да… насчёт достать сложнее.
– Ой, этот Карузо! – всплёскиваю руками, – Столько шума – хороший певец, хороший певец! А он и фальшивит, и картавит!
Может, и не сам нарисую… не знаю! Саньке потом покажу да обскажу, небось интересно будет попробовать. Да и сам… почему бы и не да?!
– Я решительно настроен отыграться, – доверительно сообщает мне Франк, пропуская наконец во двор.
Их интересы – твои интересы. Их враги… а оно мне надо? Не уверен.
– Мы можем сдуру! – перебил его Мишка, – Бывало? Бывало! Сколько раз говорили, не убедившись в отсутствие ух в стенах? Пора такое прекращать!
– Конкретней, я проверю, – веско сказал Мишка, – у родни есть выходы на… Словом, есть.
– Пошли, – развеселившийся Борис пихнул его в плечо, – великий!
Говорить-то говорил, но и сам толком не верил, во што говорю! Одно дело – знать, што среди гостей могут быть и наши ровесники, в том числе и художники, а другое – видеть!
– Гипноз? – скептически поинтересовался дядя Фима, разочарованно подавшись чуть назад, откинувшись на спинку кресла.
Перво-наперво на пол раздевалки, которая на самом деле камекан, легли коврики, ловко застеленные тканью.
- Ого! – говорю вслух, - Ещё какое ого! Но третьим классом ежели до Одессы, так весь измаешься, потому как условия. А так и ничего.
– Ну, так ну, – согласился я, не став лезть в бабское.
– Тревожно мне за Егора, – кутаясь от сквозняка в оренбургскую шаль, проронила Мария Ивановна, отложив вязание, – не слишком ли ты застращал мальчика?
… – я же отправлял письмо дяде Гиляю… – но вот же оно! А што же я тогда отправлял?
Бляхер оттащили другие женщины, пропуская осознающую свою святость Пессу к колонке безо всякой очереди, потому как… Ну ясно же! Ещё пара минуточек здесь, и у людей от острой зависти начнёт выходить п…
Знаю… но не удержался, и сам присел. И правда… только што не горячий, а тёплый! Присел ещё раз, уже в заволоченной густым туманом парной, которая на самом деле харарет… ух! Жжётенько!
Несколько раз щипал себя незаметно, потому как… ну где он, а где… А вот здесь же, чай с Патриархом пью. Снова щипок, да с подвывертом, до ненароком выступивших слёз. Не сон.
– Переехали, – негромко отозвался Санька, – со второго этажа на первый, штоб коляска твоя проезжала. Тут и порожек всево ничево, а на второй этаж всё ж таки высоковато.
– Не губите! – староста бухнулся на колени прямо в пыль, – Ну куда нам школа? Сами себя еле кормим, через два года на третий кусочничать не ходим, а тут тягло такое!
Дружки захмыкали, переглядываясь весело. Ишь! Смехуёчки им! Но и самому смешно стало. Настроение будто рубильником переключили, на отпускное. Даже Мишка отошёл мал-мала.
– «Одесские новости», «Одесский листок», «Московский листок», «Русские ведомости».
Кипяточная сытость приятно заполнила брюхо, разлившись по нутру горячей истомой. Хоть на чуть, а почти сыты!
Шум, гам, обнимания, рукопожатия по десятому разу, передавание приветов общим знакомым и гостинцев - наперебой. Южане!
Врёт? Я глянул на дядю Фиму, в его лучащиеся честностью глаза, широко распахнутые, почти не мигающие. На лицо праведного человека. На руки, лежащие на коленях ладонями вверх и всю такую открытую-прео…
Несколько раз тыкнув окованный железом конец трости в глину, отчищая от крови и шерсти, с некоторым сомнением косясь в сторону скулящих собак. Добить? Да ну их! Свои сожрут.
Наденька писательница признанная, в Европах печатается. Британия, САСШ, Германия, с французами переговоры. Счётец в банке с пятью ноликами, опять же. Не бесприданница! Сама притом. Своим умом, своим …
- Да нам тоже, - закраснелся Санька, понявший свою глупость и сдувшийся обратно, - это так! Для маскировки вроде, да и не за свои деньги ехали. А так бы небось не купили. Эвона, денжищи на всякие глу…
– Не… – Санька даже головой замотал, штобы показать, насколько «не», – проверял! Так, и сяк, и альбомы потом зарисовывал с рожами ихними.
Как ни перебивал я его на тему историчности и архитектуры, Ёся неизменно сбивался на политику и еврейство. Не без удивления я понял, што младший Бляйшман страдает от редкой среди жидов болезни – проз…
– … да пояснять начинают, какие они бывают, а там тоже нюансы. Заявку на изобретение составлять, формулу изобретения.
