— Барух, Семен! — заорал грубый голос так близко, что сердце у меня заныло. — Вы че, уснули там, б… дь?
— К стене, — я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в камень, расширенными глазами глядя на меня.
Стены, пол, потолок, сиденья — в грязи и запекшейся крови.
Следуя за лучом фонаря, мы преодолели каменные ступени.
За снежным маревом, на другой стороне улицы, промелькнули тени; выпустив автоматную очередь, я с наслаждением услышал резкий вскрик.
— Но, ваш крест, я никогда… — начал было я. Отец Никодим сердито взмахнул рукой.