Все цитаты из книги «Бегущий за ветром»
— Поедешь со мной в Америку? Будешь жить со мной и моей женой.
Дома Баба сразу лег на диван, накрылся шерстяным одеялом и задремал. День клонился к вечеру, когда я принес ему горячего чаю и обжаренный миндаль. Помогая отцу сесть, я поразился, каким легким стало …
Новый приют — похожее на казарму невысокое строение с рябыми стенами и забитыми досками окнами — отыскался в северной части Карте-Се, на берегу пересохшей реки Кабул. По пути Фарид сказал мне, что эт…
— Я вызвал тебя сюда, чтобы кое о чем попросить. Но прежде чем обратиться к тебе с просьбой, хочу рассказать тебе про Хасана. Понимаешь?
Интересно, будь у меня шрам на лице, может, Баба относился бы ко мне лучше? Несправедливость какая, Хасан ничего не сделал, чтобы снискать расположение Бабы, и тут ему такая честь. А все дурацкая зая…
— Как насчет поездки в Джелалабад в пятницу? — спросил я у Бабы тем же вечером.
От Ширини-хори мы с Сораей сразу отказались, и все понимали почему, хоть и не высказывались на этот счет. Тянуть было нельзя, до свадьбы в положенные сроки Баба мог и не дожить.
Сколько раз мы играли с Хасаном в шарики именно на этом перекрестке!
— Значит, это ты украл деньги? Ты украл часы Амира?
— О. — Хасан с облегчением улыбнулся. Но легкий страх остался. — Ага-сагиб, я не боюсь, я просто…
— Что, если я тебе надоем? Что, если я не понравлюсь твоей жене?
— Нет, — ответил я. (Закрыть глаза, зажать уши и бежать отсюда!) — Только нам придется досидеть до конца.
— Она сказала: «Мне так страшно». А я спросил: «Чего вы боитесь?» И она ответила: «Я слишком счастлива, доктор Расул. Такое счастье не к добру». «Почему?» — спросил я. И она сказала: «Как только дашь…
Все, братишка, сопротивление бесполезно. Леса-то твоя с треском перерезана. Прием Хасана сработал.
Сохраб сел на кровать, поджал колени к подбородку и принялся раскачиваться взад-вперед. Лицо у него было застывшее, зеленые глаза глядели на экран.
Сижу в темноте, поджав колени к подбородку, и смотрю на звезды. Скорее бы все закончилось!
— Прости, ага-сагиб, но ты не можешь мне ничего запретить. Я у тебя больше не работаю.
— Неужели ты, Амир, ехал в такую даль ради хазарейца? Чего ты сюда приперся? Какая твоя настоящая цель?
— Ты не заболел? — спросил я у племянника.
По мнению Бабы, Израиль был настоящим островком твердости духа, окруженным морем арабов, которые до того обалдели от бешеных нефтяных доходов, что не силах позаботиться даже о самих себе.
Я понимал. Когда Бабе исполнилось шесть, в дом деда среди ночи забрался вор. Дед, уважаемый судья, встал на защиту имущества, но вор ударил его ножом в горло — и убил на месте, лишив Бабу отца. Горож…
— Дети — не книжки-раскраски. Их не выкрасишь в любимый цвет.
Минут через пятнадцать слышу голоса и топот бегущих ног. Падаю ниц, чтобы меня не заметили. По базару вихрем проносится Асеф с двумя дружками, хохоча на бегу.
Бросаю на пол свой импровизированный джай-намаз, молитвенный коврик, преклоняю колени, касаюсь лбом пола. Кланяюсь и кланяюсь, обратясь к западу. А я ведь уже лет пятнадцать не молился, вдруг забыл с…
Амир сам скажет вам, что он не является ни самым благородным, ни самым храбрым мужчиной. Но три года назад он совершил благородный и храбрый поступок. Он вернулся в талибанский Афганистан после двадц…
— Никогда не смотри на них! Понял? А то уставился!
Теперь Хасан существовал где-то на задворках моей жизни. Я старался, чтобы наши пути никак не пересекались. Если Хасан был рядом, воздух в комнате становился разреженным и я начинал задыхаться, словн…
— Не надо было отпускать его одного… он ведь такой красавчик… четверо их было… он пытался сопротивляться… Господи… они овладели им… все брюки были в крови… и теперь не говорит ни слова… только смотри…
Почему ты меня не слушаешься? Поступи со мной так же, накажи меня, избавь от бессонницы! Может, тогда все будет как раньше.
— Из грустных историй вырастают хорошие книги, — возразила она.
Что до меня, то мне пора. Время не ждет. Хочу провести свои последние дни в одиночестве. Не ищи меня. Это моя последняя к тебе просьба.
— И они называют себя мусульманами, — покачал головой Фарид.
— Я слышал, она порядочная девушка, работящая и добрая. Только после того случая ни один жених не постучался в дверь к генералу. — Баба вздохнул. — Наверное, это несправедливо, но в один день иногда …
— Мне больно об этом говорить, — сказал Баба. — Но лучше смотреть правде в глаза, чем убаюкивать себя ложью.
Пожилой торговец сушеными фруктами в зеленовато-голубой чалме грузит на мула корзины с кедровыми орешками и изюмом. Спрашиваю его про Хасана.
Иногда, сидя на дереве, я подговаривал Хасана пульнуть из рогатки орехом в соседскую одноглазую немецкую овчарку. Хасан поначалу не соглашался, но если я просил, по-настоящему просил, он не мог мне о…
Я отнял руки. Человек в яме был одна сплошная кровоточащая рана. Изувеченная голова свесилась на грудь. Талиб в очках перекладывал камень из руки в руку. У ямы появился человек со стетоскопом, присел…
— Почему ты мне не сказал? — шепотом спросил Фарид, когда мы с ним улеглись на целую кипу соломенных циновок, которые жена Вахида собрала для нас по всему дому.
Мы наслаждались размеренной семейной жизнью и ее маленькими радостями, уступали друг другу в мелочах. Она спала с правой стороны кровати, я — с левой. Она любила пышные подушки, я — жесткие. На завтр…
Пока он отмокал в благоухающей пене (ну теперь-то ты чистый, Сохраб?), я позвонил Сорае.
У места казни появился круглолицый белобородый мулла, одетый в серое, и откашлялся в микрофон. Женщина в яме кричала не умолкая. Мулла прочел длинную молитву из Корана, его гнусавый голос плыл над пр…
Асеф становится на колени и хватает Хасана за ляжки, заставляя того принять недостойную позу, затем, придерживая его одной рукой, другой расстегивает на себе джинсы и спускает трусы. Хасан не сопроти…
— Сэр, не я составляю законы. Как бы вы ни возмущались, вам придется доказывать, что его родители умерли. Мальчик должен быть официально признан сиротой.
Меня распирает радость. «Для тебя хоть тысячу раз подряд!» — вспоминается мне. Да, на Хасана всегда можно положиться. Вот ведь молодец!
— В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего.
— Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки.
Я листал изрядно потрепанный экземпляр очередного детектива про Майка Хаммера, когда с той стороны улицы послышались крики и звон разбитого стекла. Отбросив книгу, я помчался через дорогу. Супруги Нг…
— Что это ты расселся? — произношу я сдавленно. Меня подташнивает.
— По-моему, у меня саратан, — сказал я. — Рак то есть.
Он отступает на шаг и опять вытирает лицо. Сейчас расплачется и расскажет мне все.
Я понимал. Уж о чем, о чем, а об онкологии я теперь мог разговаривать запросто.
— Мы в Пакистане, Амир, — говорит Баба, возвышаясь надо мной. — Карим сказал, приедет автобус и отвезет нас в Пешавар.
Краска залила лицо Сораи. Проболталась! Значит, они с матерью обсуждали мою персону.
Разговор неизбежно свернул на движение Талибан, дорвавшееся до власти в Афганистане.
Спокойный и довольный, Асеф вертит в руках кастет. Двое других нервно переминаются с ноги на ногу, будто перед ними загнанный дикий зверь, с которым один Асеф в состоянии совладать.
Он хлопает мула по крупу, направляя животное в нужную сторону.
— Папа мне говорил, что нельзя никому причинять зло, даже плохим людям. Вдруг они просто не умеют иначе. И потом, самый плохой человек может однажды исправиться.
— Обязательно занесу вам как-нибудь, — радостно выпалил я.
— И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо?