Но положено. Ей причитать, мине верить. Этикет!
Плечико-то задёргалась, ножка затопала, а потом как пошла лебёдушкой! Чуть не двадцать минут так, и горнишная вся раскраснелась, запыхалась.
Рвётся душа моя к вам так, что будь крылат – вот ей-ей, только взмахнул бы крылами, и к вам! Совсем уже скоро сяду на поезд, и отбуду в милую моему сердцу Москву, тотчас по отбытию затосковав по Одес…
– В Константинополе-то они дёшевы, – уверил я их, – не беспокойтесь. Да я ещё и через Фиму Бляйшмана закупал, вот уж торгаш из торгашей!
– Позже ещё не мог?! – прошипела на меня Полина, хватая за рукав, едва я перевалился в заводской двор в условленном месте, – Пошли!
– Деньги – сор, – Котяра встал, неприятно улыбаясь, – да и дружок мне Егорка, а промеж друзей принято помогать.
Прониклись ли таможенники пламенной речью, или были привычны к такой манере изъясняться, не знаю. Выдержав дружный напор провожающих, они проштемпелевали документы и пропустили меня на борт.
Все обо всех знают, но только те, кому и што надо, и без говорения кому не надо. Хотит человек посетить места, где он рос и даже как-то небезнадёжно вырос, ну так и пусть.
– Будьте добры, Александр, пните пожалуйста Михаила!
Долго думал над ответом, но всё такое придумывалось, што либо телеграмме не доверишь, либо всё равно непонятно. А дядя Гиляй приедет в любом случае.
– И это тоже, – сказал он после долгого молчания, выведя наконец судно в открытое море, – и это тоже…
На мне новёхонькие рыночные штаны и сатиновая васильковая рубаха навыпуск. И босиком. А нравится! Если в охотку-то, да по тёплышку, то почему бы и не да? Такой себе привет из деревенского детства.
– Да ты кушай, деточка! – перебила его супруга, потчуя мине всяким разным, но неизменно вкусным.
Долго говорили об мине и об Палестине, Бляйшманы интересовались как за здоровье и приключеньями, так и возможностями через мои. Казалось бы, ну куча ведь единоплеменников! Ан нет, там свои диагнозы, …
Вслух прочитал, и молчание такое… а потом разом! Мишка обниматься, Санька по индейски што-то, Фира визжать восторженно за компанию.
Выписали меня, когда июль уверенно перевалил за вторую половину. За время болезни я сильно ослаб, и вытянулся чуть не на два вершка.
– Сиводня встречаемся, смотреть меня будут.
Мишка по-прежнему тощ, но уже не руки-ноги-палочки, а скорее медведь после весны. Линялый и голодный, выбрался из берлоги и вертит башкой в поисках пожрать. Выздоравливает! Отживел, порозовел, и нача…
– Н-не тот у-уровень, – понимающе закивал Сергей, – п-понял! А в г-гимна-астическое о-бщество п-почему н-не вступа-аешь? Н-наше?
– Собачка… – скидываю карту, – в корзиночке. Приметная, желательно породистая. И объявление, што неутешный хозяин ищет, и готов заплатить настолько много денег, што у приметливого дурня ёкает от жадн…
– А кровь християнскую пьют? – не унимается Федька.
Решив в самое ближайшее время выразить своё благорасположение почтенной вдове сотрудника МВД, московский обер-полицмейстер обрёл самое благодушное настроение. Справится!
Иногда одними бровками высказывают, иногда и словесно, особо одарённые. Ну да я в таких случаях тоже не стесняюсь. Выражение «сексуально-пешеходный маршрут» от меня подхватили. Н-да… впрочем, даже и …
Санька получше, но тоже -- губы в улыбке растягивает, а на такую улыбку каучуковую даже и глядеть страшно. Подозреваю, што и я не лучше.
– Давай, – он приподнял его, подставив плечо под руку, – потихонечку…
Вымытые до скрипа, надушенные, одетые не то што с иголочки, а просто как портняжные манекены, мы с Санькой деревянно взгромоздились в экипаж.
– Да кто ж знал, – развожу руками, – што вы, и не знали!?
Помню только, што главное – голову беречь, потому как если попадут, то всё. Я не баран-баранистый, головой ворота не пробиваю! Я ею думаю.
«– Нет такого слова, которое не могло бы стать еврейской фамилией» – неожиданно послушно откликнулось подсознание. Ну и подписался! Копетаном.
