Все цитаты из книги «Теплая Птица»
Я вздрогнул — на лоб упала холодная капля.
— Как его звать? — спросил, кивнув на труп.
— Нет, ты не отмахивайся. Я-то знаю всю эту шушеру, что подвизается в ОСОБи. Половина метит на мое место. Тот же Глеб Пьяных, которого пришлепнули мародеры. Останься он в живых, думаешь, поспешил бы …
— В Свиблово! — я откинулась на спинку кресла и сделала вид, что сплю.
Вот значит, как! Кровь на снегу, содранная заживо кожа, животный страх за Теплую Птицу — все это казус белли.
Сердце беспокойно стучало в груди. Дыхание срывалось.
Я опустился на четвереньки, заглянул под сиденье — сердце чуть не выпрыгнуло из груди: мирно поблескивая сталью, там лежала снайперская винтовка.
— Да, Андрей, — миролюбиво проговорил Лорд-мэр. — Не стоит дразнить Орфея. Ты недооцениваешь прошлое. Оно довлеет над каждым из нас. Вот, ты, например. Человек, руками которого был устроен День Гнева…
Почему-то вспомнилась и старуха, как беспомощно она пила воду из рук Марины. Вовремя оставила землю: по рассказам, стрелки зачастую пытают и истязают своих жертв…
За этим странным и длинным диалогом я забылся, сделал шаг к окну. Несколько пуль врезались в подвешенное тело и в потолок. Посыпалась известка. Я отпрянул.
— Замолчи, — закричал я. — Закрой пасть, глупая баба! Я же сказал тебе — мы не умрем, значит, так и будет.
Я не удивился радости машиниста. Москва — его дом.
Человек, которому суждено было стать моим первым клиентом, смущенно поглядывая на вырез моего платья, протиснулся в кабинет и опустился на стул за свободным столом. Я села напротив него, еще больше с…
— Да, в такую жару лучше квас… Да вот нету квасу. Хоть бы уж дождик, что ли, пошел.
— Меня Илана зовут, — представилась самая старшая.
Но девочка продолжала стоять. Тогда девушка подошла к ней, обняла, стала согревать собственным дыханием. Накрывшись одеялом и старой шинелью, крепко прижавшись друг к другу, они смогли пережить ту ст…
Сняв с плеча рюкзак, присел на рельс. Снегирь с готовностью пристроился рядом.
К нам подошел офицер. Ухмыльнувшись, он подмигнул мне, одновременно протягивая отцу Никодиму жестяную кружку.
Ее подруги захихикали, я растерянно молчала.
— Убей ее! — в вопле госпожи было столько злобы, что хватило бы на целую стаю тварей в Джунглях.
Вот вагон, вот подножка, над ней — рукоятка, спасительный металлический штырь, — только бы схватиться за него. Ну! Рука снова подвела меня.
Я краем глаза заглянула в меню и обомлела: «Десять тысяч рублей за порцию»!
Что-то давненько не видать игроков… С одной стороны, это хорошо — махать заточкой кому охота; с другой — странно. Нет игроков, нет стрелков, нет тварей. А кто есть?
— Да, ты хороший человек и прекрасный боец. Бойцом тебя сделали Джунгли, а человеком тебя сделала Марина. О, не спорь, ведь это очевидно!
Николай отодвинул заскрежетавшую дверь — из вагона устремился густой пар. Стрелок спрыгнул на скрипнувший снег.
— Помоги мне сесть на Поезд, — сказала она.
Бугай удовлетворенно кивнул и опустился на стул. Лошадиное лицо застрочил что-то в блокноте. Женщина участливо смотрела на меня.
— По кочану и кочерыжке. Тебе очень повезло, что здесь не бордель, а Ирина Мухамедовна — не мамочка — сутенерша.
Островцев проследовал мимо таксистов, мимо автобусной остановки, гудящей народом.
Я засмеялся, протягивая к ней руки. Она на цыпочках вошла в мои объятия. Наши губы встретились, и опять все случилось, как и накануне ночью, — трепетно, радостно.
Я обошел грузовик. Марина боролась с металлической створчатой дверью — ржавые чешуйки летели на снег из-под ладоней.
— Это Самир, конунг, — помолчав, добавил. — Кажется.
Марина засмеялась и щелкнула меня по носу. Веселое выражение на ее лице сменила задумчивость, в глазах появилась тревога.
Марина одернула свитер, подняла с пола камень.
Вспомнилось наивное любопытство конунга Сергея — тогда я ушел от ответа, но едва ли такое возможно сейчас.
— Конунг, — выкрикнул Белка. — Самир и Машенька пропали.
Она открыла черную крышку, под которой белели клавиши.
— Мы должны быть уверены, что ты не уйдешь обратно в Джунгли, не попытаешься сманить туда Марину.
Пожалуй, «произошло» — сильно сказано для подростковой чепухи, но тогда я, наверное, не знал об этом.
И вдруг — всполох; да, было, раннее утро на светлой террасе, полноватая женщина с завитыми волосами разливает в чашки чай, светлоголовый мальчик, едва удерживая большую чашку в пухлых ручонках, протя…
— Конунг, то есть — тьфу! — Андрей, — повернулся ко мне Олегыч. — Так что делать-то будем?
— Марина, — крикнул я: захотелось влепить ей пощечину, подобную той, что она влепила мне. Девушка встрепенулась.
Едва приоткрытая дверь снова захлопнулась, снег вокруг нас порыжел.
Когда послышались первые автоматные очереди, я повернулся к двери.
Собака визжала, перекатываясь по снегу, наконец, затихла. Марина подбежала к ней, присела рядом.
— Но почему ты не пошлешь Киркорова или Снегиря?
— Что есть, то есть, — согласился стрелок, выглядывая в окно. — О, уже Северянин.
Подошел к зеркалу. Свечка освещала левую сторону моего тела, правая — оставалась в темноте. Но — именно на левом рукаве нашит серпик луны…
Непрерывный гул размягчает мозг, постоянная тревога за карманы портит карму… Провинциал ошалело бродит по улицам, толкая прохожих и рискуя попасть под машину.
— Зачем ты прикончил моих людей? Ваш отец Афанасий…
Христо ошибся. Оставшись наедине, мы молчали. Я смотрел на двуглавого орла, в золоте которого переливались красные отблески костра.
Расстреляв остатки обоймы, я опустился на липкий от крови пол, на четвереньках отполз от окна.
— В трех часах ходьбы. Хотя теперь уже ближе…
ОСОБЬ. Особый отряд безопасности. Орган, предназначенный для выявления предателей и шпионов, отвечает за идеологию Резервации. Возглавляется Отцом.
— Иди. В третий кабинет. Там сегодня Илана. Она тебе поможет.
— Стреляй, гад, — бабьим голосом завизжал Джон. — Все равно всех тут перемочат!
В поисках брода мы двинулись вниз по течению.
Конвоиры уставились на меня, как на вернувшегося с того света. Почему стрелки так боятся особистов? Мне черные плащи не показались страшными. Уж не лгун ли наш великий учитель Христо?
Он заиграл. Женщина запела что-то о любви, которая наступает внезапно и никогда не проходит.
Самир сел на кровать и принялся зашнуровывать ботинок.
Ни времени, ни возможности для сомнений не было. Махнув рукой, я повел отряд в короткий и, вероятно, последний поход.
Размахнулся и метнул бутылку, метя в приоткрытое окно. Ударившись о стену, бутылка разбилась, забрызгав пол мелкими зелеными осколками.
— Нет, — буркнул я. Однажды набрел на какие-то развалины, но подойти к ним не рискнул.
— Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, — голос мальчика был не по-детски хриплым. — И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя. Присаживайся, Андрей.
Анюта повела загорелым плечом. На ней была розовая майка с надписью «FEMALE». Вытащив из сумочки зеркало, стала поправлять растрепавшиеся осветленные волосы.