Не прошло и месяца с момента нашего прибытия в США, как Баба нашел работу на бульваре Вашингтона. Владел автозаправкой какой-то афганец, — естественно, знакомый Бабы. Шесть дней в неделю, двенадцать …
— Каждому грешнику да воздастся по грехам его, — повторил мулла драматическим шепотом. — Так какое наказание, братья и сестры, воспоследует прелюбодею? Как мы покараем того, кто надругался над священ…
В среднем ящике тумбочки я обнаружил старый номер «Нэшнл джиографик», огрызок карандаша и щербатую гребенку. Лицо заливал пот, но усилия мои не прошли даром: в дальнем углу ящика я нащупал колоду кар…
Мы расстелили на нагретом солнцем столе гостиничное полотенце и принялись играть в панджпар. Музыка не утихала, теперь мотивы шли все больше незнакомые.
Сохраб вытер лицо рукавом. Рыдания сотрясали его маленькое тело.
— Твой отец ничего не узнает, — каркает Асеф. — Надо же преподать урок неучтивому ослу.
Мы забрали деньги из банка. Пузатый менеджер с мокрыми пятнами под мышками источал улыбки и заверял, что вся сумма в целости и сохранности.
Фарзана приготовила нам шорву из бобов, репы и картошки. Мы помыли руки и погрузили куски лепешки, испеченной на тандыре, в шорву, — давненько не едал ничего вкуснее! За едой я предложил Хасану уехат…
Вахид усадил меня рядом с собой, напротив мальчиков, которые так и повисли на Фариде. Как я ни противился, Вахид велел старшему сыну принести еще одеяло, чтобы мне было удобно на полу. Мариам занялас…
— Я не работаю даром. Ты заплатишь за мой труд.
— Ничего нет презреннее воровства, Амир, — сказал Баба. — Тот, кто берет чужое, даже под угрозой жизни или ради куска хлеба… Плюю на такого человека. И не приведи Господь, чтобы наши пути сошлись. По…
— Салям, — произнес я. — Извините за беспокойство.
За все восемнадцать лет, прожитые в доме отца, я считанные разы бывал у Али и Хасана. Когда солнце пряталось за холмы и играм на сегодня наступал конец, Хасан и я расставались. Я шагал меж розами к о…
Зеленый змей подлетел поближе к нашему. Его направлял мальчишка с прической ежиком и в майке с надписью печатными буквами «ROCK RULES». Мальчишка поймал мой взгляд, улыбнулся и помахал мне рукой. Я п…
— Для тебя хоть тысячу раз подряд! — Неподражаемая улыбка — и Хасан исчезает.
Зимние турниры воздушных змеев — старая афганская традиция. Они начинаются в объявленный день рано утром и продолжаются, пока в небе не останется единственный змей — он и выигрывает состязание. Помню…
О том, что еще случилось зимой 1975 года, воспоминания у меня самые смутные. Когда Баба бывал дома, в душе у меня поселялась радость. Мы вместе обедали и ужинали, ходили в кино, отправлялись в гости …
— Яблоки, помнишь? Это как кислые яблоки.
— На теле у вас были многочисленные рваные раны, самая неприятная — на верхней губе. Мало того, что она рассечена надвое, так из раны еще и вырван кусок ткани. Не волнуйтесь, наши пластические хирург…
Зажмуриваюсь. Леса скользит у меня по пальцам, кромсая кожу. Рывок!
Все-таки жизнь — не индийский фильм. Зендаги мигозара, жизнь продолжается, любят повторять афганцы. И нет ей дела до героев и героинь, завязок и кульминаций, прелюдий и финалов, жизнь просто неторопл…
— Помню, как они входили в Кабул. Какой это был радостный день! Конец смертоубийству! Вах, вах! Но сказал поэт: как безмятежна любовь перед лицом беды!
— Говорят, в Иране уже есть телевизоры, — хихикает Хасан.
Кто-то трясет меня за плечо. Открываю глаза. Передо мной на корточках сидит мужчина. На нем знакомая хирургическая шапочка, рот прикрыт белой бумажной маской, на маске — сердце у меня замирает — капе…
— Прекрати, ага. Прошу. — Детский голос дрожит. — Перестань его мучить.
— Хасан, ага-сагиб зовет, хочет поговорить с тобой.
— Мы были очень близки. Единственный мой друг среди взрослых.
Он рукавом вытирает с лица сопли и слезы. Что он мне скажет?
Отец вскочил с дивана. Лицо у него исказилось от горя.
— Срежь его, срежь его! — вопит толпа, словно древние римляне гладиаторам. — Убей его! Убей!
Когда слезы высыхают, я направляюсь к дому, уже зная ответ на свой вопрос.
Широко открывая рот и хватая воздух, Карим покатился по полу.
Всего-навсего улыбка. Она ничего не решает, ничего не исправляет. Такая мелочь. Вздрогнувший листок на ветке, с которой вспорхнула испуганная птица.
— Не обращай внимания, — шепнул я Хасану. — Не останавливайся.
— Только позвоните, и я сразу же все оплачу. Простите его. Он еще не приспособился к жизни в Америке.
Хасан оборачивается ко мне. Капельки пота поблескивают на его бритой голове.
— Хасан говорит, твоя книга уже старая, потертая и в ней недостает нескольких страниц, — смущенно сказал Али. — А тут все картинки нарисованы пером и тушью, — добавил он, с гордостью глядя на книгу, …
Прощаю? Как же так! Ведь воровство — основа всех прочих грехов. Убийца крадет жизнь, похищает у жены право на мужа, отбирает у детей отца. Лгун отнимает у других право на правду. Жулик забирает право…
— Скажем так: мы оба получили по заслугам.
Давно не произносил я этого имени. Вместе с ним вмиг ожили терзавшие меня давние угрызения совести. Воздух в комнате Рахим-хана внезапно сгустился, стало жарко, и запах улицы сделался невыносим.
— А вдруг «республика» значит, что мне с отцом придется убираться вон?
Эта книга посвящается Хэрису и Фаре, светочам моих очей,
— Там был красный мост и высокий дом с острой верхушкой.
Охранник вернулся со стереосистемой на плече. За ним шагал мальчик, одетый в бирюзовый пирхан-тюмбан.
Сохраб подошел поближе. Талиб обнял его и прижал к себе.
О приятном и счастливом. Даю простор фантазии. И вот что приносит она.
Рахим-хан настаивал, чтобы я провел в Пешаваре еще несколько дней: надо же хорошенько обдумать план действий. Но я торопился — боялся, что передумаю, ведь если тянуть и предаваться размышлениям, то к…
— Нет, спасибо. Лучше поговорим. Не до угощений.
— А это, наверное, юноша, из-за которого весь сыр-бор.
— Скажи ему, пусть постарается убить меня с первого выстрела. Если я не рухну на месте, я его на куски порву, да падет проклятие на голову его отца!
Оказалось, ханум Тахери — которую я теперь называл Хала Джамиля — некогда была знаменита на весь Кабул своим прекрасным голосом. Хотя на сцене она и не выступала, но у нее был подлинный дар — она исп…
— Баба говорит, Гитлер был безумец, погубивший массу невинных людей, — услышал я свой голос.
Доктор Наваз улыбается. Смысл его слов ускользает. Он еще что-то говорит, но я уже ничего не слышу. Я целую ему руки, и прижимаюсь лицом к его ладоням, и поливаю слезами его короткие мясистые пальцы.
— Рано или поздно до тебя доберутся. — Фарид понизил голос: — У талибов здесь много друзей. Они будут тебя искать.
— Пока ты занята своим вязанием, моя дорогая, мне приходится заботиться о том, что говорят в обществе о нашей семье. Люди будут спрашивать. Им захочется узнать, почему какой-то хазарейский мальчик жи…
Видел он, как талибы их убивали, или нет?
Хасан улыбается мне в ответ. Искренне улыбается.
Где-то через месяц после свадьбы тесть и теща, Шариф, его жена Сьюзи и пара-другая Сораиных тетушек наведались к нам в гости. Сорая приготовила сабзи чалав — белый рис с бараниной и шпинатом. После о…
— Подумай сам, Амир-джан. Ведь такой позор. Пошли бы сплетни, все было бы втоптано в грязь, и честь, и доброе имя. Проболтаться нам было никак нельзя, сам понимаешь.
— Ага-сагиб, отвезешь нас на автобусную станцию?
