Все цитаты из книги «Большое зло и мелкие пакости»
Премьеру доложат сегодня, утром — президенту. Президент, как водится, возьмет дело под особый контроль, то есть устроит выволочку Генеральному прокурору и министру внутренних дел. Министр завтра же п…
— Она на лестнице курит, — поспешно озвучили еще раз информацию кудельки, — мы ее сейчас крикнем…
— Вот если б поглядел, я бы тебе, как в Библии, разом тридцать три греха списал, — взглянув на капитана, назидательно произнес майор Булкин.
— Вы знаете, — сказали ему там с задумчивым неторопливым удивлением, — она ушла машину проверить и пока не вернулась. Мы и сами удивляемся, куда это она…
Как говаривала незабываемая Донна Роза: “У меня сегодня большая стирка. Мне нужно намылить голову своему управляющему”.
— Я прошу прощения, — перебил его Потапов, — я должен был вам позвонить и не позвонил. Дело в том, что Алина Латынина улетела в Штаты и просила меня оставить Мане охрану. Я решил, что с охраной слишк…
Чем дольше затягивалась пауза, тем отчетливее он понимал, что все дальнейшее, что будет с ними, зависит сейчас от того, что именно и как он скажет, и это пугало его до смерти. Вернуть бы все назад, в…
— Алин, у меня все равно другой нет. Вернее, остальные еще хуже. А на ту, в которой на работу хожу, я третьего дня кофе пролила и до химчистки еще не доехала.
— Неинтересная совсем. Серая такая. Тамара, и та была интереснее. И веселее. Маня с Потаповым чем-то похожи. Потапов тоже был… никакой. — Хирург Сидорин улыбнулся. У глаз собрались мелкие морщинки. —…
Зачем он таращится на этот дым?! Или полковник специально его отвлекает?
— Я… не помню, — сказала она. — Какое это имеет значение?
— Вот и не думай, — сказал он уже в дверях. — Тебе звонила твоя подруга?
Потапов врача трепать не стал, но руку ему пожал.
— У тебя так вкусно пахнет. — Голос прозвучал очень близко, и Потапов оглянулся с изумлением, чуть не снеся с плиты увесистую сковородку.
— Мить, а ты… тебя никогда не беспокоило… ты не страдал от того, что…
— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос, — попросил Никоненко безразлично. — Ваш отец когда-нибудь встречался с потерпевшей Сурковой?
На улице похолодало. Дождь, перевалив через Москву, ушел к Балтийскому морю.
Он ел, сильно сжимая челюсти, лицо было бледным от усталости, под глазами и на висках — синие тени. Руки были большие и неухоженные, с надутыми узлами вен. Дрова, что ли, он на досуге рубит? Плечи ши…
“Господи боже, спаси, сохрани и помилуй меня, грешную. Не дай пропасть, господи!..”
— Иди ты на фиг, — пробормотал он и потерся затылком о ее ладонь.
Она шагнула и наклонилась, снимая ботинки. В их лаковых носах поочередно взблескивал свет. Распрямилась и посмотрела на него.
— У меня нет денег на рестораны. Им даже в голову не пришло меня пригласить. Да я бы и сам не поехал.
— Не можем, — вздохнул Никоненко, прикидывая, не разбудить ли ему Федора Ивановича Анискина, — мы не искать не можем. Покушение на министра — шутка ли!
— Можно нам увидеть… Марию Суркову? — Алина смотрела только на врача и даже Федора взяла за руку, как бы демонстрируя капитану свои исключительные права на него.
Мужчина мечты, оценила про себя Маруся. Практически Том Круз.
— Сегодня была дома. Элла Михайловна ее навещала и сказала, что дела идут на поправку. Мы теперь ее навещаем на дому. На амбулаторную форму перешли.
— Время сейчас трудное, — как бы пояснил он с сочувствием, — то и дело стреляют, убивают, даже нам трудно привыкнуть, а уж вам-то… Тем более у вас выпускники такие знаменитые, вроде этого самого Пота…
Было очень больно где-то внутри, и ноги странно мерзли. У мертвых могут мерзнуть ноги?
— Сначала слева. Если стоять лицом к сцене. А потом он куда-то делся, черт его знает куда. Я не следил.
— Что так? Все разбежались? Или замена в основном составе?
— Верочка, с сахаром, молоком и пирожными. Спасибо. Простите, я отвечу на звонок.
— Раз так, — решительно сказала Алина Латынина, — нужно срочно куда-нибудь увезти Федора.
Ее шеи было мало. Он должен был получить ее всю — целиком и немедленно. Если он ее получит, может быть, у него появится шанс.
— Вот когда сможешь, тогда и позвони. Машка кричит, что она тебя любит. Она поит Умку чаем.
— Какие, к шутам, комментарии, — рассердился полковник, — давай третью!
Утром первым делом Никоненко позвонил Потапову.
— Федор у Алининых родителей. Она мне сказала, что они его знают и любят.
— И из-за этого ты ночью рыдаешь на кухне?!
— Да нет, конечно! — фыркнул врач. — Она притащилась по уши в кровище, стала закатывать глаза и бормотать, что у нее в палате кто-то есть и что ее только что чуть снова не убили. Я ее не слушал. Мы е…
— В кухне на подоконнике, — тут же отрапортовала Маруся. — Если ты будешь по всему дому разбрасывать свои веши, я…
— Отвечай мне быстро. Куда ты ее водила и когда? И что это был за одноклассник?
Как он мог его не узнать?! В огромной стране, где самые разные катастрофы случались чуть ли не каждую неделю, Андрей Витольдович Брезас был знаменит и уважаем. За несколько лет из захудалого комитета…
За кухонной дверью что-то упало, и Морозов громко захохотал в глубине квартиры. Алина посмотрела на Никоненко. В глазах у нее был такой глубокий омут презрения, что капитан вполне мог в нем утонуть.
— С Потаповым! — сердясь, сказала она. — Он уедет на какое-нибудь совещание, а ты пойдешь стрелять своих бандитов, и все? Нам конец?
— Подай что хочешь. Не обращайте на нее внимания. Она привыкла нас кормить и считает, что все, кто приходит, являются именно поесть.
— Потом началась какая-то суета, потом меня отволокли в президиум, — он так и сказал “отволокли”, — я сидел, как дурак, в президиуме и все жалел, что приехал, потом мне на глаза Маруся попалась, она …
— О чем вы говорите? — спросила она с ужасом. — Шеффер?
— Я встретила его во дворе, под аркой. Я шла к Арни на очередной любовный сеанс, а Лазаренко попался мне навстречу. Он очень спешил. Мы иногда встречались, и в мастерской, и просто так, у дома. Он оч…
Секретарша, неслышно ступая по серому ковру, внесла точно такой же поднос, как тот, что стоял перед капитаном. На нем был точно такой же кофейник, точно такие же чашки, точно такая же сахарница и так…
— Ну конечно! Только что договаривались в бар пойти, посидеть еще немного. Время-то…
В отдалении кто-то совершенно определенно хмыкнул, и она скосила глаза, чтобы посмотреть кто, хотя песок в глазах царапал и задевал за веки.
— И ты своим передавай, — откликнулся Потапов, — и не пугай там Вовку особенно. Он человек, к твоим темпам непривычный.
— Вам правильно кажется, — он сунул ей под нос удостоверение, — я из уголовного розыска. Отвечайте быстро и внятно. Кто на портрете?
— Шел, — согласился Федор, — какая-то девушка шла.
— Засуньте вашу жалость себе… — начала она, но тут одновременно произошли два события: Федор показался в конце больничного коридора и распахнулась замазанная белой краской дверь с красной надписью “О…
Итак, он сделал карьеру. Она, идиотка, даже не сразу об этом узнала!
Голова была намного больше, чем обычная человеческая голова, она почти не умещалась на подушке, но все равно, то, чему положено быть внутри головы, было еще больше, теснилось внутри, лезло наружу, да…
— Всякое бывает, — сказал он, собравшись с силами. Федор Иванович Анискин от красоты и гладкости первушинской речи забился куда-то в угол. Никоненко нашел его и выдвинул в авангард: — Только вы не пр…
До сих пор вспоминать об этом ему было тяжело.
— Этот самый, — подтвердил Никоненко. — Миша, там прямо у выхода две женщины. Вытащите их, пока я тут… оценю ситуацию.
Сейчас он уедет. Он не станет вытаскивать свой костюм из шкафа, в котором висели и лежали маль-чишкины вещи, чтобы не показаться еще более нелепым. Он уедет в джинсах и майке, как есть.
Она забеременела и решила, что Димочка возжелает немедленно стать отцом. Она ни за что не соглашалась делать аборт, потому что, видите ли, хотела ребенка. Все было как в кино: он подлец, она святая, …
— Я… посижу лучше, — пролепетала Маня, понимая, что до своего дивана не доползет, — вот тут посижу, на табуреточке…
— Игорь, за что нас с Маней хотят убить? Ты знаешь?