— А этих три дни, как повесили, — охотно сообщил конвоир. — По личному распоряжению Лорд-мэра. Сектанты, мать их. Отловили в резервации — и в галстуки.
Ранение было пустяковым, — состояние оцепенения вызвал во мне пережитый страх, сильнее страха смерти. Страх с уродливой ухмылкой мутанта, страх-мутант, который теперь, под воздействием тепла, покоя, …
Приказ за номером 18 инструктивного приложения «Конунг» к Уставу Армии Московской Резервации (УАМР) строго обязателен для исполнения.
— Молодцы, парни, — кашлянув, сказал я. — Отбой.
Просто не было бы Шрама, и отряд на полных, вовсю раздуваемых Олегычем, парах несся бы к верной гибели. А так… Поборемся. Пожалуй, я погорячился, натравив на следопыта зачгруппу, но сделанного не вор…
Я вспомнил, как тепло попрощался с главой ОСОБи у бара Рустама. Христо, надежда еще теплится. Возрожденчество не умерло.
Ну, надо же, почти дословно совпадает с Уставом москвитов. Видать, не даром отец Афанасий посещал в Московской резервации отца Никодима.
— Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.
— Несправедливо, — недовольно пробурчал Борис. — Пришли первыми, зайдем последними.
— Ледиз энд джентльмэнз, дамы и господа, разрешите представить вам. Ди-джей Солярррррис!
— Что?! — бугай вскочил. — Это не по правилам.
— Друзья мои, — негромко сказал Христо. — Братья мои, сестры мои. Где-то там, на небе, есть кто-то, я знаю, — трудно в это поверить, — я и сам, кажется, не верю, но кто-то есть. Этот кто-то, плохой о…
Я пробормотал какую-то невнятицу, с досадой понимая, что краснею.
Практикой у нас называли работу на пришкольном участке: поливать кабачки, собирать личинки с капусты, полоть морковь. Иногда возникали ссоры и драки разморенных на жаре школяров.
Всю дорогу до школы я бежал, и перед дверью учительской остановился, запыхавшись. Постучал.
Обувшись, я поднялся. Левый жмет, ну да ничего, разносится, да и не к лицу мне, приговоренцу, привередничать.
Впрочем, неважно. Важно то, что я жив. Жив благодаря игроку, которого по моему приказу зверски избили, — но это тоже неважно. Приказ отдавал не я, а конунг Московской резервации Артур.
— Что, Ухо, не терпится диким глотки порвать? — обнажив черные зубы, спросил Осама.
— Держись подальше от меня и моей женщины.
Марина потянула обмотанную синей лентой рукоятку. Вертолет взял влево. Лопасти, казалось, застыли на месте, но я знал, что они бешено вращаются.
Я замешкался: вспомнился шприц, с сидящей на кончике иглы луной, боль, пронзившая шею…
Встряхнув головой, я окончательно пришел в себя.
Я очнулся во тьме. И не было желания выяснять, что это за тьма.
— Ты? — Марина пожала плечами. — Я тебя впервые вижу.
Послезавтра. Есть расхотелось. Я взглянул на Марину. Даже отсюда было заметно, что она изменилась в лице. Послезавтра…
— Да, и еще, — он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах женщину. — Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.
Докурив, Анюта кинула окурок на пол и вдруг полезла целоваться.
— Христо, — я наклонился, глядя ему в глаза. — Ты никогда не бывал в Джунглях? Только сумасшедший по доброй воле может мечтать уйти в Джунгли.
В банке, принесенной отцом Никодимом, осталось примерно треть тушенки. Вкусно пахнет, зараза! Ухмыльнувшись, я поставил банку на стол, так и не притронувшись к тушенке. Взял тварку, стал жевать, запи…
Женщина поднялась и, подойдя к краю террасы, оперлась на деревянную перегородку. Сразу перед домом располагался сливовый сад — деревца слабые, с большим количеством отмерших веток и лишайниками на ст…
Неуклюжими, в защитных перчатках, руками Андрей возвратил клапан в первоначальное положение.
Ночной морозный воздух, коктейль из снежинок и звезд, хлынул в легкие. До чего приятно! Может, стоило посидеть в застенке, чтобы испытать это?
Я почувствовал, как напрягся Зубов, точно его напряжение передалось мне по воздуху.
— К сожалению, это невозможно. Вы несете угрозу Резервации и будете казнены.
Марина нашла место в стене, где слом был значителен, проворно вскарабкалась на нее.
Воздух был жгуч от мороза. Два часа до рассвета, но, почему-то, казалось, что рассвет никогда не наступит. Снежные шапки на развалинах Кремля серебрились под холодными звездами.
— Спрашиваю — дрожат поджилки? — ухмыльнулся конвоир.
Глава ОСОБи как ни в чем ни бывало возлежал на моей кровати.
С третьей попытки ветки все-таки занялись — костер запылал.
— Кино так кино, — Игорь Матвеич покорно склонил голову. — В «Пушкинский»?
Он остановился у одной из машин, огляделся.
За бараками показалась гигантская статуя, смутно мне знакомая. Вернее, не мне, а Андрею Островцеву. Два могучих тела, воздевшие в едином порыве руки, с накрепко стиснутыми в кулаках рукоятками серпа …
— Кирк Салливан, ваш коллега из института штата Мэн, — представил Звоньский, вытирая платком лысину.
На плацу, кроме меня, отца Никодима и двух особистов не было уже ни души. Стрелки разбрелись по теплым баракам — есть тварку, пить зеленку и, конечно, трепаться по поводу сегодняшнего провозглашения.…
Я схватил палку, вскочил. Вместе с другими отбойщиками ринулся к краю крыши. Поезд замедлил ход. Вот и Поляна. Два игрока ожидали свой последний шанс. Один из них прыгнул сразу, и, получив удары от о…
Черт побери, до чего вкусно! Гораздо вкуснее той тушенки, что выделял в пайке Снегирь. Попадаются косточки, но они почти такие же мягкие и нежные, как само мясо. Рассол острый, приятно согревает горт…
— В Пустоши никого не было, Андрей, — отозвался Шрам, бросая на стены луч фонаря. — Мы долго добирались, Андрей.
— Доппаек? — Снегирь скорчил на лице болезненную мину. — Да, кажется, Христо говорил…
По двору к одному из гаражей прошествовал Кейзуке. Я следила за ним взглядом: что он собирается делать? Японец открыл гараж и скрылся в нем. Через пару секунд оттуда выехал матово-черный автомобиль, …
В журнале, обнадеживающе-толстом, с простым, всем понятным названием «Работа и зарплата», я нашла вакансию: «Продавец-консультант. Зарплата 30 тысяч рублей. Жилье предоставляется».
Кошка метнулась под лавку, выскочила с мышью и скрылась в чулане.
— В такие моменты народ исторгает из своего терзаемого тела гения. Этим гением волей судьбы оказался я. Видит Бог, я не желал этого. Мир стоял на пороге порабощения Искусственным Интеллектом… Внешне …
— Как хочешь, конунг, — сказал он, глядя мне в глаза. — Ночью не могу — не ровен час, угодим в яму.
Я увидел Бориса. Что-то вроде радости проклюнулось в душе.
Я подошел к трупу, лежащему лицом вниз и припорошенному снегом. Широкая спина плотно обхвачена черной курткой, прожженной, изрезанной — дыры топорщатся желтым мехом; грязно-синие широкие штаны заправ…
Впереди сверкнул огонек. Что это? Костер, конечно, это костер. Я спрятался за стену дома, под ее прикрытием сделал несколько шагов вперед. На широкой пустой площадке, за которой виднелись кресты клад…
Я проработала в «Чистой Жизни» ровно год, — до того августовского дня, когда в моей жизни появился Он. К тому времени я стала одним из лучших «менеджеров» компании, Ирина Мухамедовна хвалила меня, ст…
Последняя строчка, как приговор. Я разжала кулак — ветер подхватил клочок бумаги и, кружа, понес в сторону Кремля. Быть может, ветер бросит листок под ноги седеющему, но все еще привлекательному през…
— А ты не указывай, что мне делать, — конунг и вправду едва ворочал языком. — Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.