— Амир, видишь вон того человека, со всех сторон окруженного людьми?
— Большое спасибо, — произнес он по-английски. Еще он знал, как будет «до свидания». Вот и весь его запас иностранных слов.
— Давно мне не было так интересно. — Он продолжает хлопать в ладоши.
— Ты должен есть, тебе ведь надо набираться сил. Может, тебя покормить?
— Скажи мне причину! Я должен знать! — В голосе у Бабы появились умоляющие интонации.
— Не знаю, не знаю. Может, лучше пойдем домой?
— Последнее время он только и делает, что спит. Сделает свою работу — уж я слежу — и в постель. Можно вопрос?
Не доезжая нескольких километров до водопада Махипар, Карим свернул на обочину. Махипар означает «Летучая рыба», и с верхней точки над ним открывался вид на гидроэлектростанцию, которую построили для…
— Ты прав, ага. Но это ты, наверное, кое-чего не заметил. У одного из нас рогатка. Только шевельнись, и у тебя появится другое прозвище. Вместо «Асефа — пожирателя ушей» ты будешь зваться «Одноглазый…
Фарзана-джан, Сохраб и я молимся, чтобы это письмо застало тебя в добром здравии, да пребудет с тобой милость Господня. Поблагодари от моего имени Рахим-хана-сагиба за то, что передал тебе это письмо…
Вся троица подошла поближе. Хасан попробовал спрятаться за меня. Парни остановились, здоровенные молодцы в футболках и джинсах. Асеф — самый высокий — скрестил руки на груди и свирепо ухмыльнулся. Мн…
— Но тебе повезло, хазара, — продолжает Асеф. Он стоит ко мне спиной, но я будто вижу его ухмылку. — Пожалуй, я тебя прощу. Такое у меня сегодня настроение. Что скажете, парни?
— Срок? Целый год прошел, Амир! — Голос у моей жены дрожал. — Что-то у нас с тобой не так, я знаю.
— Не стоит волноваться. — Я повернулся к тестю: — Дело в том, генерал-сагиб, что мой отец спал с женой своего слуги и прижил с ней ребенка по имени Хасан. Его недавно убили. Мальчик на диване — сын Х…
— Почему «сейчас»? И что такое у тебя с голосом?
У Хасана в лице ни кровинки. Ветер треплет мою рукопись — хорошо, что листки сколоты вместе. Швыряю гранат в слугу, плод попадает ему в грудь, разбрызгивая во все стороны красную мякоть.
— Нам и вдвоем с тобой хорошо, — возразил я.
— Родился я в Карачи, но долгие годы жил в Кабуле. Шаринау, рядом с мечетью Хаджи Якуба. А вырос я в Беркли. В конце шестидесятых отец открыл там музыкальный магазин. Свободная любовь, банданы, мини-…
Не в силах выдержать его взгляд, я отворачиваюсь. До сих пор мне неловко общаться с людьми вроде Хасана, у которых что на уме, то и на языке.
— На тебе нет грязи и нет греха. — Я взял-таки его за руку, как он ни выдирался. — Я не обижу тебя. Обещаю.
Где я? — хочется мне спросить. Но рот не открыть. Тужусь, мычу и хрюкаю.
— Ага-сагиб, — промямлил Карим, — эти руси — они не такие, как мы. Они не понимают, что такое честь и достоинство.
«Тебе выпала возможность снова встать на стезю добродетели» — такими словами Рахим-хан закончил разговор. Он произнес их легким тоном, как нечто само собой разумеющееся.
Санаубар, несмотря на принадлежность к одному с Али народу и связывающие их кровные узы, тоже любила насмехаться над мужем и прилюдно называла его уродом.
Во сне я опять внизу, в комнатке возле входа в отделение скорой помощи. Появляется доктор Наваз, снимает маску, его неожиданно белые руки тщательно ухожены, волосы причесаны. Да это вовсе и не доктор…
— Вах, вах! Машалла! — подбадривали они мальчика.
С грехом пополам добираюсь до перекрестка. Хасан далеко впереди и мчится во весь дух, опустив голову. На небо и не взглянет! Спотыкаюсь о камень и падаю — Хасан не только бегает быстрее меня, он еще …
Игра шла в молчании. Первую игру я выиграл, вторую отдал ему. В следующих пяти по-честному победил Сохраб.
Баба кому-то что-то сказал. Послышался легкий щелчок.
Прежде чем заговорить, старик долго смотрит на меня.
— Тогда освободи побольше места на своих книжных полках, бачем. История болезни твоей Халы вроде сочинений Руми: такая же многотомная.
Зрители встали. Машины медленно объехали вокруг поля, чтобы всем было видно.
Мне вдруг вспомнилась фраза, которую я где-то слышал или читал. «В Афганистане много детей, но мало детства».
— Не волнуйся за меня. Все замечательно. Честное слово, Сорая. Мне надо о многом рассказать тебе, я давно собирался. Но сперва самое важное.
— Оставьте его! — велел Асеф. И усмехнулся: — Пусть посмотрит. Ему полезно.
Ночью я не мог уснуть, все думал о Сорае Тахери, о том, какая у нее родинка, о горбинке на носу, о блестящих карих глазах. Сердце у меня стучало. Сорая Тахери. Моя принцесса с толкучки.
Хозяин снял очки. Его злые голубые глаза были налиты кровью.
В холодный воскресный день вскоре после Нового года какой-то коренастый филиппинец торговался с Бабой за абажур, а я рылся в куче хлама в автобусе в поисках одеяла — отцу надо было закутать ноги.
— Мистер Эндрюс. Да, да. Достойнейший человек. Позвонил мне и рассказал про вас.
Руки у Хасана выкручены за спину, он лежит на земле лицом вниз. Камаль и Вали уселись ему на плечи. Над ними возвышается Асеф, упершись ногой Хасану в шею.
— Буду специализироваться на английском языке, — добавил я, борясь с внутренней дрожью.
— Пососи лимон, — неожиданно произнес Фарид.
Генерал, опираясь обеими руками на трость, глядел на Сохраба словно на какую-то диковинную безделушку.
— Уже одно то, что вы пришли, наполнило мне душу счастьем.
— Калий, — говорит она. — Пощиплет немножко. Словно пчелка укусила, правда?
Разноцветные прямоугольники валятся вниз один за другим, а я по-прежнему в воздухе и все чаще смотрю на Бабу. Полюбуйся, отец, как долго я держусь. Если не глядишь на небо, тебя быстро собьют. Подним…
— Я и не знал, что вы так хорошо говорите на фарси, — сказал я по-английски. — Ваше детство прошло в Кабуле?
Возле магазина я попросил водителя остановиться и купить мне телефонные карты.
— А, сочинитель, — снисходительно сказал генерал. — Что ж, в трудные времена, как сейчас, людям нужны выдуманные истории, чтобы отвлечься. — Тахери положил руку Бабе на плечо. — А вот тебе подлинная …
— Простудился, наверное. Али говорит, он все время спит. Сон его вылечит.
А что потом? Ну, потом… все будет хорошо.
— Простите нас, доктор, — извинился я, хватая отца за руку.
Мы тоже легли. Сорая заснула у меня на груди. А у меня, как водится, была бессонница. И с демонами я был один на один.
Чаю земляки пили много. Сплетничали еще больше. За зеленым чаем с миндальным колчасом можно было узнать, чья дочка разорвала помолвку и сбежала с американцем, кто в Кабуле был парчами — коммунистом, …
— Это я ей подсказал. Ты, надеюсь, не против?
Хасан отбросил ее руку и стремглав кинулся вон из дома. Я побежал было за ним, но не догнал, только увидел, как его фигура мелькнула на склоне холма, где вы любили играть вдвоем.
Многое произошло «впервые» в это время. В первый раз в жизни мне довелось слышать, как Баба стонет. Впервые я увидел кровь у него на подушке. За три года труда на заправке не было случая, чтобы Баба …
— Убийца крадет жизнь, — сказал Баба. — Похищает у жены право на мужа, отбирает у детей отца. Лгун отнимает у других право на правду. Жулик забирает право на справедливость. Понимаешь теперь?
— Тсс, Баба-джан, — шептал я. — Это я, твой сын. Я с тобой.
— Сто змеев, Хамаюн-джан. Кроме шуток. И под конец дня в небе остался только один, змей Амира. Сбитого синего змея он принес домой. Хасан и Амир вместе определили, где он упал, и успели первыми.
