— И вот еще что. Никому ни слова. Ты понял меня? Никому. Мне не нужно ничье сочувствие.
Во взгляде Фарида появилась почти не скрываемая враждебность. Он и десяти слов не произнес с тех пор, как мы выехали из Джамруда.
— Пусть мы голодны, но мы не хамы! Он наш гость! Что мне было делать? — Вахид старался говорить потише.
Почему у меня рот не открывается? И что такое торчит из моей груди?
Врач взглянул на меня, поправил очки и опять занялся писаниной.
Пока он отмокал в благоухающей пене (ну теперь-то ты чистый, Сохраб?), я позвонил Сорае.