Прибывший паломнический поезд прервал эти рассуждения. Павел Андреевич, направившийся было чинно к вагонам, оказался подхвачен человеческой волной, и оставлен стоящим у окна в несколько потрёпанном виде.
– Н-да! – только и сказал дядя Фима, отдуваясь, – Хочется сказать много ласковых, но ребе вправил немножечко заранее мозги, и ласковые слова я могу говорить только себе! Заходите в дом, сейчас врача вызову. Н-да…
– Шутите?! – я ажно вперёд подался, – До кайзера?!
Даже жара жарой быть перестала, и солнце, как по заказу, спряталось на подремать за пушистым белоснежным облаком.
- Владимир Алексеевич? – удивился какой-то молодой человек на подходе к редакции, - Вы к нам!? Я должен это видеть своими глазами, а не через чужие пересказы!
Зафыркали мал-мала моему шутовству, захихикали, да и разошлись. А Фира засопела грозно так, но молчит.