Во имя Аллаха, всеблагого и всемилостивейшего,
— Я вызову полицию, — высунулась из-за плеча мужа миссис Нгуен. — Уходите, или я вызову полицию.
— Ему нельзя оставаться в Пешаваре, — пропыхтел я.
— Израиль то, Израиль се, — ворчал Баба с деланным арабским акцентом. — Так не сидите сложа руки, делайте что-нибудь! Вы же арабы, помогите, наконец, палестинцам!
Я старался переварить слова, которыми Рахим-хан закончил разговор, закрывал глаза и видел его у телефона на том конце длиннейшего кабеля, видел его наклоненную набок голову и слегка приоткрытый рот. …
Гляжу на синего змея. Так и сеет опустошение вокруг себя.
Последние тюльпаны мы сажали в тяжелом молчании.
Баба любил сложившийся у него образ Америки.
— Господи, — прошептал он. — У меня такие милые воспоминания о Кабуле. Трудно поверить, что там сейчас творятся такие ужасы.
— Прошу тебя, — проронил еще Баба, но Али уже хромал к двери, и Хасан следовал за ним.
Сохраб в молчании смахнул капельку воды с мочки уха и переступил с ноги на ногу.
— Вот тебе ребенок-дурачок, пусть теперь улыбается за тебя!
— Я устал, — кратко ответил я. — Давай лучше спать.
— Пойду схожу за кока-колой. Тебе принести?
Молчу. Что-то ударяется о дверь с той стороны. Хасан, что ли, бьется лбом?
Баба со вздохом поставил чемоданы на землю.
Парень взглянул на меня так, будто я плюнул ему в стакан.
— Салям, Мариам-джан. — Фарид впервые за весь день улыбнулся и поцеловал ее в макушку.
И вот Омар у нас в номере, источает улыбки и извинения, сопит и потеет.
— Да, передай свою работу Рахиму-кэка. Пойду к себе, мне еще надо переодеться.
Отец смотрит на меня. У него мое лицо. Это я победил зверя.
Это ведь вроде и не ты совсем, Амир. Ты же такой нерешительный, ты не создан для подвигов и сам всегда это сознавал. Трусость и благоразумие идут рука об руку. Но когда трус забывает, кто он такой… д…
Вечером он повел меня в афганскую шашлычную в Хэйворде и столько всего заказал, что в нас не влезло. Хозяину он объявил, что осенью сын отправится в колледж. Я готов был поспорить с ним на этот счет …
— Смотри, Сохраб. Это один из любимых приемов твоего отца. Старый приемчик под названием «подпрыгни и нырни».
Ну что он его так величает? Ко мне бы почаще обращался «Амир-джан»!
У меня вдруг пропадает желание участвовать. Вот соберу сейчас вещи и уйду домой. Куда я лезу, зачем пыжусь, ведь я заранее знаю, чем все кончится. Баба болеет за меня, я чувствую на себе тепло его вз…
— Возьми подарок. Асеф-джан хочет вручить тебе подарок.
— Я приехал из Пешавара, — убеждал я. — Мой друг знаком с американцами, у которых приют для детей-сирот.
Мне исполнилось тринадцать в то лето, предпоследнее для Афганистана лето мира и согласия. К тому времени наши с Бабой отношения опять сковал лед. Зря я заикнулся насчет новых слуг, когда мы с отцом с…
— С ним ничего такого не произошло, Амир-ага? Он мне все сказал?
— Ты же меня знаешь, — ответил Баба, осторожно выруливая к выезду с толкучки. — Как только разговор переходит на сплетни, я удаляюсь.
Все вокруг крутится и качается. Опираюсь на Сохраба. Ступеньки. Сверху летит пронзительный вой со вскриками — так голосит раненый зверь. Выскакиваем на улицу — без Сохраба я бы давно свалился. К нам …
— Я последнее время много думал о мечетях, — вымолвил Сохраб.
Помню, однажды Баба взял меня на ежегодный турнир по бозкаши (козлодранию), который всегда проходит в первый день весны, первый день нового года. Бозкаши — национальная страсть афганцев. Чапандаз — м…
Фарид открыл было рот, но передумал и не сказал ничего, только устроился поудобнее у стены. Его пронзительный взгляд так и преследовал меня.
— Доброе утро, кунис! — издалека приветствовал нас Асеф. «Козлы» то есть, его любимое ругательство.
Эндрюс взглянул на часы, протянул руку и повернул горшок с помидорами.
Две недели прошло, и никто не позвонил. Пришлось мне опять обращаться в больницу. Оказалось, наше направление потеряли. Если я, конечно, оставил его в нужном месте. Ждите еще три недели, вам позвонят…
«Да, отец», — бормотал в ответ Хасан, потупившись. Но он ни разу меня не выдал. Ни разу не сказал, что это я всегда был зачинщиком всякой проказы и что страдания соседской собаки (да и солнечные зайч…
Я как-то спросил Бабу, почему дочка генерала Тахери до сих пор не замужем. Нет женихов, ответил отец. Подходящих женихов, добавил он. Но больше Баба ничего не сказал — он прекрасно знал, что молодая …
Опять головы, на них зеленые шапочки. Так и снуют перед глазами. И говорят что-то, быстро-быстро. Только я их не понимаю. Слышны зуммеры, тревожные звонки, что-то гудит. Головы, головы смотрят на мен…
Вазир-Акбар-Хан, Пятнадцатая улица. Она же Сараки-Мемана, улица гостей. Фарид остановил машину возле большого особняка, в тени ив, свешивающихся из-за каменного забора, и выключил двигатель. Некоторо…
Я полулежал в кровати, Сохраб сидел рядом на трехногом табурете. Мы молчали. Я задремал и очнулся, когда день уже клонился к вечеру. Сохраб был на месте, сидел и рассматривал свои руки.
Амир-джан, я знаю: в детстве отец был излишне строг к тебе. Ты страдал и старался завоевать его любовь. Мне было тебя очень жалко. Только прими во внимание: отец разрывался между тобой и Хасаном. Он …
— Я вырос в США, Амир. Америка меня научила: отступать, не ввязавшись в битву, значит обосраться. Но как юрист я обязан представить вам факты. А они подсказывают мне еще вот что: ни одно агентство не…
Мысль о том, что сделал бы Баба с вором, попадись преступник ему в руки, восхитила и испугала меня.
— То же самое говорит матушка. Конечно, она немка, и ей вроде виднее. Только я с ней не согласен. Правду от нас скрывают.
— Мне плохо. — Меня отбросило от окна, и я навис прямо над хамаюновскими дочками.
Меня и Хасана вскормила одна женщина. Свои первые шаги мы сделали на одной и той же лужайке на одном и том же дворе. И под одной крышей мы произнесли наши первые слова.
— Проедемся по всем до единой. — Я постарался сморгнуть слезы.
— Бисмилла, бисмилла, — восклицает он, в изумлении глядя на меня, закидывает мою руку себе на плечо и бегом тащит к машине.
Гостиная была битком — человек тридцать сидело на стульях, расставленных вдоль стен. Когда вошел Баба, все встали. Отец медленно двинулся по кругу, пожимая руки и приветствуя каждого гостя в отдельно…
Солдаты засмеялись. Один даже зашелся в визге.
— Как ты меня напугал! — Я сел на траву рядом с мальчиком и привалился спиной к дереву, чтобы не так донимала боль.
И тут рядом с Сораей появилась дама, которую я видел с ней раньше. В руках у дамы была пластиковая сумка с фруктами.
— Ну что же, — отвечаю. — Готовься, сейчас я опять тебя разгромлю.
Врач взглянул на меня, поправил очки и опять занялся писаниной.
— Это неправда! Они всегда говорят: «Мы не сделаем тебе ничего плохого!» И всегда врут! Ради Аллаха, не отдавай меня в приют!
Немного погодя Мариам с матерью подали нам по миске шорвы из овощей и по лепешке.
Я присел на лавку под ивой, стараясь переварить слова, которыми Рахим-хан закончил разговор: «Тебе выпала возможность снова встать на стезю добродетели». Глядя на воздушных змеев, я думал о Хасане. Д…
— И вот еще что. Никому ни слова. Ты понял меня? Никому. Мне не нужно ничье сочувствие.
Кстати, насчет прошлого. Сорая мне подробно рассказала, что случилось в Вирджинии.
