Он заиграл. Женщина запела что-то о любви, которая наступает внезапно и никогда не проходит.
— Странно, да. Но мы — жители этого мира, он наш, и в наших силах сделать его лучше.
Вот удобная ложбинка. Я сбежал вниз, скользя по мягкой глине, и, спустив штаны, присел на корточки.
— Я буду всю жизнь жалеть, если не сойдусь с ним.
Я сидел с Олегычем в кабине машиниста. Мертвые здания, точно гнилые зубы, торчали из темной пасти ночи. Кое-где вспыхивали огни — последние прости далеких пожаров. Тверь казалась еще более уродливой и мрачной, чем другие, уже виденные мной мертвые города. У развалин вокзала замерли составы, грузовые и пассажирские. В пассажирских — я не сомневался — на нижних, верхних полках, за столиками у окон, — скелеты бывших: женщин, мужчин, детей.
— Проголодались, — жизнерадостно ответила Марина. — И нам положен доппаек.