Все цитаты из книги «Бегущий за ветром»
Во сне я опять внизу, в комнатке возле входа в отделение скорой помощи. Появляется доктор Наваз, снимает маску, его неожиданно белые руки тщательно ухожены, волосы причесаны. Да это вовсе и не доктор…
— На теле у вас были многочисленные рваные раны, самая неприятная — на верхней губе. Мало того, что она рассечена надвое, так из раны еще и вырван кусок ткани. Не волнуйтесь, наши пластические хирург…
Интересно, будь у меня шрам на лице, может, Баба относился бы ко мне лучше? Несправедливость какая, Хасан ничего не сделал, чтобы снискать расположение Бабы, и тут ему такая честь. А все дурацкая зая…
Теща забросала меня вопросами насчет моих травм — в свое время всем было сообщено, что на меня напали грабители. Нет, необратимых повреждений у меня нет. Да, через пару недель проволочный каркас сним…
— Ведь поймают парня, шкуру спустят, — бурчал Фарид, пробираясь сквозь толпу. — Так всыпят, мало не покажется.
— Я так счастлива, что ты со мной. Ты совсем не такой, как другие афганцы.
Сохраб подошел поближе. Талиб обнял его и прижал к себе.
— Дети — не книжки-раскраски. Их не выкрасишь в любимый цвет.
— Скажем так: мы оба получили по заслугам.
Амир-джан, мне очень стыдно за ложь, которой мы пичкали тебя все эти годы. Понимаю твое возмущение. Ужасно, что вы с Хасаном не знали правды. Это, конечно, не может послужить никому оправданием, но в…
Время от времени его свободная рука будто медленно поглаживала невидимого зверька. При этом рукав задирался, обнажая характерные пятна у основания ладони. Точно такие же я видел у определенного вида …
— Знаешь, чем быстрее мы отсюда исчезнем, тем лучше, — начал Фарид.
У места казни появился круглолицый белобородый мулла, одетый в серое, и откашлялся в микрофон. Женщина в яме кричала не умолкая. Мулла прочел длинную молитву из Корана, его гнусавый голос плыл над пр…
— Какие там слухи ходили насчет дочери генерала? — спросил я у отца как можно непринужденнее.
— Нас здесь ничего особенно не держит, Рахим-хан. — Глаза у Хасана были красные и опухшие. — Мы поедем с тобой. Мы поможем тебе содержать дом в порядке.
— Давай не будем больше говорить на эту тему, ладно?
— Мне пора, — вздохнул доктор. — Если возникнут вопросы, скиньте мне на пейджер.
Больничная палата, с лица Хасана сняли повязки, волнение и радость отца.
Выглянула молодая женщина в белом платке, подняла на меня зелено-голубые глаза и отшатнулась. Но тут взгляд ее упал на Фарида. Лицо женщины осветила радость.
Я засмеялся. Все-таки афганский юмор живуч. Страшные войны прокатились по земле моей родины, был изобретен Интернет, космический робот ползает по поверхности Марса, а афганцы, как и столетия назад, п…
Но Аллах милостив — я разыскал его, и очень скоро. Пара вопросов — и люди в Бамиане показали мне, где деревушка Хасана. Даже не помню, как она называлась. Да и было ли у нее название? Знойным летним …
— Еще чуть-чуть, Амир-ага! — вскрикивает Хасан.
— Извини, ага-сагиб, наши вещи уже упакованы. Мы все решили.
Все, братишка, сопротивление бесполезно. Леса-то твоя с треском перерезана. Прием Хасана сработал.
Все вокруг крутится и качается. Опираюсь на Сохраба. Ступеньки. Сверху летит пронзительный вой со вскриками — так голосит раненый зверь. Выскакиваем на улицу — без Сохраба я бы давно свалился. К нам …
— Это не ответ, говорят. Некоторые люди моего круга придерживаются мнения, что покинуть Родину, когда ты ей нужен как никогда, равносильно предательству. Я мог бы вас арестовать за измену, даже если …
Он бросает на землю шпулю и срывается с места, только нижний край зеленого чапана волочится за ним по снегу.
— Нет. Думаю, ему было стыдно за самого себя.
— Я и не знал, что вы так хорошо говорите на фарси, — сказал я по-английски. — Ваше детство прошло в Кабуле?
Врач кивнул, посмотрел на Бабу, потом опять на меня.
— И где он окажется? — спросил Баба. — Из мальчика, который не может постоять за себя, вырастет мужчина, на которого нельзя будет положиться ни в чем.
У него на руках я забываю обо всем, что случилось. Это такое счастье.
— Падар-джан, вы забыли про свой чай, — раздался у нас за спиной молодой женский голос.
Руки у Хасана выкручены за спину, он лежит на земле лицом вниз. Камаль и Вали уселись ему на плечи. Над ними возвышается Асеф, упершись ногой Хасану в шею.
Скажи «да», шептал мне внутренний голос, будто не желая, чтобы я выдал тайну Бабы. Только лгать больше не хотелось.
— Тебе бы на улицы посмотреть, — сказал я.
Стоило ему полезть в портфель за блокнотом, как на мою кровать высыпалась целая куча бумаг. Число просьб о прощении удесятерилось.
Прежде чем заговорить, старик долго смотрит на меня.
Она с улыбкой кивнула и выпустила мою руку.
Глаза у него при этом заблестели, и я был тому причиной. Какое счастье.
— Срок? Целый год прошел, Амир! — Голос у моей жены дрожал. — Что-то у нас с тобой не так, я знаю.
— Еще не время, Амир. Но уже скоро. Когда снимем проволочный каркас.
— Отец хочет, чтобы я выбрала юриспруденцию, а мама — медицину. Но я буду стоять на своем. Учителям здесь платят не так много, но это мое призвание.
Даже мне виден страх в глазах Хасана. Но мой слуга молча качает головой.
— Господи, — прошептал он. — У меня такие милые воспоминания о Кабуле. Трудно поверить, что там сейчас творятся такие ужасы.
С Фаридом меня свел в Пешаваре Рахим-хан. По его словам, Фариду всего двадцать девять лет (хотя выглядел он на сорок с лишком), родился он в Мазари-Шарифе, но, когда ему исполнилось десять, семья пер…
Почему у меня рот не открывается? И что такое торчит из моей груди?
И тут рядом с Сораей появилась дама, которую я видел с ней раньше. В руках у дамы была пластиковая сумка с фруктами.