Никто и никогда не разговаривал с Потаповым таким тоном. Никто и никогда не угрожал милицией и еще — телевидением. Никому и в голову не приходило распахивать дверь, чтобы он побыстрее убрался вон. Ни…
— Опять в Склифе? — Зоя была недовольна. Потаповская честность ее нисколько не вдохновила. — Сколько это будет продолжаться, а? До тех пор, пока эта твоя одноклассница на пенсию не пойдет? Нашел себе…
— Знаю! — оживился Федор. — Когда его по телевизору показывают, мама всегда меня зовет и говорит, что она с ним в одном классе училась. И еще она говорит, что если я буду хорошо учиться, то смогу ста…
Почему-то фамилия английского классика опять привела его в бешенство.
— Сохнуть пошел, — объяснил Никоненко, — в ванную. Это странно, конечно, но у нас тут уже известен водопровод, и кое-где даже используется электрическая энергия. Видите, выключатель и лампочка под по…
Зачем она с ним развелась, дура?! И почему ни разу после развода — ни разу! — ей не пришло в голову хотя бы увидеться с ним?! Он приезжал, забирал ребенка, оставлял маме деньги на его содержание, кст…
Она пыталась сфокусировать на нем взгляд. Прошло несколько секунд, прежде чем ей это удалось.
— Проще, — согласился Потапов. — Но сам по себе компьютер — это просто тайваньская пластмасса. Она не может быть опасна. Это просто пластмасса.
— Держись, парень! Ты молодец. Только в следующий раз, когда мы с тобой будем разговаривать, постарайся не плакать.
От нереальности происходящего у Сидорина шумело в ушах.
Сегодня, как никогда, ему нужна трезвая и холодная голова. А кровь неизменно начинала стучать в висках Евгения Петровича, когда он вспоминал о той истории. Еще хуже ему становилось, когда он думал, ч…
— Конечно, я не помню. Но могу вам сказать, что пачка была белая, в центре синяя. И название написано тоже в центре.
Ему нужно было срочно позвонить, а мобильного телефона у него не было. Не дорос он еще до мобильного телефона.
Узнать, с кем из одноклассников она встречается регулярно. Узнать, не связана ли она как-то с “самим Потаповым”. Узнать, что связывает ее и подругу — очковую змею. Узнать, кто отец ребенка.
— Ну и что? — спросил полковник, швыряя капитану папку. — Это все одни твои домыслы и больше ничего. Ничего предосудительного в этих бумагах нет, я тебе сразу говорю, чтобы ты особенно не возбуждался…
Казалось бы — Потапов! Ну что он из себя представлял? Да ничего он из себя никогда не представлял! Серая посредственность, закопавшаяся в английских глаголах.
— Ты знаешь, пожалуй, дня за… четыре до того, как все это случилось. А что такое, Игорь?
Свет в коридоре не зажигался. Игорь несколько раз дернул вверх-вниз язычок допотопного выключателя.
Он потрепал подсунувшуюся мокрую морду Бурана, спросил строго, чем он целый день занимался, и распахнул ворота — одна створка как створка, а вторая еще с прошлого года покосилась. Тогдашняя дама его …
Он сдернул со стола ноги, обрушив на пол кучу бумаг, и схватился за телефон.
Ну что? Скушал, дорогой доктор Айболит? Или все еще мечтаешь отвести ее в сосисочную на той стороне Садового кольца, а потом в свою совмещенную хрущевку?
— Не про Мулана, а про Мулан, — поправила Алина. — Мулан — это она.
Игорю Никоненко было тоскливо. С самого утра он писал отчет. К обеду от писанины он совершенно обалдел, а когда взглянул на плоды трудов своих, понял, что не сделал и половины. До завтра все равно не…
Едва высадив ее у дверей офиса, он стал строить планы, как вечером привезет ее к себе.
— А шеф что? — тихо спросил Никоненко. — Трусит?
Кто и зачем пришел на школьный бал с коричневой хозяйственной сумкой, из которой свисали перья жухлого зеленого лука?..
— Домой? — спросила и Маня и даже приподнялась на острых желтых локтях со сморщенной кожей. Он давно уже рассмотрел, какие страшные у нее локти.
— До классов идти далеко. Через коридор на первом этаже или через актовой зал на втором. До черной лестницы гораздо ближе.
— Лежи! — прикрикнул Потапов. — Я сейчас подойду.
— Всяких, — ответил он туманно. — Скажите, Алина Аркадьевна, в последнее время вы с вашей подругой Сурковой ничем таким не занимались?
— Митя, — пугаясь собственной храбрости и — еще больше! — того, что он сейчас уедет, выговорила она, — я не хочу, чтобы ты уезжал. Прости, если я тебя обидела. Да еще дверь открыла…
Моль облезлая, так ее дразнили классе в шестом, наверное. К десятому сжалились и дразнить перестали, но к этому времени Маруся уже сама была совершенно твердо уверена, что она “облезлая моль” и “сера…
Для того чтобы внимательно прочитать все собранные для него материалы, требовалось время, и он стал читать, делая над собой усилие, потому что, вспомнив о ней, он уже не мог думать ни о чем другом. П…
— Кузя — это Вадик Кузьмин, он сейчас в Мурманске служит, на подводной лодке, и поэтому не приехал.
— Давайте на этом закончим, — сказала она уверенно, — хватит. Я еще в Москве сказала, что оценила ваш гнев по достоинству. Мне нужно с вами поговорить.
— Ты чего? — спросил он хриплым со сна голосом.
— Как не видели? — поразился Никоненко. — Ящик для игры в почту стоял на краю сцены. Слева, если стоять к сцене лицом.
— Видел, — в присутствии очковой змеи капитан не мог оставаться в кургузом халатике и поэтому поспешно выбрался из него, — я даже с ней разговаривал. Она про тебя спрашивала. Халат куда деть?
— …а “Политинформация на полевом стане”, — закончил за него Никоненко. — Понятно.
Опять он со своим кофе! Только-только капитан усилием могучей воли согнал краску с физиономии!
— В Мещеру? — зевая, спросила Дина. У ее мужа в этой растреклятой Мещере был дом, оставленный по наследству каким-то полоумным дядькой. Каждый год он возил туда сына на рыбалку.
— Слушаю, Никоненко, — деловито сказал он в трубку, обрадовавшись возможности еще потянуть с отчетом. Из трубки так заорали, что ему пришлось слегка отодвинуть ее от уха. Он отодвинул и попытался пон…
Во время торжественной части ящика с записками на сцене не было, а Потапов его спрятал, когда спускался со сцены. Это значит, что к концу вечера он там появился.
— Я же тебе говорил, — непонятно сказал Потапов, и министр МЧС кивнул.
— Я не помню, что Тамара раздавала какие-то записки, — удивленно сказал Сидорин. — Хотя, может, и раздавала. Я не писал записок. Димочка действительно читал какую-то записку, но я не понял, что это… …
— При чем здесь записка, которую она писала Лазаренко?
Они договорились, что она позвонит Марусе и придумает какой-нибудь предлог, чтобы пока к ней не приезжать. Они договорились, что за весь день Алина и носа из своего офиса не покажет. Они договорились…
— Я согласен, — сказал Сидорин, — конечно, согласен.
— Я всю жизнь работаю в роддоме, — сказала Нина Георгиевна строго, как будто Маруся должна была об этом знать и не знала. Потапов с шумом сверзился с подоконника, вышел из кухни и хлопнул дверью. — У…
— Ладно, Антон, я сама. Ее надо выключить и снова включить. С ней так бывает, особенно когда машина долго под дождем стоит.
— Мань, прекрати, — велел он и отцепил от себя ее пальцы.
Игорь тогда долго валандался с этим делом и в конце концов все понял, нашел убийцу, и выманил его, и приобрел друга, который теперь орал в трубку так, как будто началась война.
— Пойдемте в машину, — предложил он Никоненко издалека, — в машине уютней разговаривать, чем здесь.
Она открыла глаза и оглянулась через плечо. Светы на крыльце не было, зато по дорожке прямо к ней шел человек в белом халате, надетом поверх какого-то коричневого балахона.
Ему нужна была секунда, чтобы подумать. Эта самая неизвестная Тамара появилась вовсе не с той стороны, с которой должна была появиться, и это было странно. Так странно, что он даже не сразу взглянул …
— У них не руки, а лапы, — объяснил Сидорин, намыливая под краном пухлые ладошки в еще оставшихся младенческих перетяжках, — они их не моют. Лапы у них чистые, потому что на Северном полюсе всегда сн…
Он вполне мог выставить ее вон и был бы совершенно прав. Как он сказал? “Я никому и ничего не должен”?
— Одну защитил, — признался Сидорин, как будто в чем-то постыдном, — кандидатскую. Совсем недавно. Долго не мог защититься, — добавил он, вдруг устыдившись своего заискивающего тона.
