Это было отвращение, это была тошнота. Я пил отвращение и тошноту. Вкус крови…
Я, не говоря ни слова, снял с плеча АКМ и бросил его на снег, полагая: то же самое сделают и мои стрелки. Поединок проигран, отряд погиб.
Стены тоннеля из красного, выщербленного кирпича; блестящие струйки воды стремятся вниз, к ручью.
— Паша почему-то развернулся и ушел, словно услышал зов.
Пули звякнули по металлу, одна из них задела рюкзак у меня на спине. Тело толстяка вздрагивало, точно оживая.
— К делу, Андрей, — перебил Олегыч, с тревогой поглядывая на ворота. — Мемуары потом.