Я вернул тумблер на панели управления в первоначальное положение. Гуд стал затихать.
Незаметным движением я закрыл стекленеющие глаза истопника и поднялся.
Толстяк все-таки покинул вертолет, уставился на меня расширенными глазами. Нижняя челюсть дрожит, к высунувшемуся кончику языка прилипли кусочки концентрата.
— Да. Затем меня привезли сюда и держали на цепи в каком-то погребе.
Они протиснулись к лавкам, на некоторых спали загорелые дочерна бомжи. Воняло мочой и семечками. В пивном ларьке маялась от жары продавщица.
Ничего не отвечая, я проследовала к своей кровати и, как была, в туфлях, джинсах, — упала на нее.