Казалось бы — Потапов! Ну что он из себя представлял? Да ничего он из себя никогда не представлял! Серая посредственность, закопавшаяся в английских глаголах.
Владимир Сидорин, застрявший в первой любви, как муха в варенье. Мотивов никаких. Никто не подтверждает, что он как-то или когда-то интересовался Марией Сурковой. Он никем никогда не интересовался. Всегда только Диной. Записок не писал и не читал, за углом школы стоял два часа, караулил приезд красавицы и курил “Приму”. Суркова сказала, что на крыльце, когда она за него схватилась, он как будто испугался или рассердился. Почему? Потому, что она оторвала его от созерцания “предмета”; или потому, что могла почувствовать под курткой пистолет?
Ненавидя себя за слюнтяйские мысли, капитан мрачно уставился в бумаги.
Он выбрался из метро и пошел к своей машине.
Пошарив руками по холодной и пыльной поверхности, выкрашенной масляной краской, Никоненко нащупал ручку, дернул и чуть не повалился назад — дверь открылась неожиданно легко, как будто открывалась часто.
— Сидорина? — опять удивилась Дина. — Нет. Не приглашали. А почему все-таки вы все время спрашиваете про него? Он в чем-то виноват?