Мишка остался, Фира с ним. Она такая, интересуется. Ум у неё практический больше. Науками занимается добросовестно, и очень даже с успехом, но вот ни разу не Надя! Не глупее, просто интересу меньше.
Из «Одесских новостей» в «Одесский листок» перекочевали, потом в «Вечернюю почту». Репортёры из других газет, попроще. И разговоры, разговоры!
– Роза! – истошно заорал он куда-то в глубины лавки, – Поставь чаю и собери на стол нам с молодым человеком! Как для своего, а не как для так!
А на пляжу! Фурор! Толпа чуть не в пятьдесят человек, да с мячами. Играть пытаются, значица. Такое себе зрелище, позорное, а им и ничего, нравится! Азарт!
Несколько дней спустя улицы Парижа увидели лезгинку. И если моя, с элементами брейк-данса, никого особо не удивила, то Северин…
— Живой! – вырвалось само, а потом подумал, и повторил ещё раз, уже твёрдо, – Да, живой! Захотелось объяснить, как это здорово – просто жить! Без дикой головной боли, от которой хочется зарезаться, г…
Но сложно! Интернациональность порой сбой даёт, да ещё какой!
– Вы, ваша супруга, ваши родители, – терпеливо отвечал учитель, страшно нервничая, – если вы пришли учиться грамоте, и занимаетесь должным образом.
Но тут в одном из домов дверь отворилась, и старец вышел, да не боясь – на дорогу! Нас спиной загородил, руки в стороны, и только рукава чорные крылами вороньими всплеснулись. И по-своему! Звучно так…
Наденька снова подсказывает, што слишком много буков в одном предложении, и рвётся писать за меня, желая заодно исправить ашипки, но фигвам ей! Отдельно пусть пишет – я чай, тебе приятней получить пи…
Шаг… большая горница без окон, и ковры, ковры, ковры… Один на другом, слоями и наслоениями археологическими. Клопяное место, ну да куда деваться?
– Чистое дело-то. И длинное! С такого годами деньги на благотворительность идти будут, в больницы-то. Просто ты – первый, брат.
- Сон, - он недовольно жевнул губами, - то грех для подростка простительный.
– Уговор, – продолжил он, – но с условиями!
– Какая игра! – Мавроматис, несмотря на проигрыш курируемой команды, доволен. Глаза сверкают, усы дыбом, левая рука на бедре, будто придерживая эфес.
– Азартен, – кивнул Санька, разулыбавшись.
– У колеса, – спрятав губы за картами, сказал Санька, глядя куда-то в сторону поверх карт, – да не вороти голову! В пятый раз вижу этого мужчину.
С другими моими знакомцами по-всякому. Ёся, тот в восторге от знакомства и визитки, а сам Владимир Алексеевич, сдаётся мне, немножечко наборот. Ну да Ёся такой человек, своеобразный. Слишком уж купи-…
Санька через большое нехочу занимается, ему дай волю, так кроме мольберта и никакой учёбы не нужно. Понимает всю важность тех же языков и общей эрудиции, но между пониманием и принятием – большая так…
Глаза без обычной дурашливости, очень серьёзные, так што я закивал быстро-быстро.
– Дядя Фима! Я не жадный! Но заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне… это? – трясу пачкой бумаг, – Настоящие давай!
Палуба слегка подсвечена огнями – ни много, ни мало, а ровно в плепорцию — штобы работа работалась, а по сторонам не глазелось. Редкие моряки занимаются своими морскими делами, не обращая внимания на…
Счастливая! Раскраснелась, улыбка лёгкая на губах, мысли романтические, нездешние. О женихах грезит, кавалеров перебирает.
– Согласились, – фыркнула неутихомиренная тётя Песя, – Да штоб у неё все сыновья ислам приняли, и мать-жидовку прокляли, а дочери христианство, да в монастырь ушли девственницами, замаливать грехи св…
« – В последний путь» – едко, и как мне показалось — нервно, добавило подсознание.
– И образованный господин… сам! Сам опознаёт находку, и часто – предлагает купить. Ну или мужик-работяга просит выкупить. Сколько даст! А?
Переводить с одесского на русский непросто. Так-то одесситы из числа образованной публики вполне себе литературно изъясняются, разве што скороговорка такая себе, вплоть до неразборчивости понимания у…
– Значица, – не унимался тот, поводя костлявыми плечами и сдвигая шапку на самый затылок, открыв потный лоб и исходящую паром густую копну тщательно расчёсанных волос, – и я могу вот этак? Грамоте пр…
До начальства народ дошёл мрачный и взбудораженный донельзя. Воинственный, ощетинившийся сельскохозяйственными орудиями. Фаланга! Во времена былые – сила…
Я хоть и не злопамятный… хотя вру! Самое оно! И злой вполне, и память хорошая. На всякое.