Марина повела плечом, подкинув лямку автомата, и пошла вперед, проваливаясь в снег на каждом шагу. Я последовал за ней.
Вынырнув из лесу, к железной дороге прикорнула испещренная колдобинами автодорога, посреди которой замер фургон — черная развалюха, напоминающая оскалившую зубы тварь.
— Полегче, здесь ребенок, — прерывала Илана.
Я отвернулся. Глаза кипели. Мне хотелось умереть, хотелось, чтобы тело мое ощущало страшную боль. Вздернув рукав толстовки, я вцепился зубами в руку чуть ниже локтя. Сдавил. Во рту стало солоно. Что-…
Похоже, во всем огромном зале так считал лишь он один. Зрители расходились возбужденные и раскрасневшиеся, вовсю делясь впечатлениями от просмотра. Я пожала плечами и пошла к выходу. Игорь Матвеич се…
Шрам возвращался, поскуливая и клацая зубами, — за мгновения неземного блаженства расплачивался мучением.
Я положил руку ей на плечо. Девушка кивнула и поднялась.
— Да, скоро, — поморщилась Марина. — Который день это «скоро».
Но слово за слово — начинался разговор, интересный и привлекательный для меня. Я никогда не вступала в него, просто слушала.
Широкий полукруг стены украшали потускневшие, но все еще яркие рисунки. Дети пускают воздушного змея, играют в мяч, сидят за партами. Похожие рисунки — на высоком потолке.
Машина свернула в переулок, и почти сразу под передним колесом что-то громыхнуло. Осколки стекла, вместе с черным дымом устремились в кабину; сквозь пелену я увидел шофера, уронившего голову на руль.
Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.
— Но не всем так повезло, ты знаешь сам. Игроки — в Джунглях, мародеры — в резервациях живут по звериным законам и медленно, но верно, превращаются в зверей.
Боже мой! На мгновение мне показалось, что я вновь очутилась в метро. Площадка перед турникетом, загораживающим вход на мраморную лестницу, была полна людьми. Здесь толпились юноши и девушки приблизи…
За пределами Района Второго Кольца не было развалин. Вернее, дома с пустыми глазницами окон, с трещинами на каменных телах — это, конечно, тоже развалины, но все же не кучи кирпича, как в Пустоши. Эт…
Посреди террасы — солнечная лужа. На столе — широком, самодельном — небольшая круглая ваза с печеньем, пара бумажных салфеток, и больше ничего.
— Прочесать местность повторно. — («Кара за нарушение Устава — немедленная ликвидация»). — И еще: при обнаружении нарушителей — стрелять на поражение.
— Это нехорошо, Андрей. Твои товарищи работают, а ты отдыхаешь. В столовую-то ходишь.
За пределами МКАД для Ольги, кажется, существовали лишь два города — Мухосранск и Урюпинск, оттого с ней совершенно невозможно было спорить.
Это слово породило всполох в моей голове: празднично накрытый стол, елка, украшенная гирляндой, включенный телевизор. Андрюшка хмуро ковыряет вилкой в тарелке, рядом с ним — Марина Львовна. Входит Га…
В подземном переходе порадовался, что ему не надо соваться в переполненное метро. Купив в автомате телефонную карту, Островцев протолкался через пышущую жаром толпу и побрел в сторону площади Европы.
Тверь-зверь становился все реже, все меньше куч кирпича, остовов домов, труб и столбов, — и, наконец, растворился в Джунглях. Лапы деревьев щупали бока поезда, как хозяйка — курицу.
Единственное тепло в окружившем нас мире — это наши тела.
Красная площадь осталась позади, упряжка понеслась вдоль поросшего кустарником берега реки. Зеленая вода неподвижна, лишь кое-где плыли по течению снежные островки. Посреди широкой дороги замерли про…
Я поднялся, бросил окурок, — тот зашипел, как видно, угодил в лужу. Расправил спину, вскинул рюкзак на плечо.
— Временно, конечно, — пока не оклемается Григоренко. Как ты на это смотришь?
Металлическая узкая лесенка… Почему я подумал о металлической узкой лесенке? Откуда эта мысль в моей голове?
— Значит, он осознал, — голос Марины дрожал, — что мы не в силах ничего изменить… Муравью не дано поднять над собой слона. Андрей! Мы примем свою участь так же достойно, как Христо и Букашка. Я рада …
Улегшись на снег, я пополз, подтягивая винтовку левой рукой. Стена, служившая мне прикрытием, осталась позади. Я отчетливо увидел полыхающий костер и тени вокруг него. Подул ветерок. Только этого не …
Обнявшись, они возлежали на широкой кровати. Полуистлевшее одеяло глубоко прорисовывало кости, белые черепа соприкасались. Не знающий пощады ветер смерти опалил этих людей во время акта любви. И отче…
Что-то екнуло у меня в груди, словно рычажок переключился. Что со мной сделала эта рыжая?
Наконец, я, освежевав тушу, добыл кусок жилистого мяса. Обернулся. Марина натаскала дров — чего-чего, а этого добра здесь навалом.
Я взглянул на рыжую — глаза расширены, подбородок дрожит.
В моей голове — это было всего лишь мгновение — промелькнул сон, увиденный мной когда-то. Вернее, не сам сон, а ощущение, оставшееся после того, как я проснулся.
Зайцам повезло — двери закрылись, когда они уже погрузились в безопасный вагон.
Обряд? Что еще за обряд? Я-то думал — провозглашение состоялось…
— А тут и понимать не х… Приказа запускать мясо пока не было.
Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.
Мы пошли через плац (кровавое пятно скрылось под снегом) к белому дворцу с плакатом «Будущее зависит от тебя». Да уж, от меня… Никак не думал, что так скоро вернусь сюда… Вон там, кажется, лежала гол…
Я жадно затянулся. Поперхнулся, закашлялся. Снова затянулся. Черт подери, нужно успокоиться. Во что бы то ни стало нужно успокоиться. Марина, возможно, еще жива. Обязана быть живой.
Сделав удивленное лицо, Островцев указал пальцем себе на грудь: «Вы мне?».
Мы спустились с насыпи и вошли в лес. Уходить далеко от дороги опасно, можно заплутать или наткнуться на стрелков. У ближайшего поваленного дерева я остановился, положил на снег рюкзак.
— Вообще-то мне не положено разговаривать с заключенными, — нехотя ответил он. — В бараке болтают, что послезавтра, как раз перед большим походом на Тверь.
Поляна — место, где ждут Последний Поезд.
«„Чистая Жизнь“ — бальзам долголетия, — вспомнила я строки с листочка, что так ловко спрятала Ирина Мухамедовна. — Уникальное изобретение американских ученых. Продлевает молодость, разглаживает морщи…
Николай лежал на спине, раскинув руки. Заточка вошла чуть пониже шеи, в ключичную впадину прямо над правым плечом. Автомат Николая валялся у его головы, надавливая прикладом на висок. Я отбросил оруж…
Исаак поковырялся в моторе; дрезина, отрыгнув черный дым, затарахтела.
Свечка горела ровно, бросая на стены кельи световой круг. Как там сказала Марина? Старцы, ведущие летопись эпохи? Я представил, как сгорбившись, один из них сидит у свечи и кропотливо и бережно занос…
Однако прежде чем мы покинули вагон, Николай задержался над своим мучителем, плюнул ему в лицо.
Машина проехала по эстакаде, нависшей над железнодорожной платформой.
Негустой, но цепкий подлесок мешал идти; с деревьев время от времени падали сухие ветки. Пахло хвоей и свежим снегом.
