Все, братишка, сопротивление бесполезно. Леса-то твоя с треском перерезана. Прием Хасана сработал.
— Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки.
— А что меня здесь держит? Что ты мне еще поведаешь? Мне тридцать восемь лет, и вдруг ты мне сообщаешь такое, что все прожитые годы летят псу под хвост! Вся моя жизнь — одна сплошная ложь! Чем теперь ты утешишь меня? Тебе нечего мне сказать!
— Как ты знаешь, все эти годы я жил в доме твоего отца.
Наверху располагались моя ванная, комната Бабы и его пропахший табаком и корицей кабинет, или «курительная». Здесь хозяин и гости отдыхали в кожаных креслах после обеда, поданного Али, курили и беседовали. Обыкновенно тем для разговоров было три: политика, бизнес, футбол. Мне всегда очень хотелось присоединиться к ним, но Баба не разрешал.
— Так вот чем ты занимался в Мазари-Шарифе, переходя от дома к дому. Отбросы разгребал.