Мысль о том, что сделал бы Баба с вором, попадись преступник ему в руки, восхитила и испугала меня.
Доктор Наваз улыбается. Смысл его слов ускользает. Он еще что-то говорит, но я уже ничего не слышу. Я целую ему руки, и прижимаюсь лицом к его ладоням, и поливаю слезами его короткие мясистые пальцы.
— И ты еще спрашиваешь? Ведь он твой каум, родственник, значит, и мой тоже. Ты не можешь выгнать его на улицу. — Она помолчала. — А какой он из себя?
Все захлопали в ладоши и как по команде повернулись к двери. Долгожданная минута настала.
— Каждому грешнику да воздастся по грехам его, — повторил мулла драматическим шепотом. — Так какое наказание, братья и сестры, воспоследует прелюбодею? Как мы покараем того, кто надругался над священ…
— Спасибо, — пробормотал я и взял карточку.
Многое произошло «впервые» в это время. В первый раз в жизни мне довелось слышать, как Баба стонет. Впервые я увидел кровь у него на подушке. За три года труда на заправке не было случая, чтобы Баба …
— Салям, Мариам-джан. — Фарид впервые за весь день улыбнулся и поцеловал ее в макушку.
— Мы уже раз заплатили, — упорствовал муж. — И недешево.
— Единственное, что у шиитов хорошо получается, — сказал он, брезгливо морща нос при слове «шииты», будто упоминал о какой-то дурной болезни, — это мученическая смерть.
Все-таки жизнь — не индийский фильм. Зендаги мигозара, жизнь продолжается, любят повторять афганцы. И нет ей дела до героев и героинь, завязок и кульминаций, прелюдий и финалов, жизнь просто неторопл…
— Я имею в виду всех этих самодовольных обезьян, достойных лишь плевка в бороду.
Отец, откинувшись на спинку кожаного кресла-качалки, листал за письменным столом газету. Сложив ее, он снял свои очки для чтения — я всей душой ненавидел их, ведь отцу еще далеко до старости, он в са…
— Спасибо, ага. — Я уже собирался уходить.
Потупившись, я набрал полную горсть холодной земли, и сейчас она сыпалась у меня между пальцами.
— Что это ты расселся? — произношу я сдавленно. Меня подташнивает.
— Нет, спасибо. Лучше поговорим. Не до угощений.
— Только на первых порах. Быстро привыкаешь.
Я сунул блокнот Сорае и пулей выскочил из комнаты. Ведь Баба терпеть не мог, когда я плакал.
Я обернулся. Рогатка Хасана нацелена прямо Асефу в лицо, резинка, облегающая камень размером с грецкий орех, натянута до предела, так что пальцы ее с трудом удерживают. Лоб у моего слуги весь мокрый …
— Сколько сирот здесь живет? — спросил Фарид.
Кожа у него была значительно белее, чем у охранников, почти землисто-бледная, на лбу у самой черной чалмы сверкали капельки пота, окладистая борода тоже была светлее, чем у молодых парней.
Уж я-то знал, от кого он его защищает. Взгляд старого слуги холоден и неприступен. Значит, Хасан все ему рассказал. Про Асефа с дружками, про воздушного змея и про меня. Странное дело, я даже рад это…
— Эй, дружок, ты бы хоть на фото посмотрел, — вмешался Фарид. — А то неудобно получается.
Однажды, году этак в 1984-м, в видеомагазине во Фримонте ко мне подошел парень со стаканом кока-колы в руке, показал на кассету с «Великолепной семеркой» и спросил, смотрел ли я этот фильм.
За пятнадцать лет супружества мы научились предугадывать вопросы друг друга.
— Я устал, — кратко ответил я. — Давай лучше спать.
— То же самое говорит матушка. Конечно, она немка, и ей вроде виднее. Только я с ней не согласен. Правду от нас скрывают.
Мне вспомнились слова из письма Хасана: «Я много рассказывал Фарзане-джан и Сохрабу о тебе, о днях нашей юности, играх и забавах. Они очень смеялись нашим проделкам!»
— Лимон. Если тошнит, очень помогает. Я всегда беру в путь лимон.
Вечером он повел меня в афганскую шашлычную в Хэйворде и столько всего заказал, что в нас не влезло. Хозяину он объявил, что осенью сын отправится в колледж. Я готов был поспорить с ним на этот счет …
— А, сочинитель, — снисходительно сказал генерал. — Что ж, в трудные времена, как сейчас, людям нужны выдуманные истории, чтобы отвлечься. — Тахери положил руку Бабе на плечо. — А вот тебе подлинная …
— Лучшее свое представление я дал в Мазари-Шарифе в девяносто восьмом.
Удар следующего граната приходится в плечо, сок окропляет моему товарищу лицо.
Но дело было не только в том, что Хала Джамиля наконец обрела слушателя. Даже если бы я с ружьем в руках еженощно отправлялся на разбой, теща сохранила бы ко мне всю свою любовь. Ведь я снял камень у…
— Чему улыбаешься? — спросила Сорая, закрываясь от дождя газетой.
Вся троица подошла поближе. Хасан попробовал спрятаться за меня. Парни остановились, здоровенные молодцы в футболках и джинсах. Асеф — самый высокий — скрестил руки на груди и свирепо ухмыльнулся. Мн…
Мы тоже легли. Сорая заснула у меня на груди. А у меня, как водится, была бессонница. И с демонами я был один на один.
— Я уже могу дойти до конца коридора и обратно, — возразил я. — Справлюсь.
В комнате тишина. И двух часов не прошло, как Баба, рискуя получить пулю в грудь, вступился за женщину, с которой даже не был знаком. И вот теперь он задушил бы человека до смерти, если бы не просьба…
Асеф смотрел теперь не на камень, а прямо в глаза Хасану. Очень внимательно смотрел. И что-то убедило его в серьезности намерений противника.
— Гитлер не успел, — произнес он. — А мы успеем.
— Тогда освободи побольше места на своих книжных полках, бачем. История болезни твоей Халы вроде сочинений Руми: такая же многотомная.
— Слава Аллаху! — просиял он. — Бред миновал!
Баба повел рукой, в которой сжимал стакан. Лед звякнул.
Незадолго перед закатом жены и дочери накрыли к ужину — рис, кофта и курма из цыплят. Все, как велит традиция: на полу была расстелена скатерть, мы сидели вокруг на подушках и ели руками из общей пос…
Я поставил свой стакан на оконный карниз к горшкам с геранью.