– А надеюсь, вы таки понимаете за некоторую сложность… – начал было смутительно дядя Фима.
Кто это? Бог весть. Мужчина косится на меня одним глазом, не отрывая второго от вожака этих, самоорганизовавшихся. Разговаривает, пытаясь соблюсти важность, и одновременно для меня – страдальческая г…
– Кто и кому?! – оторопел я, отмахиваясь от похабных подсказок подсознания.
Хлопнулись руками с Котярой, да и разошлись.
— Доброго утра! — и губы сами разъезжаются в ответ.
– Немножечко на перспективу? – подымает бровь дядя Фима, облизывая пальцы, пока не видит почти культурная супруга.
– Да? – рассеянно поинтересовался мужчина, не поворачивая головы.
Путешествие наше затянулось, так как то извозчик, то Агапий встречали знакомых, и останавливались на поговорить. Ещё чаще останавливались у каких-то развалин или раскопок, после чево Агапий торжестве…
… показалось, решил земец, принимаясь за обсуждение столь непростого вопроса. Точно показалось!
– Ой вэй! – завздыхала тётя Эстер, – а Ёсик наш весь в социализме с сионизмом запутался! Я ему сколько раз – сына, путайся лучше в коммерции, все ведь дороги! Скушно так, давай через панамы, тоже всё…
Чует моя чуйка, шо после такой поездки Песса Израилевна станет таки настоящей восточной женщиной – очень толстой и очень липкой! Потому как стол хоть и унесли, но принесли заново, и такой себе сладки…
Которые в группах, да с опытными водителями, те ничево, не мешают почти. Сами если в экстаз впадут в религиозный, так гиды направят, поправят и выведут.
Не жалеючи, но и без силы особой — на скорость, штоб только отбиться. Вьюном завился, и какая там тактика! Какое хладнокровие! Рефлексы, на тренировках вбитые, да в драках отточенные.
Имена-то какие, божечки! Станиславский, Левитан, Серов, Маковский… а я с ними, как так и надо. А скажи кому, что сам Чехов написал с меня рассказ «Нахалёнок», так и вообще…
– Жидовка которая? – осведомилась Прасковья, дыша горячечно в ухо.
Моё христианство ничуть не смущает его мусульманское сердце, да и девицы, как мне кажется ничуть не против, потому как — ну совсем нищета! А я не стар, и по их меркам просто несусветно богат.
Кабинет просторный, с полотняными навесами над окнами от неистового солнца, с небедной мебелью. И этот… начальник. Суетится.
- Пройдусь, - легко встал дядя Гиляй, и по всегдашней своей репортёрской привычке, отправился на поиски интересного.
И лампадок нет, только лампа керосиновая над потолком висит, да под ней навроде таза медного на цепочках. Такая себе люстра от пожара. А и верно! Случись што, ковры разом займутся.
Чичероне из Момчила вышел так себе. Широко шагая, отчево нам приходится то и дело переходить на трусцу, он сбивается поминутно то на болгарский язык, а то и на турецкий, да и низкий его бас, уходящий…
Искреннее такое в глазах, будто за три дня в Афинах я всю Элладу должен запомнить, до самых распоследних мелочей. На незнание не обижаются, но всё равно неловко.
Объясняться за проверочку не стали, и так понятно, што на сцыкливость и самоуважение.
Пусть знают! Такое себе объявление о серьёзных намерениях, да не просто перед Фириной мамеле, а на весь город.
– Молодёжь организую, – и в толпу ввинтился без лишних слов.
– А можа, таились просто, – не согласился Лёшка Марьин, – от християн! Скока там на етой… Молдаванке, да! Скока там християн? Раз-два, и по пальцам! Што им, трудно поактёрствовать перед несколькими ч…
Чувствую себя волком в передвижном зоопарке, но куда я денусь? Иду, внимательно следя, штобы граница пустоты оставалась неизменной.
Вот же простодырая, а? А ещё жидовка! Говорят… всякое о них говорят! Иногда даже и правду, даже если и нехорошо совсем. А они разные. Небогатая ведь, совсем не. А вот так!
— Привязалась? — полюбопытствовал Санька, лежащий на пузе на ковре перед большущей миской с разнообразными восточными сладостями, сваленными вперемешку.
Изредка просыпаясь, он чуть подворачивал вожжами, и его немолодая лошадка шла по нахоженному пути, прядая ушами от налетавших мух и слепней. На сивой шкуре разводы пота, смешавшиеся с пылью, и образо…
По дороге газировки, мороженного от пуза. Неспешно идём – такой себе променад, как у господ.
