– Да умоется кровью тот, кто усомнится в нашем миролюбии, – пробормотал опекун, прекращая разнос с видом человека, с размаху наступившего на грабли.
– Гор? – на лице вежливое недоумение и некоторое недоверие.
Шаг за ворота тюрьмы, и они захлопываются с грохотом, и будто даже крики стали в разы тише. Тоска…
– Вы разбирайте, – встал Мишка, – я пока за сластями схожу. За самовар всех приглашать, вы уж извиняйте, не могу! Этакую толпищу, да не в свою мастерскую, сами понимаете.
– Буду надеяться на верить, – вздохнул он, – ходить всё равно придётся, просто можно будет выбрать самому, и выбрать штоб вот так!
– Да ну! Слава эта, – плечи сами передёрнулись, будто в кулачном бою, – Можно псевдоним?