— Пусть мы голодны, но мы не хамы! Он наш гость! Что мне было делать? — Вахид старался говорить потише.
— Как замечательно она пела! — часто повторял Али.
К моему ужасу, Хасан изо всех сил старался, чтобы все между нами шло как раньше.
— Последнее время он только и делает, что спит. Сделает свою работу — уж я слежу — и в постель. Можно вопрос?
Грохочет музыка. С крыш и из распахнутых дверей разносится запах манту и жареной пакоры .
— Я поставлю его на стол, за которым рисую, — мечтательно произносит Хасан.
Белобородый и совершенно лысый доктор пригласил меня в приемную.
— Спасибо за фейерверк, — поблагодарил я. Просто из вежливости.
— Скажи ему, пусть постарается убить меня с первого выстрела. Если я не рухну на месте, я его на куски порву, да падет проклятие на голову его отца!
— Я знаю эти строки, — улыбнулся я. — Это Хафиз.
— Хасан, ага-сагиб зовет, хочет поговорить с тобой.
Спокойный и довольный, Асеф вертит в руках кастет. Двое других нервно переминаются с ноги на ногу, будто перед ними загнанный дикий зверь, с которым один Асеф в состоянии совладать.
Дом больше не был белой громадиной из моего детства. Штукатурка потрескалась, крыша просела, окна в гостиной, в вестибюле и в ванной на втором этаже затянуты полиэтиленовой пленкой, стены приобрели н…
— Нет, — ответил я. (Закрыть глаза, зажать уши и бежать отсюда!) — Только нам придется досидеть до конца.
Я прочел почти целиком первую главу (до того места, где юный воин Сохраб является к своей матери Техмине, царевне Семенгана, и требует сказать, кто его отец) и захлопнул книгу.
Я прошел мимо киоска с закусками и напитками и свернул в ряд, где торговали футболками. За каких-то пять долларов тебе на майке оттиснут изображение Иисуса, Элвиса или Джима Моррисона. А захочешь, и …
Я видел талибов и раньше. По телевизору, в Интернете, на обложках журналов, в газетах. Живьем — никогда.
— Она сказала: «Мне так страшно». А я спросил: «Чего вы боитесь?» И она ответила: «Я слишком счастлива, доктор Расул. Такое счастье не к добру». «Почему?» — спросил я. И она сказала: «Как только дашь…
— Спасибо, отец. А сам-то ты как? Выдержишь?
Я опустил окно и принялся ждать, когда ослабнет стальная хватка.
— Большое спасибо, — произнес он по-английски. Еще он знал, как будет «до свидания». Вот и весь его запас иностранных слов.
Рассказал о нашем разговоре с Реймондом Эндрюсом.
— Мы шли от дома к дому, хватали мужчин и мальчиков и расстреливали на глазах женщин, девочек и стариков. Пусть видят. Пусть помнят, кто они такие и где их место. В некоторые дома мы врывались, высад…
Нужные слова в голову не приходили. Я ведь еще даже не освоился с известием, что Хасан убит.
— Найти человека в Америке легко. Северная Калифорния, крупный город, — этого достаточно. Вот ты уже и взрослый. Как странно.
Мальчики вежливо поклонились, по очереди примеряя хитрый прибор. Только скоро часы надоели и, никем не востребованные, так и остались лежать на полу.
— Хасан говорит, твоя книга уже старая, потертая и в ней недостает нескольких страниц, — смущенно сказал Али. — А тут все картинки нарисованы пером и тушью, — добавил он, с гордостью глядя на книгу, …
На этот раз охранники не стали спорить, хотя рожи у них были кислые.
Летом меня приняли в университет штата в Сан-Хосе, специальность — английский язык. Я нанялся в охранники во вторую смену в мебельный магазин в Саннивейле. Работа была скучнейшая, но экономила массу …
— Я как раз рассказываю всем про турнир воздушных змеев, — прогудел Баба из-за баранки.
— Потому что… я не хочу, чтобы они видели меня таким. Я грязный. — Сохраб всхлипнул. — Я полон греха.
Хасан попросил меня прочесть что-нибудь из «Шахнаме». Мне расхотелось, сказал я ему. Лучше вернуться домой. Не глядя на меня, Хасан пожал плечами. Спускались мы с холма, как и поднимались, — не говор…
А что, если генерал откажет? Если я ему не нравлюсь?
— Проедемся по всем до единой. — Я постарался сморгнуть слезы.
— Ты же меня знаешь, — ответил Баба, осторожно выруливая к выезду с толкучки. — Как только разговор переходит на сплетни, я удаляюсь.
— …они такое вытворяли… со мной… главный и два его помощника…
Как она отреагирует? Округлит глаза и скажет что-нибудь вроде: «Известное дело. Все жалуются»?
Пришлось освободить номер. За три дня, которые я провел в госпитале, денег с меня не взяли. Ожидая на улице такси, я вспомнил слова, которые господин Фаяз сказал мне, когда мы нашли у мечети Сохраба.…
По мнению Бабы, Израиль был настоящим островком твердости духа, окруженным морем арабов, которые до того обалдели от бешеных нефтяных доходов, что не силах позаботиться даже о самих себе.
— Знай, хазара, я человек терпеливый. И знай, у сегодняшней истории обязательно будет продолжение. Уж ты мне поверь. — И, повернувшись ко мне: — И ты, Амир, помни, на этом не кончится. Однажды мы вст…
— За пятнадцать лет, что я здесь служу, такого случая не припомню. — В голосе ее слышалось крайнее удивление.
— Тебе не за что извиняться, — ответил я. — Я тебя очень хорошо понимаю.
Дюжины две змеев уже рыщут в небе словно акулы. В течение часа число их удваивается. Красные, синие, желтые прямоугольники заполняют пространство. Ветерок (в самый раз для состязаний: подъемная сила …
— Да, твой отец научил тебя говорить комплименты.
Я развернул письмо. Оно было написано на фарси аккуратным детским почерком, без единой ошибки.
Взгляд мой скользит выше и выше. Из дыма проступает лицо человека с автоматом.
Я смываюсь, потому что трус. Я боюсь Асефа. Какое унижение он придумает для меня? А вдруг мне будет больно? Трусу легко оправдать себя. Сказал же Вали: за все надо платить. Может быть, Хасан и есть м…
— Это ведь сон, Амир-ага, а во сне ты все умеешь. Все нам кричали: выходите из воды, вернитесь на берег! Но мы заплыли на самую середину озера, повернулись и помахали людям руками. Издали они казалис…
— Оно, может, и к лучшему, — бесстрастно произносит Рахим-хан. — Хомайру ждала бы незавидная участь. Моя семья никогда не признала бы ее. Вчера — служанка, а сегодня — сестра? Такого не бывает.