Вместо ответа Котяра приподнял шляпу. Короткая обоюдная проверка, вот уже жидовин расплывается в улыбке, и становится воплощением одессково гостеприимства.
– До учителя пришёл, – набычился он, не желая встречаться глазами. Ишь! С утра глаза прятала, а теперь сызнова?
Мишка сам себе нашёл работу по специальности. Не так штобы и совсем да, да и не так, штобы и нужно. Для собственного самоуважении и завоевание позиций на Молдаванке через профессиональное мастерство.
– Хотите умную мыслю? – сжалился я над ним.
« – Заманивает», – мелькнуло у девушки, но мальчишка один, моложе её года на два, а сбежать она завсегда… Уж закричать-то она сможет! Так завопит, што все сбегутся, со всево Николаева!
– … ветролёты? – брови подняты изумлённо, – Ты?!
– Обычно… – с трудом подбирая слова, – весной или осенью… ку-ку!
Никакой роскоши – просто арка, ведущая в полукрытый дворик. В сопровождении Герасима вхожу, потом несколько переходов, и вот я в Патриаршем саду, который считается лучшим в Иерусалиме. Перекрестив ме…
Начались хохотки, слушают со всем вниманием. Делаю максимально пафосный вид и театральный надрыв, как та козьемордая Лиза из Бутово.
- Ну а шо ты будешь делать? – Развела руками тётя Песя на мою приподнятую бровь. Ну да… зная Молдаванку, оно иначе и никак! Справедливости ради, народ пришёл не с пустыми руками на поесть и выпить, а…
Цены – в разы! Жильё, еда, услуги проводников, те же фотоаппараты и практически всё, што только можно припомнить. В два, три, пять раз.
Торговец сам за рукав притаскивал кого надо, и не ходить! Мозги, правда, выели знатно.
– Осторожней, – тихо попросила она мальчика, застёгивая верхнюю пуговицу специального «Хитровского» пальто, – погоди!
Сонно угукнув, брательник урвал ещё немножко сна, пока не проснулась мать, завозившись по хозяйству. Вслед за ней встали и остальные домочадцы, споро выполняя обычный крестьянский урок, несложный по …
Знакомых-то много, и это только кажется, што торгашка съестным – мелочь-мелкая, внимания возвысившегося меня не стоящая. Как прижмёт, так и за соломинку ухватишься, а доброе отношение на Хитровке, он…
Тоже «вроде как». В газетки иногда пописывает, и говорят, иногда даже и печатают, н-да… Где-то там служил, чему-то учился, и вообще – широко известен в очень узких кругах. Не совсем понятно, чем имен…
Приподнял ноги, поставив на подножку, и раскачался в кресле. Прислушался к ощущениям и проехался по мастерской туда-сюда.
— Р-ра! — молотом по ушам, чуть не до разрыва перепонок. И рожи вокруг – пасти оскаленные, с тёмными глазами, белеющими от ярости до полной льдистости. Взметнулись палки, дабы покарать…
И без внимания! Как так и надо, што люди по дому шарятся.
– Милейший, – выцепив взглядом лакея, подзываю.
Писать могу только ночью, благо гостеприимный мой хозяин отдал мансарду в моё полное распоряжение. Жильё не самое комфортабельное, и в любой приличной гостинице я жил бы с большими удобствами, но не …
Бляйшман пожевал губами, потом хмыкнул – неожиданно весело и дружелюбно.
– Н-да? Пожалуй… – горнишная с видом именинницы налила ему, притом половник держала с такой превеликой важностью, што никак не меньше, чем маршальский жезл! – и правда, очень вкусно.
– Ма-ам, – тихонечко протянула Фира, – мине таки кажется, или наши мальчики затеяли очередное интересное?
Жан-Жак встретился мне в пропахшем специями мусульманском квартале, в одной из колоритнейших арабских лавчонок, торгующей настоящими и поддельными древностями. Ворохнулась было внутри неприязнь к чел…
Потужился малость умственно, и думать на идишском стал, у меня в таком разе мысли циничней выходят. Соседи мои по комнате, неженатые сыновья хозяина дома, похрапывают уже, а я размышляю.
– Хм… – не обращая внимания на них, дабы не расплескать пришедшие в голову рифмы, поднялся наверх, к Навроцкому.
Событие! А у меня настроения нет. С церквы ещё. Умеют же, а?
Получасом позже сошёл по трапу, выглядывая носильщика. Не сразу и дошло, што какие там носильщики?! Причал-то не пассажирский!