— Друзья? — хохочет Асеф. — Презренный осел! В один прекрасный день ты поймешь, какой он тебе друг. Но довольно об этом. Давай сюда змея!
— В детстве у меня, наверное, тоже была такая.
Выглянула молодая женщина в белом платке, подняла на меня зелено-голубые глаза и отшатнулась. Но тут взгляд ее упал на Фарида. Лицо женщины осветила радость.
Присев на корточки, я провел рукой по стволу. Полустершаяся, едва различимая надпись была на месте. «Амир и Хасан — повелители Кабула». Я пощупал пальцами буквы и отломил кусочек коры.
Ночью мне приснилось, что в дверях палаты стоит Асеф с медным шариком в глазнице. «Ты такой же, как я, — объявил мне Асеф. — У вас с ним была одна кормилица, но ты мой близнец».
Только горевать по этому поводу нам довелось недолго.
— Отец, а ты знаешь, какой будет подарок? Скажи нам. — У Хасана заблестели глаза.
В ответ мистер Нгуен хмурился в точности как Ли Мэйджорс и нарочно начинал двигаться короткими ломаными движениями, словно робот.
— Салям, Хала-джан, — смущенно произнес я. Надо же, она меня знает, а я ее — нет.
— А ты так не думаешь? — В глаза ему я смотреть не мог.
Оба вы на своей шкуре познали, что такое муки совести. Может быть. И на мне, и на отце лежал грех предательства. Только я-то не совершил ничего, чтобы свой грех искупить, только усугубил его. Не бесс…
Стоило ему полезть в портфель за блокнотом, как на мою кровать высыпалась целая куча бумаг. Число просьб о прощении удесятерилось.
А вот когда отец отвозил Али и Хасана на автостанцию, лило как из ведра. Грохотал гром, молнии сверкали на серо-стальном небе, плеск воды непривычным эхом отдавался в ушах.
Теперь все заботы о Бабе взяла на себя моя жена. Она поила его чаем по утрам, помогала лечь и встать, давала обезболивающее, стирала белье, регулярно читала вслух газеты (международный раздел). Она г…
— Которые за ним гнались. Одеты хорошо, вроде тебя. — Старик смотрит на небо и вздыхает. — Беги, а то я пропущу свой намаз.
Я застыл на месте. Простоял я так, наверное, меньше минуты, только минута эта до сих пор кажется мне вечностью. Секунды падали редко-редко, их разделяла пропасть. Сырой воздух сгустился вокруг меня, …
— Что наследовать-то? — воскликнул я. — Талибы подмели все подчистую. Вы видели, что они сделали с гигантскими статуями Будды в Бамиане?
Все соглашались, что особняк моего отца, моего Бабы, был самым красивым в Вазир-Акбар-Хане, новом богатом районе на севере Кабула. А может, и во всем Кабуле. Обсаженный розами широкий проход вел к пр…
— Как нам, оказывается, повезло! — саркастически произнесла Сорая.
— Меня одолевают мысли: какое блюдо ему понравится больше всего? Какой предмет в школе он полюбит? Вот дура-то, правда? — Сорая засмеялась.
Я сунул блокнот Сорае и пулей выскочил из комнаты. Ведь Баба терпеть не мог, когда я плакал.
Баба повел рукой, в которой сжимал стакан. Лед звякнул.
Я обернулся. Рогатка Хасана нацелена прямо Асефу в лицо, резинка, облегающая камень размером с грецкий орех, натянута до предела, так что пальцы ее с трудом удерживают. Лоб у моего слуги весь мокрый …
Пришлось освободить номер. За три дня, которые я провел в госпитале, денег с меня не взяли. Ожидая на улице такси, я вспомнил слова, которые господин Фаяз сказал мне, когда мы нашли у мечети Сохраба.…
— Мы все были на озере Карга — ты, я, отец, ага-сагиб, Рахим-хан и еще масса народу. День был солнечный, жаркий, и озеро лучилось словно зеркало. Но никто не купался. Люди говорили, на дне озера прит…
Америка была совсем другая, здесь жизнь неслась вперед стремительной рекой и ничто не напоминало о прошлом. Пусть же течение подхватит меня, и смоет с меня вину, и унесет далеко-далеко. Туда, где нет…
В конце недели мы отправились в гости к родителям жены и рассказали им последние новости.
— Я так счастлива, что ты со мной. Ты совсем не такой, как другие афганцы.
— Я насчитал одиннадцать, — отвечает Хасан.
— Они такие крутые, что, когда машина одолевает подъем, видишь только ее капот и небо.
А Сохраб без сознания сейчас валяется где-нибудь в канаве. Или, связанный, в кузове грузовика. Кровь его падет на мои руки. Нет, не только. Вина ляжет и на этого типа тоже.
Фарид опять подал сигнал и помахал мне рукой. Срок мой вышел.
Однажды, году этак в 1984-м, в видеомагазине во Фримонте ко мне подошел парень со стаканом кока-колы в руке, показал на кассету с «Великолепной семеркой» и спросил, смотрел ли я этот фильм.
— Его родителей расстреляли прямо на улице. Соседи это видели.
— Что-то не видно Хасана, не видно. — В голосе Бабы слышалась тревога. — Простудился, значит?
— Ага-сагиб, вы им лучше скажите, кто был заводилой, а кто — простым исполнителем?
Какое-то время спустя Баба постучал ко мне в комнату.
Врач кивнул, посмотрел на Бабу, потом опять на меня.
И она вручила ему синий свитер с высокой горловиной.
— БРОСЬ!!! — Асеф отшвыривает меня и кидается на Сохраба.
— Это не ответ, говорят. Некоторые люди моего круга придерживаются мнения, что покинуть Родину, когда ты ей нужен как никогда, равносильно предательству. Я мог бы вас арестовать за измену, даже если …
С Фаридом меня свел в Пешаваре Рахим-хан. По его словам, Фариду всего двадцать девять лет (хотя выглядел он на сорок с лишком), родился он в Мазари-Шарифе, но, когда ему исполнилось десять, семья пер…
Тополя росли вдоль вымощенного красным кирпичом проезда к нашему дому. Ворота из кованых железных прутьев открывались внутрь, во двор. Если смотреть с улицы, дом стоял по левую сторону, а в самом дал…
— Всего наилучшего, — попрощалась с нами секретарша.
Я смываюсь, потому что трус. Я боюсь Асефа. Какое унижение он придумает для меня? А вдруг мне будет больно? Трусу легко оправдать себя. Сказал же Вали: за все надо платить. Может быть, Хасан и есть м…
Никто не успевает даже пошевелиться. Отец Камаля засовывает ствол себе в рот и нажимает на спуск.
— Талибы вселились в дом, — бесстрастно произнес Рахим-хан. — Лица, вторгшиеся в чужое владение, изгнаны, все по закону. Убили кого-то? Самооборона. Никто не возражал, боялись. Разве можно рисковать …
Отец, откинувшись на спинку кожаного кресла-качалки, листал за письменным столом газету. Сложив ее, он снял свои очки для чтения — я всей душой ненавидел их, ведь отцу еще далеко до старости, он в са…
— Еще не время, Амир. Но уже скоро. Когда снимем проволочный каркас.
Долго-долго никто не произносит ни слова.
— «Мы победили! Мы!» — вот что я должен сказать. Но я молчу. Стоит мне моргнуть, как все вокруг исчезает. Я опять дома. Утро. Я просыпаюсь, умываюсь, завтракаю в одиночестве (со мной только Хасан), о…
Наглая ложь. Где уж мне понять такое. Сам-то я свою грамотность использовал для насмешек над Хасаном. Истолкую ему неправильно слово и хихикаю про себя.
Я ухватил шпулю левой рукой и отмотал фута три шпагата. Желтый змей, лежащий на траве, вздрогнул.
Операция прошла удачно. Конечно, мы были неприятно поражены, когда сняли повязки, но доктор Кумар нам все объяснил. Ему пришлось постараться, ведь на месте верхней губы, какая бы она ни была, у Хасан…
Асеф смотрел теперь не на камень, а прямо в глаза Хасану. Очень внимательно смотрел. И что-то убедило его в серьезности намерений противника.
