Начальник кланяется, и извиняется. Потеет за троих, воняет псиной. А у меня… не знаю, двойственность какая-то. С одной стороны приятно быть кем-то таким… ну, над толпой. А с другой – вроде как и с гнильцой приятность эта.
Есть у нас ревнители за веру, а тут ты, поговаривают с жидовкой… так?
– Да ты кушай, деточка! – перебила его супруга, потчуя мине всяким разным, но неизменно вкусным.
Бородатые казаки красиво и бестолково полосовали воздух шашками под «Ойся», переминаясь сапогами на трещиноватом асфальте. Иногда выходило ловко, но чаще — стыдно.
— Ша! — я застучал мелком по грифельной доске, привлекая внимание, – Сперва слушать… молча слушать! Шлёма, ты мине понял, или мне повторить через пинок? Пните его через мине! Большое гран мерси!
А я взял, и откусил! И не поморщился! Мишку самого покорёжило всего, а Фира на это только хохотала звонко.