Покинув Абрама Моисеевича, добрёл до скверика, и некоторое время отсиживался там на лавочке, задрав голову к солнцу, прикрывшемуся кружевным редким облаком, растянувшемся по небосводу модной шалью. Т…
Не мёд и мёд, но в основном обычные крестьяне, на заработки приехавшие, да шелуполнь мелкая, навроде нищей братии.
Голос сорвался в писк, но браты не стали смеяться, только Санька губу закусил и отвернулся чуть.
- Егор Панкратов! – прижимаю шляпу к груди, и глазки делаю. Ботинком ещё булыжники ковыряю, вроде как застеснялся весь.
Санька там же, рисует их. Он всё больше по дворам любит пройтись, за котами с мольбертом охотясь, но тоже — понимает. Как Фира замолкает, так он што-нибудь начинает, только штобы не молчать.
Смешинки… ну да тут как всегда! Што ни скажешь, всё либо на презрение и отворот носиков, либо на хи-хи. Возраст!
Подарки твои сильно ко двору пришлись, особливо от самово Патриарха Иерусалимского. Я в училище твою фотографию вместе с ним принёс…
Андрейка то сёрбал кипяток, то прикусывал за кружкой губы. Хотелось есть, но материнские глаза и тяжёлая отцова затрещина, от которой до сих пор гудит голова, заставили прикусить язык.
« – Не состоял, не привлекался, не участвовал» – отозвалось ехидно подсознание «человек «Не»»
– … с трудом превеликим сыновей от учёбы отпросил! Вы и не поверите, в какие высокие эмпиреи пришлось забраться ради этого! – он явственно гордится собой, – Да-с, пришлось. Де-юре дело о наследстве н…
- Ох, доча… - Песса Израилевна тяжело склонила голову, - если б всё было так просто! Не думаю, шо он имеет конкретное за тебя, но ты сложности видишь? Или так думаешь, шо как по васильковому полю, вс…
- Не так штобы и да как да, но да как планы на будущее! Я заревновала к другой, а он такой – ша! Ревновать будешь сильно замужем, но и тогда не нужно! Мама, он меня любит!
Национальная идентичность формируется буквально на глазах. Помимо древнегреческого языка, воссоздают и народные танцы, песни, обычаи. Опираются при этом на античные и византийские источники, обычно п…
Тётя Песя торгуется сегодня без особого азарту, нет настроения. Фира, обычно бойкая, сегодня немножечко выгуливается со мной, а не торгуется.
Так-то многие в этой среде нет-нет, да и позволяют себе излишества. Насмотрелся.
– Ну… всякие, – ответная алость стала расползаться по портняжке, – Люди как люди, хотя и с чудиной.
– Дела мои, – продолжаю, – ни разу не скорбные, а вполне себе и да! Так што от слов своих о благотворительности не отказываюсь, но немножечко не сразу.
Вой! Камни чуть не в два раза чаще полетели, только и хорошего в этом, што вовсе уж бестолково, и не так, штобы сильно. Частят!
– В нескольких? – девушка закусила закровившую губу, с трудом собирая непривычные к тому мысли, – можно…
— Цирк с конями приехал, — засмеялась тихохонько Фира, глядя на дядю Гиляя, устроившего во дворе превеликий шум и беспорядок. Как-то так получилось, што вот – въезжает извозчик, с подножки экипажа ле…
Обрываю дурные мысли. Помогли? И спасибо! А как, почему, да ёрничанье это – к чорту!
… и пять минут спустя сижу с мужчинами на кошме, попивая бедуинский чай, заваренный из пустынных трав. По здешним понятиям, это што-то навроде корца с квасом, поданного усталому путнику с дороги. Чут…
– Спасибо, нет, – оскалу Фейги позавидовала бы и гиена, если бы ей было ведомо такое чувство, как зависть.
– Благодарю, почтенные, – кланяюсь полицейским.
Хмыканье… и я понимаю, что Мишка и тамошние идиши, это может быть таки ой… А куда деваться?
Зато капитан моево пароходика – именинником! Усы дыбятся, походка у кота перед дракой. Он! Вытащил! Своего! Пассажира! Вот так именно, большими буквами на лице, чуть не даже написано.
Отдышался, и всё-таки – надо! Зряшно, што ли, всё это было? Надо дела до конца доводить, просто для самоуважения.
- Милые барышни, позвольте временно похитить вас в свой гарем для зверского угощения мороженным? По две… нет, по три порции! – я обвёл их глазами с самым суровым видом, - С шоколадом!