Говорит, ее зовут Айша, «как жену пророка». Седеющие волосы разделены на пробор и завязаны хвостом, в носу — сережка в форме солнца, глаза кажутся непомерно большими из-за бифокальных очков. Она тоже…
Помню хмурый зимний день. Мы с Хасаном бежим за змеем. Я еле поспеваю за своим товарищем по играм. Лабиринт узких улочек Хасану не помеха, он четко знает, где надо свернуть, ловко перепрыгивает через…
— Чему улыбаешься? — спросила Сорая, закрываясь от дождя газетой.
Черные глаза смотрели то на меня, то на Фарида.
Дом больше не был белой громадиной из моего детства. Штукатурка потрескалась, крыша просела, окна в гостиной, в вестибюле и в ванной на втором этаже затянуты полиэтиленовой пленкой, стены приобрели н…
— …они такое вытворяли… со мной… главный и два его помощника…
— Гитлер не успел, — произнес он. — А мы успеем.
— Зеленые яблоки, — пробормотал я. — Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался.
Да что такое у меня со ртом? И что это за бульканье?
— Конечно, правда. Мне было восемнадцать лет. Ее звали Хомайра. Она была хазареянка, дочь слуг нашего соседа, прекрасная, как пери… Каштановые волосы, карие глаза… И смех. Я до сих пор слышу его. — Р…
Осторожно выдыхаю, не в силах двинуться. Не свожу глаз с мальчика, с которым вырос, чье лицо с заячьей губой было моим первым воспоминанием.
Шею он ему, что ли, свернул? Нет, обошлось.
— Я тут вам кое-что принес, — сказал я, вынимая из кармана несколько сцепленных скрепкой страничек. — Как обещал.
— Перестань немедленно, — рассердился я, — и дай-ка я на тебя посмотрю.
Он щелкнул пальцами, сжал и разжал кулак.
У меня вырывается вопль восторга. Мир сверкает всеми красками, и шумит, и радуется вместе со мной. Свободной рукой обнимаю Хасана. Мы смеемся, и плачем, и прыгаем как ненормальные.
Указательный палец доктора качается, словно маятник.
Нам открыл худенький плешивый человечек с неопрятной седой бородой. Поношенный твидовый пиджак, крошечная тюбетейка, очки с треснувшими стеклами на кончике носа, бегающие черные глазки.
— Дело в том, что вы, афганцы… такие беспечные.
Редкозубая улыбка Омара Фейсала — смуглого круглолицего брюнета с ямочками на щеках — была сама любезность. Под мышкой адвокат держал раздутый поношенный портфель без ручки, на локтях коричневого вел…
— И это после двадцати лет жизни в Америке?
Из машины вышел высокий широкоплечий человек в ослепительно белом одеянии, развевающемся на ветру. Трибуны нестройно приветствовали его. Никакого наказания за неприлично громкие выкрики на этот раз н…
Я засмеялся. Все-таки афганский юмор живуч. Страшные войны прокатились по земле моей родины, был изобретен Интернет, космический робот ползает по поверхности Марса, а афганцы, как и столетия назад, п…
Я посмотрел на фотографию, на круглое лицо моего брата, наполовину скрытое тенью. Хасан любил меня как никто никогда не полюбит. Его сын сейчас в Кабуле.
Мне стоило огромных усилий сдержать самодовольную улыбку.
Но я уже и сам догадался. В руках у меня был блокнот в коричневой кожаной обложке, подаренный мне Рахим-ханом на тринадцатилетие.
Мы пригласили на торжественный ужин тестя и тещу. Хала Джамиля приготовила кофта — мясные шарики с рисом — и ферни. Генерал со слезами на глазах сказал, что гордится мной. Когда родители жены удалили…
Волосы у него напомажены, над тонкой верхней губой усики в ниточку, как в свое время у Кларка Гейбла. Бриолин пропитал зеленую хирургическую шапочку, образовав пятно в форме Африки. И еще бросается в…
И ведь ни тени юмора или иронии. Этакий милостивый комплимент из уст небожителя.
Тщательно постриженную лужайку перед американским посольством в Исламабаде украшали круглые цветочные клумбы и декоративные кусты. Само здание, невысокое и белое, мало чем выделялось из рядовой застр…
Генерал с женой и дочерью жил в одном из «афганских» районов Фримонта. Дом их был невысокий, одноэтажный, с эркерами и двускатной крышей. Крыльцо украшали горшки с геранью. Во дворе стоял серый микро…
— Тогда, после смерти отца, я не успел тебе сказать, только я уже пятнадцать лет как женат.
Мы с охранниками поднялись по ступенькам и вошли в большой, скупо обставленный вестибюль. Всю стену занимал флаг Афганистана. Меня препроводили на второй этаж. Гостиная. Два массивных зеленых дивана,…
«Тебе выпала возможность снова встать на стезю добродетели», — сказал он.
Мы с ней уже говорили об усыновлении и дома, и в машине по пути сюда.
Вылитый отец. Круглое лунообразное лицо, выпирающая косточка на подбородке, низко посаженные уши-раковинки, изящное сложение. Китайская кукла моего детства, лик, сквозивший зимой за картами, а летом …
— Как жалко, что Хасана нет сейчас с нами.
Так-то оно так. Только ни разу он не назвал Али своим другом.
— Тебе бы на улицы посмотреть, — сказал я.
— Срочно разыщу их. — И Сохрабу: — Вечером я тебя заберу. Постарайся не очень надоедать Амир-джану.
— Вижу, то, чему сейчас учат в школе, тебя смутило, — наконец проговорил Баба басом.
— В детстве я частенько проходил по Джаде Майванд, — пробормотал я. — Здесь были магазины, гостиницы и рестораны. И неоновое освещение. Я покупал воздушных змеев у старого мастера Сайфо. У него была …
Скажи «да», шептал мне внутренний голос, будто не желая, чтобы я выдал тайну Бабы. Только лгать больше не хотелось.
Настало лето. Как-то в воскресенье мы с Бабой сидели за прилавком, усиленно обмахиваясь газетами. Несмотря на жару, народу было полно, и, хотя едва перевалило за двенадцать, мы уже успели наторговать…
— Только, разумеется, не бесплатно, — послышался у нас за спиной голос Асефа.
За пятнадцать лет супружества мы научились предугадывать вопросы друг друга.
— Я спросил, вы хотите видеть его? Моего мальчика? — Губы хозяина сложились в усмешку.
— Когда все будет кончено, один из нас выйдет отсюда живым. Если это будет он, значит, он заслужил свободу. Пусть себе идет. Ясно?
— Конечно. Но он вечно сидит уткнувшись в книгу или с мечтательным видом слоняется по дому.
Баба тяжко вздохнул и закинул в рот целую пригоршню семян кардамона.
— А ты для меня можешь кое-что сделать? Если ты не очень утомлен.
Мы стояли с ним бок о бок, высоко задрав головы. Дети, визжа, играли в догонялки, по парку разносилась музыка из какого-то старого индийского фильма, мужчины постарше молились, преклонив колени на пл…
Мы еле успели похвастаться боевыми шрамами на ладонях — памятками о воздушных сражениях, — как раздался звонок. Все парами отправились в классы. Я занял последнюю парту. На уроке фарси мне хотелось о…
Перед нами он развернул целый план действий. Сперва обследование пройду я.
Уличная собака подошла к машине и встала на задние лапы, передними опершись о дверь и виляя хвостом. Сохраб погладил пса.
— Оно, может, и к лучшему, — бесстрастно произносит Рахим-хан. — Хомайру ждала бы незавидная участь. Моя семья никогда не признала бы ее. Вчера — служанка, а сегодня — сестра? Такого не бывает.
— За пятнадцать лет, что я здесь служу, такого случая не припомню. — В голосе ее слышалось крайнее удивление.
— Он сказал, что всадит в тебя пулю с тем же удовольствием, что и… — Карим мотнул головой в сторону молодой женщины.
Пир в связи с помолвкой — Ширини-хори, Сладкую трапезу, — как принято, должна была дать семья Сораи. Через несколько месяцев следовала свадьба. Тут уж все расходы ложились на Бабу.
— Эй, дружок, ты бы хоть на фото посмотрел, — вмешался Фарид. — А то неудобно получается.
Фейсал смахнул с верхней губы капельки пота.
— А ты знаешь, как Мулла Насреддин сперва взвалил себе на плечи тяжкий груз и только потом сел на осла?
— А откуда брать деньги, пока учишься писать и стараешься прославиться? А если ты женишься, на что будешь содержать свою ханум?
Сохраб наконец закрыл кран. Слышно было, как мальчик плещется в ванне.
