— Тсс, Баба-джан, — шептал я. — Это я, твой сын. Я с тобой.
— Больше всего твой отец любил легенду о Рустеме и Сохрабе, в честь которого тебя и назвали. Да ты и сам это знаешь.
И вот опять передо мной маячат чемоданы. Мне делается жалко Бабу. Все, чего он добивался, за что боролся, все его планы и мечты свелись к этим двум чемоданам. И к сыну, приносящему одни разочарования.
«Джон и Бетти Колдуэлл», — нацарапал я на клочке туалетной бумаги.
— Что подумает Амир-ага? — спросил он у меня. — Что он подумает, когда вернется в Кабул после войны и обнаружит, что я занял его место в доме?
— Ну конечно, — согласился Фарид. — Зайду за ним перед вечерним намазом.