Все цитаты из книги «Теплая Птица»
— Возьми паспорт, — переходя на «ты», сказал Нектарий.
— Ты, ублюдок, — зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. — Еще одна такая выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.
— Парк Горького — одно из самых опасных мест в Пустоши, — сообщила Марина. Голос ее звучал настороженно. — Андрей, держи пистолет наготове.
— Все в сборе, — удовлетворенно сказал Христо. — Познакомься, Андрей. Это Снегирь.
Всполох: Андрюшка, ЯДИ, Анюта, лабиринт Василиска, Звоньский, сто тысяч долларов… Я уже почти позабыл все это… Но, как отец Никодим… Он что, проник в мой мозг?
Посмотрев на блестящий под луной снег, повернул обратно.
Конунг Сергей наклонился вперед и понизил голос.
— Это чудо, Андрей. Он — там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, — единственный ребенок в Русских Джунглях.
— Срочно носилки! — распорядилась женщина.
Очутившись посреди комнаты под перекрестным огнем взглядов, я ощутил, как зашевелился в душе холодный страх.
Она принялась размазывать по щекам слезы.
Вернулась рыжая. Быстро управилась! Прислонилась к дереву, выставив вперед ногу в толстом ботинке стрелка. Кроме ботинок, она прихватила автомат, рюкзак, куртку и шлем. Молодец.
Надо же! Тогда зачем возрождать человека?
Она молча смотрела на меня, будто ждала чего-то.
Занесенные снегом полуразрушенные дома, заводы, домишки и заводики Калуги сливались внизу в чистый лист.
— Твою мать! Ты испытываешь мое терпение, конунг.
Островцев смотрел на свое отражение в черном стекле и ни о чем не думал. Хотелось спать, но, боясь пропустить свою станцию, он тер глаза, зевал.
Лицо отца Никодима вытягивается, становится серьезным.
Стрелки засмеялись, кто громче, кто тише.
Я остановился перед глухими воротами. Видимо, нужно постучаться…
Однажды ранним утром Андрей вышел из дому.
— Да, фургон. В нем я — долго-долго по дорогам.
— Это мое личное дело, — глухо проговорил он, ловя убегающие глаза Невзорова.
— Конечно, помнишь, — повторил Христо. — Конечно. Я лишь хотел сказать тебе, Андрей, что, после гибели Снегиря, ты — наш последний шанс. Если твоя вылазка окончится безуспешно, возрожденчество погибн…
Никто не удивился моему приходу, совсем не обязательному. Зачгруппа — стрелки матерые, не нуждающиеся в напутствии конунга.
— Удачи, — Киркоров хлопнул меня по плечу. Вовочка улыбнулся мне, Букашка кивнула.
Поднимать общую тревогу я не решился, хотя соблазн был.
Я отворил дверь квартиры и в изумлении замер на пороге. Кого угодно ожидал увидеть у себя в гостях, но только не отца Никодима!
— Он погиб, выполняя свой долг, — сказал я. — Моя совесть чиста.
Слово «тушенка» прорвало плотину. Перегнувшись в три погибели, я блевал. Блевал долго и мучительно, гораздо мучительнее, чем при отравлении зеленкой. Лишь после того, как во рту у меня не осталась да…
Широкая зала с высокими окнами полна маленьких человеческих скелетов: пустые глазницы, обугленные разноцветные волосы, обрывки одежды на белоснежных костях. Они лежали на полу, сидели, прислонившись …
Я оттолкнул Киркорова, тот ударился спиной о стену, выругался.
Я подал Марине руку, помогая взобраться на ступеньки.
— Хорош, что пришел, Артур. Ты тогда отец Никодим спас. Благодарить тебя.
— Будьте начеку, — предупредил Снегирь. — Здесь кишат особисты.
— Не пляши раньше времени, кружочек. Еще не было трибунала.
Он опустился на лавку в углу — грубую, деревенскую. На окнах занавески с бахромой, на столе — букет полевых цветов.
Николай не торопился снять с шеи алюминиевый свисток и созвать группу.
— Букашка не желала быть Ольгой Букашиной, секретарем приемной комиссии, а Марина…
Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.
Марина лежала лицом к небу и тяжело дышала. Я повалился рядом — казалось, сердце выпрыгнет из груди.
— Игорь Матвеевич Снегирев, согласны ли вы взять в жены Марину Александровну Книппер?
Зябкий ветер всколыхнул мои волосы, я поежился. К черту. Не рассуждать. Поезд летит, я сел на него…
Впереди показался красный хвост пробки. Машины стояли намертво, их водители проклинали на чем свет стоит черта, бога и мэра города. Но скоро их внимание переключилось на «Харлея», ловко вальсирующего…
Я захохотал. Киркоров будет выступать перед стрелками. Ну, надо же!
Неестественное зеленое мерцание было невыносимым. Пот градом катился по спине.
В любом случае, выбирать тебе. И тебе шагать».
— Ну, с богом, — сказал Снегирь. — Пошагали, Киркоров!
— Зачем пришел, Артур? — хитро сказал. — Ведь не пить. Совсем не пить.
Крадучись, вошел Вадим, наверное, почувствовал: сделка завершена. Цыган кивнул нам, прощаясь. Мы покидали шатер, слыша за спиной звук поцелуя.
Одноглазая шлюха, ночь с которой мне подарил отец Никодим.
— Ну что, похороним его? Может, еще всплакнем по нему?
Серебристая Рыбка, взрезая плавниками голубоватую гладь, несется вверх по реке. Вот перед ней возникает что-то оранжевое, тонкое, подвижное. Червячок. Рыбка хватает червяка, и… резкая боль пронзает е…
— Ты лучше б рассказала, как очутилась на привязи Киркорова.
— Марина, я скоро вернусь. Жди. Очень скоро.
— Везде, где есть человек, возникает ОСОБЬ, — отозвался Христо.
Андрей мотнул головой, замычал, надевая треснувшие очки. Из разбитого носа на белый кафель капала кровь.
— До следующего года, — офицер встряхнул мешочек и передал его одному из бойцов.
Стрелки поволокли сейф к заносимому снегом поезду. Чувствуя себя разбитым, я побрел следом.
Шрам поднял меня и внес по ступенькам в кабину. Дверь захлопнулась.
— Лады, конунг? — как ни в чем ни бывало повторил Кляйнберг.
Старуха пыталась вертеть колеса, но руки плохо слушались ее.
Смолов улыбнулся, обнажив два длинных передних зуба, закивал головой, но ничего не сказал. Андрей обошел его и проследовал к лестнице, ведущей в ОПО — опытный отдел.
— Вынес приговор, являющийся безусловным воплощением судебного принципа Московской резервации — «Будущее зависит от тебя». Конунг Артур, вы приговорены к казни через повешенье.
Я махнул рукой и, повернувшись, пошагал навстречу разворачивающемуся рассвету.
Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.
— Хорошо, — спохватился Христо. — Так вот…
Что-то надвигалось на нас — ближе, ближе — я чувствовал кожей. А лицо Марины спокойно — это понятно: она не имеет такого, как у меня, опыта игры, единственная ставка в которой — Теплая Птица…
Я медленно повернулся — ее лицо совсем близко.
— Да вы просто принцесса! — восторгалась работница свадебного шоу-рума. Платье стоило двадцать тысяч долларов, и если бы она солгала, никто не удивился бы, но в данном случае она была вполне искренна.
Отец Никодим лениво разглядывал меня, глубоко затягиваясь сигаретой.
К вечеру донесся запах гари. Пока рано, надо лежать, экономить силу.