— Я и не знала, что ты так хорошо пишешь, — пролепетала Сорая.
— Что случилось? — спросил Баба. Он принимал деньги за лошадку-качалку у пожилой дамы.
— За исключением нескольких мелочей, я представил мистеру Эндрюсу верную картину, — продолжал я. — Вас я ознакомлю с ее полным вариантом, без цензурных изъятий.
Но особенно вымысел и правда слились воедино, когда я отыскал наш старый дом в районе Вазир-Акбар-Хан, дом, в котором я вырос, так же как и Амир вырос в соседнем доме. Мне потребовалось три дня поиск…
— Ну что же, — глаза его сощурились, — рассказывайте.
— Устал от всего, — печально повторил мальчик.
— Помни, Амир-ага, никакого чудовища нет. И день такой чудесный.
Кожа у него была значительно белее, чем у охранников, почти землисто-бледная, на лбу у самой черной чалмы сверкали капельки пота, окладистая борода тоже была светлее, чем у молодых парней.
— Его первая жена была хазареянка из Джагори. До твоего рождения было еще далеко. Они состояли в браке три года.
Среди прочих штампов наш преподаватель литературного мастерства упоминал и такой: яблочко от яблони недалеко падает. Но ведь и это правда. Оказалось, у нас с отцом больше общего, чем я даже мог себе …
— Помни, — наставил на меня палец Баба, — этот человек — пуштун до мозга костей. Для него главное — нанг и намус.
— Я видел, как насиловали Хасана, — вдруг произнес я вслух.
— Спасибо, что почтили нас своим посещением.
Моя дверь всегда открыта для тебя, Амир-джан. Любой твой рассказ будет мне в радость. Браво.
— Какое великодушие, — подхватывает Камаль. — Если учесть, как дурно он с нами обошелся. — Камаль старается подражать интонациям Асефа, но голос у него дрожит. И не Хасана он боится, нет. Он понятия …
— Это ведь ненадолго, мадар-джан. Неделя-другая… Да, ты и падар можете перебраться ко мне.
— Самозащита — не низость. Знаешь, что всегда происходит, когда соседские мальчишки задразнивают его? Появляется Хасан и прогоняет их. Я это видел собственными глазами. А когда я его дома спрашиваю, …
— Почему это? — Я коснулся его руки, и мальчик резко отдернул ее.
Больше вопросов я не задаю. Предпочитаю притвориться, что ничего не заметил. Ну не вижу я темного пятна у него на штанах. И капелек крови на снегу не вижу.
Талиб опять щелкнул пальцами. Охранник подал зажигалку. Талиб закурил, засмеялся и что-то пробормотал. Руки у него тряслись, и сигарета едва не полетела на пол.
— Со мной все хорошо. — По правде говоря, мне вдруг сделалось ужасно жарко, я весь взмок.
Знойным тягучим июньским днем я зову Хасана на вершину нашего холма — говорю, что прочту ему свой новый рассказ. Хасан развешивает во дворе выстиранное белье — и ужасно торопится, услышав мое приглаш…
Муллы на экране оживленно обсуждали тему.
— Прошу вас, уважаемая, не надо звонить в полицию. Я сейчас отведу его домой. Не надо зря беспокоить власти, ладно?
— Я так и думал. — Он откашлялся. — Вы мусульманин?
Уж я-то знал, от кого он его защищает. Взгляд старого слуги холоден и неприступен. Значит, Хасан все ему рассказал. Про Асефа с дружками, про воздушного змея и про меня. Странное дело, я даже рад это…
Мы вместе вышли на улицу. Машина тронулась с места. На прощанье Фарид дважды нажал на клаксон и помахал мне рукой. Я махнул ему в ответ.
— Постараюсь вспомнить. Обещаю. Приходите ко мне попозже.
— А я все видел. Что это вы там вдвоем затеяли? — закричал я с порога.
В такси на пути в гостиницу Сохраб прижался головой к окну, не отрывая глаз от проплывающих мимо элегантных зданий, осененных эвкалиптами. Его дыхание то и дело туманило стекло.
— Давать обещания детям — дело опасное. — Вздохнул и опять открыл ящик стола. — Так вы не отступитесь?
— Эту книгу мы с твоим папой читали в детстве, сидя под гранатовым деревом на холме у нашего дома…
— Может, все-таки попробуем химию, а, Баба?
Сохраб смотрел на меня не отрываясь. В его подведенных глазах была мольба, в точности как у жертвенного барана, которого режут в первый день великого праздника Ид-аль-адха. Жертве еще дают кусочек са…
— Я заплачу за него. Мне переведут деньги.
— Потому что… я не хочу, чтобы они видели меня таким. Я грязный. — Сохраб всхлипнул. — Я полон греха.
— Лимон. Если тошнит, очень помогает. Я всегда беру в путь лимон.
— Я хочу его кое о чем спросить, — сказал Баба Кариму, не сводя при этом глаз с русского. — Стыд у него есть?
В совершенно пустой, скудно освещенной комнате Карим сразу же запер дверь, задернул занавески и только тогда сообщил дурные вести. Его брат Тоор не сможет отвезти нас в Пешавар. У его машины неделю н…
Постель Сохраба была пуста. Сердце у меня екнуло. Я позвал его. Голос мой был слаб и дик. Нереальность происходящего ужаснула меня. За тысячи миль от дома, в темном гостиничном номере, наполненном бо…
Он ведь еще ребенок, как я мог забыть об этом!
Первое прикосновение неземной сладостью отозвалось во всем моем теле. Я впитывал его, как губка.
Не знаю, сколько раз я попал в него. Когда меня наконец оставляют силы, он весь перемазан красным.
Тесть величественно наклонил голову и направился к грилю.
— Сохраб! У меня замечательная новость! — Я постучал в дверь ванной. — Только что из Калифорнии звонила Сорая. Нет нужды связываться с детским домом, Сохраб. Мы летим в Америку, ты и я! Слышишь меня?…
— А тебе-то откуда знать? Пробовал, что ли?
— Падар-джан, вы забыли про свой чай, — раздался у нас за спиной молодой женский голос.
Солнечный луч разделял нас, и с той стороны вырисовывалось пепельно-серое лицо Хасана — не того мальчика, с кем я резался в шарики, пока муэдзин не выкликал свой вечерний азан и Али не звал нас домой…
— Я имею в виду всех этих самодовольных обезьян, достойных лишь плевка в бороду.
— Какие там слухи ходили насчет дочери генерала? — спросил я у отца как можно непринужденнее.
Больничная палата, с лица Хасана сняли повязки, волнение и радость отца.
Слышится топот ног, крики и брань. Гурьбой выбегают охотники на змеев. Опоздали, голубчики. Хасан уже широко расставил руки, и змей спланирует ему прямо в объятия. Да поразит меня Господь слепотой, е…
Маленькие соседские дети боялись Али из-за его лица и походки. А вот с детьми постарше была просто беда. Когда он выходил, они увязывались за ним и дразнили как могли. Некоторые называли его Бабалу, …
Рукопожатие было крепким, хоть и влажным. И руки у генерала оказались очень нежные.
Баба пил холодный черный чай и жевал семена кардамона — проверенное средство от похмелья и головной боли.
Мы поговорили еще немного, и я проводил его до машины.
Девушка повернулась (я успел заметить коричневую родинку в форме полумесяца у нее на щеке) и направилась к серому фургончику за два ряда от нас. На брезенте перед фургончиком были выложены старые пла…
— Знай, хазара, я человек терпеливый. И знай, у сегодняшней истории обязательно будет продолжение. Уж ты мне поверь. — И, повернувшись ко мне: — И ты, Амир, помни, на этом не кончится. Однажды мы вст…
— Мне пора, — вздохнул доктор. — Если возникнут вопросы, скиньте мне на пейджер.
Да будут тебе в помощь эти клавиши в ремесле сочинителя.
На Сохраба едва взглянул. На меня и вовсе старается не смотреть. К чему бы это?
Как всегда, меня спас Рахим-хан. Он протянул руку и наградил меня улыбкой, в которой не было ничего деланно-вежливого.
— Да, твой отец научил тебя говорить комплименты.
— Спасибо, ага. — Я уже собирался уходить.
— Он постарается что-нибудь для нас сделать, переговорит с приятелями из службы иммиграции.