«Широкая площадь. Эшафот. На эшафоте — стеклянная банка. В банке — Серебристая Рыбка. Плавает кругами, шевелит плавниками и жабрами. Толпа. Тысячи, нет — миллионы глаз. Ни лиц, ни рук, ни ног — тольк…
— А я уже год, как в стрелках корячусь. Дальше охранки не дослужился.
Долго она так не протянет, нужно укрытие и как можно скорее. Вот и луна стала ярче.
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И — молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки… Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты — неп…
Кружочек, стоя поодаль, говорил с добродушным с виду пожилым толстяком-конунгом, время от времени бросающим на меня любопытные взгляды. Исаак стоял рядом со мной, куря папиросу. Еще несколько стрелко…
У меня прилип к спине свитер. За всю свою игру с Джунглями я никогда не убегал от страха. От страха, сросшегося с инстинктом.
Андрей поднял с пола портфель и посмотрел на нее. В тусклом свете засиженного мухами электрического плафона Анюта показалась ему отталкивающе — некрасивой: крошечные глаза, неестественно-красный рот,…
— Букашка, — поморщился Христо. — Я же просил…
Я двинулся к дверям, но не успел войти в Главк. Мне навстречу, в сопровождении двух особистов, вышел отец Никодим.
Курильщик и желтый не вытерпели и, отталкивая друг друга, бросились на проносящийся мимо вагон, пытаясь ухватиться за искореженный поручень. Люди из вагона, крича, отпихивали их. Курильщик исчез в шу…
— Киркоров, мы с Андреем жутко проголодались. Как думаешь, Снегирь расщедрится на доппаек?
Киркоров пожал плечами и сплюнул в лужу — по воде пошли радужные круги.
Илана кивнула мне, ничего не сказав. Стало даже немного досадно, что она не отметила мою красоту.
— Верно, — откликнулся Кляйнберг. — Если твой боец просрет, вы все сложите оружие, и отдадите нам запас кокаина. Лады, конунг?
— Как жизнь? — спросил Смолов, заглядывая Андрею в глаза.
Розовая пена, поднимающаяся ко рту по горлу Николая, не позволила ему договорить. Судорога сотрясла хлипкое тело, он затих.
Я протянул пузырек с желтоватой водой: однажды мне пришлось вброд переходить ручей, я был бос, как раз из-за мозолей, и заметил, что эта вода облегчает боль.
Белизна резала глаза. За ночь выросли сугробы. Ветви деревьев, еще не успевшие сбросить листья, стонали под навалившейся на них тяжестью.
Он говорил, задыхаясь, коверкая слова, говорил сбивчиво, стремясь скорее, как можно скорее вытеснить из груди ту муку, что терзала его. Я слушал, плохо соображая поначалу, о чем говорит этот тонкошеи…
— Прекрати, — сказал я, заслоняясь рукой.
Физиономия Киркорова перекосилась от ненависти.
Истопник возился у печки, пытаясь всунуть в узкое отверстие толстое полено. Мы с ним, даром, что жили в одной теплушке, разговаривали мало, и каждый раз Николай вздрагивал от звука моего голоса. Вздр…
— Кирилл, — с выражением страдальческого терпения сказала я. — В нашей компании все сотрудники покупали бальзам перед собеседованием с начальством. И я покупала, и вот Илана Олеговна. Все.
— Это поминки по нашему знакомству, Артур, — сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. — Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОС…
— Знаю я, отчего ему не терпится, — вставил Сергей, отрываясь от оружия. — Надеется, что на Поляне найдется что-нибудь получше этого.
Вроде бы совсем рядом, но на деле Андрей уже пару раз останавливался передохнуть: идти под уклон тяжело, приходилось сдерживать ноги, невольно стремящиеся к бегу.
Кстати, о зверье. В толпе перед воротами началось движение.
Паша на мгновение склонился над своей жертвой. На горле Зубова появилась багровая неровная дыра, из которой тут же хлынула кровь. Мертвое, но еще теплое, тело завалилось на бок. Паша отскочил в сторо…
— Постой, брат. Я друг главы ОСОБи, однажды спас ему жизнь, он не откажет. Передай.
Атомная бомба не заинтересует америкосов… Но 23767t — это не атомная бомба.
Я смотрела на него, выпучив глаза: шутит? Но Игорь Матвеич, похоже, и не думал шутить. Я представила несчастных спаиваемых буренок, (ко всем своим бедам еще и мраморным), которым и массаж-то делают с…
Я прыгнул за дерево, уткнувшись носом в сырую, пахнущую прелью, землю. Рыжая рухнула рядом.
Кто-то пытался пересечь речку на «Запорожце».
Упряжка замерла. Псы дышали тяжело, роняя на снег слюну.
— Марина, ты умная девочка, и понимаешь, что написанное в этой бумажке, — лишь, так сказать, основа. Просто краткое описание нашего товара. Его нужно продать, а здесь все средства хороши, так что ты …
Сидящий перед монитором охранник красен, как отварной рак, и время от времени утирал платком выступающий на лбу пот.
Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на своем.
Марина! Полноватую женщину тоже звали Мариной.
— Ладно, хватит, — точно прочтя мои мысли, жестко сказал Киркоров. — Ты вечно споришь, Букашка. Иди вперед, освещай дорогу. Андрей — за ней.
— Бывшие называли это «поэзия», — ответила Марина и начала укладываться спать.
Запястья сдавил холодный металл. Сильные руки оторвали меня от столешницы и усадили на пол. Киркоров, ухмыляясь, уставился на меня, а через его плечо… Через его плечо на меня смотрела Марина.
Мы оказались посреди темной улицы — очертания полуразваленных домов неясно рисовались в ночном свете.
Животное, казалось, уснуло; лишь тонкая струйка запекшейся крови, легшая из уголка пасти на снег, говорила о том, что вожак упряжки мертв.
— За такой пустяк ты надеешься получить дурь?
Шум голосов оглушил меня. Я никогда не видел столько людей сразу — они двигались поодиночке и группами в сторону каменной рогатой чаши. Одетые в тряпье и добротные кожанки; с оружием или без; увечные…
Ни на кого не глядя, я вытер губы рукавом — на рукаве остался широкий черный след. Шеренги стрелков стали редеть: представление закончилось. В воздухе замельтешили крупные снежинки.
Я вскрыл крышку. Терпко и пряно пахнуло мясом. Подцепив из банки небольшой кусок, отправил в рот. Марине явно доставляло удовольствие созерцать мою физиономию.
Метель усилилась, не давая рассмотреть маячащую в окне находку Киряка. Сердце моё учащенно забилось, во рту появился неприятный привкус.
Навстречу Андрею показалась Клавдия, женщина лет сорока, работница Прикрытия. Казалось, и она слегка припорошена пылью. Клава несла в руках какие-то бумаги.
Дыхание Звоньского на мгновение зачастило. Андрей понял: имя эмигранта мистеру кое о чем говорит.
Вспомнились дрожащие пальцы Салливана: что же тот обнаружил в бумагах Невзорова?
Тень колыхнулась. Я достал заточку — луна блеснула на кончике лезвия.
Я не успела ответить. Солнце за спиной работника ЗАГСа вдруг стало красным, а потом взорвалось, насытив воздух миллионами невидимых стрел. Стрелы вонзались в кожу, в глаза, проникали в мозг и легкие.…
В носу сразу засвербело, и чтобы не закашляться раньше времени, я закинул подбородок и вылил в рот пойло. Глаза едва не выпрыгнули из глазниц прямо на стол; я нащупал дрожащей рукой кусок тварки, и п…
Изголодавшаяся печка приняла в нутро деревянный паек. Кора на растопку. Так. Теперь — зажигалка.
На Вике было все то же короткое, изъеденное молью пальто, оголяющее сильные бедра. На ногах — коричневые сапоги на высокой платформе, рваные и истоптанные. Синий глаз холодно блестел.