Серая пелена застлала глаза, затем она расцветилась.
— Обожаю ездить по ночам, — крикнул Игорь Матвеич, повернув голову. — Жаль только, что мы уже приехали.
Кроме задремавшей кондукторши, в автобусе не было никого.
— Николай меня сюда привел. Я слаб был, шатался. Он плечо мне подставил. Слабое плечо. Дрожит, но ведет. Выходил меня. С Олегычем. Кормили. От себя отрывали. Только дури не давали. И прошла дурь.
Особист закурил, с наслаждением втягивая в легкие дым.
— Проклятая! — Островцев размахнулся и стукнул по своему отражению кулаком. Зеркало треснуло — из разрезанной руки пошла кровь.
Марина послушно стащила обувь, сморщившись от боли. Нога маленькая, узкая и удивительно белая — ну, не игрок она! Мозоль не очень большая, но прорвавшаяся — клочок кожи над красной ранкой.
— Девушка, проходите сюда, — окликнул меня молодой человек в очках с бейджиком на груди: «Сергей».
Мало-помалу его взгляд очистился, изумление сменила звериная настороженность.
— Ты просрал испытание, непретендент. Стрелком тебе не бывать.
Женщина в белом оттолкнула меня, склонилась над Мариной.
— А эту… Что-то бье — о-тся живое и в ка-амне…
— Ты можешь опереться на мое плечо, не думай — я сильная…
Какое странное лицо у этой самки… Бледное и чистое, не обветренное, не изрезанное шрамами, не обожженное дождем. Она совсем не похожа на игрока.
Сильные, лоснящиеся от сытости животные. Чем Снегирь их кормит?
— Пожалуй, я заберу ее, если вы не против, — он засмеялся. — А ты, кожанка, — обратился «цыпленок» ко мне, — держи руки по швам. Дернешься достать пушку — начиню свинцом.
Глаза истопника приоткрылись. Губы дрогнули.
Рукоятка винтовки удобно легла в ладонь. Тяжелая штука! Я поднес глаз к прицелу. Темная громада дома приблизилась ко мне так неожиданно и так близко, что я вздрогнул. Я поймал в перекрестье одно из о…
Он указал на свободную койку, расположенную аккурат над его собственной койкой.
— Рад, что Вика тебе понравилась. Редкостная шлюха.
— Так вот, я вам отвечу — нелегко. Вернее, почти невозможно. Сечете фишку? — Карлуша засмеялся. — Состязание началось до начала состязания…
— Марина, — запинаясь, проговорил я. — Кажется, я это сам только что сочинил.
Голос тонкий нетерпеливый, какой может быть лишь у нервного, упивающегося властью человека.
Стрелок, держа мяч под мышкой, несся вперед, и я оказался на его пути. Мы врезались друг в друга, покатились по утрамбованному снегу, вцепившись в мяч. Игроки обеих команд бросились на подмогу. Смрад…
Я кружился на месте, пытаясь представить, как здесь было до Дня Гнева.
— Ты прав, прав, Андрей, — она тихо плакала. — Я — предательница, но ничего не могу с собой поделать.
— Меня зовут Глеб Пьяных, я капитан ОСОБи первого ранга, это — моя помощница.
— Проголодались, — жизнерадостно ответила Марина. — И нам положен доппаек.
Дикторы наперебой рассказывали про перезагрузку в американо-российских отношениях.
Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну.
— Взрывчатка — это прекрасно, — сказал Христо, когда Марина умолкла. — Взрывчатка — это просто великолепно, она необходима нам, как воздух. Но еще более меня порадовал ты, Андрей.
— Хорошо, — сказал Нектарий. — Адрес общаги знаешь? Вот с этой бумажкой — к коменданту…
— Мы из Пустоши, — сказала Марина, вылезая из саней. — Заблудились.
Я вскочил на ноги, узнав склонившегося надо мной особиста. Это был снайпер из охраны Отца Никодима, только сейчас при нем не было винтовки.
На круглом столике стоял канделябр — бронзовые ангелочки держат в руках свечи. Воск падал на шелковую скатерть. Игорь Матвеич, сменивший байкерскую куртку на просторный свитер с вышитыми на груди сне…
— Я думал, взрывчатка не запрещена на барахолке, — шепнул я Снегирю.
«Неужто я похож на ухажера?» — подумал Андрей, протискиваясь сквозь толпу.
Кружочек спрыгнул на снег. Бросил взгляд на локомотив, на блестящую под луной желтую двойную нить железной дороги. Повернулся ко мне. Я спокойно и прямо глядел на него.
Снежная пыль проникала в кабину, колола лицо, попадала в рот.
Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется, стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки вздумают вышибать друг из друга мозги. Я успел зам…
Глядя на бегущую за окнами поезда черноту, я поклялась, что пойду на все, чтобы не стать той женщиной в обносках.
— Марина! — заорал я, выдергивая из кобуры пистолет. Расстрелял обойму и отбросил ставшее бесполезным оружие в сторону. Перекатился по снегу.
Скрипнула дверь. Пламя свечи запрыгало, едва не погаснув.
Лицо толстяка светилось любопытством; любопытство сидело в каждой морщине, в каждой складочке кожи, блестело в глазах.
Я выругался и, отбросив автомат, втянул часть колючек в будку. Когда его культя дотронулась до моей руки, я ухватился за нее и помог игроку влезть в убежище.
— Мы братья по вере, — взгляд Серой стал жестким. — Мы — цоисты.
— Троих замочил, за это мне конунг пайку удвоил.
Островцев положил трубку; чувствуя неприятный привкус во рту, снова покинул отдел, хотя собирался хорошенько поработать, может быть, даже начать опыт с TA… Но — вызывал директор. Впервые за все время…
С канализационного свода капала ржавая вода, раненый все норовил ухватить каплю сухими губами.
Лицо Зубова не выразило ни страха, ни удивления.
— Что? — подчиняясь неведомому порыву, я вскочил, глядя в темные, с желтыми точками глаза. — Что просят бойцы?
Змеиное шипение становилось назойливее, проникало под шлем. Не помогали даже восковые беруши. Остановис — сь, если хочеш-шь жить!
— Стоп! — Снегирь замер. — Кажись, пришли. Где-то здесь должен быть люк…
— Обилечиваемся, — подошла кондукторша: лицо усталое, волосы растрепаны; белые штаны-треники, похожие на кальсоны (в автобусе-то можно — это почти что дома), голубая застиранная футболка, подмышки же…
— Все бывшие умели читать, — нахмурив лоб, проговорила девушка. — Они не всегда думали о еде и о том, как выжить. Очень часто бывшие задумывались о том, как устроен мир, о том, как сделать жизнь лучш…
Марина спрыгнула со стены. Подметки ботинок глухо ударились о камень. Махнула мне рукой: «Давай!». Я последовал вслед за ней.
Я встал рядом с Борисом. Он улыбнулся и кивнул мне.
— Я рад этому, — голос Кляйнберга был вполне искренен. — Но вокруг Джунгли, а значит, мы не друзья.
Мы свернули с моста в тонкую кишку переулка. Снова выглянула луна, снег заблестел. Полуразвалившиеся здания возникали перед упряжкой, как будто вырастая из-под земли. Мне начинало казаться, что собак…
Эйфория прошла. Андрей начал подозревать, что стал пешкой в чьей-то игре: пешку побили ферзем и щелчком убрали с доски.
Возбуждение охватило меня. Кто этот рыжий? Уж не Лорд-мэр ли?