— Возможно, — согласился Игорь. Он очень устал и от усталости забыл, как нужно играть в “деревенского детектива”, — но речь сейчас не о том, что вы опоздали, а о том, что ваш мальчик оказался ближе в…
— Я не плачу, — пробормотала Алина не сразу, как будто некоторое время думала, о чем именно он спрашивает.
Где-то там, в серой однообразной будничной маете он встретил Нину и зачем-то женился на ней. Она была славная, спокойная. Он относился к ней довольно хорошо, а она никогда не предъявляла к нему никак…
— Господи, кто это может быть? — пробормотала Маруся. — Мить, кто это может быть?
— Кошмар, — согласился Никоненко. — Мария Георгиевна, вы пройдите пока в учительскую, вон сквозняк какой, мы вас совсем простудим. А я пока окошко прикрою…
— Не могу, Дмитрий Юрьевич, — с сожалением ответил охранник. Поесть ему очень хотелось, да и пока ездили бы, время прошло, — объект незнакомый, люди чужие, черт знает… — Не поедем мы никуда. И в маши…
— Там ничего нельзя ни рассмотреть, ни прочитать. Представьте себе, что кто-то хочет достать из ящика записку. Сначала ее надо найти, то есть перебрать все бумажки. Потом прочитать. Потом неизвестно …
Мы причиняем массу неудобств, беспокойств и неприятностей. Во все мы лезем, все нам надо, до всего нам есть дело, особенно до того, что, по мнению нормальных людей, нас вовсе не должно касаться.
— Что-нибудь на вечере показалось вам подозрительным? Может, кто-то опоздал или, наоборот, пришел раньше всех, потом раньше всех ушел? Или выходил во время торжественной части?
Второй: мог ли это быть все тот же Сидорин?
— С кем вы еще разговаривали, кроме Потапова и Сидорина?
— Дмитрий Юрьевич, спасибо вам большое за то, что вы нашли время…
— Вы только меня не перебивайте! — приказал он ей. — Или придется все начинать сначала, а мне и вправду некогда. Сядьте в угол и сидите тихо.
— Алин, я сто лет нигде не была, а тут вполне законный повод. Встреча выпускников.
Как принято обращаться с министрами, Маруся не знала вовсе. И красавица Зоя маячила на горизонте, редакторша моднейшего глянцевого журнала, окончившая то ли Гарвард, то ли Сорбонну, неизменная участн…
— Потом мы поехали к Алине, мультфильм смотреть.
— Мне не нужна никакая помощь, — тем же тоном, отчетливо выговаривая слова, проинформировал их Потапов, — всем спасибо, все свободны.
К семнадцати годам юный Евгений осознал эту мудрость в полной мере. Он был очень умен и предусмотрителен, кроме того, привык, что все давно и без возражений играют в соответствии с его сценарием.
— Босиком у нас ходить нельзя, — сказал Игорь Никоненко неприятным голосом. — У нас полов с подогревом не имеется.
— И Федор надрывался, — приободрившись, произнесла Маруся, — мы его в пять утра гулять возили, чтобы он всех соседей не перебудил.
— Маня, — сказал он и неизвестно почему поморщился, — я не хочу никаких душеспасительных бесед и разговоров на тему “Зачем тебе это нужно?” или “Что потом?”. В меру своих сил я пытаюсь тебя защитить.…
— Это капельница, — пояснил врач без тени улыбки, — это капельница, которой наша больная якобы ударила по голове того, кто ночью влез к ней в палату. Я не знаю, как она встала, а уж как смогла этой ш…
Весь его многолетний милицейский опыт говорил, что обижаться никак нельзя, недаром на стене в кабинете у Дятлова висит популярный нынче плакатик о том, что “подчиненный перед начальствующим должен им…
Может, у них так принято. Так сказать, элемент корпоративной этики. Он пока не слишком в этом разбирался.
— Скажите, пожалуйста, в школе есть топор?
Ноги, в отличие от волос, у нее были бесконечной длины, обтянутые черными джинсами. Стильные ботинки на толстой подошве терялись где-то вдали, под кушеткой. Имелась даже грудь под черной же водолазко…
Митя Потапов боялся и не любил людей и, может быть, поэтому научился хорошо разбираться в них. Он всегда оказывался рядом с сильными, причем именно с теми, от которых зависела его следующая карьерная…
На верхней площадке черной лестницы притоптана пыль, как будто несколько раз кто-то спускался и поднимался или просто долго топтался там.
— Нет. Я пробыл там до конца. Потом меня приглашали в ресторан, чтобы посидеть небольшой компанией, без толпы и суеты, и я, естественно, согласился.
Чайник зашумел на плите, и Буран, вывалив язык, прошел мимо открытой кухонной двери. Полы поскрипывали, Буран был тяжелый.
— Теперь вы должны спросить: “Ну что наша пострадавшая?”, — проговорила она, язвительно и неотрывно глядя ему в лицо. — Или вы уже догадались спросить об этом у врача?
Тогда он был совершенно уверен, что это — конец.
— Я не цирковая обезьяна, — сказал он холодно, — никаких восторгов мне не надо, обойдусь. Я просто… курю.
Маруся зажала баллон между колен и проворно схватила с подставки фен.
— Часов в шесть. Она отсюда начинает, а потом идет дальше, в обычные палаты.
— Алина Аркадьевна, вы меня слышите или вы меня не слышите?
И ладонь у нее потная, ему неприятно, наверное.
Он все мялся в нерешительности, потом оглянулся на кого-то и взял Марусю за руку.
— Я так понимаю, что ни один “Д. Л.”, ни второй, ни “Д. Ю.” записок не получили.
Глупо было стоять у окна и растравлять свои раны, но он стоял и растравлял, понимая, что это очень глупо. Скорее всего полковник во всем прав, и правил игры Никоненко по-прежнему не знает, следовател…
Значит, ящика не было. Суркова не ошибается.
— Откуда я знаю?! И вообще, что-то мне кажется, что вы не из комиссии по наследству.
Осторожно, по одной, она ела землянику, а Потапов, пристроившийся напротив, поглощал свое мясо, и все это, вместе с тишиной пустой квартиры, в которой никогда не было тихо, с тех пор как родился Федо…
Никоненко стащил с плеч куртку и бросил в мокрый снег. Майор с удивлением посмотрел на куртку, подобрал и положил на капот “жигуленка”.
— Да нет, конечно! А почему вы спрашиваете? Или все ищете, кто стрелял?
Ну конечно. Сказать неловко. Деньги вообще тема неловкая, особенно для российского человека. Российский человек о деньгах думать не должен. Его не должен занимать вопрос, чем заплатили за водку и бут…
Все-таки он был очень знакомым, и то, что он не может его узнать, еще добавило Сидорину неуверенности. Зачем Митька его пригласил? Или он при нем хочет разбирать сидоринские уголовные дела?
— Мань, это я, — сказал он так же фальшиво, как сестра, которая продолжала держать ее за руку, и ему стало стыдно, — ты как?
Теперь уже не только врач, но и копченая селедка посмотрели на него с брезгливым недоумением. Селедка — еще и с ненавистью.
Разве мог угнаться за ними бедный Евгений, затесавшийся, как орловская ломовая лошадь, в табун чистокровных арабских скакунов!
Потапов тоже оглянулся, чтобы посмотреть, что именно вызвало в ней такой небывалый эмоциональный подъем.
— Игорь, — попросила вдруг Алина Латынина, — ты мне все-таки скажи, за что нас с Маней хотят убить? И Лильку убили. За что?
Никоненко смотрел с интересом и помогать ему не собирался.
Она не отрывала от него взгляда, настойчивого и тяжелого. Зрачки были расширены, придавали лицу странный дикий вид.
Вернее, это Димочка был художником тоже. Всю жизнь его отец занимал начальственные посты в Союзе художников и в разнообразных комитетах, подкомитетах, комиссиях, подкомиссиях и президиумах — кажется,…
Успех был налицо. Рельсы проложены, куда там бедному переименованному Павке! Карьера обеспечена, блестящая и прочная, как скафандр космонавта. Дальние страны только и ждут, когда Первушин доучится и …
— Под настроение тоже бывает, — согласился Сергей, — но когда под настроение, то все же не так… Поспокойнее.
— Где? Где он курил? Далеко от вас, близко?
— Это отец Димы, Степан Петрович, — пояснила горничная, увидев, что гость застыл, так и не сняв ботинка, — известный художник, лауреат государственных премий, его работы выставляются в Манеже и в Тре…
— Перестань ездить, — сказала она быстро.
Ну что ж. Посмотрим новую игру. Первый тайм мы уже отыграли. Счет не открыт.
— Я не могу, — сказал он сухо, — у меня животное. Ты видела мое животное?
Значит, плащ и пуговица не сходятся, зато имеются хоть какие-то мотивы. Пусть хлипкие и неопределенные, но мотивы.