— Как вкусно, — сказал я совершенно искренне. — Угоститесь вместе с нами.
— О. — Хасан с облегчением улыбнулся. Но легкий страх остался. — Ага-сагиб, я не боюсь, я просто…
Эндрюс достал из ящика стола початую пачку сигарет и щелкнул зажигалкой. Намазал руки лосьоном (баночка явилась из того же ящика). С зажатой в зубах сигаретой посмотрел на помидорный куст. Закрыл ящи…
— В детстве у меня, наверное, тоже была такая.
— Тайное вышло наружу, — шутливо отвечает Рахим-хан, жестом показывает, что пьет за мое здоровье, и делает глоток. — Вообще-то я пью редко. Но сегодня выпал настоящий повод.
Мы стояли с ним бок о бок, высоко задрав головы. Дети, визжа, играли в догонялки, по парку разносилась музыка из какого-то старого индийского фильма, мужчины постарше молились, преклонив колени на пл…
— Там был красный мост и высокий дом с острой верхушкой.
— Очень вам буду признателен. Давайте с этого момента говорить только по-английски.
Я рассказал ей о предложении Омара Фейсала.
— Ты подумал над тем, о чем я тебя спросил?
— Да его ведь употребляют все кому не лень!
Тесть величественно наклонил голову и направился к грилю.
— Мне плохо. — Меня отбросило от окна, и я навис прямо над хамаюновскими дочками.
Асеф становится на колени и хватает Хасана за ляжки, заставляя того принять недостойную позу, затем, придерживая его одной рукой, другой расстегивает на себе джинсы и спускает трусы. Хасан не сопроти…
У меня вырывается вопль восторга. Мир сверкает всеми красками, и шумит, и радуется вместе со мной. Свободной рукой обнимаю Хасана. Мы смеемся, и плачем, и прыгаем как ненормальные.
Хасан оборачивается ко мне. Капельки пота поблескивают на его бритой голове.
— Говорят, в Иране уже есть телевизоры, — хихикает Хасан.
Я посмотрел на фотографию, на круглое лицо моего брата, наполовину скрытое тенью. Хасан любил меня как никто никогда не полюбит. Его сын сейчас в Кабуле.
— И это после двадцати лет жизни в Америке?
— Поздравляю, — расплылся Кэка Хамаюн. Его первая жена сдвинула вместе бородавчатые ладони.
Я старался переварить слова, которыми Рахим-хан закончил разговор, закрывал глаза и видел его у телефона на том конце длиннейшего кабеля, видел его наклоненную набок голову и слегка приоткрытый рот. …
— Как жалко, что Хасана нет сейчас с нами.
Указательный палец доктора качается, словно маятник.
— Так, просто из любопытства, — ухмыльнулся я.
— Ага-сагиб, — промямлил Карим, — эти руси — они не такие, как мы. Они не понимают, что такое честь и достоинство.
— Дело в том, что вы, афганцы… такие беспечные.
Ночью мне приснилось, что в дверях палаты стоит Асеф с медным шариком в глазнице. «Ты такой же, как я, — объявил мне Асеф. — У вас с ним была одна кормилица, но ты мой близнец».
— Вы можете отдать мальчика в детский дом здесь, а потом обратиться с просьбой об усыновлении. Пока суд да дело, все эти формы «Ай-600» и обстоятельства семейной жизни, он будет в безопасности.
Брат, хохотнув, просит мяч. Омар не дает.
— Ну как ты, бачем? — заботливо осведомляется генерал.
— Вот тебе ребенок-дурачок, пусть теперь улыбается за тебя!
Долго-долго никто не произносит ни слова.
Наглая ложь. Где уж мне понять такое. Сам-то я свою грамотность использовал для насмешек над Хасаном. Истолкую ему неправильно слово и хихикаю про себя.
— Я спросил, вы хотите видеть его? Моего мальчика? — Губы хозяина сложились в усмешку.
Где-то через месяц после свадьбы тесть и теща, Шариф, его жена Сьюзи и пара-другая Сораиных тетушек наведались к нам в гости. Сорая приготовила сабзи чалав — белый рис с бараниной и шпинатом. После о…
Неужели Хасан истолковал свой сон? Вряд ли. Умишка бы не хватило. Даже я — и то бы не смог. Только стоит вспомнить об этом дурацком сне, как во мне пробуждается азарт. Как здорово — снять рубаху и ки…
— БРОСЬ!!! — Асеф отшвыривает меня и кидается на Сохраба.
И она вручила ему синий свитер с высокой горловиной.
Америка была совсем другая, здесь жизнь неслась вперед стремительной рекой и ничто не напоминало о прошлом. Пусть же течение подхватит меня, и смоет с меня вину, и унесет далеко-далеко. Туда, где нет…
— Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так.
Опять головы, на них зеленые шапочки. Так и снуют перед глазами. И говорят что-то, быстро-быстро. Только я их не понимаю. Слышны зуммеры, тревожные звонки, что-то гудит. Головы, головы смотрят на мен…
И вот Омар у нас в номере, источает улыбки и извинения, сопит и потеет.
— Они такие крутые, что, когда машина одолевает подъем, видишь только ее капот и небо.
В ответ мистер Нгуен хмурился в точности как Ли Мэйджорс и нарочно начинал двигаться короткими ломаными движениями, словно робот.
— Возьми подарок. Асеф-джан хочет вручить тебе подарок.
— Так что же мне делать? Выкинуть мальчика на улицу?
Я смотрю на нашу крышу — Баба и Рахим-хан в шерстяных свитерах, с дымящимися кружками чая в руках, заняли свои места на скамейке. Баба машет мне.
Все соглашались, что особняк моего отца, моего Бабы, был самым красивым в Вазир-Акбар-Хане, новом богатом районе на севере Кабула. А может, и во всем Кабуле. Обсаженный розами широкий проход вел к пр…
В конце недели мы отправились в гости к родителям жены и рассказали им последние новости.
— И вот еще что. Никому ни слова. Ты понял меня? Никому. Мне не нужно ничье сочувствие.
— Я последнее время много думал о мечетях, — вымолвил Сохраб.
— А ты так не думаешь? — В глаза ему я смотреть не мог.
— Ты же сказал, грузовик сломался семь дней назад.