Длинный, пронзительный гудок паровоза, тяжёлый рывок, качнувший нас всех, и состав тронулся наконец, заскрежетав оглушительно всеми своими железными потрохами, постепенно набирая скорость. За окном м…
– Оставь меня старушка, я в печали! – отмахивается он неё Иешуа, и садится на воздух, поджав под себя босые кровоточащие ноги. Оперевшись локтем о бедро, он цокает языком, оглядывая торчащий из щикол…
– Предупредительно, – дядя Гиляй вздохнул, – В голову, это предупредительно?
– Шалом алейхем, – поприветствовал он местново, – не вы ли будете Семёном Васильевичем?
А тут… неловко, страсть. Но и иначе никак, потому как хоть мы и дети по возрасту, но я – репортёр, печатаюсь уже, притом в серьёзных изданиях.
Вблизи… да собственно, также, но – иначе. Личное благочестие и религиозные переживания, оно вроде как и хорошо, но только когда не в перебор.
– Именно поэтому, – без тени насмешки ответил за Мишку Котяра, – держи друзей близко, а врагов ещё ближе.
– Я, Матрёниха, я! С Одессы вот приехал, да опосля дома перво-наперво на Хитровку. Накось… – я закопался в подарках, вытаскивая перстенёк с бирюзой. А што? Она в Туретчине дешёвая! – вот, специально …
« – Улыбаемся и машем!» – выдало подсознание, и кажется – спряталось.
Досадливо кхекнув, опекун подёргал ус, а я тихохонько вздохнул. Кто б знал! По всему выходит, што тот портрет повешенный аукается, раз уж МВД на меня так ополчилось.
Старец рукой махнул, спину ссутулил, и вперёд. Вывел! Дяде Фиме ещё выговор за нас, а тот даром што богаче стократно, слушал этого почти оборванца, и только головой кивал виновато, да отдувался, поте…
Владимир Алексеевич вернулся поздно, в самом благодушном настроении, пахнущий распаренным дубовым веником и свежим пивом.
– Спиро! Спиро! – сопливый мальчишка лет шести, приходящийся Агапию… кем-то там, заорал на редкость противным голосом, хвастаясь кому-то приехавшим русским.
– Да. Восток! Ты подарок хотел купить, или подзаработать на перепродаже?
– Ты кушай, кушай! – суетилась вокруг Зоя, время от времени прикасаясь то к плечу, то к волосам, — когда ещё покушаешь…
– Проверяют по базам в России и в других странах, нет ли уже где такого же или похожего патента, – поясняю ему.
– С историей оружие, – продолжил Альфонс, – снял с одного… хм, трофея. Удивился изрядно, всё-таки тот совсем дикий был – даже и не козопас, а козоёб, хе-хе-хе! И такое оружие. Откуда, как…
– Егор… – тихонечко шепнула Фира, стараясь не тревожить других.
– … могу устроить аудиенцию у Патриарха Дамиана, – предложил монах после короткой паузы, и будто гора с плеч.
– Вот… – пару часов спустя я отодвинул бумаги и прекратил расспросы, – теперь похоже на правду. Деньги…
– Во глаз! – восхитился один из ближников Котяры, – Как есть художник!
– Он самый. Мы такие себе, – он весело покосился на сына, – вполне себе интернационалисты! Местами.
– … со слежкой, – Сэр Котяра задумчиво играет ножичком, сидя на корточках в одном кругу с нами, – достаточно интересно получается. Агентура полицейская, но ниточки тянутся к Анне Ивановне. Голядева, …
Не сказать, што вовсе безынтересно, но и интереса особово не вызывает — так, мал-мала познавательно, и на безрыбье Палестинском сойдут и такие за рыбу раком. Можно и да, но в общем скушно и нет.
Попозжей, ближе к тёмнышку, угомонились мал-мала с весельем. Взрослые, особенно если мужчины, пьяненькие все! Местные ж не бездельники, а в основном ровно наоборот. Ну и тово… догонялись, кто с работ…
Взгляд за Саньку, исполненный всякого коварства…
Не славы и тыканья хочется, а – на равных!
С устатку после дальней дороге, да накушался не в меру, вот и выдал концерт. Симфонический, ети! Такие себе рулады да присвисты молодецкие, што и не каждый цыганский хор выдать сумеет.
– Пейзанам, – прогудело средь християнам тихохонько – так, штобы баре не услыхали, а то беды ведь не оберёшься! Ишь какие словеса гадкие! Вроде как и без матерка, а будто дерьмом облили.
– Ты таки где и кто? – возмущается наша почти хозяйка, – С девушками потом тоже будешь так плечом жмакать?