Простые граждане за то, что у нас есть власть для того, чтобы сделать с каждым из них что угодно. Это неправда, но менты-взяточники, менты-придурки, менты-бандиты давно уже стали обязательными героям…
— Так и есть, Дмитрий Юрьевич. Шпион. В ресторане, где его себе на горе увидала Маруся Суркова, он встречался со своим агентом. Или резидентом, я ничего не понимаю в этой терминологии, это по части Ф…
— С чего это ты решила со мной переспать? — спросил он, вспомнив про рохлей и мямлей.
— Никакого следующего раза не будет, — отчеканила Алина, взяла Федорову ладошку и поволокла его к двери.
Она так изменилась в лице, что капитан даже пожалел, что сказал ей об этом.
За белым столом сидел врач, тот самый, молодой, которого она стеснялась.
— Я увидела ее, только когда она… упала. До этого я ее не видела. А Федор видел.
Итак, Дмитрий Лазаренко. Процветающий или просто подающий надежды художник, отец ребенка. Он стоял у самых ворот, его видели все.
Алина Латынина соображала хорошо, зря упрекал ее капитан Никоненко.
— Вы же не думаете, что мне могло прийти в голову выстрелить в Маню потому, что когда-то я с ней переспал?!
Что за дела? У Алины была надежная, дорогая сигнализация, никогда не ломавшаяся. Иногда она чудила, как сегодня, но по-настоящему никогда не доставляла ей никаких хлопот.
— Митя, — повторила она, и он остановился, не договорив до конца, — позвони им. Скажи — пусть не волнуются. Особенно… Федор.
— Я понял. — Ему совершенно не нужны были чужие проблемы. — Чего вы хотите от меня?
— К девяти, как и договаривались. Господи, хоть бы я чуть-чуть пораньше догадалась…
— О салоне я почему-то не думал. Кроме того, тут везде кожа. Тряпочкой протер, вот и все дела.
Звонок в дверь прервал трогательный вечер воспоминаний.
— Игорь Владимирович, это было давно. Я, правда, не помню. Кроме того, к выстрелу Арнольд Иванович отношения не имеет. Он умер десятого февраля. Почему вы меня о нем спрашиваете?
А водку она пьет такими же отчаянными глотками?
— Он пришел потому, что ты был на месте преступления. Ты свидетель. Он же не сказал тебе, что ты обвиняемый или подозреваемый, или как это называется? Дай мне сигарету, Володька.
— Не знаю. Я не смотрел. Наверное. Где еще ему было быть?
Он думал, что вечером должен непременно забрать Алину Латынину с собой в Сафонове. Никак нельзя ей в Москве оставаться. Чем уже круг поиска, тем сильнее опасность.
— Рядом с вами все время был охранник, который с вас глаз не спускал. Стрелять в присутствии собственной охраны — глупость. Кроме того, с того места, где вы были, так выстрелить нельзя, а ваше местон…
Охранник не знал, что человек с пистолетом, надежно уложенным под луковыми перьями, уже пришел на заранее выбранное место и основательно приготовился к работе.
Он писал долго-долго, вымучивая каждое слово, и решил, что написал как минимум страниц пять. Оказалось — двадцать три слова. Он специально посчитал, когда взглянул на плоды трудов своих. Плоды выгляд…
— Митя, — вдруг сказал больная Суркова, — ты что, вправду отвезешь меня домой?
Представительный молодой мужик внес себя в приемную, и секретарша сдержанно улыбнулась.
Ненавидя себя за слюнтяйские мысли, капитан мрачно уставился в бумаги.
— Никуда, — сказал Никоненко, стараясь быть любезным, — семь скоро, а мне к восьми на работу.
— Паш, — спросил он, наконец сообразив, — Паш, это ты, что ли?
— Допросить бы ее по горячим следам, — мечтательно сказал полковник, как будто собирался пригласить пострадавшую на свидание, — может, она и видела чего. Кстати, кто ей “Скорую” вызывал, установили?
Все такая же — как будто вечно чем-то смущенная, доброжелательная без меры, вечная отличница, которая на физкультуре не умела ни побежать, ни подпрыгнуть и на дискотеки приходила в славном клетчатом …
Федор спит сейчас в Алининой квартире, в кровати, которую ее сумасшедшая подруга на себе притащила из Лондона. Кровать была миниатюрной копией настоящего паровоза — с красными лакированными боками, ч…
— Позвонишь из машины. Пока, Дмитрий Юрьевич, спасибо за содействие. Зое привет.
Купить, что ли, какой-нибудь благородной еды, вроде этих самых креветок?
— А снег разве чистый? Мама говорит, что снег есть нельзя, потому что он очень грязный. В нем бантерии.
Почему? Боится за мальчишку? Бережет его нервы? Не хочет вспоминать? Или еще что-то?
Совсем близко ревело Садовое кольцо. Ревело тоже как-то очень по-весеннему, настырно, весело, освобождение, и птаха кричала ошалевшим от весны голосом, и вода капала, лупила по жестяному крашеному по…
— Я чем-то оскорбила твою офицерскую честь? — спросил у него за спиной холодный язвительный голос. — Или спать со свидетелем тебе запрещает воинский устав?
— Я должен с вами поговорить, — сказал Никоненко неприятным голосом, поняв, что она собирается его игнорировать, — с вами и с мальчиком.
Она будет жить только одной секундой — вот этой самой, в которой Потапов жарит на ее плите свои антрекоты, ставит перед ней стеклянную мисочку с малиной — парадную, “гостевую”, вытащенную из комнатно…
— На улице неудобно, — удивилась его недогадливости Тамара, — окна из учительской и директорского кабинета выходят во двор, почти на крыльцо. И сторож сразу в дверях встал, чтобы, значит, никого не в…
И по имени она назвала Потапова не случайно.
— Спасибо, не нужно! — вскричала Маруся, насмерть перепуганная активностью потаповских родственников. — Ничего не нужно! И приезжать не нужно, и стирать не нужно, спасибо, спасибо вам большое! Мне и …
— Я вот о чем хотел спросить вас, Евгений Петрович, — заговорил “Анискин” ласково, — беда у нас. Никто ничего не видел, и получается так, как будто стрелять было и некому. Может быть, вы видели?
Неизвестно, как все остальные, а он свое сегодняшнее дело обязательно сделает.
— Про Митю Потапова, — передразнила ее Нина Георгиевна, — который с тобой теперь живет.
Человек на противоположном тротуаре замедлил шаг и пропустил ее вперед. Сумка мешала ему, и было очень непривычно держать в руках что-то объемное и неудобное, да еще эти луковые перья!..
Нужно дойти. Осталось совсем немного. Нет. Это вранье. Никто не знает, много ли еще осталось, но выхода нет, все равно нужно дойти.
Она смотрела на него расширенными зрачками и все перебирала руками по теплой деревянной спинке скамейки.
— Я не боевая. Я боюсь. Я боюсь, что меня убьют и Федор останется сиротой.
— Ну-ну, — неопределенно пробормотал Никоненко.
— Вы ошибаетесь, — значительно изрек Первушин, — уверяю вас, вы ошибаетесь.
Вот тебе раз, подумал Никоненко словами участкового уполномоченного Анискина. Тебе-то чего здесь надо?
Алина пилила ее всю неделю. Как только узнала, что она собирается на “встречу друзей”, так принялась ее пилить усердно и методично, день за днем. Маруся вздыхала и отмалчивалась, по опыту зная, что т…
— Мить, мы только на пять минут, — сказал молчавший до их пор пожилой лысый мужик и улыбнулся Марусе доброй улыбкой, — мать вбила себе в голову, что тебе тут помощь нужна.
Серая иностранная машина стояла в двух шагах. Человек в длинном пальто бежал от нее, странно вихляя из стороны в сторону, как будто не мог сообразить, куда именно ему бежать.
— Связан. Но в гораздо меньшей степени, чем многие мои… коллеги. Я просто чиновник высокого уровня.
— Да, есть вопросы, — согласился Никоненко. — Вспомните, вы точно никогда не знакомили свою подругу ни с кем из одноклассников?
— Нет, — ответила она удивленно, — никогда не знакомила. Игорь Владимирович, да я с ними сама почти не общалась! Раз в несколько лет. Я и в школу приходила только для того, чтобы… чтобы…
Сидорин повернулся от окна и посмотрел на Никоненко с изумлением.
Нет, не могла Маруся “придавать значение” случайно произнесенным потаповским фразам.
— Но до этого вы посетили только одну встречу — десять лет назад, — и с тех пор в школу не ходили. Что вас заставило пойти именно на этот раз?
— Непременно, — пообещал Никоненко галантно.
От неожиданности капитан Никоненко не успел даже сохранить свои успехи в компьютерной памяти и всю дорогу в кабинет к начальству жалел об этом.
— Алин, он сказал, что мама поправится, да? Да, Алин? Он сказал, что она поправится и что она справляется, — Федору необходимо было удостовериться, что он все услышал правильно.
— У нас тоже нет никакого доброго утра. Мы всю ночь работали. Я просто не знаю, как поздороваться по-другому.