— Салям, — произнес я. — Извините за беспокойство.
— Но тебе повезло, хазара, — продолжает Асеф. Он стоит ко мне спиной, но я будто вижу его ухмылку. — Пожалуй, я тебя прощу. Такое у меня сегодня настроение. Что скажете, парни?
Меня и Хасана вскормила одна женщина. Свои первые шаги мы сделали на одной и той же лужайке на одном и том же дворе. И под одной крышей мы произнесли наши первые слова.
В ответ Али не произнес ни слова, как промолчал, когда Хасан признался в краже. Что подвигло его на это, не знаю. Догадываюсь, что это Хасан упросил его не выдавать меня, когда они рыдали вдвоем у се…
— Это я ей подсказал. Ты, надеюсь, не против?
— Папа никогда не говорил, что у него есть брат.
«Да, отец», — бормотал в ответ Хасан, потупившись. Но он ни разу меня не выдал. Ни разу не сказал, что это я всегда был зачинщиком всякой проказы и что страдания соседской собаки (да и солнечные зайч…
Оказалось, у Бабы не было с собой наличных денег, чтобы заплатить за апельсины, и он выписал мистеру Нгуену чек, а тот захотел взглянуть на удостоверение личности.
Обычно в каждом квартале города проходили свои соревнования. Но в тот год сразу несколько районов присоединилось к нашему Вазир-Акбар-Хану — и Карте-Чар, и Карте-Парван, и Микрорайон, и Коте-Санги. В…
Я понимал. Уж о чем, о чем, а об онкологии я теперь мог разговаривать запросто.
— Я не хочу опять в приют, — тихо сказал он.
Арманд улыбается, зубы сверкают ослепительной белизной.
Мы наслаждались размеренной семейной жизнью и ее маленькими радостями, уступали друг другу в мелочах. Она спала с правой стороны кровати, я — с левой. Она любила пышные подушки, я — жесткие. На завтр…
Фарид опять подал сигнал и помахал мне рукой. Срок мой вышел.
— И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо?
— По-моему, здесь! — вскричал я. — Сюда, сюда!
Минут через пятнадцать слышу голоса и топот бегущих ног. Падаю ниц, чтобы меня не заметили. По базару вихрем проносится Асеф с двумя дружками, хохоча на бегу.
— Я где-то читал, что в Малайзии при помощи воздушных змеев ловят рыбу, — сказал я. — Ты об этом наверняка не знал. К змею привязывают леску с крючком, и он летит себе над мелководьем. Тень на воду н…
— Я-то? Маму я не помню. А отец умер несколько лет назад. По нему я скучаю, да. Иногда сильно.
— Доброе утро, кунис! — издалека приветствовал нас Асеф. «Козлы» то есть, его любимое ругательство.
Отвечаю на рукопожатие, вхожу во двор, вручаю ему змея и шпулю.
— С юридической точки зрения он сиротой не является.
Я облегченно вздохнул. Руки у меня тряслись.
Отец смотрит на меня. У него мое лицо. Это я победил зверя.
Сходство было поразительное. Немыслимое. Невозможное. Снимок Рахим-хана и в малейшей степени не передавал его.
— Скажи мне причину! Я должен знать! — В голосе у Бабы появились умоляющие интонации.
— Никогда не смотри на них! Понял? А то уставился!
— Вы успели пообещать мальчику, что возьмете его с собой в Америку?
— Нам и вдвоем с тобой хорошо, — возразил я.
В конце мая 1985 года я успешно сдал все экзамены и зачеты в колледже (что достойно удивления, ведь на занятиях у меня не шла из головы Сорая).
Фарзана-джан, Сохраб и я молимся, чтобы это письмо застало тебя в добром здравии, да пребудет с тобой милость Господня. Поблагодари от моего имени Рахим-хана-сагиба за то, что передал тебе это письмо…
Где я? — хочется мне спросить. Но рот не открыть. Тужусь, мычу и хрюкаю.
— Как хочешь. О чем это, бишь, я? Ах да, зачем я вступил в Талибан. Как ты сам, наверное, знаешь, я никогда особенно не увлекался религией. Но однажды я прозрел. Когда сидел в тюрьме. Хочешь послушат…
Я смущенно поблагодарил и посмотрел на Фарида. Потупив глаза, тот теребил края циновки.
— Это моего сына, — пояснил Фарид. — Он уже из нее вырос. А Сохрабу в самый раз.
Все согласились, кроме одной пожилой пары.
Последние тюльпаны мы сажали в тяжелом молчании.
Гостиная была битком — человек тридцать сидело на стульях, расставленных вдоль стен. Когда вошел Баба, все встали. Отец медленно двинулся по кругу, пожимая руки и приветствуя каждого гостя в отдельно…
Гляжу на синего змея. Так и сеет опустошение вокруг себя.
— Но почему? — поразился я. — Зачем им понадобилось разрушать детский приют?
Никогда не забуду, какая боль и мольба звучали в словах отца.
— Мы были очень близки. Единственный мой друг среди взрослых.
Лежу на полу, заливаясь смехом, Асеф упирается коленями мне в грудь, волосы его свисают вниз, лицо — само безумие. Левая рука сжимает мне горло, а правую он заносит для удара. Кастет вздымается выше …
Голоса слышатся снова, на этот раз громче. Это в проходе между домами. Подбираюсь поближе и, затаив дыхание, выглядываю из-за угла.
Ее негустые рыжие волосы — на голове кое-где просвечивала кожа — сверкали на солнце, маленькие зеленые глаза прятались в складках круглого полного лица, коротенькие пальцы смахивали на сосиски, на гр…
Рукопожатие было крепким, хоть и влажным. И руки у генерала оказались очень нежные.
Помню хмурый зимний день. Мы с Хасаном бежим за змеем. Я еле поспеваю за своим товарищем по играм. Лабиринт узких улочек Хасану не помеха, он четко знает, где надо свернуть, ловко перепрыгивает через…
Солнечный луч разделял нас, и с той стороны вырисовывалось пепельно-серое лицо Хасана — не того мальчика, с кем я резался в шарики, пока муэдзин не выкликал свой вечерний азан и Али не звал нас домой…
Выходя из кабинета, я оглянулся. Ярко освещенный солнцем, Реймонд Эндрюс смотрел в окно, пальцы его нежно гладили помидорный куст.
— Я вызвал тебя сюда, чтобы кое о чем попросить. Но прежде чем обратиться к тебе с просьбой, хочу рассказать тебе про Хасана. Понимаешь?
