Змеиное шипение становилось назойливее, проникало под шлем. Не помогали даже восковые беруши. Остановис — сь, если хочеш-шь жить!
О, черт! Последний вагон проследовал мимо. На подножке — всего один игрок с трепещущими на ветру волосами.
— Шевченко, — отозвался один из близнецов. — Он гад.
Шрам что-то промычал, мотнув башкой. Широкое лицо делил надвое шрам, отчего казалось, что у игрока два носа и четыре губы.
— Пушинка? — Марина засмеялась. — Вообще-то я тяжелая.
Я послушно крутанул руль. Отца Никодима бросило на меня, я же ударился головой об дверцу.