— У него кончились патроны, — крикнула рыжая и вдруг приподнялась, точно желая смерти. Я лежал ничком, ничего не соображая.
— Послушайте, — нетерпеливо сказал я. — Вам нельзя туда, — кивнул на ворота. — Но в Резервацию можно проникнуть и другим путем.
— Да, у меня в штанах большая шишка, — повторил, цыкая зубом, Варяг. — И я хочу, чтобы большая шишка, то есть ты, отсосал мою большую шишку.
Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.
— Хорошо, — толстые пальцы Ирины Мухамедовны сомкнулись над бумажкой, и та исчезла, как у фокусника в цирке.
Я с юмором относилась к Ольгиным поискам, но так получилось, что папика нашла себе именно я. Вернее, Он сам меня нашел.
Отец Никодим хлопнул рукой по сиденью, выбив тучу пыли. Я сел рядом с главой ОСОБи. Слева примостился особист со снайперской винтовкой — быстро они находят замену погибшим.
Я вовсе не собиралась задавать ему этот вопрос, сорвавшийся с языка сам по себе. Игорь Матвеич ответил сразу, без кокетства и шуток.
— Привет, Марина. О, какой стайл! — Ксения дотронулась до моих волос. — А я вот недавно выгнала стилиста. Этот идиот совершено не умеет обращаться с накладными волосами. Ты пользуешься накладными вол…
— Не обижайся, Артур, но ты не такая большая птица, чтоб ради тебя на плацу появлялся Лорд-мэр…
Он повернулся к Марине. Та равнодушно взглянула на него и отвернулась к стене.
Метель скомкала мои слова, пригвоздила к земле крупными снежинками. И тут я увидел белого оленя: в один из кубов попался белый автомобиль, причудливо изогнувшийся под прессом.
— Черт! — выругался Островцев и хлопнул по аппарату ладонью. Ну почему ему всегда так везет? Раз в жизни купил карту — и та бракованная!
— А ты, Лукашенко, двигай обратно к внешнему кольцу. Я теперь сам им займусь.
Марина кратко описала наше небольшое путешествие. Он выслушал внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая своей мальчишеской головой.
— Ну, не расстраивайся, — мягко сказал Христо.
Как только дверь квартиры закрылась, Илана объявила, что я гублю свою жизнь.
Над обломками кремлевской стены колыхалась поземка.
Вот и Пустошь. Упряжка въехала на мост. Река разлеглась внизу — широко и вольно.
Снегирь уверенно шагал по рядам, отнекиваясь от назойливых торгашей, отталкивая проституток, буквально вешающихся на шею.
— Пустяк, — тот отстранился. — Почему печенье в нашем магазине всегда краской пахнет?
Стрелки разбрелись. Я остался с адъютантом.
Я медленно опустился на свое место, медленно положил палку. Несколько пар глаз неистово сверлили меня. Лязгнув зубами, как тварь, я демонстративно дотронулся до ножен.
Отворив дверь, я замер: в мое краткое отсутствие кто-то побывал в вагоне.
Конверт из танталовой бумаги, 23767t… Будь что будет…
Особисты подняли с пола и повели к выходу дебошира. Он сразу обмяк и утихомирился — протрезвел, что ли?
Кап-кап. Я представил, как ржавые капли разбиваются о камень. Одна капля, другая, третья… Дыхание Марины ровное, тихое: спит. Кап-кап. В окошке — несколько колючих морозных звездочек: значит, ночь. К…
Я присел на корточки напротив ворот: жаль, не из чего развести костер. Достав из-за пазухи сухарь, принялся жевать без особого удовольствия, просто чтобы убить время.
Цоист бросил взгляд на пистолет и остановился.
В мутной воде речушки лежала большая часть пассажиров Последнего Поезда. Черные от копоти тела, неестественно вывернутые руки и ноги, стеклянные глаза, оскаленные зубы. Приехали, блин. Как здорово, ч…
Я опирался на плечо Марины, стараясь как можно меньше давить на него, но понимая при этом, что без поддержки просто-напросто рухну на снег. Мне нужна одна ночь покоя и тепла: тогда тело восстановится…
Андрей подхватил портфель и вышел у знакомой синей будки. Желтая табличка, приваренная к железной стенке, оповещала, когда придет следующий автобус. Но Андрею он был не нужен — за дорогой петляла узк…
— Осторожность — вот главное, — Христо отправил в рот кусок мяса, принялся жевать, двигая беззубыми челюстями. — Завтра, за два часа до рассвета, ты пойдешь на ВДНХ, в логовище стрелков. Мы проводим …
Кажется, это произошло со мной, когда я учился в школе. В обычной школе на станции Родинка.
Вертолет с синим брюхом заходил то с одной стороны, то с другой, то зависал сверху. Высунувшийся из кабины стрелок жарил из автомата.
Распахнулись двери, выпустив потный, усталый люд. Когда толпа схлынула и немногочисленные пассажиры стали заходить в поезд, Анюта поднялась, пряча семечки в сумку.
У машины, в которую особисты запихнули выпивоху, я повернулся к отцу Никодиму.
Это была свобода, это был кайф, это была жизнь!
— Ну что же, тридцать второй, полагаю, вы можете быть допущены к испытаниям. Ты не против? — особистка посмотрела на напарника.
— Метро, — глухо сообщила Марина. — Осторожно, лестница.
Ездить в Москву? Андрей и до Обнинска-то добирается с трудом; к тому же, в Москве вряд ли можно применить его знания… Так где же? Только здесь, в Подлинном ЯДИ. Ну и еще, разве что… Миражом возникли …
— Новосиб — столица науки, — говорила Дарья, поглядывая на меня и Татьяну. — По количеству живущих в нем кандидатов намбер ван в России.
Явственно послышался звон передергиваемых затворов.
Как раз в это время стрелки за руки за ноги выносили убитого командиром претендента. Тело с хрустом упало в сугроб.
Тупо ухмыляясь, мародер направился ко мне. Сухой снег поскрипывал под валенками.
— Еще километр — и устроим привал, — сказал я, увидев, что Марина опять захромала.
Тяжелая рука легла на плечо. Я обернулся.
Черная, сплющенная с двух сторон рожа возникла передо мной; неширокий конец длинной палки устремился мне навстречу. Я успел уклониться, и, ухватившись за палку раненой рукой, — от боли в голове взорв…
— Конвоир, — крикнула женщина. — Выведите!
Силы возвращались медленно. Здорово помял… Никогда прежде я не вступал врукопашную со стрелками. Как и большинство игроков, которым дорога Теплая Птица, убегал, словно кролик, лишь только в воздухе п…
Дверь открыла женщина лет шестидесяти. Лицо широкое, глаза слегка раскосые, домашний халат открывает сильные руки в разноцветной сетке кровеносных сосудов.
— Надо искать убежище, — сказал я, взглянув на небо.
— Заманчивое предложение, — Варяг засмеялся. — Развяжите-ка этого пидора.
— Мы рады приветствовать вас в Цитадели, — бородач улыбнулся, обнажив желтые пеньки зубов, и достал портсигар. — Лорд-мэр, со свойственным ему великодушием, дает вам шанс изменить свою жизнь в полном…
— Не будешь ты — я буду, — отрезав перламутровый кусок, положил в рюкзак; по зеленой ткани расплылось багровое пятно. — Ведь я же не заставляю тебя…
— Ну и нахер вы приперлись из своего Бескудникова? — автоматчик сплюнул на рыжий от мочи снег зеленоватый комок.
— Дай договорить, Олегыч. Это место отмечено белым оленем.