— Простудился, наверное. Али говорит, он все время спит. Сон его вылечит.
Голубой дым окутывал его. От одного взгляда его блестящих глаз у меня в горле пересохло. Я откашлялся и возвестил, что написал рассказ.
Он ведь еще ребенок, как я мог забыть об этом!
— Я заплачу за него. Мне переведут деньги.
Первое прикосновение неземной сладостью отозвалось во всем моем теле. Я впитывал его, как губка.
— Мы все были на озере Карга — ты, я, отец, ага-сагиб, Рахим-хан и еще масса народу. День был солнечный, жаркий, и озеро лучилось словно зеркало. Но никто не купался. Люди говорили, на дне озера прит…
— Прости, ага-сагиб, но ты не можешь мне ничего запретить. Я у тебя больше не работаю.
— Это тебе не американская химия, а старое народное средство. Меня мама научила.
Да будут тебе в помощь эти клавиши в ремесле сочинителя.
— У нас один отец. — Признание далось мне с трудом. — Только матери разные.
А Баба забыл сообщить об этом лучшему другу. Когда метастазы перекинулись в мозг, у него стало нехорошо с памятью.
— Да, передай свою работу Рахиму-кэка. Пойду к себе, мне еще надо переодеться.
Может быть, мы упрямые гордецы, но, если ты попал в беду, лучшего друга, чем пуштун, не найти.
— Да смилостивится Аллах над хазарейцами, Рахим-хан-сагиб, — сказал он мне.
— Вынужден вас покинуть. У меня в Хэйворде встреча с друзьями.
Я заставил себя посмотреть ему прямо в глаза.
Мне захотелось смеяться и плакать одновременно.
Сохраб в молчании смахнул капельку воды с мочки уха и переступил с ноги на ногу.
Вот он, розовый дом с островерхой крышей, никуда не делся. До дома отца отсюда рукой подать.
Я приподнялся на цыпочки, но ничего не разглядел за третьим к югу от входа окном второго этажа, за которым когда-то находилась моя спальня. Двадцать пять лет назад я стоял у этого окна. Лило как из в…
— Ты спас мне жизнь, — сказал я племяннику.
Езды до Исламабада было часа четыре. Почти всю дорогу я проспал. В голове беспорядочно мелькали разноцветные картинки. Вот Баба маринует баранину на мой тринадцатый день рождения. Вот я и Сорая вмест…
— Прекрати, ага. Прошу. — Детский голос дрожит. — Перестань его мучить.
Возле магазина я попросил водителя остановиться и купить мне телефонные карты.
— Очень хорошо, — сказал он по-английски. — Иншалла.
Когда слезы высыхают, я направляюсь к дому, уже зная ответ на свой вопрос.
В ноябре 2007 года состоится мировая премьера фильма, снятого по роману Халеда Хоссейни. Российская премьера фильма «Бегущий за ветром» запланирована на весну 2008 года. В 2007 году вышел второй рома…
Ну что он его так величает? Ко мне бы почаще обращался «Амир-джан»!
— Подумай сам, Амир-джан. Ведь такой позор. Пошли бы сплетни, все было бы втоптано в грязь, и честь, и доброе имя. Проболтаться нам было никак нельзя, сам понимаешь.
Портье опять надел очки и развернул газету.
Не доезжая нескольких километров до водопада Махипар, Карим свернул на обочину. Махипар означает «Летучая рыба», и с верхней точки над ним открывался вид на гидроэлектростанцию, которую построили для…
Смерть, смерть вокруг меня. А я по-прежнему жив и здоров.
Вскоре после смерти Бабы мы с Сораей переехали в квартиру с одной ванной всего в паре кварталов от дома генерала и Халы Джамили. Для вящего уюта родители Сораи купили нам коричневый кожаный диван и н…
— Давайте вместе посмотрим томограммы вашего отца.
— Это неправда! Они всегда говорят: «Мы не сделаем тебе ничего плохого!» И всегда врут! Ради Аллаха, не отдавай меня в приют!
Вахид усадил меня рядом с собой, напротив мальчиков, которые так и повисли на Фариде. Как я ни противился, Вахид велел старшему сыну принести еще одеяло, чтобы мне было удобно на полу. Мариам занялас…
Это ведь вроде и не ты совсем, Амир. Ты же такой нерешительный, ты не создан для подвигов и сам всегда это сознавал. Трусость и благоразумие идут рука об руку. Но когда трус забывает, кто он такой… д…
Как мне хотелось забыться у нее в объятиях!
— Ничего нет презреннее воровства, Амир, — сказал Баба. — Тот, кто берет чужое, даже под угрозой жизни или ради куска хлеба… Плюю на такого человека. И не приведи Господь, чтобы наши пути сошлись. По…
— Я тебе когда-нибудь рассказывал, как чуть было не женился?
— Я так и думал. — Он откашлялся. — Вы мусульманин?
Он отступает на шаг и опять вытирает лицо. Сейчас расплачется и расскажет мне все.
Больше вопросов я не задаю. Предпочитаю притвориться, что ничего не заметил. Ну не вижу я темного пятна у него на штанах. И капелек крови на снегу не вижу.
— Пойду схожу за кока-колой. Тебе принести?
Телефон зазвонил около двенадцати. У аппарата был Баба.
— Не забивай себе голову, — сказала жена. — Мы поступим иначе. Звонил Кэка Шариф. Он говорит, главное, привезти Сохраба в США. А уж дядюшка позаботится, чтобы мы уже не расставались. Он тут посоветов…
— Я? — поднял бровь Асеф. — Я-то в своей стихии. А вот ты что здесь делаешь?
Поднимаю глаза. Воздушный змей пикирует прямо на нас.
— Мне больно об этом говорить, — сказал Баба. — Но лучше смотреть правде в глаза, чем убаюкивать себя ложью.
— Зачем он тебе? — поинтересовался хозяин, прихватывая зубами ухо Сохраба. Пот каплями выступил у Асефа на лбу.
— Рано или поздно до тебя доберутся. — Фарид понизил голос: — У талибов здесь много друзей. Они будут тебя искать.
— Ты прав, ага. Но это ты, наверное, кое-чего не заметил. У одного из нас рогатка. Только шевельнись, и у тебя появится другое прозвище. Вместо «Асефа — пожирателя ушей» ты будешь зваться «Одноглазый…
— Он опять лег спать, — ответил Али, скрючившись перед печкой и открывая дверцу.