На нем была темная льняная рубаха с закатанными рукавами, неяркий галстук и черные брюки с безупречными стрелками. Песочные волосы, которые в далекие школьные времена нелепо и плоско прилипали к голо…
— Не было, и все. Была… как у всех, любовная история. И потом появился Федор.
Как именно Инесса-Фанни ухаживала за своим братом, вполне можно было судить по кухне. Странно, что он помер только в нынешнем феврале, а не сразу, как только нежная сестра приняла на себя заботы о не…
Она вдруг покраснела. Ей-богу, она покраснела, эта забинтованная, зеленая, одетая в серую посконную рубаху в ржавых пятнах высохшей крови, нечесаная и неумытая тетка!..
— Алина Аркадьевна, — сказал он, раздражаясь, — капитан Никоненко Игорь Владимирович. Вы звонили?
— Как будто кто-то заглядывал в двери. Я встала, дошла до стены и стукнула капельницей. Наугад. Ничего не было видно. А потом вышла в коридор, под дверью был свет, и я пошла туда, где свет.
На ужин были макароны и толстые, разбухшие от варки сосиски.
— Но как же так, — спросила Маруся растерянно и взялась за отвороты халата, — вы что, его усыновили?
— Не знаю, — ответил наконец он, — я не обратил внимания.
Водитель выделенной Потаповым “Волги” был далеко и, скорее всего, по своему обыкновению спал, а человек, подходивший к ней все ближе, был в халате. Ничего подозрительного.
Параллели не пересекаются. Помнится, только Лобачевский не был согласен с этим постулатом и придумал какие-то свои постулаты, может быть, вполне логичные для математики, зато совершенно не пригодные …
— Это у вас там, в верхах, приходить вовремя неприлично, а в наших низах только вовремя и приходить. Опоздаешь, все без тебя съедят и выпьют…
Всю торжественную часть он просидел за Маней Сурковой. Маня понятия не имела, что он сидит прямо за ее спиной и слышит каждый ее вздох и видит каждое ее движение, и это его забавляло.
— Ты жива? — спрашивала Маруся, и слезы капали у нее с носа.
— Маня, ты бы подумала, кто может так тебя ненавидеть, чтобы убить. А? Может, ты с кем-то дружила или встречалась?
— Какие у вас изумительные картины, Дина Львовна! Вы знаток?
Он никогда не оставлял на ней синяков. Придурок.
Он выбрался из метро и пошел к своей машине.
Оказывается, у принцессы имеется собственный Ланцелот.
— Налейте мне, пожалуйста. — Она не попросила, а приказала, как будто он тоже был ее секретаршей. — Да что же это Федор не едет, в самом деле!..
— Как я вас понимаю! — воскликнул “Анискин”.
— Вы не помните, кто именно вас познакомил со знаменитым художником?
Как в сказке, все моментально перестали ссориться и забыли, о чем только что говорили.
— От меня — не надо, — сказал Никоненко. — Он долго у вас пробыл?
— Вы про завтра серьезно сказали? — спросил он недовольно. — Мне не хотелось бы после каждого вашего посещения колоть ей транквилизаторы.
— Я лучше по порядку, — скромно сказал Никоненко, — можно?
— Это я ее забрал, — сказал Потапов раздраженно, — мама, это совсем не твое дело!
— Можете где-нибудь сесть, — сказал он мрачно, — не бойтесь, тут не заразно.
— Володь, а ты не можешь ему сказать, что у тебя никогда в жизни не было пистолета и что тебе совершенно незачем было стрелять в этого… как его? Потапова?
— В три часа ночи — не могу, — отрезал Потапов. — Пошли спать, Мань. Что это ты вздумала убиваться? Ну уволит, ну и что? Какая, к бесу, разница!
Ну и дела, подумал Никоненко быстро. Зачем приезжал Потапов? Что ему могло быть нужно? Чувствовал вину? Ничто человеческое нам не чуждо?
— И я так решил. — Потапов надел очки, перестал щуриться и обрел прежний самоуверенный вид. — Мне этого не хотелось. В моей жизни полно женщин типа Дины Больц. Больше не хочу.
— Конечно. Я думала, ей стало плохо, и она упала и, может, ударилась. Я долго не могла понять, что она… мертвая. Я пыталась дать ей воды и посадить…
Пусть его купается в лучах славы. Евгению Петровичу нет до него никакого дела. Чуть-чуть, самую малость, самолюбие грело воспоминание о том, как Потапов плакал за школой, а Динка Больц, увидев его, н…
В голове, которая сегодня была почему-то намного меньше, чем вчера, и там даже обнаружилось место для нормальных человеческих мыслей, медленно заклубилось какое-то воспоминание.
— Маша, это я, — сказал он чужим от адреналина и ненависти голосом. Глаза мигнули. Он положил фонарь на пол. — Маша, не пугайтесь, это я, все уже кончилось. Она жива?
— Этого я сказать не могу, — ответил врач с оскорбительным сочувствием в голосе, — вам разве Потапов Дмитрий Юрьевич не звонил?
Алина Аркадьевна Латынина по-прежнему стояла в дверях, и невозможно было придумать ничего более неуместного, чем Алина Латынина в доме капитана Никоненко.
Он трус. Он боится толпы, скандалов, хамства и одиночества. Он сделал карьеру просто потому, что с детства мечтал ее сделать. Ему очень хотелось сделать карьеру, чтобы родители могли им гордиться. Чт…
— Ему, может, и нет, а охране есть! Вон косится!.. Моментально в морду даст!
Глаза распахнулись — оказывается, они были закрыты. Сухим векам было горячо и больно.
— Да так… О том, что давно не виделись. О том, что у него выставка…
Кое-как Никоненко добрался до конца захламленного коридора и потянул обитую дерматином дверь.
В потаповской приемной Сидорину стало еще хуже. Он никогда не бывал в таких местах, и все его угнетало, давило на плечи, заставляло сутулиться, чтобы как-нибудь вдвинуться поглубже в дурацкое кресло,…
— Да, — сказал обиженный на “доклад” Первушин. — Мы вышли вместе с Диной, а потом я ушел вперед.
— Ну, я же догадался, — сказал Никоненко. — Вы заглядывали в сейф?
На улице было сумеречно и маятно, с утра лил дождь, размывая грязные сугробы, поливая машины, зонты, железные крыши и кирпичные бока домов. Весь март было холодно, а тут вдруг неожиданно потеплело, и…
Потапов внимательно смотрел на нее, и в серых невыразительных глазах у него было, как ей казалось, отвращение.
— Как там Потапов? — спросила она, когда капитан устроился в кресле. Кресел капитан не любил. Во-первых, потому, что из них невозможно было поднять себя красиво, элегантно и с достоинством, а не живо…
— А почему ты в школу в Москве ходил, а не в своем Жуковском?
Довольно далеко, под ртутным светом единственного на весь двор фонаря мелькнула коричневая плащевая спина, и капитан сообразил наконец, что его насторожило.
Если капитан всерьез решил списать все на Сидорина, выхода нет. Хорошо, если его просто посадят, а не расстреляют. За покушение на министра вполне могут и расстрелять. Жизнь министра стоит дороже, че…
Это уже была просто игра, и они оба об этом знали. Марусю эта игра пугала до смерти.
— Привет, — весело отозвалась она, — я как раз о тебе думала. У меня на твоей почве помутнение мозгов. Как ты думаешь, это от весны или оттого, что я в тебя влюблена?
— Что заставило, что заставило… Мне просто захотелось, вот и все.
— Разговаривал, — сказал Потапов почему-то неохотно, — она ко мне подошла после торжественной части вместе с Вовкой. Вовка постоял-постоял и отошел, а мы с Диной… разговаривали.
Никоненко подбежал, когда грязный Мишин башмак уже попирал серое пальто, а руки в волдырях и заусенцах профессионально ощупывали карманы.
И фамилия у нее была никакая не Питере. Фамилия у Зои была Петракова, и она ее ненавидела.
— Зачем ее понесло в квартиру в ваше отсутствие?
— На машине, — сказала Алина удивленно, — на чем же еще? Я всегда оставляю машину на стоянке в Шереметьеве. Потом забираю ее и еду.
— Нас потом еще чуть из комсомола не исключили.
— С Сидориным? — переспросила Дина с удивлением и посмотрела на капитана проницательно. — Нет, конечно. Он в меня всю жизнь влюблен. И сейчас влюблен. Вы разве не знаете?
Алина так увлеклась изучением капитана Никоненко, что даже не сразу поняла, о чем он ее спрашивает.
Есть очень хотелось, но есть одному было неловко. Однако игра в деревенского детектива требовала соблюдения правил, поэтому Никоненко положил на кусок теплого хлеба сразу три куска колбасы и сверху е…
Что они станут делать, если сейчас из-за этой белой двери вывезут мертвую Марусю, и сердитый врач закричит им, что сделать ничего было нельзя и чтобы они убирались, убирались вон!.. Почему она не ост…
Зачем он втягивает ее во что-то совершенно невозможное, лишнее, усложняющее ее и без того трудную жизнь!