— Ну что, сбежал? — спросила она, присаживаясь рядом с Андреем. Сумочку из фальшивой крокодильей кожи поставила на закованные в джинсу колени.
Вечером каждой пятницы Ольга надевала длинное бордовое платье («цвета страсти» — по ироничному выражению Иланы), небрежно накидывала на плечи короткую норковую шубку (пять лет экономии) и выпархивала…
Шрам что-то промычал, мотнув башкой. Широкое лицо делил надвое шрам, отчего казалось, что у игрока два носа и четыре губы.
Я не ответил. Пожал плечами. Московской резервацией управляет невидимка…
На меня пахнуло теплым запахом еды, печки, немытых человеческих тел. Людей здесь было много: они лежали на двухъярусных нарах и… читали. В библиотеку, что ли, я попал?
— Говоришь, ты большая шишка. У меня тоже большая шишка… В штанах.
Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами — люди. Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас — ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились …
— Заткни пасть, мразь. Уж за тебя-то, сука, мы получим настоящий куш. Много-много кокаина!
Анюта хихикнула и, дернув Андрея за рукав куртки, увлекла за собой. Они очутились в сортире. Было тесно, воняло мочой и блевотиной. Андрей слабо протестовал, но жадные руки уже проникли под ремень бр…
— Последний, что ли? — командир окинул меня нехорошим взглядом.
Как именно Ольга пыталась подцепить папика, я видеть не могла. Охота, по выражению моей подруги, это дело сугубо индивидуальное, свидетели и сочувствующие здесь ни к чему.
Река несла куда-то зеленоватые воды. Мутная луна смотрела на шестерых людей, провожающих в последний путь седьмого. Неподвижность и тишина, тишина и неподвижность…
Андрей открыл пиво, хлебнул. Третья банка за вечер… Он постоял, глядя, как мечутся у фонаря мотыльки, и вернулся к припаркованной «волге», в которой шумело радио.
Ворча, Снегирь извлек из ближайшего ящика два черных пакета. Один протянул мне, другой — Марине.
Холодные капли срывались с сырых стен, и от этих же стен отражался женский смех.
Мы поднялись по лестнице до самого верха. Здесь тоже бесконечная паутина коридоров.
Внутри все было, как раньше. Розовое сиденье, розовый мех на потолке и стенках, баба на коврике все так же раздвигает ноги.
«И не думал, что придется вернуться сюда».
— Знаешь выражение, Артур, — «клин клином вышибают»?
— Что ты, ядри твою мать, делаешь, конунг? Поджариться захотел?
— Не то слово — гестаповцам по части зверств фору давали, все старались отплатить за жизнь свою паскудную, задобрить фрицев. Знал я одного, однорукого Занько, работал на лесопилке. Пришел немец — Зан…
Соорудив конусообразный костер, я потянулся за зажигалкой. Выругался.
— Проходи, чего стоишь, — сказала она. — Не бойся, мы не проститутки.
Кое-как Галя завезла коляску в дом и закрыла двери. На террасе не осталось никого, а к двум надкусанным печеньям через деревянную пустыню стола стал подбираться отряд муравьев.
— За мной, — бросил Шрам, вытирая ладони о джинсы. Он направился к двери, пригибаясь, чтобы не врезаться в притолоку.
Марина села на комель, принялась расшнуровывать ботинок.
Вдруг его рука очутилась на моей ягодице. Крепко прижав меня, Игорь Матвеич стал целовать мои губы, щеки, шею.
А буря между тем пыталась поднять на свое крыло все, что еще цеплялось за землю. Снежный вихрь несся над развалинами, над полосами железной дороги. Скрипело железо. Казалось, сама Москва скребется ко…
«Что может собственных Платонов, и быстрых разумом Тевтонов российская земля рождать». Строчки запомнились со школы, а еще рассказ нашей учительницы о юноше Михайло, не захотевшем рыбалить с отцом в …
Снегирь, зачем-то перекрестившись, спрыгнул в дыру. Что за жизнь у меня пошла: вылез из одной дыры, вот уже другая! Я последовал следом за ним.
— Ты оглох, б…, обосрался от страху, москвитская падаль?
С неделю Островцев ждал визита гостей — Невзорова или кого посерьезней; поднялся на чердак, отыскал охотничье ружье, почистил, смазал, зарядил.
На улице завывала метель, и к ее завыванью примешивалось нечто постороннее, живое.
— Вот эту стрелку надо б перевести, — заговорил Олегыч. — Заржавела, стерва, но Шрам должен справиться. Ну — ка, Шрам!
Шум колес убаюкивал. Тудуф-тудуф. Тудуфтуф. Вагон покачивался.
Три товарки уставились на меня, как на розового слоника.
Он открыл передо мной переднюю дверцу. Шофер с аккуратной черной дырочкой во лбу, уронив голову на руль, смотрел на меня, словно спрашивая: «Куда ж ты прешься, дурак?». Мне пришлось взять труп за шив…
Твари повизгивали, кидаясь на ствол дерева.
Глухой удар… Снова — свет; на этот раз фонарь в руке Шрама не погас.
В трубе завыло, заскулило; огонь в нерешительности затрепетал над дровами, и, наконец, взмыл желто-красным знаменем. Я поспешил захлопнуть дверцу, чтоб не выпустить огонь наружу.
Рассвет едва окрасил снежные шапки на крышах бараков, когда я выскочил из дрожащей от храпа казармы.
— Теперь иди, крошка, — Цыган шлепнул юношу по жопе. — Нам с этими людьми надо переговорить.
— Андрей, я понимаю, как тяжело тебе это слышать, поверь, мне еще тяжелее это говорить, но… трое ублюдков из ОСОБи изнасиловали ее…
Я тщетно пытался вытащить нож, застрявший в плотной доске. Подняв глаза, увидел окаменевшее от страха лицо Николая.
Прикосновение тумана было холодным, зубы начали выбивать дробь. Я вскинула на плечо небольшую сумку, в которой — все мое имущество, и быстро пошла вверх по платформе, туда, где маячила толпа пассажир…
— Скорее, — крикнула полная женщина с двумя сумками в руках.
Лед зашипел, подернулся облачками пара. Скоро обзаведемся кипятком. К этому времени неплохо бы и пожевать приготовить.
— Марина, — я дернул девушку за рукав, — за мной.
Я представил, какие сражения шли здесь за право остаться в вагоне, занять место на полке, на полу или просто забиться в какую-нибудь щель.
За мостом рельсы поворачивали и вдруг обрывались. Впереди, все еще на значительном расстоянии, застилая солнце, — высилась ржавая стена, оттеснившая Джунгли, уходящая за горизонт.
Одноглазый игрок пронесся мимо меня и спрыгнул с поезда. Я успел заметить, как земля разломала его, словно глиняного человечка.
Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее — петля; слабые ноги заметно дрожат. Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…
— Что ты уставился, дикий? — окрысился вдруг возрожденец.
— Твоего фирменного? — засмеялся я. — Тащи.
Бросился к двери. Ударил ногой по плотно сбитым доскам.
— Скорее, — заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.
Чувствуя холодок под сердцем, я увидел, как, ловя каждое слово, привстали со своих постелей цоисты, как напряглось лицо Рудольфа, как вспыхнули его звериные глаза.
— Ты, — обратился к Марине, — положи камень и отступи туда.
Действительно, надо поторапливаться. Я, похоже, начал забывать, в каком положении мы находимся.
Андрей сел на изрезанное ножом коричневое сиденье и стал смотреть в окно. Мелькали дачи. Кое — где виднелись дачники, поднявшиеся ни свет ни заря.