Две недели прошло, и никто не позвонил. Пришлось мне опять обращаться в больницу. Оказалось, наше направление потеряли. Если я, конечно, оставил его в нужном месте. Ждите еще три недели, вам позвонят…
— Израиль то, Израиль се, — ворчал Баба с деланным арабским акцентом. — Так не сидите сложа руки, делайте что-нибудь! Вы же арабы, помогите, наконец, палестинцам!
— Только позвоните, и я сразу же все оплачу. Простите его. Он еще не приспособился к жизни в Америке.
— На тебе нет грязи и нет греха. — Я взял-таки его за руку, как он ни выдирался. — Я не обижу тебя. Обещаю.
Послышались громовые удары. Земля вздрогнула. Раздались автоматные очереди.
— Ты не заболел? — спросил я у племянника.
— С ним ничего такого не произошло, Амир-ага? Он мне все сказал?
— Президент говорит, у нас в Кабуле будет телевидение, — сообщаю я.
— Простите нас, доктор, — извинился я, хватая отца за руку.
— Он постарается что-нибудь для нас сделать, переговорит с приятелями из службы иммиграции.
— Это все из-за тебя и Хасана? Между вами словно черная кошка пробежала, но ты уж сам разбирайся. Я тут ни при чем.
Баба поднял голову от бумаг, зашелестевших от налетевшего ветерка, и сказал, что сода в багажнике и чтобы я сам пошел и взял ее.
Краска залила лицо Сораи. Проболталась! Значит, они с матерью обсуждали мою персону.
— Я не работаю даром. Ты заплатишь за мой труд.
— Не за что, — рассмеялась дама в брюках и, постукивая каблучками, вернулась за свой стол.
— Знаешь… не уверен, что справлюсь. Я ведь не публицист.
Сохраб вытер лицо рукавом. Рыдания сотрясали его маленькое тело.
— Не волнуйся. — Сорая нервно комкала салфетку. — Его самолюбие не пострадает.
А что потом? Ну, потом… все будет хорошо.
Непорядок. Хотя так удобно, когда слуга всегда заранее знает, что тебе нужно.
Мотаться по Пешавару с такой кучей денег в пакете — предприятие весьма рискованное. Да тут еще в каждом бородаче я видел наемного убийцу, подосланного Асефом. Как назло, бородатых по дороге попадалос…
Мы с ней уже говорили об усыновлении и дома, и в машине по пути сюда.
Хасан отбросил ее руку и стремглав кинулся вон из дома. Я побежал было за ним, но не догнал, только увидел, как его фигура мелькнула на склоне холма, где вы любили играть вдвоем.
— Пока ты занята своим вязанием, моя дорогая, мне приходится заботиться о том, что говорят в обществе о нашей семье. Люди будут спрашивать. Им захочется узнать, почему какой-то хазарейский мальчик жи…
«Тебе выпала возможность снова встать на стезю добродетели», — сказал он.
— Когда все будет кончено, один из нас выйдет отсюда живым. Если это будет он, значит, он заслужил свободу. Пусть себе идет. Ясно?
Ты прав: все эти годы я знал, что произошло между тобой и Хасаном, он сам мне все рассказал еще тогда, по горячим следам. Ты поступил дурно, Амир-джан, но не забывай: ты был еще мальчик, неопытный и …
— Не знаю, не знаю. Может, лучше пойдем домой?
Слышится топот ног, крики и брань. Гурьбой выбегают охотники на змеев. Опоздали, голубчики. Хасан уже широко расставил руки, и змей спланирует ему прямо в объятия. Да поразит меня Господь слепотой, е…
Игра шла в молчании. Первую игру я выиграл, вторую отдал ему. В следующих пяти по-честному победил Сохраб.
— Решайся. — Асеф поворачивается к Камалю: — Ты что скажешь?
Да что такое у меня со ртом? И что это за бульканье?
Меня распирает радость. «Для тебя хоть тысячу раз подряд!» — вспоминается мне. Да, на Хасана всегда можно положиться. Вот ведь молодец!
Видел он, как талибы их убивали, или нет?
Куча даров в углу моей комнаты пополнилась. Только книга очень уж бросалась мне в глаза, и я закопал ее в самый низ.
— Может, все-таки попробуем химию, а, Баба?
— Сегодня не надо, — отозвался Баба. — Сегодня у меня ничего не болит.
Теперь Хасан существовал где-то на задворках моей жизни. Я старался, чтобы наши пути никак не пересекались. Если Хасан был рядом, воздух в комнате становился разреженным и я начинал задыхаться, словн…
— В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего.
Глаза у чиновника так стеклянными и остались.
На Сохраба едва взглянул. На меня и вовсе старается не смотреть. К чему бы это?
— А это, наверное, юноша, из-за которого весь сыр-бор.
— Удобно будет, если мы отойдем? — спрашиваю я.
Сохраб зажмурился и прикрыл глаза рукой. Той самой, с лиловым шрамом.
Уже за полночь, наигравшись в покер, мужчины легли спать на тюфяках, постеленных в ряд в той же комнате, где ужинали. Женщины отправились наверх.
— Зеленые яблоки, — пробормотал я. — Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался.
— За исключением нескольких мелочей, я представил мистеру Эндрюсу верную картину, — продолжал я. — Вас я ознакомлю с ее полным вариантом, без цензурных изъятий.
Пока я возился в кухне с курицей и рисом, отец сердито курил на балконе. Уже полтора года минуло с того дня, как наш рейс из Пешавара прибыл на территорию США, а Баба все еще не привык.
— Постараюсь. И вот еще что. Не говори родителям, кто он. Я сам.
Однажды мы с Сораей разговаривали у палатки одни. Она рассказывала мне о своей учебе в колледже Олоун.
— Почему «сейчас»? И что такое у тебя с голосом?
— Не обращай внимания, — шепнул я Хасану. — Не останавливайся.
— Прошу тебя, — проронил еще Баба, но Али уже хромал к двери, и Хасан следовал за ним.
— Ну что же, — отвечаю. — Готовься, сейчас я опять тебя разгромлю.
В холодный воскресный день вскоре после Нового года какой-то коренастый филиппинец торговался с Бабой за абажур, а я рылся в куче хлама в автобусе в поисках одеяла — отцу надо было закутать ноги.
Тот обнял нас обоих и прижал к себе. На улице полыхнуло, небо сверкнуло серебром. Еще вспышка. Беспорядочная стрельба.