Ей вдруг стало так неловко, что она покраснела и оглянулась на сердитую соседку слева — не услыхала ли она как-нибудь крамольных Марусиных мыслей.
Тикали часы, и Никоненко жаль было этой уходящей ночи. Он совсем забыл, как это бывает, когда жалко тратить время на сон и хочется, чтобы утро не приходило. Так было, когда он был влюбленным мальчишк…
Подумав, он открыл записную книжку и набрал нужный номер.
В переполненном школьном зале было жарко и неудобные стулья все время грозили разорвать черные Динины колготки. Впервые в жизни ее раздражали восхищенные мужские взгляды — ей было не до них. Эти взгл…
Никакого сына у Игоря Никоненко не было, и в школу определять ему было некого, но Мария Георгиевна Зыкина, выведенная из страшного болота на привычную твердую почву, кажется, с трудом удержалась, что…
— Ну не в прямом смысле нет! Господи, что вы на меня так смотрите, я же пытаюсь вам объяснить! — Она сказала это именно милиционеру, а не тому, другому, — милиционер смотрел с простоватым любопытство…
— Может, со мной и не просто, но уж точно приятно, — сказала она смешным назидательным тоном.
“К нам приехал, к нам приехал Сергей Сергеич дорогой!” — уныло вспомнил Потапов фразу из величальной песни.
Потапов тоже почему-то испугался и рассердился на себя за это. И на Маню рассердился.
Кроме суеты вокруг министра, из-за которой никто из выступавших не мог и двух слов толково связать, Марусю очень занимал вопрос присутствия Димочки Лазаренко.
Когда преподаватель по международному праву проводил перекличку, казалось, что он зачитывает список членов Политбюро. Даже голос его становился похож на голос “товарища Левитана”. Еще были дочери кос…
Потапов поднялся на школьное крыльцо — жидкая толпа курящих разом повернула головы в его сторону, и разговоры все смолкли, и глаза загорелись, и, словно ветерок, потянулась с той стороны тоненькая, н…
— Да. У вас есть какие-то подозрения в мой адрес?
Врач сказал, что она молодец и поправляется быстро, но все же говорить долго не может. Лучше бы, конечно, совсем не говорить, но на этом месте Никоненко врача прервал и капитанским голосом сказал рез…
Картин было много, гораздо больше, чем десять. Никоненко, плохо знакомый с жизнью и бытом модных художников, подивился, что их так много. Ему представлялось, что гениальный художник всю жизнь пишет о…
Покосившаяся лавочка и черные столбы от другой на противоположной стороне тротуара, пятнистого от вытаявшего снега. Муниципальная программа “Маленькая Москва” до двора, в котором проживала потерпевша…
— Да как! Плохо. Обезболивающее уколоть не дает. Все время смотрит на дверь. Под вечер совсем неважно стало — нервничает, плачет, а что мы можем? Ничего. Успокаиваем только, говорим, что все обойдетс…
Кудельки снова задрожали, и старческая, искривленная артритом рука судорожно сжала клетчатый мужской платок.
Зое статья польстила. Ей нравилось думать, что Потапов именно такой, как написано в статье. Она была его любовницей три последних года и понятия не имела о том, что Потапов просто оказался однажды в …
Кажется, еще несколько часов назад он был уверен, что вывести его из себя невозможно.
Вот окно, в окне уличный свет. Будь проклят этот свет, он выдаст ее, даже если она умудрится куда-нибудь спрятаться. Куда? Под кровать? Она высокая и узкая, под ней все видно, под ней тоже лежит кусо…
Может, все-таки вызвать врача? Свет из окна казался теперь очень ярким, гораздо ярче, чем был раньше. Вывернув голову, Маруся посмотрела на стену у себя за спиной. Лампочки не было — зачем больному в…
Зачем они это сделали? Зачем он это сделал? Он давным-давно позабыл, как это трудно — испытывать какие-то нарочито усложненные чувства, и напряженно думать о женщине, которая оказалась рядом, и все в…
— Какой-то бразильский сериал просто, — сказал Морозов, — а, товарищ полковник?
Интересно, поверил полковник в его теорию о том, что стреляли вовсе не в Потапова? А Дятлов с Морозовым?
— Черт бы вас побрал, Тамара Петровна, — сказал Никоненко ворчливо и потянул к себе ее пропуск, — нужно было сразу говорить как есть.
Он не слишком понимал, что имеет в виду под словом “наши” — одноклассников, наверное, — но ему хотелось поскорее отойти от Тамары Бориной-Уваровой-Селезневой — а просто так бросить ее ему было почему…
Все обойдется. Она вне опасности. Она полностью контролирует ситуацию, и никто не сможет ей помешать. Особенно милицейские недоумки.
Всем хотелось дежурить на лестнице. Во-первых, потому, что на площадке можно был сидеть, а во-вторых, потому, что мыть лестницу было легко и приятно. Во время дежурств каждый дежурный должен был посл…
— Хороша дымовая завеса, — сказал Морозов, — министр! Да нас за этого министра заставят землю есть. Мы блоху найдем на псарне, а не то что стрелка!..
— А говорили, что не приедет! Что у него в программе на сегодня такого мероприятия нет! Да мы уже и не рассчитывали, а он взял и приехал! А тут такое!.. Кошмар, да?
Она заволновалась. Совершенно точно, теперь она заволновалась.
С той самой минуты, когда было принято решение забрать ее домой и сидеть с ней, он чувствовал себя рыцарем в сверкающих доспехах, спасающим захудалую принцессу.
Совершенно голая Алина Латынина стояла посреди его кухни, в окружении убогой мебели и грязной посуды, и допивала холодный кофе из большой кружки. Перед тем как их постиг приступ коллективного безумия…
Директриса, она же и литераторша, трепещущим от чувств голосом рассказывала про Павку Корчагина, и Первушин стал режиссером-постановщиком школьного спектакля по мотивам бессмертного произведения Нико…
— Может, лучше ее на “Скорой” отправить? — спросил врач. — Как вы ее в машину положите?
Вот кто совсем не изменился, понял Сидорин, пока она ахала и охала из-за того, что толкнула его, и продолжала извиняться, и зачем-то поцеловала в щеку, и пыталась рассмотреть его в диком синем свете …
— Я знаю! — возразила Алина, возвращаясь к прежнему энергичному тону. — Я все знаю, дорогая! Конечно, ты идешь не из-за него, но как только его увидишь, сразу сиганешь в какой-нибудь угол и там до ко…
— Здравствуйте, Дмитрий Степанович, — заговорил Никоненко, — это вас из уголовного розыска беспокоят. Нам бы поговорить с вами. Недолго, Дмитрий Степанович!
Какие бы то ни было принципы у Потапова отсутствовали начисто. Пожалуй, он не стал бы работать на фашистов или каких-нибудь оголтелых коммунистов, а все остальное — сколько угодно.
Говорить с посторонним человеком о Марусиных делах было противно. Она чувствовала себя предательницей, но знала, что капитан ни за что не отстанет, пока не выведает все, что ему нужно.
О, это было потрясающее, раз и навсегда изменившее всю ее жизнь и перевернувшее душу состояние. Господи, сколько всего намешано было в том, что в книжках и фильмах называлось затасканным словом “любо…
Пошарив руками по холодной и пыльной поверхности, выкрашенной масляной краской, Никоненко нащупал ручку, дернул и чуть не повалился назад — дверь открылась неожиданно легко, как будто открывалась час…
— Перед самым началом. Никто и не ждал. Его, конечно, пригласили, но мы были уверены, что Дмитрий Юрьевич не придет. Он же очень занятой человек…
— Ах, ну что вы, Алина Аркадьевна, как будто вы не понимаете! — закудахтал “Анискин”. — Ну как же — кто? Муж! У нее же есть сын, значит, должен быть муж!
Конечно, сказал себе Потапов, попробуй проживи с подрастающим мальчишкой на зарплату… кто там она… секретарша? Специалист первой категории, как это называлось в отделе кадров их министерства?
— Хорошо, — ответила она и улыбнулась. — Спасибо, что пришел.
Лучше бы он поехал к Ильиным. По крайней мере никого из них не пришлось бы везти до его машины на больничной каталке.
— Сидорина? — опять удивилась Дина. — Нет. Не приглашали. А почему все-таки вы все время спрашиваете про него? Он в чем-то виноват?
Впрочем, с охранником первым делом надо было бы поговорить…
Это имело значение в свете теории Алины Латыниной о том, что Маруся таскалась в школу, чтобы посмотреть на Димочку Лазаренко. Скорее всего, она высматривала его, потому и вертелась.
— Нет, — ответила она с вызовом, — но вы меня интересуете.
Маруся не дошла до потаповской “Волги” шагов двадцать, когда ее провожатую кто-то окликнул с крыльца больницы.