— Прислоните к желтому кругу, — посоветовал кто-то.
— Ты был дальнобойщиком, — вставил Олегыч, раскуривая папироску.
Тишину нарушал лишь скрип снега под ногами. Автодорога свернула в лес. Все чаще попадались КТСМ, разрушенные или уцелевшие. В чащобе замелькали остовы каких-то зданий.
— Барух, Семен! — заорал грубый голос так близко, что сердце у меня заныло. — Вы че, уснули там, б… дь?
— Какая духотища, — проговорила Анюта, щурясь на солнце.
Я пожал плечами и протиснулся мимо него к двери.
В голосе главы ОСОБи вдруг появились просительные интонации.
Сноп света показал на мгновение низкий сводчатый тоннель, с темным ручьем посредине.
Что сверкает в головах игроков, которых холод и ожидание терзают на Поляне сильнее стаи свирепых тварей, когда, завидев в снежном мареве набыченную голову локомотива, вдруг понимают, что это не спаси…
И все стихло. Наступила настоящая, невозможная тишина.
— Искала тебя, Артур. Вчера заходила в твою конуру, да тебя там не было.
За чугунными прутьями ворот виднелись крутые затылки автоматчиков. Автоматчики курили, надо полагать, содержимое портсигара Киркорова. Красноватое солнце уже коснулось кромки каменной чаши. Гул толпы…
Я метался в себе, как зверь в клетке. Но снаружи это состояние, видимо, никак не проявлялось, потому что конвоир совершенно спокойно достал из кармана папиросы, закурил, предложил мне. Я выхватил пап…
— Да не дави ты так на газ, на правую педаль, — умолял отец Никодим, подпрыгивая на кресле.
Еще бы — смешно: в мире зла никогда не видеть трупов.
Впоследствии я не раз размышляла об этом случае, случае первой лжи и не могла найти причин, заставивших меня солгать.
Он вдруг заговорил — прерывающимся зябким голосом.
После второй кружки лицо отца Никодима изменилось. Исчезло выражение покровительственности, теперь передо мной сидел обычный человек.
Неуловимым движением Вика скинула пальто, под которым не было ничего, кроме ее тела. Груди топорщатся (кажется, одна немного больше другой); живот поджарый, с шестью кубиками пресса; ноги длинные, ро…
Коллеги Нектария посмотрели на меня с интересом.
Подал ей комбинезон. Мне хотелось, чтобы тело моей женщины поскорее скрыла ткань. Кругом глаза, жадные, ищущие.
— Кто же о них не знает? Они были до Джунглей, а затем взорвали все к ебаной матери. Дебилы, короче.
— Садись, не бойся, жопу не отморозишь, — сказал он, сплюнув на снег густую слюну. — Она у тебя жирная.
— Конунг? — прохрипел Машенька, держась за разбитый рот. Между пальцами показались темные струйки. Он осоловело таращился, еще не понимая, что происходит.
— Я отомщу, — до боли сжимая зубы, сказал я. — Клянусь, отомщу. Игрок засиделся во мне, пора выпустить его на свободу.
— О, рождество! — в его голосе явно проскальзывало облегчение, как после тяжелой работы. — Рождество — это религиозный праздник бывших, связанный с появлением на свет некоего Спасителя. Со Спасителем…
— Ну, а шиитаке? — спросила я не без боязни.
Набитый битком зал восторженно охнул, когда хвостатый аватар спрыгнул со скалы прямо на спину необычайно красивого крылатого существа. Мир планеты Пандора, придуманный Джеймсом Кэмероном, прямо с экр…
— Почему? Мы замерзли, заблудились, в такую бурю нам не добраться до Пустоши…
Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое, похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась б…
На плацу несколько стрелков бросали мяч. Кожаная сфера время от времени взмывала высоко в небо, затмевая солнце. Однажды в Джунглях я наблюдал настоящее солнечное затмение — черная тень понемногу съе…
Снег поскрипел под подошвами уходящих людей. Наступила тишина, какой я, кажется, никогда не слышал. Мертвая тишина. Я отодвинул Меира и вылез из машины. Ярко светила луна.
Через пару сотен метров перед нами улеглось шоссе, горбящееся ржавыми автомобилями. Вадим двинулся наперерез к виднеющимся за снежною пеленой зданиям, отдаленно напоминающим паруса. В Пустоши я не ви…
Я не обернулась и не ответила. Белобрысый мне не понравился. Нет, внешне он был очень даже ничего: подтянутый, аккуратный, но с лица его сквозило желание всем понравиться, всем угодить.
Коридор узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, — кишка, оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная чел…
Но вот послышалось, будто в глубине норы заворочалась потревоженная лисица.
Жить в Свиблове было легко и беззаботно. Девочки опекали меня, особенно Илана, у которой (мне по секрету сообщила Ольга) в забытой Богом липецкой деревне осталась дочка одного возраста со мной. Вообщ…
— Братья мои, сестры мои, — изменив голос до неузнаваемости, заговорила Серая. — Мы были — одинокие путники, мы брели во мраке сквозь ночь, не видя огней, не чувствуя рядом присутствия друга. Мы мучи…
— У себя? — спросил Вадим бородача с серьгой в ухе. Тот кивнул, исподлобья поглядывая на нас. В руках у бородача — ружье с красивым деревянным прикладом.
Не издав ни звука, пришелец отпустил лестницу и, как мне показалось, необычайно медленно отделился от металлической стены башни. Я бросился к краю площадки и проводил взглядом темное кувыркающееся те…
— Он прав, Марина, — негромко сказал я. — Иди с ним.
Отбойщики, довольные скоротечностью битвы, побросали палки и полезли к печке. И все же где второй игрок? Нагнувшись, я увидел темный комок спины. Отступив на полшага, приготовился как можно резче ткн…
— Я не присутствовал на их казни, но по рассказам, Христо и Букашка держались гордо. Христо пытался докричаться до издевающейся толпы, рассказать о Серебристой Рыбке. Перед тем, как упасть в небытие,…
Ржавая крышка с надписью «Мосводоканал», прихваченная кое-где льдом, поддалась не сразу.
Так вот кто освежевал их! Значит, такая же участь уготована и мне?
Марина нахмурилась и примолкла. А мне теперь отчего-то хотелось, чтобы она продолжала. Месяцами я не говорил ни с кем и думал, что это правильно, так требуют Джунгли. Я не слышал ничего, кроме коротк…
Андрей отвернул рогульку турникета, пошел по асфальтированной дорожке к проходной. Под голубым навесом, притороченным к левому крылу здания, млела «Тойота» Невзорова, — значит, начальник уже на месте.
— Твоей женщины? — изо рта Киркорова несло падалью. — С каких это пор?
Меир лихорадочно передернул затвор автомата, однако выстрелить не успел. Разбив стекло, пуля попала ему в голову. Меир навалился на меня, еще теплый, но уже не от мира сего. Я опустился на сиденье. Л…
— Там скрывается сердце льва, — просто сказал Христо. — Сердце льва, но нежное и податливое, как сердце ягненка.
На карте это место обозначено как «нулевой район».
— Киркоров! — заорал я, бросаясь к решетке. — Я убью тебя.
На первом этаже — площадка со стеклянными дверями, перед которыми дежурил автоматчик. Отца Никодима он словно не заметил, а на меня бросил завистливый взгляд. За дверями виднелись витражи из цветного…
Я шагнул к нему, схватил за грудки. Марина охнула.
— Я должен посоветоваться со своими стрелками.