Баба поднял голову от бумаг, зашелестевших от налетевшего ветерка, и сказал, что сода в багажнике и чтобы я сам пошел и взял ее.
Сохраб зажмурился и прикрыл глаза рукой. Той самой, с лиловым шрамом.
Удар следующего граната приходится в плечо, сок окропляет моему товарищу лицо.
— Сегодня не надо, — отозвался Баба. — Сегодня у меня ничего не болит.
Глаза у него при этом заблестели, и я был тому причиной. Какое счастье.
Я кричу. Только про себя. Вся моя жизнь сложилась бы иначе, если бы я тогда взаправду закричал. Но я не проронил ни звука. Скорчился у стены и смотрел. И больше ничего.
Голоса слышатся снова, на этот раз громче. Это в проходе между домами. Подбираюсь поближе и, затаив дыхание, выглядываю из-за угла.
— Это все из-за тебя и Хасана? Между вами словно черная кошка пробежала, но ты уж сам разбирайся. Я тут ни при чем.
Никогда не забуду, какая боль и мольба звучали в словах отца.
— Но почему? — поразился я. — Зачем им понадобилось разрушать детский приют?
— Единственное, что у шиитов хорошо получается, — сказал он, брезгливо морща нос при слове «шииты», будто упоминал о какой-то дурной болезни, — это мученическая смерть.
— Найти человека в Америке легко. Северная Калифорния, крупный город, — этого достаточно. Вот ты уже и взрослый. Как странно.
— Не волнуйся. — Сорая нервно комкала салфетку. — Его самолюбие не пострадает.
— Это ведь сон, Амир-ага, а во сне ты все умеешь. Все нам кричали: выходите из воды, вернитесь на берег! Но мы заплыли на самую середину озера, повернулись и помахали людям руками. Издали они казалис…
Я представил себе, как Баба плюет в бороду обезьяне (хоть бы и самодовольной), и захихикал.
Однажды мы с Сораей разговаривали у палатки одни. Она рассказывала мне о своей учебе в колледже Олоун.
Принимаю сверток и опускаю глаза. Мне бы сейчас к себе в комнату, к книгам, подальше от этих людей…
Я опустил окно и принялся ждать, когда ослабнет стальная хватка.
— Очень вам буду признателен. Давайте с этого момента говорить только по-английски.
— Ты стал совсем американец. Это хорошо, ведь именно оптимизм сделал Америку великой. А мы, афганцы, меланхолики. Любим погоревать, пожалеть себя. Зендаги мигозара, жизнь продолжается, говорим мы с г…
Рассказал о нашем разговоре с Реймондом Эндрюсом.
Она кладет свою ладонь мне на руку. Обручальное кольцо, купленное Бабой, блестит у нее на пальце.
Выбравшись из машины, мы направились обратно на Джаде Майванд и свернули направо.
Позже, ближе к вечеру, я проходил мимо кабинета отца и услышал голоса. Отец беседовал о чем-то с Рахим-ханом.
— Знаю только, что у нее был мужчина и все сложилось… неблагополучно.
«Внутриглазная жидкость, — мелькает у меня в голове. — Вот что это такое. Мне где-то попадалось научное определение».
— Отец хочет, чтобы я выбрала юриспруденцию, а мама — медицину. Но я буду стоять на своем. Учителям здесь платят не так много, но это мое призвание.
Тот обнял нас обоих и прижал к себе. На улице полыхнуло, небо сверкнуло серебром. Еще вспышка. Беспорядочная стрельба.
— Очень хорошо, — сказал он по-английски. — Иншалла.
Поднимаю глаза. Воздушный змей пикирует прямо на нас.
— Хорошо, — согласилась она и поправила ему одеяло. — Спокойной ночи.
В общем, не прошло и недели, как по раскаленному летному полю мы подошли к самолету, и воздушный лайнер унес сына Хасана в Америку.
— Я тебе когда-нибудь рассказывал, как чуть было не женился?
Даже мне виден страх в глазах Хасана. Но мой слуга молча качает головой.
Отец пожал плечами и поднялся с места. Похоже, Рахим-хан и его вызволил из неловкого положения.
Сорая и я впервые легли вместе. Всю мою жизнь я пребывал среди мужчин. В эту ночь я открыл для себя нежность женщины.
— Вроде бы похожий мальчишка пробегал вон там. В руках у него был синий воздушный змей.
— Мы уже раз заплатили, — упорствовал муж. — И недешево.
На этот раз охранники не стали спорить, хотя рожи у них были кислые.
— Нам не хватает коек и не хватает тюфяков. Хуже того, у нас и одеял мало. — Директор показал пальцем на девочку, которая вместе с двумя другими прыгала через скакалку. — Видите ее? Прошлой зимой мы …
Уже за полночь, наигравшись в покер, мужчины легли спать на тюфяках, постеленных в ряд в той же комнате, где ужинали. Женщины отправились наверх.
Телефон зазвонил около двенадцати. У аппарата был Баба.
Амир, законный сын, наследник всего нажитого, в том числе и неискупленных грехов. Наверное, поэтому в Америке мы с отцом сблизились. Ведь такая перемена. Толкучка, низкооплачиваемая работа, грязноват…
Он бросает на землю шпулю и срывается с места, только нижний край зеленого чапана волочится за ним по снегу.
— Если желаете как-то помочь своей родине, переведите деньги какой-нибудь достойной благотворительной организации. Или идите добровольцем в обслугу лагеря беженцев. Но в данный конкретный момент мы н…
— Вы успели пообещать мальчику, что возьмете его с собой в Америку?
— Только на первых порах. Быстро привыкаешь.
Помню, как мы, держась за руки, сидим на сцене на диване, словно на троне, и триста человек не сводят с нас глаз. Обряд именовался Аена Масшаф. Нам дали зеркало и набросили на нас покрывало, и мы ост…
Афганистан вдруг изменился. Раз и навсегда.
Послышались громовые удары. Земля вздрогнула. Раздались автоматные очереди.
— Спасибо, — пробормотал я и взял карточку.
— Никакого чудовища нет, — повторяю я за ним, и мне почему-то становится легче.
— Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так.
Я облегченно вздохнул. Руки у меня тряслись.
— Знаешь, чем быстрее мы отсюда исчезнем, тем лучше, — начал Фарид.
Карим давится и хрипит. На губах у него выступает пена.
— Лучшее свое представление я дал в Мазари-Шарифе в девяносто восьмом.
В южной части сада, в тени локвы, стоял дом слуг, скромная глинобитная хижина, где жили Али и Хасан.
Вскоре после смерти Бабы мы с Сораей переехали в квартиру с одной ванной всего в паре кварталов от дома генерала и Халы Джамили. Для вящего уюта родители Сораи купили нам коричневый кожаный диван и н…
— С юридической точки зрения он сиротой не является.
Как мне хотелось забыться у нее в объятиях!
Я прочел почти целиком первую главу (до того места, где юный воин Сохраб является к своей матери Техмине, царевне Семенгана, и требует сказать, кто его отец) и захлопнул книгу.
Я видел талибов и раньше. По телевизору, в Интернете, на обложках журналов, в газетах. Живьем — никогда.
— Спасибо, отец. А сам-то ты как? Выдержишь?
— Как замечательно она пела! — часто повторял Али.
— Давайте вместе посмотрим томограммы вашего отца.
Краем глаза я видел, что Сорая наблюдает за нами из-под навеса, руки стиснуты на груди. В отличие от меня, она постепенно оставила попытки заинтересовать чем-то мальчика. Вопросы без ответа, пустые в…
— Постараюсь. И вот еще что. Не говори родителям, кто он. Я сам.
— Ты подумал над тем, о чем я тебя спросил?
Небо потемнело. Вокруг нас собралась порядочная толпа.
Отвечаю на рукопожатие, вхожу во двор, вручаю ему змея и шпулю.
В ноябре 2007 года состоится мировая премьера фильма, снятого по роману Халеда Хоссейни. Российская премьера фильма «Бегущий за ветром» запланирована на весну 2008 года. В 2007 году вышел второй рома…
Потупившись, я набрал полную горсть холодной земли, и сейчас она сыпалась у меня между пальцами.
— Ты никогда не надоешь мне, Сохраб. Обещаю. Ты ведь мой племянник, помни. А Сорая-джан очень добрая. Поверь мне, мы будем любить тебя. Это я тоже обещаю.
У него на руках я забываю обо всем, что случилось. Это такое счастье.