Прошагали еще немного и девушка, обессилив, опустилась на выкорчеванное бурей дерево.
Салливан шуршал листками, что-то бормотал и, когда Звоньский рассмеялся, не поднял головы.
Я вернул тумблер на панели управления в первоначальное положение. Гуд стал затихать.
— А вы «Сотникова» не читали? Там это самое подробно описано.
— Впечатляюще, — проговорил лошадиное лицо. — Но как ты спасся от Паши?
— Вот именно, — кивнул Христо. — А Киркоров не хотел петь глупые песни и носить блестящие одежды.
Как только я вошел в «кабинет», Христо отставил в сторону банку с тушенкой, и поднялся. Он явно был взволнован.
Сжав зубами до хруста кончик карандаша, мелкими буквами: «Незавершенный».
Вскинув на спину рюкзак, повесив на плечо автомат, я приготовился продолжать путь.
«Что же я делаю?! — молния, всполох. — Кого же я обманываю?»
И смутился: не время было демонстрировать, насколько я продвинулся в изучении местности.
Не дослушав до конца, я вскочил и подошел к окну. Марина умолкла. Снежные вихри носились над площадью, внизу хлопала сорванная с петель дверь.
Я поднял обложку от книги. «Библия» — истертые золотистые буквы. Что-то знакомое в этом странном названии. Кажется, это как-то связано с Галей, с утром на светлой террасе…
— Ну вот, мы почти дома, — сообщил кружочек, когда из-за поворота показалась стена Второй Военной Базы. Его веселое возбуждение улетучилось; начсводотряда стал угрюм и сжимал зубы, играя желваками на…
Снегирь не обратил внимания на трубку в зубах вождя и, пожав плечами, сплюнул.
Киркоров отбросил в сторону люк и прыгнул в черную кишку.
Птица, Теплая Птица! Я жаждал сохранить ее, и меньше всего на свете меня беспокоило то, как жалок я сейчас.
— Три пакета, Карлуша. Ты прекрасно знаешь, что эта тряпка не стоит и одного.
Анюта натянула джинсы и, глядя в замызганное сортирное зеркало, стала прихорашиваться.
— Шевченко, — отозвался один из близнецов. — Он гад.
— Пушинка? — Марина засмеялась. — Вообще-то я тяжелая.
Ну вот, начинается — ни одна секта не упустит шанс привлечь новых членов.
Рудольф медленно приподнялся. Я до боли сжал рукоять пистолета.
Вереница торгашей и менял потянулась со стадиона. Мы, к счастью, оказались в первых рядах, иначе нам не покинуть барахолку до утра.
Андрей смущенно оглянулся: люди, напирающие сзади, ничего не слышали, думая каждый о своем.
— Артур, давно хотел спросить у вашего брата, каково это — быть конунгом?
— Ты думаешь — я знаю? На этот вопрос даже бывшим ответить не удалось…
Я послушно крутанул руль. Отца Никодима бросило на меня, я же ударился головой об дверцу.
— Завидую. Такая шевелюра! Прямо как у Жанны Фриске! Кстати, вчера в Дягилеве услышала анекдот про Жанну Фриске. Рассказать?
Отец Никодим вернулся в свое кресло. Особист дал отмашку офицеру: «Начинайте».
Мне захотелось что-то сказать девушке — но что? Джунгли замерли в ожидании.
— Успеешь, — сказал отец Никодим и обратился ко мне. — Ну, угомонился?
На поляне лежало несколько трупов тварей. Это большая удача, новый козырь.
Кинулся к сугробу, принялся расшвыривать во все стороны снег, подняв маленький буран.
Отряд ждал в коридоре. Я не увидел лиц своих людей, стрелки точно превратились в безликие фигуры, которые я обязан сохранить. Потные тела, оружие в руках, горячее дыхание, но лиц нет.
— Снегирь, здравствуй. — Цыган, похоже, ни на йоту не удивился нашему появлению, а на меня и Киркорова он и вовсе не обратил никакого внимания. — Я знал, что ты явишься.
Когда Шрам и Олегыч скрылись из виду, я захлопнул дверцу кабины и опустился в кресло у пульта управления. Дотянулся до рукояти гудка. Ну что? Неужели я сделаю это? Еще не поздно догнать Шрама и Олегы…
По каменной лестнице застучали подошвы ботинок: стрелок принес еду. Он с удивлением посмотрел на Марину: еще бы, — смеяться в застенке, накануне казни… Сумасшедшая?
До Твери остался один перегон, и я приказал Олегычу слишком не усердствовать: питеры могли взорвать мост, либо раскурочить железнодорожное полотно.
— Правда? — он явно обрадовался моей отзывчивости. — А я думал — там одно зверье, вроде тварей.
Я локтем задел кружку, которая тут же опрокинулась. Кипяток пролился на стол, закапал на пол.
— Эх, Андрей, — голос Киркорова снова стал миролюбивым. — На твоем месте я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.
Через некоторое время в воздухе раздался шум электрички, замер, потом раздался вновь.
— Боюсь, она будет стоить несколько дороже, чем в прошлом году.
Она приблизилась; в глазах даже не страх и отчаяние, а равнодушие, готовность принять то, что приготовила для нас судьба.
— Прости, братан, — Борис положил мне руку на плечо. Я сердито скинул ее. Этот болтун доведет до могилы.
Надо было идти с Олегычем и Шрамом. Что мне теперь делать? Как пережить эту ночь?
Рустам поставил на стол горшок с чем-то дымящимся (запах — можно язык проглотить), бутылку зеленки.
— На что валенки меняешь? — обратилась она к Киркорову.
— Черт с тобой, слушай — донесся сквозь завывание метели голос Кляйнберга. — Конунг отряда выставляет на поединок одного солдата по своему усмотрению, — он умолк на мгновение, припоминая. — Результат…
— Хорошо, Карл, — вставил Киркоров. — Как говорится — ни нам, ни вам. Четыре пакета.
— Да не бойся, — беззаботно отозвалась она. — Здесь никого нет. Ого, посмотри, троллейбус!
Но в данный момент из всего Устава меня должен интересовать параграф…
По ступенькам мы спустились к узкой решетчатой двери, рядом с которой дежурил стрелок. Он посторонился, не обронив ни слова. Мы вошли. Просторная зала освещена несколькими тусклыми лампочками, на кам…
Вино? Что нужно от меня этому сумасшедшему?
Ветер завывал где-то в черной вышине, ему вторила одна из собак в упряжке, словно чуя: хозяева попали в беду.
— Странно, да. Но мы — жители этого мира, он наш, и в наших силах сделать его лучше.
— И Лорд-мэр предоставил ему такую возможность. Теперь Киркоров будет выступать перед стрелками…
Высокая и статная. Белокурые волосы обрамляют лицо; на левом глазу — черная повязка, зато правый — синий, как осеннее небо, впитал в себя блестскую силу потерянного собрата. Одета гостья в зеленое, т…
Кружочек кивнул, поддав ногой льдинку. Льдинка раскололась на множество блесток.
— Эй, там, глуши мотор, — раздалось снаружи.
— Сколько там? — голос снизу, хриплый, властный.
— Андрюшка, как работа? — голос Марины Львовны донесся из спальни.
— Ну, что ж, пора, — подал голос отец Никодим и пошел к машине.
— Лорд-мэр, — прошипел Киркоров с искривленной от злобы рожей, — позволь я перережу ему глотку?
— У тебя будет целый этаж и, клянусь, того, что я позволил себе во время танца, не повторится.
— Че ты орешь, гнида? — рожа стрелка была помятой, как после сна на горохе. — Арматуры отведать захотел?
— Правда? — по-детски спросила она. — Повтори.
— Мне кажется, что в изначальной песне нет ни слова про Цоя, там идет речь только о ночи…
Киркоров угрюмо смотрел на меня. Марина сидела на деревянном настиле в своей камере; она словно не заметила его появления.