— Мань, — начал он, подтаскивая к ее дивану стул, — я тебя забрал, потому что твоя Алина сегодня ночным рейсом должна лететь в Нью-Йорк и быть с тобой в больнице некому. Она мне рассказала, что ночью…
— А вместо той записки я написала другую. Я написала какую-то чушь: берегись, мол, пощады не будет и все такое. И положила в ящик. И поставила его на сцену.
Он долго ходил вдоль деревянной полки, не торопился, выбирал. Ему нравилось выбирать Машке медведя, и он чувствовал себя богачом.
— Принцесса, — сказал он, — вы так наивны, что можете сказать совершенно страшные вещи. Это из Шварца. Не помнишь?
Он никогда не замечал ее, думая только о Дине. Он не замечал ее, даже когда делал предложение. Это он тогда Дине делал предложение, а не ей. Он увидел ее, только когда пришел страшный капитан Никонен…
— Я не прячусь. Я в Склифе. — Потапов был трус, поэтому на вопросы вроде этого всегда отвечал по возможности честно, чтобы потом не угодить в ловушку.
Раздумывая, он снял трубку и набрал номер.
— Здрасте, — выдавила Маруся. Она шарила глазами, но Потапова не было видно. Куда они его дели?!
— Что мне генералу докладывать? Что дело вовсе не в Потапове, а в какой-то там Сурковой? Ему, конечно, может, от этого и полегчает, но, боюсь, не поверит он нам…
Неожиданно он обнаружил, что она стянула с него свитер и, повиснув головой вниз, расстегивает ремень на его джинсах.
Самое главное, что она узнала об этом. Даже не сама ошибка, а именно то, что об этом знала она, тревожило его ужасно. Так, что в переполненном и душном школьном зале он вдруг почувствовал, как по спи…
Помнишь, как у Потапова рюкзак пропал? Нет, не рюкзак, а какой-то чехол с ракеткой, что ли? А как отмывали от побелки биологичкин кабинет? Огромные жесткие, как будто картонные, тряпки из мешковины н…
— Я с работы. Не надо так пугаться, Маня. Ничего предосудительного я делать не намерен.
— Не стойте столбом, — буркнул он себе под нос, раздражаясь оттого, что ее вид смущал его, — проходите.
— Вашему сыну ничего не угрожало, — быстро сказал Никоненко. — Послушайте меня. Он бежал в противоположную сторону. Тот, кто стрелял, не мог его задеть. — Он врал, но это не имело значения. — Подумай…
Упустил ты зверя, капитан. И не утешай себя тем, что плащ вполне мог оказаться безобидным и к делу непричастным. Так же, как и ты, плащ увидел, что в подъезд входит Сидорин, и так же, как и ты, решил…
— А говорите, что не феминистка. Вы самая настоящая феминистка и есть.
Маленький Первушин как-то прочел эту мудрость в английском романе. Роман повествовал о рыцарях, войнах, смертях и любви. Сам роман показался Евгению каким-то малоосмысленным, а выражение запомнилось.…
На этот раз голос был один. Мужской, совсем незнакомый.
— Димочка, Женя Первушин, Павлик Михальский и я.
— Это она тебя подослала! Она?! Признавайся! Это ты украл моего Фаберже?!
— Когда вы ему открыли, он был удивлен или испуган?
У ворот много машин. Это тоже неплохо. Декорации должны быть как можно более значительными, тогда они отвлекают на себя внимание, и само действие уже мало кого интересует.
У нее были черные горячие глаза, круглые и любопытные, никак не соответствовавшие общему внушительному облику, и она совсем не казалась испуганной. Ей любопытно, определил Никоненко. Любопытно и не с…
— Возвращайтесь в учительскую, я сейчас подойду.
Двери с правой стороны были заперты, и она, обогнув капот, перебежала на другую сторону, чувствуя, как стремительно намокают ноги в стильных лакированных туфлях.
Ей нельзя умереть от потери крови. У нее на руках Алина, которая не выберется самостоятельно, а если они погибнут обе, Федор останется сиротой.
— Дина Львовна, я знаю, что вы были с ним в самых дружеских отношениях. Он даже ваш портрет писал. Очень похожий, кстати! Он умер, и из сейфа в его мастерской пропали драгоценности. Лазаренко был его…
А ты? Как ты? Дети? Жена? Работа? У него не было ни детей, ни жены, зато очень много работы. Он окончил медицинский институт и пытался делать карьеру, а потому работал с утра до ночи. Ему хотелось бы…
Потапов посмотрел с удивлением — скулы у капитана покраснели очень заметно.
Он поднялся на деревянное крыльцо, засиженное мокрым собачьим задом, открыл обе двери и зажег свет в тесном коридоре.
Ремни пистолетной сбруи давили на плечи. Он носил оружие много лет, и никогда ему не мешали ремни, а сейчас вдруг стали мешать.
— Он не живет… То есть он как раз живет, но… но это совсем не то, что вы думаете… То есть я не знаю, что именно вы думаете…
— Я покурить выбежала, — объяснила Тамара жалобным контральто, — от всех этих дел я чуть в обморок не упала, честное слово!.. А вы как, Мария Георгиевна? Получше? — И, повернувшись к Никоненко могучи…
Потапов неприязненно покосился на смолкшую толпу, не зная, то ли ему здороваться, то ли не здороваться — знакомых лиц он там пока не видел.
— Вот это “люби меня, как я тебя”, — протянул Дятлов, — хороша любовь.
В газетах писали, что “один из лучших женихов России Дмитрий Потапов, очевидно, скоро перейдет в категорию счастливых мужей. Очаровательная и умная Зоя Питере, главный редактор журнала “Блеск”, покор…
Потерпевшая Мария Суркова лежала высоко и, с точки зрения капитана Никоненко, очень неудобно. Голова находилась выше ног, руки, выпростанные из-под солдатского одеяла, были худы как спички, какие-то …
— Когда как. Вообще-то не очень сильно, — боль убралась обратно в живот и свернулась там в холодное кольцо — до поры до времени. — Спасибо.
Он никогда не был так отвратительно глуп, как большинство его приятелей. Он всегда совершенно точно знал, чего хочет, и отлично предвидел опасности, возможные последствия и обязательные неприятности.…
Тетенька перестала выстреливать свои вопросы и всмотрелась в него с некоторым недоверием.
— Дмитрий Степанович, дорогой вы мой, вы же мне первый помощник и друг! Я на вашу художественную наблюдательность теперь буду ставку делать. Вы не поверите — никто, ну, никто ничего не помнит. Даже п…
Капитан не знал, что делать. Он грыз ноготь, чувствуя локтем пистолет. Посидеть в машине, ожидая продолжения? Или к концу ожидания он получит два трупа — федерального министра и его подружки-одноклас…
Зря он приперся сюда раньше всех и караулит за углом с надписью “Ай лав ю”. Она не приедет. А если приедет, то вряд ли узнает в худосочном, невзрачном, бедно одетом человеке бывшего комсорга Владимир…
“Умница, — мысленно похвалил ее капитан Никоненко. — Ты решила, что я записку нашел и почерки сличил или сделал еще что-то в этом роде, как делают в таких случаях в кино, и отрицать существование зап…
— Да кто его знает, — все так же не глядя на него, ответил охранник, — струсишь, когда в тебя ни с того ни с сего стрельнут!
— Нет. Я далеко не пойду, только до угла. Сигнализацию сниму и снова поставлю.
Он перекатился на спину, но Нину не отпустил. Некоторое время они полежали молча, как бы привыкая друг к другу.
Маруся доплелась до кухни и уселась на стул. Специально для нее Потапов принес на кухню стул из комнаты.
Тамара улыбнулась и расправила на обширном колене голубые платочно-подштанниковые кружева.
В коридоре послышался шорох, тихий, как будто крыса просеменила лапками по полу, проскрипела дверь, щелкнула язычком.
— Знаю, — сказал Никоненко равнодушно, — жива. Правда, ее сегодня ночью чуть не прикончили, но пока жива.
Все вокруг любопытствовали. Любопытствовали от души, искренне и неистово.
— Куда же я с вами поеду? — перегибался “Анискин”. — В какой такой офис?
Не американской киношной красотой, где все одинаково красивое — и задницы, и лица, — а красотой настоящей, очень мужской и в то же время очень одухотворенной. У Дмитрия Лазаренко было тонкое лицо, по…
Вцепившись в металл, Маруся ждала. Ошибиться было нельзя.
Черт с ней, пусть будет еще и сумка. Ящик, консервная банка и сумка с луком, пропади оно все пропадом.
— Сядьте. Придите в себя и отвечайте, что было в сейфе. Деньги?
— Здесь, — робко призналась снизу Тамара, — здесь все курят. И Александр Андреич, и Виктор Василич, и все.
По телефону он договорился с врачом, что его пустят к потерпевшей всего на несколько минут, поэтому он тщательно записал все свои вопросы и вообще к беседе подготовился.
— Я не знаю, — ответил он нетерпеливо, даже не услышав, что именно она сказала, — помнишь, ты говорила мне, что водила Марусю в ресторан и там вы видели какого-то ее одноклассника?
