Глаза истопника приоткрылись. Губы дрогнули.
— Я не хочу крови, конунг, — уже совсем миролюбиво продолжал Кляйнберг. — Сложи оружие по-хорошему, и, клянусь, никто не пострадает.
Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб. Марина взвизгнула и отшатнулась.
— У нас есть что-нибудь съестное, Рудольф?
— Марина, это Шрам, — поспешно сказал я. — Он пришел спасти нас. Шрам, ключи у караульного.
Стрелки в шеренгах скалили зубы, бряцая оружием, орали.