— Успокойся, — я присел на колени и обнял ее, погладил спутавшиеся волосы. — Я с тобой, я защищу тебя.
До пропасти три вагона — оставшиеся на них игроки в спешке спрыгивают, земля ломает их, мнет.
Андрей присел к столу. На часах — 14.00. Как время пролетело!
С распущенными седоватыми волосами Галя походила на ведьму. Андрей вошел в круг света, Галя осеклась, потом заговорила — быстро-быстро, со слезой в голосе.
Госпожа! Так вот, значит, кто здесь главный. Впрочем, это можно было понять и раньше по горделиво-холодному тону, с которым Серая разговаривала с Устином и Ярославом.
— Шрам? Долгая история… Бывший игрок, как и я. Однажды я спас его шкуру, а он в благодарность уже дважды спас мою. Шрам!
Марина попросила пить, и стрелок передал ей бутыль с водой. Я же принялся за тварку.
— Островцев, ведь вы все прекрасно поняли: речь о той девушке, с которой вы изменяете жене.
— Артур, тебе есть чему поучиться у своих стрелков, — сказал Кляйнберг.
— Марина, я не хотел… Я не думал, что это расстроит тебя.
В вагон вошла пожилая пара — мужчина и женщина. На груди у мужчины — гармонь.
Покончив с официозом, командир с видимым облегчением сунул бумагу в карман.
Стрелки отпиливали посеребренные лапы елей и укрепляли их на крышах и стенках вагонов. Затем — накидывали снег. Поезд уже походил на гигантский, продолговатый сугроб.
Марина кивнула, надавила на рукоятку. Скоро вертолет запашет носом…
— Стрелки! — я повернулся к Марине, но она не выразила ни страха, ни удивления. В руке у нее что-то белело.
Казалось, поднимется буря: Джунгли обрушатся на нас, понесут, кружа, ударяя о выступы тьмы по жерлу неведомой воронки, дна у которой нет. Но случилось более страшное: руки Марины обвили мою шею, и я …
Букашка приблизилась. В тусклом свете сального огарка она показалась мне одним из тех старцев, которых упомянула моя женщина.
— О-о, биа-логия, анна-томия, изучи ее! — проорал из машины другой конунг.
— Номер в книжке записной… — и умолк, почувствовав напряжение, повисшее над спящими домами.
Из тоннеля вышли в просторный зал с колоннами.
Я наблюдал за происходящим из своего укрытия, сжимая в заиндевелых руках винтовку. Что затеял Варяг?
Вот удобная ложбинка. Я сбежал вниз, скользя по мягкой глине, и, спустив штаны, присел на корточки.
— Был. Там все был. Слабый стать сильный — нельзя. Но женщина и мальчик жалко.
Усиленный динамиком голос отца Никодима разносил по плацу слова о подвиге, о самопожертвовании, о славе. При всем желании я не мог принимать эти слова на свой счет и с нетерпением ждал, когда он зако…
— Когда-то я тоже был игроком, Шрам. Таким же, как ты.
— Ну и пусть, — прошептал Островцев, туго перематывая руку бинтом. — Черт с вами со всеми…
— Олегыч, — вспомнил я. — Где пулеметчик, как его, Горенко?
Александр Игоревич увлеченно изучал какую-то книгу, похоже, позабыв о посетителе. Андрей кашлянул и испугался своей наглости.
Больше не порываясь петь, Островцев добрался до своей двери, сильно и резко постучал.
Теплая рука легла мне на грудь; палец с длинным ноготком обвел сосок, дотронулся до старого шрама. Я вздрогнул (до этого находился в каком-то оцепенении) и оттолкнул шлюху.
— Конунг Артур, — произнесла она, поднявшись со стула, — трибунал Московской резервации, взвесив все за и против, опираясь на Устав Наказаний, властью, данной ему Лорд-мэром.
Русские Джунгли. То, что возникло на месте России после Дня Гнева.
— Марина, — Игорь Матвеич повернул ко мне разгоряченное лицо, — прошу тебя, поехали ко мне.
Стало легче на душе: все-таки я настиг похитителей. Радость придала мне смелости, и до одноэтажной кирпичной развалины я добрался на четвереньках, почти уверенный в том, что поющие мародеры не заметя…
Показав на секунду луну и звезды, хлопнула дверью.
— Заткнитесь все, — приказал я. — Мы воспользуемся правом на поединок.
Несмотря на впивающуюся в спину кору, затекающие руки-ноги, Марина скоро уснула, свесив голову на грудь. Рыжие пряди из-под шлема закрыли ее лицо, и я не мог видеть, как она дышит.
Ни один мускул на лице ночного гостя не дрогнул. Он смотрел на меня прямо, не отрываясь, с минуту, потом засмеялся.
— Это была шутка. Просто, как я уже сказал, он не прошел испытания. Как и Киркоров.
— Я Киркоров, — глухо отозвался одноглазый.
— Кто вы такие? — спросил я, обращаясь к Христо.
Я повертел оружие в руках, попробовал лезвие ногтем. То, что надо.
Меня захлестнуло бешенство, но тут же сменилось холодным, как сталь на морозе, пониманием: да, это единственный выход.
— Хорошо, Епифанцев, вызывай людей. Пойдем, Артур.
— Андрей, я не хочу умирать. Не хочу в пустоту, не хочу стать пустотой. Я хочу родить нашего малыша, кормить его грудью, беречь.
Рустам, судя по всему, истомившийся без посетителей, не прочь был поболтать.
Напряжение, одолевавшее меня все это время, ослабло. Я присел на сиденье неподалеку от Шрама и Марины, наблюдал, как они играют в кости.
«Фаталист» — усмехнулся Островцев и, взяв клейкую бумагу, быстро и крупно написал: «Опыт с Биоатомом (23767t по классификации UAA)».
«Западня», — вспыхнуло у меня в мозгу и тут же погасло.
— Отец Никодим сообщил мне, что кое-кто очень напряжен и нуждается в помощи.
Эта самка чересчур любопытна. Имена… Зачем в Джунглях имена? Я уже и не помню, когда меня называли по имени… Нечто смутное, настолько далекое, что даже не верится: было ли?
— Вы ввязались в опасную игру, мистер Островцев, — процедил он, едва заметно шевеля тонкими губами. — Гораздо опаснее круга первого. Солженицына ведь читали?
Это было неожиданно. Зачем я понадобился отцу Никодиму?
— Ты чего кукарекаешь, петушок? — сквозь зубы процедил один из особистов. — Иди еще зеленки выпей.
Я осторожно надрезал один из пакетов: сероватый мелкий порошок.
Я выпустил длинную очередь и, кувыркнувшись по крыше, влез внутрь машины.
Серебристая Рыбка заскользила перед моими глазами.
— Чего уставился? — прохрипел я под тяжестью навалившегося на меня главы ОСОБи. — Доложи начальству.
Вспомнились Джунгли, наше, кажущееся бесконечным, путешествие.
Мне удалось произнести это ровным голосом, хотя биение сердца участилось: я-то ехал сюда с единственной надеждой. Надеждой на помощь отца Никодима. Но его нет на Базе, и меня ждет трибунал…
Но вправду, что же со мной приключилось? Искоса — на рыжую. Она смотрела на меня, улыбаясь. Крупные мокрые зубы блестели под луной. Как жаль, что я ее не сбросил!
Поезд остановился на ночь посреди Джунглей. Я требовал от машиниста продолжать путь, но тот не поддался ни уговорам, ни угрозам.
— Кастрат? — недоверчиво хмыкнул Осама. — Охуеть.
— Сколько вы хотите? — небрежно осведомился Звоньский.
— Что будем делать? — обратился я к Марине, все еще находящейся под воздействием огненного шара, на мгновение превратившего ночь в день.
Сбоку на луну наползало облако. Надо торопиться, пока светло. Мародеры не могли уйти далеко.