Я вошел в комнату. Что-то в ней изменилось. Лошадиное лицо ковырял длинным желтым ногтем крышку стола; бугай разглядывал потолок. Лишь женщина открыто и прямо смотрела на меня: в ее лице отчетливо чи…
«Шлюха ебаная! Потаскуха! С чуркой спуталась!»
Борис закричал, боком упал на снег. Попробовал подняться, но левая нога не послушалась. Борис снова закричал, перекатился на спину, скрежеща зубами от боли.
Марина соскользнула со стола — волосы внизу живота вспыхнули красноватым огнем.
Замок с зубчатыми башнями темнел на фоне вечернего неба. Свет горел лишь в одном из многочисленных окон. Мощеные дорожки бежали туда-сюда вдоль клумб и статуй, теряясь в саду, светящемся китайскими ф…
— Старуха пыталась на дерево взлезть, — неторопливая речь Богдана, рассказывающего стрелкам о зачистке, оттеняла мои мысли. — Только тощими крюками за кору хер удержишься. Я ее пригвоздил к дереву, ц…
— Да, таких гриндеров во всей резервации хорошо, если пять пар найдешь, — похвастался Снегирь. — Христо сказал: «Выдай ему», ну я и выдал.
Стрелки в шеренгах скалили зубы, бряцая оружием, орали.
— Рад видеть старого партнера… — начал Снегирь.
— Напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…
Бугай коротко боднул меня в висок. Чернота заполнила сознание.
— Теплица номер четыре, — отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.
— Весьма недурно, — по физиономии особиста разлилось блаженство. — Можете готовиться к испытаниям. И передайте своим конвоирам вот это.
— Номер жетона? — отрывисто каркнула особистка, шелестя бумажками.
Спина моя, кажется, обледенела. Пора домой…
Раздались выстрелы, на голову посыпалась кора.
«Трупы во избежание увеличения популяции тварей, надлежит сжигать вместе с одеждой».
Это был автомат — мокрый металл блестел на солнце.
— Крепыш, — восхитился Кляйнберг, измерив его взглядом.
В вечернем сумраке подходящая к платформе электричка казалась зеленой гусеницей. Анюта, видимо, устала: не болтала, не лезла целоваться. Сидела на лавке, щелкала семечки. В автобусе она спросила, что…
Белка держал автомат наизготовку; еще несколько бойцов целились в распластанное на снегу тело.
— Я не Марина, — отозвался женский голос. Хриплый, простуженный.
— Слава Лорд-мэру, — глухо отозвались лошадиное лицо и бугай.
— Зеленая стрелка — путь на барахолку, красная — в Сокольническую глухомань, синяя — к измайловским мародерам, желтая — на ВДНХ. Все просто.
— Срал я на отца Афанасия, — заорал Кляйнберг. — Ты мне зубы не заговаривай, гнида!
Или есть только этот мир, мир снега, мир жестокости, мир смерти; он реален, он — не иллюзия, и уже поэтому его не хочется покидать.
— Сука паршивая, — процедил он сквозь зубы. — Шлюха. Не хочешь по своей воле, я заставлю. А для начала трахну на глазах у твоего дикаря…
Караульный вытянулся в струнку, не сводя глаз с отца Никодима, который, кажется, потерял сознание.
Так: автоматы, рюкзаки, одежда, веревка… Вроде все? Почему-то всегда грустно покидать убежище, даже такое ненадежное и холодное, как это дерево. Но что поделаешь: мы в Джунглях.
— Я не хочу крови, конунг, — уже совсем миролюбиво продолжал Кляйнберг. — Сложи оружие по-хорошему, и, клянусь, никто не пострадает.
— Эта сволочь и подстроил нападение. Только просчитался, е…ный сын, переоценил честность мародеров. Как дошло до свары, он первым же и схлопотал пулю. Поделом ему.
— Ну и рожа у тебя — камень! Ведь это шутка, Артур, всего лишь шутка. Я засмеялся через силу. Шутка?! Мне почудилось, что глава ОСОБи знает про меня и Марину…
Этот колодец ведет в резервацию… Резервация! Оживший бред игрока. Неужели я попаду в нее?
Дебри кончились; мы вышли к железной дороге. Я помог Марине вскарабкаться на насыпь по гравию. Ржавые рельсы, извиваясь, ползли к горизонту.
Она вдруг наклонилась и протянула руку. Я ухватился за эту руку, плохо соображая, что к чему. Собрав остатки сил, в последнюю секунду впрыгнул на подножку.
Мне хотелось петь. Кажется, никогда еще я не ощущал подобного душевного подъема.
— Располагайтесь, — кивнула мне Серая. — Вы теперь под защитой стен Храма великого Цоя.
Переполненная тележка с едва заметным из-за баулов носильщиком, гремя по мощеной платформе, проследовала мимо.
Учительница была одна. Она окинула меня насмешливым взглядом, подметив, как тяжело вздымается моя грудная клетка.
Он достал из серебряного портсигара папиросу, закурил, мне не предлагая. Луна отражалась в золотом кольце, в которое отец Никодим вправил рыжую бороду.
Первый гонец рассвета пробежал по небу, оставив за собой красноватый след.
Навстречу спешила чернокожая женщина, — плотная, как ствол баобаба.
Скрипнув, металлическая дверца явила горку белых пакетиков. Я просунул руку в щель между горкой и крышкой сейфа и выудил зеленую бутылку с удлиненным горлом, заткнутую огрызком свечи.
Он отстранился. Я запер сейф, протянул игроку пакетик.
— Что такое? — обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не угасла улыбка.
Держа меня за руку, Марина двинулась вперед. Под ногами хлюпала вода.
Марина посмотрела на меня невидящими глазами. Снова закричала.
Анюта купила две бутылки «Багбира» и фисташки. Попросила продавщицу открыть пиво; та с недовольной миной выполнила просьбу.
Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб. Марина взвизгнула и отшатнулась.
Поднос, как всегда, упакован в прозрачный целлофан. Андрей спешно сорвал его. Так: концентратная картошка с подливой и котлетой, салат из огурцов-помидоров, кофе со сливками в бумажном стаканчике, не…
— Удвоить дозу, ядри твою душу? За что? За то, что ты выполнил свою работу?
Я надел ботинок на левую ногу — еще и маловат.
Это было отвращение, это была тошнота. Я пил отвращение и тошноту. Вкус крови…
— Вижу, — буркнул он, потирая лоб и, открыв дверцу, вылез из машины.
— Последняя, — слегка смущаясь, сообщил он.
А Шрам, кажется, не знает усталости. Шагает впереди пружинисто и уверенно.
Вот значит, что такое «Жизнь» — печатными буквами. Интересно, какую резолюцию получил Борис?
Как же мне надоел этот однообразный пейзаж! В Джунглях, при всех их явных минусах, — не так тоскливо.
В ряды стрелков зачисляется лицо, сделавшее взнос в кокаиновый банк Армии и прошедшее ряд испытаний. Не прошедший испытания получает статус «непретендент». Непретендент не имеет права повторного учас…
— Давай повыше залезем, — предложила Марина.
Заглянув в дверной проем, увидел кучу пепла посреди комнаты, окно, сугроб, а слева, в углу, — что-то длинное, черное, похожее на сверток. Сверток пошевелился. Держа автомат наизготовку, я приблизился.
В круглом окошке под самым потолком — свет. Значит, утро. Начало нашего с Мариной последнего дня. Начало конца.
Я помог Марине сесть. Она дрожала, тяжело дыша, в уголках рта запеклась слюна, голые ноги в крови.
— Патруль, — выдохнул Снегирь. — Вот дьявол!