Немного повозившись, дядя Гиляй легко сложил коляску и разложил обратно. Взвесил на руке, поставил на пол, и с некоторым сомнением надавил на сиденье ладонью.
Даже мыслишки возникают иногда насчёт всерьёз поработать. Устроиться на лето в мастерские при порту, а?! Запах металла, станки, настоящая работа. Только время, время! Там же не в охотку надо, а от и …
А вот с нужником через борт, ну совсем ни разу не романтично! Даже и неудобно. Посцать, держась за канаты, да когда тебя качает, то ещё испытание. Што там в море, а што на штаны и ветром назад в физи…
Второй вздохнул, и серебряная полтина поменяла хозяина.
Я по балкам дальше, как гордый лев – на четвереньках. Вниз даже и глядеть не хочу, только «Зря полез, зря полез!» в голове крутиться. И никаких мыслей больше!
Губы красные облизывает, и томно так смотрит, а потом - раз! И ноги по сторонам раскинуты, а сама уже на нарах лежит, ногами дрыгает. Хохочет!
– Я тебе шо говорила?! — уловила супружница, делая руки посредине туловища за неимением боков, -- Мальчик голодный и хочет кушать, а ты его на пороге стоишь, как опять!
- Ты как? – не выпускаю его руку, - Поможешь с организацией?
– … развлечения, – продолжаю я, – и всё, што только можно выдумать. В ту же цену!
– Второй, – он затянулся наконец, – полиция, да не абы хто… понял? И какой вариант хужей, я даже и не знаю! Куды вляпался-то?
– А не спеть ли нам песню? – Предложил баском раскрасневшийся Владимир Алексеевич.
Я послушно напрягаю, и Бляйшман грустно вздыхает, согнув свою руку, и косясь на жирный бицепс. Дескать, вот это – да, мышцы!
Оно наверняка и да, притом уже давно, но не так штобы вовсе хорошо и сразу ко всем. Так, цепочечки, на конкретных людей замкнутые. А тут новая цепочечка выковываться начала, уже на них, а не на людей…
И ничего-то больше нет здесь и сейчас в целом мире. Только гора, олива, три старика, и я.
С некоторой опаской оглядев оставленные на ковриках вещи, поспешил за Момчилом. Как-то странно даже… не крадут! Ну, по словам дяди Фимы.
Наверное, апокалипсис будет выглядеть как-то похоже – полное отсутствие солнечного света, холод и уныние, вымораживающее из потаённых глубин души всё самое хорошее. Беспросветность.
Стою, к стене белёной привалился, да моргаю часто. Такой себе сыч скелетный, посреди бела дня разбуженный да взбудораженный. Не понимающий, где и как оказался. Запоздало на всё реагирую, с изрядной т…
– Ша! – прикрикнул я на засмущавшихся парней, – Вы таки совсем дурачки и поведётесь на речи дешёвого провокатора, уже настученного по мордам по всему телу?
Пароход не новый, семидесятых ещё годов постройки, а проект ещё более старый. Трубы, мачты, паруса и угольная копоть, оседающая на паруса, палубы и пассажиров.
– Ну… – без лишних слов он опустил своё массивное тело на сиденье, придержав сперва часть веса на подпружиненных ногах, – хм…
– Ша! – остановил его Семэн Васильевич, – Должен, но немножечко потом, а не прямо сейчас! – А… ну да.
– Однако, – вылезло из меня чуть вскоре, – Маалем? Мине пора протирать глаза, или уже можно радоваться за вас?
Владимир Алексеевич вроде как и познакомил меня со здешними гиенами пера и шакалами клавиатуры, но вот ей-ей! Воспринимают меня не иначе, как через самого дядю Гиляя. Несамостоятельной фигурой.
– Хорошо, когда всё хорошо, – кивнул я, – главное вовремя остановиться и понять, што ж ему всё-таки важнее – связи, или таки политика?
Мишка уже без коляски, на костыле одном. Окрепший, загорелый. Сам ходит! С отдышкой, с натужинкой, но сам.
- За тобой следить обязал, - безэмоционально сказал Санька, когда мы отошли метров на триста, - и духовному отцу…
Немолодая, но красивая гречанка, выскочившая на улицу, оказалась супругой моего гостеприимного хозяина.
– Чебе-таши, – похлопал болгарин по мраморной лежанке в парной, – ложитесь. Распариться сперва.
– Слыхал? – мелкотравчатый маклер из числа самозваных почти приятелей, ухватил меня за пуговицу на выходе из «Одесского листка», – Не дают!
Настроение сделалось философским, и даже дурной сон начал отходить в прошлое.