— Нет, благодарю, — пробормотал сквозь зубы. — Марина, я хотел бы… пригласить тебя в ресторан. Я заеду завтра вечером. Можно?
Собчак расхохоталась, и, не прощаясь, вышла из комнаты.
Марина юркнула на освободившееся место пилота. Что она задумала?
— Ты сказал это вслух, дурачок. За гранью ничего не будет. Теперь я это точно знаю.
И неизменно к концу разговора, когда у подружек начинали слипаться глаза, а язычки — прилипать к нёбу, они приходили к выводу — мужики-козлы, но следующим вечером вновь говорили об Олегах, Стасах, Эд…
— Конунг, надо сваливать! — крикнул Белка. Он подполз к окну по-пластунски, и, упираясь головой в радиатор, смотрел на меня из-под шлема.
— Присядь, — я кивнул на стоящее у стола полено.
— Если хочешь, возьмем, — кивнул я на мертвого пса.
Тверь не отпускала: едва мы въехали на мост, как в небе перед тепловозом промелькнул вертолет. Пули зацокали по крыше. Одна пробила лобовое стекло и врезалась в пол рядом с креслом Олегыча.
В комнатке охраны горела лампочка, освещая навалившегося на столешницу стрелка. Его голова была свернута могучими руками, направленные в потолок стеклянные глаза отражали свет.
— Он сорвал с меня нашивку, — с набитым ртом сказал я.
Эфиопка говорила по-русски гораздо лучше своего мужа; голос у нее был грудной и какой-то… уютный, заставляющий думать о горячих пирожках со сливовым повидлом, о теплой постели. Глядя на Мамаду, я всп…
Поезд на Изюминск каждый день подходил к утреннему перрону, забирал пассажиров, ждал меня, и отправлялся, так и не дождавшись.
Голова гудела, как бубен шамана, мысли свернулись в бесформенный комок. Он словно побывал в дурацком фильме либо в глупом сне: только что хотел набить морду директору, а в итоге сам оказался с набито…
Я пошел вдоль поезда. За приоткрытыми дверями вагонов храпели, стонали, ругались вполголоса; из печных труб летели искры — некоторые поднимались выше деревьев и только там, в вышине, гасли.
Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась следом — вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не …
Зубов отделился от отряда и встал рядом со мной.
Снегирь хрипел, но все-таки поднялся на ноги. Расстреливая обойму, я довел его до люка. Снегирь перегнулся через край и мешком полетел вниз.
— Не будем тянуть волынку, Артур. Кого ты выставил на поединок?
Он заговаривал с каждым новоприбывшим, но в ответ получал презрительное молчание.
Я выхватил клинок. Черт возьми, так просто не сдохну. Кувыркнувшись, перебрался за другое дерево. Два стрелка: один слева, другой справа. Особо не спешат: знают, что мы в ловушке. Пусть приблизятся…
— Не хочу, — пробормотала она, опуская голову мне на колени. Сразу уснула.
Я не ходил в столовку и потому считал, что вправе не ходить и на практику.
— Всем новоприбывшим в город всеобщего счастья Paradisus, приготовиться к медосмотру и дезинфекции. Добро пожаловать. Слава Лорд-мэру!
Вблизи стало понятно, что стена сооружена из кубов, плотно подогнанных друг к другу. Каждый куб — несколько спрессованных автомобилей.
— Но, ваш крест, я никогда… — начал было я. Отец Никодим сердито взмахнул рукой.
— Да. Затем меня привезли сюда и держали на цепи в каком-то погребе.
Я и не заметил, как рассвело, — всего за какие-то десять-пятнадцать минут. Нас спасла темнота, выходит, цена Теплой Птицы и есть эти самые десять-пятнадцать минут.
Я, не видя ничего вокруг, запихнул в рот длинное волокно сушеного мяса. Вроде бы полегчало, во всяком случае, горло слегка смягчилось.
«Проклятая жара. Прямо Бангладеш. Даже кондиционеры не справляются»…
Вика дотронулась губами до моего лба и поднялась. Блеснув в темноте ягодицами, подобрала с пола пальто.
Двое стрелков тащили по плацу труп Бориса, третий нес его голову.
Игрок лежал на полу, булькая горлом, точно кто-то перевернул вверх дном бутыль воды. Левая кисть откушена, на правой нет пальца, глаза закрыты. Похоже, он проиграл. И стоило сотрясать воздух?
Ну что заставило меня прийти сюда, рисковать Теплой Птицей? Игрок Андрей никогда не поступил бы так.
Я скинул рюкзак с плеча и выгрузил на пол шесть черных пакетов.
Я остановился, пораженный. Неподалеку от нас на стволе поваленного дерева сидел белый голубь. Он ворковал, раздувая перламутровый зоб, словно силился что-то сказать. Я никогда не видел в Джунглях пти…
Я молчал. Стрелки смотрели на меня настороженными глазами.
Зрелище, распахнувшееся перед нашими глазами, было грандиозным. Чаша стадиона напоминала муравейник со срезанной макушкой. Люди копошились на дне и на трибунах, в воздухе висел ни на минуту не умолка…
На последнем этаже башни дверь с лестничной клетки была металлической, а не стеклянной, и у нее дежурили сразу два автоматчика. Отец Никодим кивнул одному из них и тот, выудив из кармана длинный ключ…
Киркоров достал из-за пазухи ключ. Ухмыляясь, взглянул на меня.
— Блюдо готов, — сообщил шеф-повар, явно довольный собой. — Просу вас вернусся на место и ждать пясь минут. Я сервировать.
Лукашенко выругался и, окликнув Исаака, направился к воротам.
Я невольно вздрогнул: Киркоров словно бы прочел мои мысли. А я уже решил, что он всю дорогу намерен молчать.
Лица стрелков темны и нахмурены. Коридор полон страха — густого, непролазного, как Джунгли, из которых мы явились сюда.
Островцев потянулся за минералкой. Сделал пару глотков из бутылки. Поморщился от слабого щекотания в носу.
За снежным маревом, на другой стороне улицы, промелькнули тени; выпустив автоматную очередь, я с наслаждением услышал резкий вскрик.
Киркоров взглянул на меня, на Снегиря и, не найдя что ответить, махнул рукой.
— Ты из стрелков? — накинулся он на меня. — Давно принят?
— Это что — вокзал? — подала голос Марина.
— Это все твоя песня, конунг, — бесцветным голосом откликнулся истопник и тут его, как недавно в лесу, над телом Шрама, понесло.
Поднялся, взял с полки конверт. Один из последних опытов — расщепление NA. Вспомнил: красновато-зеленый свет, почти иллюзорный; змеиное шипение, переходящее в подобие стона; жар, проникающий под терм…
Я подкинул в костер сушняку — призрачный хоровод на стенах закружился веселее.
Снова этот звук. Прямо из соседнего кабинета…
Ну, конечно. Провозглашение в конунги — это, наверное, такая же обыденность в Армии, как, скажем, зачистка. Лорд-мэру недосуг заниматься подобными пустяками… А что, если бы он все-таки появился на пл…
Люди начали разбредаться по углам, укладываться на тряпье. Наконец, у костра остались только я, Марина и Рудольф. Серая все так же сидела в своем кресле, в свете костра ее неподвижное лицо походило н…
— Марина, кажется, упоминала. Правитель резервации?
Откашлявшись, я кое-как повторил стишок. Подняв глаза, с изумлением увидел полные слез глаза Марины.
— И я тоже. Но они появятся, дети, если мы построим новый, прекрасный мир, то дети непременно придут в него.
Отца Никодима пошатывало; мне пришлось подставить ему плечо, иначе он просто-напросто свалился бы в снег.
Стрелки возбужденно загудели, когда два бойца вывели на плац человека. Женщина неопределенного возраста, руки связаны за спиной. В глазах — животный страх. Мне хватило одного не цепкого взгляда, чтоб…
— Мне совсем не нравится этот город, — сказала Марина, глядя вдаль. — Да и есть хочется…
Мне стало не по себе. Надо же, и не догадывался, что разговариваю во сне.