Марина вытерла глаза. Какая ты все-таки плакса!
— Хороший выбор, — вставил лошадиное лицо.
Злые глаза самки, расширенные от страха, вновь сказали мне больше, чем ее крик. Вскочив, я ринулся вперед, к маячившей меж деревьями неуклюжей фигуре в желтом обмундировании.
Рюкзак. Зубами и слегка дрожащими пальцами, я развязал веревку. Ого! Похоже, жратва. А это, видимо, патроны. Отлично. Отставил рюкзак в сторону.
— Поужинал на работе, — соврал Островцев. — Устал сильно…
Я не ответил, борясь с желанием двинуть его по роже: теперь я знал, кто подсматривал за нами.
— Ау, девушка. Так кто хозяин «Мустанга»?
— Я рада, что ты простил меня, Андрей, — прошептала она, касаясь пальцем застарелого шрама в виде буквы «С» у меня на груди.
Желтолицый пожилой мужчина с узкими щелочками глаз приблизился к нам.
Осторожно ступая по скользким, обросшим водорослями камням, мы направились к противоположному берегу. Зеленоватая вода булькала под ногами, пенилась, шевелила водоросли.
Из кухни вышла третья, с виду несколько старше своих товарок, худая и плоская.
Отчего-то мне стало грустно: то ли подземелье угнетало, то ли так подействовал рассказ Христо.
— Точнее, не я привел тебя, а Марина, — поспешил поправиться Христо.
— Нет, — буркнул я. Однажды набрел на какие-то развалины, но подойти к ним не рискнул.
Однако прежде чем мы покинули вагон, Николай задержался над своим мучителем, плюнул ему в лицо.
Она шаг за шагом приближается к банке, достает трепещущую рыбешку.
— Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, — голос мальчика был не по-детски хриплым. — И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя. Присаживайся, Андрей.
Мальчик повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая запястья, я примостился у стола.
Я выхватил нож. Протиснувшийся в окно солнечный луч сверкнул на лезвии.
Я вспомнил, как тепло попрощался с главой ОСОБи у бара Рустама. Христо, надежда еще теплится. Возрожденчество не умерло.
С третьей попытки ветки все-таки занялись — костер запылал.
Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед, головой в пепел нашего костра.
Марина дала короткую очередь из автомата. Туша осела на снег и завалилась на бок.
Марина устала: смерть старухи, стрелки, полет над Джунглями, моя травма. А тут еще ночной нежданный посетитель…
— Но конунг, по Уставу… — начал было Белка.
— Да, и еще, — он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах женщину. — Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.
— Молодцы, парни, — кашлянув, сказал я. — Отбой.
Последний Поезд. Железнодорожный состав, идущий неведомо куда, один из немногих шансов уцелеть с наступлением ночи. Символ хрупкости жизни.
Лошадиное лицо прекратил скрипеть ручкой по бумаге и поднял голову.
Она обернулась, подождала, пока я догоню ее. Пошли рядом.
Впрочем, «нас» — это сильно сказано. Я прежде не встречал никого из этих людей, да и уверенности в том, что передо мною люди, не было.
— Предрождественский ажиотаж, — развел ручками Карлуша. — Мне старатели уже предлагали за форму такие вещи, что сам Лорд-мэр не отказался бы, но я посылаю всех к чертям, жду вас.
Глава ОСОБи подошел к двери с проржавевшей табличкой (черные буквы «ДИРЕКТОР» едва читались), взялся за круглую ручку, взглянул на меня и повернул ручку.
Лорд-Мэр. Правитель Московской Резервации.
Нагретый на солнце, перегруженный горячими телами поезд стукнул колесами, загудел и рванул, отделяясь от платформы.
— Ваш крест, а несла ли их деятельность реальную угрозу?
Еще две твари выскочили из дебрей. Я полоснул свинцом и на этот раз — о, чудо! — завалил сразу обеих. Черт подери, неплохая вещичка.
— Кирилл, вы прошли предварительное испытание. Теперь вы главный претендент на должность старшего менеджера с зарплатой сорок тысяч рублей.
— Брянская улица, напротив «Тайской утки».
— Эй, там! Караульный! Караульный, мать твою!
Просто не было бы Шрама, и отряд на полных, вовсю раздуваемых Олегычем, парах несся бы к верной гибели. А так… Поборемся. Пожалуй, я погорячился, натравив на следопыта зачгруппу, но сделанного не вор…
Глава ОСОБи по-детски возмущенно взглянул на меня.
— Обижаешь, конунг, — лицо Николая порозовело.
— Сегодня по приглашениям, — неприветливо сообщил охранник.
По полу рассыпан концентрат, валяется окурок самокрутки.
— Вообще-то Киркоров предлагал мне стать его самкой, — призналась Марина, поеживаясь от холода.
— Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, — крикнул кто — то.
ОСОБЬ. Особый отряд безопасности. Орган, предназначенный для выявления предателей и шпионов, отвечает за идеологию Резервации. Возглавляется Отцом.
Он заиграл. Женщина запела что-то о любви, которая наступает внезапно и никогда не проходит.
Анюта повела загорелым плечом. На ней была розовая майка с надписью «FEMALE». Вытащив из сумочки зеркало, стала поправлять растрепавшиеся осветленные волосы.
Долго она так не протянет, нужно укрытие и как можно скорее. Вот и луна стала ярче.
Я пробормотал какую-то невнятицу, с досадой понимая, что краснею.
— Хозяина здесь нет, — сказала я, краснея (перед этим человеком мне было стыдно стоять в бикини). — Но у меня есть его телефон, вы можете позвонить…
Расстреляв остатки обоймы, я опустился на липкий от крови пол, на четвереньках отполз от окна.
Я опустился на четвереньки, заглянул под сиденье — сердце чуть не выпрыгнуло из груди: мирно поблескивая сталью, там лежала снайперская винтовка.
— Ледиз энд джентльмэнз, дамы и господа, разрешите представить вам. Ди-джей Солярррррис!
— Я буду всю жизнь жалеть, если не сойдусь с ним.
Впрочем, неважно. Важно то, что я жив. Жив благодаря игроку, которого по моему приказу зверски избили, — но это тоже неважно. Приказ отдавал не я, а конунг Московской резервации Артур.
— Здесь проход, — кивнула на широкую щель. — Протиснешься?
И вдруг — всполох; да, было, раннее утро на светлой террасе, полноватая женщина с завитыми волосами разливает в чашки чай, светлоголовый мальчик, едва удерживая большую чашку в пухлых ручонках, протя…
Почему-то вспомнилась и старуха, как беспомощно она пила воду из рук Марины. Вовремя оставила землю: по рассказам, стрелки зачастую пытают и истязают своих жертв…
— Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.
Марина потянула обмотанную синей лентой рукоятку. Вертолет взял влево. Лопасти, казалось, застыли на месте, но я знал, что они бешено вращаются.
Человек, которому суждено было стать моим первым клиентом, смущенно поглядывая на вырез моего платья, протиснулся в кабинет и опустился на стул за свободным столом. Я села напротив него, еще больше с…
— Ну что ж, Артур, — подошел он ко мне. — Ты проиграл.
— Меня Илана зовут, — представилась самая старшая.
— Это Самир, конунг, — помолчав, добавил. — Кажется.
Под снегом — канализационный люк, точь-в-точь такой, как тот, через который мы с Мариной когда-то проникли в Резервацию.
— Цой — жив! — как ни в чем ни бывало, отозвались сектанты.