Зеленый змей подлетел поближе к нашему. Его направлял мальчишка с прической ежиком и в майке с надписью печатными буквами «ROCK RULES». Мальчишка поймал мой взгляд, улыбнулся и помахал мне рукой. Я п…
— Вроде бы похожий мальчишка пробегал вон там. В руках у него был синий воздушный змей.
— Которые за ним гнались. Одеты хорошо, вроде тебя. — Старик смотрит на небо и вздыхает. — Беги, а то я пропущу свой намаз.
— А откуда брать деньги, пока учишься писать и стараешься прославиться? А если ты женишься, на что будешь содержать свою ханум?
— Ему нельзя оставаться в Пешаваре, — пропыхтел я.
Страшный крик Асефа. Рукой он зажимает место, где только что был его левый глаз. Между пальцев у него сочится кровь и что-то жидко-стеклянистое.
Эндрюс взглянул на часы, протянул руку и повернул горшок с помидорами.
— Всего наилучшего, — попрощалась с нами секретарша.
Баба со вздохом поставил чемоданы на землю.
Отец пожал плечами и поднялся с места. Похоже, Рахим-хан и его вызволил из неловкого положения.
Генерал, опираясь обеими руками на трость, глядел на Сохраба словно на какую-то диковинную безделушку.
Сохраб наконец закрыл кран. Слышно было, как мальчик плещется в ванне.
— Амир! Хасан! — Баба раскинул руки. — Все дороги заблокированы, телефон отключен. Я так волновался!
Но особенно вымысел и правда слились воедино, когда я отыскал наш старый дом в районе Вазир-Акбар-Хан, дом, в котором я вырос, так же как и Амир вырос в соседнем доме. Мне потребовалось три дня поиск…
Я подумал о Сорае и, странное дело, немного успокоился. Перед глазами у меня встала родинка в форме полумесяца, наши отражения в зеркале под зеленым покрывалом, румянец на ее щеках, когда я признался…
— Срежь его, срежь его! — вопит толпа, словно древние римляне гладиаторам. — Убей его! Убей!
А Сохраб без сознания сейчас валяется где-нибудь в канаве. Или, связанный, в кузове грузовика. Кровь его падет на мои руки. Нет, не только. Вина ляжет и на этого типа тоже.
— Баба говорит, Гитлер был безумец, погубивший массу невинных людей, — услышал я свой голос.
Я отхлебнул чернейшего чаю (давненько не пил такого) и попробовал отвлечься — заставил себя думать о Сорае, о генерале, о Хале Джамиле, о своем неоконченном романе. Передо мной сновали люди, из транз…
— Как нам, оказывается, повезло! — саркастически произнесла Сорая.
— Оставьте его! — велел Асеф. И усмехнулся: — Пусть посмотрит. Ему полезно.
Мне стоило огромных усилий сдержать самодовольную улыбку.
Сорая и я впервые легли вместе. Всю мою жизнь я пребывал среди мужчин. В эту ночь я открыл для себя нежность женщины.
— Смотри, Сохраб. Это один из любимых приемов твоего отца. Старый приемчик под названием «подпрыгни и нырни».
— Иногда я гляжу в окно, как он играет на улице с соседскими детьми. Они командуют им, отнимают игрушки, толкают, пинают. А он никогда не даст сдачи.
Целых двадцать шесть лет пройдет, прежде чем я увижу эту улыбку вновь. Мой друг детства усмехнется мне с выцветшей моментальной фотографии.
— Уже одно то, что вы пришли, наполнило мне душу счастьем.
Карим давится и хрипит. На губах у него выступает пена.
Зрители встали. Машины медленно объехали вокруг поля, чтобы всем было видно.
Мы вместе вышли на улицу. Машина тронулась с места. На прощанье Фарид дважды нажал на клаксон и помахал мне рукой. Я махнул ему в ответ.
А вот когда отец отвозил Али и Хасана на автостанцию, лило как из ведра. Грохотал гром, молнии сверкали на серо-стальном небе, плеск воды непривычным эхом отдавался в ушах.
— Постараюсь вспомнить. Обещаю. Приходите ко мне попозже.
Парень взглянул на меня так, будто я плюнул ему в стакан.
— Говорят, отправили в приют где-то в Карте-Се, — прохрипел он, задыхаясь и старея на глазах. — Амир-джан, я вызвал тебя сюда, не только чтобы свидеться перед смертью. У меня к тебе есть дело.
Врач взглянул на меня, поправил очки и опять занялся писаниной.
Пока он отмокал в благоухающей пене (ну теперь-то ты чистый, Сохраб?), я позвонил Сорае.
О приятном и счастливом. Даю простор фантазии. И вот что приносит она.
— Господин Фейсал считает, что у меня есть возможность забрать тебя с собой в Америку.
— Ага-сагиб, отвезешь нас на автобусную станцию?
— Давно мне не было так интересно. — Он продолжает хлопать в ладоши.
Солдаты засмеялись. Один даже зашелся в визге.
— Амир, видишь вон того человека, со всех сторон окруженного людьми?
Небо потемнело. Вокруг нас собралась порядочная толпа.
Карим что-то пролепетал, русский ответил.
Не в силах выдержать его взгляд, я отворачиваюсь. До сих пор мне неловко общаться с людьми вроде Хасана, у которых что на уме, то и на языке.
Немного погодя Мариам с матерью подали нам по миске шорвы из овощей и по лепешке.
— Я вызову полицию, — высунулась из-за плеча мужа миссис Нгуен. — Уходите, или я вызову полицию.
— Я тут вам кое-что принес, — сказал я, вынимая из кармана несколько сцепленных скрепкой страничек. — Как обещал.
— Я же тебе уже сказал… — Голос у меня дрожит. Проклятый страх, пронизывающий все мое тело!
— Все действительно так плохо, как говорят? — спросил я.
Они появились в перерыве между таймами, сразу после свистка. На стадион вкатились два хорошо мне знакомых красных пикапа, в кузове одного сидела женщина в зеленой бурке, в другой машине — мужчина с з…
— Я знаю. — Уверенности в моем голосе нет.
— Перестань немедленно, — рассердился я, — и дай-ка я на тебя посмотрю.
Дверь мне открыл скелет, обтянутый кожей, в котором невозможно было узнать Рахим-хана.
— Тсс, Баба-джан, — шептал я. — Это я, твой сын. Я с тобой.
«Джон и Бетти Колдуэлл», — нацарапал я на клочке туалетной бумаги.