Даже запах табачища от возчика, ядрёный лошадиный пот и цоканье копыт по булыжной мостовой, для меня симфония торжествующей жизни. Моей!
– Я, знаете ли, всегда с уважением относился к другим религиям, – начал паломник неудобный разговор. Как это бывает у русских интеллигентов, ни к чему конкретному такой разговор не ведёт, оставляя у собеседников послевкусие прогорклой еды, поданной на дорогом фарфоре.
Пишу тебе из Афин, где вот уже третий день, как живу у гостеприимнейшего Агапия Папаиоанну. Сей достойный муж работает маклером ради прокормления семьи, но душа его тянется к прекрасному. Нет, наверное, ни единого события, хоть толикой малой относящегося к греческой культуре, в котором мой гостеприимный хозяин не принял бы самого живого участия.
… и она крепко обняла меня, уткнувшись в грудь лицом.
… и до чего же здорово! Как там у Пушкина? А, не важно…
Острое ощущение поминок, притом по самому себе, никак не оставляет. Тягостно, и страшно почему-то неловко, так што я испытываю нешутошную радость, покидая безусловно гостеприимный дом Папаиоанну.