Так. Этого не должно быть. Никаких детей тут быть не должно. Сейчас он побежит, и вся работа сорвется, а второго такого случая может не представиться.
— Понятия не имею, — сказала она весело. — Маню я вообще не видела. Я вряд ли бы даже ее узнала, если бы увидела. Маня у нас была никакая. Ну, то есть совсем никакая. Я не помню, как она выглядела. Ч…
— Ну конечно. Это ваш диван? — спросила Нина Георгиевна, заглянув в комнату.
— Годы идут, — согласился тот неуверенно.
— Сядьте здесь, — приказал Никоненко и не узнал своего голоса, — если надо в ванную, то следом за Бураном.
— Вы должны осознать, что я не содержу кабинет тайского массажа, и разговаривать со мной соответственно. Федор, спустись к автомату и добудь мне какой-нибудь воды. Лучше всего минеральной. Если нет —…
— Ну и все! И хватит! Сейчас завтракать будешь!
— Это не домыслы! Не просто так он ко мне пришел.
— Завтра пришлете врача и сестру. Я договорюсь с вашим главным. Оставите мне номер телефона, по которому звонить, если ей вдруг станет плохо.
Дверь ему открыла сухопарая личность неопределенного возраста в глухом черном свитере и черных же брюках. У нее были седые, неопрятно постриженные волосы с воткнутой коричневой гребенкой, в желтых па…
Он увидел Потапова из своего укрытия, когда тот подъехал, но не мог, не мог сказать милицейскому, что видел его.
— Вы обязательно поговорите с Тамарочкой! По правде говоря, она все знает лучше меня. Это ее выпуск, и она этим вечером занималась очень много! Столько сил, и такая ужасная история…
Конечно, он восстановился в институте. Попробовали бы они не восстановить его, тем более в армии он вступил-таки в ряды КПСС и хоть в этом сравнялся с ненавистным врагом! Встречаясь в коридорах с быв…
Маруся пять лет уныло тянула лямку в МАИ, еле-еле дотянув до диплома, ни дня по специальности не работала и вполне удовлетворилась ролью секретарши при большом начальнике. Начальник был редкостный ха…
— Мне до дома как раз час ехать, — пояснил Никоненко.
Сидорин смотрел на свою жену чуть не разинув рот.
Вот в чем дело. Хирург Сидорин уверен, что его сию минуту упекут в СИЗО. Он, видите ли, самая подходящая кандидатура.
Двадцатилетний Первушин совершенно растерялся. Он был уверен в своем знании жизни. Он управлял директрисой и Валентиной Палной, и даже девушкой Викой, и делал это виртуозно. Все они с разной степенью…
— Прогуливаю, — согласился тот. — Алина сказала, что мы вполне можем и прогулять. Она сказала, что ей все равно в офис надо, а меня в школу вести некому. От ее дома до моей школы далеко. Я отличник и…
Почему-то слово “записка” его обеспокоило, и Никоненко это заметил. Димочка пропустил мимо ушей вопрос про ящик. Этот ящик его совершенно не интересовал.
— Мне нельзя, — сказала она серьезно, — у меня Федор.
— Еще кого-нибудь заметили, кроме Сидорина?
Комната с портретом была громадной — зал, а не комната. Еще капитана поразил бильярдный стол с выложенным треугольником костяных шаров. Стол стоял в глубине комнаты под висячим белым шатром абажура, …
Если сейчас он сыграет правильно, к вечеру вся история с записками, художниками и “кошками на радиаторе” станет ясной и понятной. Плохо, что он пока до конца не знает, имеет это отношение к стрельбе …
— Тогда езжай, — сказала Нина, и голос у нее дрогнул, — ты не опоздаешь?
— Я позвоню вашему главврачу, — сообщила она врачу утомленным тоном.
— Потапов, — сказала Маруся и кулаком утерла глаза, — тебя когда-нибудь увольняли?
— Не бантерии, а бактерии, — поправил Сидорин свою образованную дочь, — это в Москве снег грязный, а на Северном полюсе он чистый-чистый, белый-белый.
— А потом все закричали, подбежала Алина, и я ничего не видел, потому что она меня спиной повернула, Я даже не понял, что мама… что с мамой… что…
— Маша, я приду к вам завтра. Вы отдохнете, и мы еще поговорим. Хорошо?
Кто-то вышел из коридора и зачем-то погасил свет.
— Кофе и какую-нибудь воду. И лимон, — добавил тот, подумав.
— За одной из картин в стене сейф. Что в нем?
— Начните сначала. Во сколько вы приехали на вечер?
— Нет, — быстро отказался Сидорин, — я был без сумки.
— Мне нужно, — сказал Потапов рассеянно. — Сегодня ко мне приезжал Линкольн Пауэлл. Был мрачен.
— Ну что вы! Конечно, нет! Мне не хочется, да и времени мало. Зачем? Столько лет прошло.
Наверное, боялась, что тe снова придут убивать.
Друг Паша, строительный магнат, человек сдержанный, солидный, состоятельный, ответственный и уравновешенный, окончательно утратил всякий контроль над собой.
— Как же так — не было, Алина Аркадьевна!
— Ты расскажи про записки, Тамарочка, — распорядилась директриса, у которой многолетняя привычка командовать взяла верх над страхом перед милиционером, — про записки и про то, как ты Дмитрия Юрьевича…
Дверь ему открыла пожилая женщина с уютным кукишем седых волос и полными белыми руками в нелепых коротких рукавчиках. Фартука в оборках на ней не было, однако сразу было понятно, что это домработница.
— Так ведь на то оно и заказное убийство, чтобы никто ничего не видел, а труп исполнителя потом в Москве-реке нашли. Разве нет? Кроме того, наши правоохранительные органы пока что испытывают известны…
Всех такое положение дел устраивало, и никаких изменений в нем не предполагалось.
Перешагнув через бумаги — собирать их все равно не было никакого смысла, — Никоненко следом за удаляющейся спиной свернул за какой-то угол и оказался в громадной кухне с единственным окном, упиравшим…
— Нет, — сказал Потапов, — не мечтай даже. Ешь. Федору я еще куплю.
— Ничего. Он знает, что у вас есть ребенок?
Это был нормальный вопрос нормального человека, и директриса моментально воспрянула духом, решив, что, может, все еще обойдется, и в СИЗО ее не отправят.
— Приезжайте, — сказал Потапов, — или вы хотите, чтобы я к вам приехал?
— Маня, спать на полу на лестничной клетке я не стану точно, даже если ты умрешь от смущения.
— Наверное. Нет, он не бежал, как я. Он шел медленно. Когда я его схватила, он отдернулся, как будто я ему больно сделала.
Узнать все о Дмитрии Лазаренко. Поговорить с ним. Узнать, что за квартиру оставила в наследство Сурковой мифическая бабушка, объявившаяся через восемнадцать лет. Узнать условия завещания. В управлени…
— Во что-то светлое. В светлую куртку, пожалуй.
Она посмотрела на пол, как будто впервые увидела.
Он снял трубку и набрал номер, который уже выучил наизусть.
Он приехал домой под вечер, с серым от усталости и предчувствия беды лицом, с шампанским и медведем под мышкой.
Оскорбленная в лучших чувствах эскалаторная бабулька возмущенно тыкала в него пальцем, за ней телепался лопоухий сержантик с грозно-равнодушным лицом.
— Ну что? — Она смотрела на него так, как будто сидела за столом в своем офисе, а не стояла голая у него на кухне. — Ты еще долго будешь кривляться?
У Сурковой никто не подходил к телефону, и капитан с трудом сообразил, что вечером его предупреждали, что сегодня ее повезут в больницу на какие-то процедуры. Электрофорез, вот как они назывались.
— Как жизнь, — спросил он весело, — как семья? У тебя же дочка, правильно я помню?
У полковника мобильный имеется, подумал он, рассматривая желтую допотопную трубку, а нам не положено. Не заслужили. Скажите спасибо, что в Москву взяли, а то сидел бы в сафоновском райотделе до пенси…
Министр залпом допил воду из стакана. Потапов улыбался. Сидорин злился.
— Добрый день, — пробормотал Владимир. Мужик кивнул, но вслух ничего не сказал.
Надо им позвонить или даже наведаться, что ли! Правда, бабка опять пристанет с разговорами о том, что нужно “жить для других, а не только для себя”, а также, что “в наше время работать ради денег счи…
— Дима, к тебе пришли, — постучав в темный дуб, сказала горничная и распахнула дверь. Солнце ударило Никоненко в глаза так, что пришлось на секунду зажмуриться.
Капитан подождал, когда она спросит, о каких записках идет речь, но не дождался. Она ни о чем не спросила.
— Зачем? Я плохой свидетель, невнимательная очень, и сказать мне было нечего.
— Ну, мы купили мультфильм, — объяснил Федор терпеливо, — про Мулана.
— Я боялась, — прошептала Тамара и улыбнулась улыбкой пятилетней девочки-шалуньи. Никоненко улыбнулся ей в ответ.