Вахид усадил меня рядом с собой, напротив мальчиков, которые так и повисли на Фариде. Как я ни противился, Вахид велел старшему сыну принести еще одеяло, чтобы мне было удобно на полу. Мариам занялась чаем.
Это ведь вроде и не ты совсем, Амир. Ты же такой нерешительный, ты не создан для подвигов и сам всегда это сознавал. Трусость и благоразумие идут рука об руку. Но когда трус забывает, кто он такой… да поможет ему Бог.
Как мне хотелось забыться у нее в объятиях!
— Ничего нет презреннее воровства, Амир, — сказал Баба. — Тот, кто берет чужое, даже под угрозой жизни или ради куска хлеба… Плюю на такого человека. И не приведи Господь, чтобы наши пути сошлись. Понимаешь меня?
— Знаешь, что я скажу Дауд Хану, когда он придет к нам на обед в следующий раз? — не отставал Асеф. — Я с ним поговорю как мужчина с мужчиной. Скажу то, что говорил матушке. Речь пойдет о Гитлере. Вот это был правитель! Настоящий вождь! Провидец! Я напомню Дауд Хану, что если бы Гитлеру дали возможность закончить начатое, то мир сейчас был бы куда лучше.
— Я устал, — кратко ответил я. — Давай лучше спать.