— Что? — заорал Кляйнберг, вдруг подскочив ко мне. В маленьких глазках питера запылал огонь.
— Идите, — я пропустил последний вопрос машиниста мимо ушей.
— Так может, вызовешься на поединок? — прошипел Белка.
— К Цыгану, — кивнул Снегирь. — Ты не в курсе, где он нынче подвизается?
«Привыкли тандемом скупать чужие секреты, — со злостью подумал Островцев. — Торгаши!»
Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях детей и с изумлением уставился на него.
— Прибереги свое остроумие для виселицы, Островцев. Я пришел не к тебе.
Я помог ему подняться, и мы поплелись прочь от костра по протоптанной бандой Варяга тропинке. Отец Никодим обхватил мою шею рукой, зубы его выбивали дробь.
Почему эта самка спасла меня? Почему протянула руку? Ведь я не просил о помощи. Помощи?!
Он задал вопрос, нравится ли мне работать на «АвтоЛэнде», — я честно ответила, что нет.
Длинный молча вцепился в задник саней. Я дернул за упряжь, вожак, не привыкший еще к своей новой роли, заскулил, напрягая мускулы.
Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью выступивший пот.
Ее губы нашли мои, но я отстранил девушку.
Я подскочил на нарах, ударившись головой о низкий потолок. Посреди помещения стоял тот самый низкорослый офицер, что встречал нас у входа в Цитадель. Рядом с ним — два автоматчика.
Мародеры, кряхтя, подняли товарища. На обгорелой горбоносой роже сверкают белки глаз. Близнецы, волоча труп, исчезли за стеной начавшейся метели. Отойдут шагов на двести и швырнут в сугроб: на что им…
Губы пересохли — на ходу я схватил снега, пожевал. Холодные струйки побежали по горлу.
Он исчез в доме и через пару минут вернулся, одетый в похожую на пальто светлую куртку, в левой руке — кожаный портфель.
Одно плохо: снег мокро всхлипывает под подошвами, и на нем остаются синеватые следы. Две цепочки следов.
Второй мужчина поднялся. Это был широкоплечий бритоголовый бугай. Черная кожанка, заскорузлая и грязная, плотно облегала могучий торс.
Я приблизился. Это было изображение трахающихся мужчины и женщины: мне уже приходилось видеть подобное.
— Ни х… себе питеры работают, — нервно проговорил Якши, целясь из автомата в одно из тел. — Никогда не видел, чтоб так диких зачищали.
— Отпустите Джона, — приказал я, левой рукой потирая висок.
К черту! Я вскочил, несколько раз отжался от пола; подхватил свитер и куртку, оделся. Кровь быстрее побежала по жилам. Так-то лучше.
— Погоди, — Анюта схватила Андрея за руку, — пусть разъезжаются.
— Что ты делаешь, ублюдок?! — в чудовищном реве трудно было распознать всегда ровный голос Белки.
Небо посветлело, когда мы добрались до места, где нас атаковали мародеры. Автомобили слегка припорошило снежком; от трупа Глеба Пьяных метнулся в сторону какой-то рыжеватый зверек. Подойдя, я с отвра…
Дым, светловатый, искрящийся, сворачиваясь в кольца, медленно поднимался к заснеженным верхушкам елей. Кусок мяса над огнем сочился шипящими каплями. Марина, прикорнув мне на грудь, смотрела на косте…
— Поднимайся, Снегирь, — я ухватился за отворот куртки. — Киркоров, помоги.
— Красавец, — прошептала Марина, взяв меня под руку.
— Скотина, — негромко сказала девушка, растирая запястье.
Подлезши под вагон, я перебрался на другую сторону. Крики лысого конунга стали тише.
Я оглядывался, поминутно оглядывался. Мне все чудилось хлюпанье подошв по лужам.
— Ты хочешь отомстить, — вздохнул Христо. — Тогда все напрасно.
— Тогда я, пожалуй, пойду. Завтра на работе переговорим.
— Вам присвоен статус «непретендент», — вызвав новый шквал хохота, сообщил «вдогонку» офицер.
— Хер мы его найдем, — грубый голос справа от меня, кажется, Осама. — Вспорхнул, гнида, на дерево.
Сердце Андрея заныло. Невзоров достал из кармана платок. Неторопливо вытер лоб.
На лице парня промелькнула заинтересованность.
Олегыч между тем приволок какие-то тряпки и перевязывал мне плечо.
— Кто-нибудь видел в Джунглях особиста? А?
Тоннель со щербатыми сводами, ржавыми балками. С потолка — вечный дождь.
— Заметил, — тихо сказал Андрей, взял пакет и опустил на дно портфеля.
Ветер ерошил длинные волосы, рыжие пряди касались моего лица.
В кабине машиниста — запах концентрата, тварки, поджаренных при сушке валенок.
Претенденты вышли на свободное место и замерли друг напротив друга.
На втором этаже не было окон. Марина чиркнула зажигалкой, образовав вокруг себя узкий кокон желтого света.
Радужные круги поплыли перед глазами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Что такое «фазан»? Воздуха!
— Есть, два нож. Но мне нужно. Я работать, Артур.
Автоматчики заржали. Снегирь заржал вместе с ними.
— Итак, — женщина кашлянула, отпив из кружки. — Итак, твой боец, разумеется, проиграл — что дальше?
Рядом с массивной металлической дверью — блестящая табличка: «Компания „Чистая Жизнь“», а под табличкой — небольшой прибор с кнопкой. Я уже знала, для чего он предназначен, и надавила кнопку.
Стараясь не отдавить руки спящим бойцам, я опустился на свое место. Нужен отдых. Возможно, завтра будет бой.
Вся фигура Рустама отражала мучительное раздумье.
Островцев стал помогать Гале по огороду: окучивал картошку, собирал в банку колорадских жуков, срезал пасынки с помидорных кустов.
Багровая вода исчезала в решетке на полу, находя дорожки в мыльной пене.
Мне хотелось убежать, улететь отсюда прочь — далеко-далеко, туда, где нет людских глаз, где нет ничего кроме покоя и… подушки, обняв которую, можно разреветься.
— Андрей, я поняла, — ее голос сорвался. — Поняла, что это все — не мое.
Наверху нас встречал Киркоров. Он подмигнул мне, скользко улыбаясь. Значок «Работник парковки Љ56» поблескивал на груди.
В коридоре повисла тишина, а снаружи донесся крик Кляйнберга, призывающий нас поторопиться.
— Постой, — неуверенно сказал я. — У меня есть женщина.
— Вот и ладушки, — усмехнулся Киркоров. — Тогда повернись и сложи руки за спиной запястье к запястью.
Марина взглянула на меня и опять замолчала.
Марина нетерпеливо махнула рукой, мы двинулись вдоль стены.
Преследователи подбирались все ближе. Стрелок палил без передышки, пытаясь попасть в Марину.
Электричка отползла от платформы, перестукивая колесами. Заспанный голос объявил следующую остановку.
Я улегся на пахнущую плесенью кровать. Из темноты соткалось лицо Марины, улыбающейся, счастливой Марины, такой, какой она была, когда мы шли через Джунгли. А у повешенной Букашки изо рта вывалился си…
Они протиснулись к лавкам, на некоторых спали загорелые дочерна бомжи. Воняло мочой и семечками. В пивном ларьке маялась от жары продавщица.
Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.
У северных ворот, помимо бараков, расположилась вертолетная площадка; вперемешку с вертушками стояли ржавые броневики, которые, конечно, никуда больше не поедут. Вдалеке виднелась пятиэтажная башня, …
Он и еще несколько стрелков скрутили Джона, кто-то вдавил в его лоб дуло автомата.
Марина резко выпрямилась, глядя на учителя вспыхнувшими глазами.