К нам подошел офицер. Ухмыльнувшись, он подмигнул мне, одновременно протягивая отцу Никодиму жестяную кружку.
Киркоров сверкнул на меня единственным глазом. Снегирь, не будучи в курсе наших с Киркоровым взаимоотношений, понял по-своему.
Темные стены, капающая с потолка вода, темнота оказались замечательной декорацией к разговору об ОСОБи. Мы пошли молча.
Мы закружились посреди гостиной. Я казалась себе слоном в посудной лавке, но Игорь Матвеич словно не замечал моей неуклюжести, только улыбался.
Андрею захотелось спрятаться в ржавом унитазе.
— Странная? Андрей, посмотри вокруг — железная дорога, поезда, разрушенные города… Ты был когда-нибудь в разрушенном городе?
— Помоги мне сесть на Поезд, — сказала она.
— Право на поединок! Или в Уставе москвитов оно не прописано?
Я совсем не чувствовал усталости. Не верилось, что не так давно рухнул наземь с двадцатиметровой высоты.
«Квас хранится надежней, чем документы ЯДИ», — подумал Андрей и засмеялся. Кондукторша вздрогнула, огляделась: «Ой, уже Белкинский овраг». Подошла, строго глядя на Островцева.
— У меня есть родина. Быть может, я тебе ее покажу, Андрей.
У переднего колеса машины сопровождения (в которой ехал я) — черная воронка с ободком оплавленного снега. Машина отца Никодима вся изрешечена пулями…
Я обошел грузовик. Марина боролась с металлической створчатой дверью — ржавые чешуйки летели на снег из-под ладоней.
По крайней мере, не холодно. Значит, меня не бросили в сырой каземат.
Она открыла черную крышку, под которой белели клавиши.
— Трибунал! — глава ОСОБи поднялся, прошелся по комнате. — Судья Урнова, что вынесла тебе вердикт, — формалистка до мозга костей. Это робот, мыслящий исключительно строчками Устава. Плюнь на нее. Тоб…
— Поехали, — блестя глазами, сообщил Шрам.
— Вот как? — равнодушно сказала Серая. Помолчала.
— Ну что ты, детка? Ну, какая ты пустоцветная? Он просто пьяный! Пьяный дурак!
Когда стрелок забрал посуду и направился к двери, нестерпимо, до дрожи, захотелось крикнуть: «Постой!», но я не крикнул, провожая взглядом нашу последнюю надежду на спасение. Погас свет, хлопнула две…
Воздух был жгуч от мороза. Два часа до рассвета, но, почему-то, казалось, что рассвет никогда не наступит. Снежные шапки на развалинах Кремля серебрились под холодными звездами.
Когда послышались первые автоматные очереди, я повернулся к двери.
— Кино так кино, — Игорь Матвеич покорно склонил голову. — В «Пушкинский»?
Марина, поглядывая на меня, достала из своего рюкзака пакет с желтоватым порошком.
Подошел к зеркалу. Свечка освещала левую сторону моего тела, правая — оставалась в темноте. Но — именно на левом рукаве нашит серпик луны…
Бомбила остановил «волгу» у железнодорожной платформы в Обнинске. Повернул к Андрею загорелое лицо.
Стрелки повернулись ко мне. У кого-то в глазах страх, у кого-то настороженность, у некоторых — злорадство. Но настоящий укол беспокойства я ощутил, увидев испуганное, покрытое испариной лицо адъютант…
Это было большое помещение с черными стенами и закопченным потолком; у дальней стены возвышалась статуя человека с гитарой, украшенная бусами из человеческих черепов; в углах — груды тряпья, должно б…
Христо ошибся. Оставшись наедине, мы молчали. Я смотрел на двуглавого орла, в золоте которого переливались красные отблески костра.
— Последний? — обратился к Сосо один из них, сплевывая на снег какой-то черный комок.
Мы пошли через плац (кровавое пятно скрылось под снегом) к белому дворцу с плакатом «Будущее зависит от тебя». Да уж, от меня… Никак не думал, что так скоро вернусь сюда… Вон там, кажется, лежала гол…
— О, ну что ты, Снегирь, — воскликнул Карлуша. — Навар с этого дела — гулькин нос. Я на валенках больше зашибаю.
— Ольга Книппер, жена Чехова, вы, случайно, не ее потомок?
— Это зависит от того, есть ли у тебя бабки.
— Друзья мои, — негромко сказал Христо. — Братья мои, сестры мои. Где-то там, на небе, есть кто-то, я знаю, — трудно в это поверить, — я и сам, кажется, не верю, но кто-то есть. Этот кто-то, плохой о…
Да, опасность действительно была. В виде «шишки» Варяга, жаждавшей проникнуть в святая святых сущности его креста…
— Гербалайф не вечен, Марина, — говорила она, когда мы под руку шагали по вечерней Тверской. — В конце концов, нашу шарашкину контору прикроют. Сколько веревочке не виться… Ну, ты понимаешь. И тогда …
— Андрей, не хочешь одолжить вон у того кожанку?
— А этих три дни, как повесили, — охотно сообщил конвоир. — По личному распоряжению Лорд-мэра. Сектанты, мать их. Отловили в резервации — и в галстуки.
Желтый игрок уставился на меня. На Полянах не принято разговаривать, но этот калека, видать, не в курсе, — ничего, прозреет, когда заточка пронзит ему глотку…
— Мне приказано доставить вас к отцу Никодиму.
Шрам вздрогнул, огляделся. Макушки елей покачивались на ветру.
Я отвернулся. Глаза кипели. Мне хотелось умереть, хотелось, чтобы тело мое ощущало страшную боль. Вздернув рукав толстовки, я вцепился зубами в руку чуть ниже локтя. Сдавил. Во рту стало солоно. Что-…
Упряжка замерла. Псы дышали тяжело, роняя на снег слюну.
За пределами МКАД для Ольги, кажется, существовали лишь два города — Мухосранск и Урюпинск, оттого с ней совершенно невозможно было спорить.
— Здравствуйте, — сказал Андрей. — Мне нужен Звоньский.
— Если мой боец победит, — заорал я. — Ты уводишь свой отряд. Я верно понял?
— Подрочить не забудь, — осклабился Сосо.
Металлическая узкая лесенка… Почему я подумал о металлической узкой лесенке? Откуда эта мысль в моей голове?
В подземном переходе порадовался, что ему не надо соваться в переполненное метро. Купив в автомате телефонную карту, Островцев протолкался через пышущую жаром толпу и побрел в сторону площади Европы.
— Пойдем со мной, Марина, — увещевал Киркоров. — Зачем тебе сдыхать с диким? Он, каким был в Джунглях, таким и остался… Лорд-мэр присвоил мне статус певца Армии, и со временем я стану конунгом.
Марина опустила руки на клавиши. Раздался грохот и скрежет.
Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.
— Эй, Артур. Так что ты надумал? Учти, я не из терпеливых.
— Несправедливо, — недовольно пробурчал Борис. — Пришли первыми, зайдем последними.
Над поездом клубился пар. Стрелки, переругиваясь и кряхтя, покидали натопленные вагоны.
— Пошли отсюда, — резко сказал Снегирь. — Он, похоже, совсем нюх потерял.
— Обязательно придут, — со всей уверенностью, на какую был способен, сказал я. — Обязательно.
— Какой, нахер, прорыв? — процедил сквозь зубы Джон. — Они перемочат нас, как щенков.
— Ваш крест, овощей много, трудно найти дохлого.
— Что?! — бугай вскочил. — Это не по правилам.
— Сдавайте номера, ребята. Теперь вы стрелки и у вас есть имена.