— С кем вы еще разговаривали, кроме Потапова и Сидорина?
— Может, он какую-нибудь неприличную записку написал? “Приходи вечером на сеновал”?
— Здравствуйте, — сказал Никоненко несколько грубее, чем следовало бы, — вы меня слышите?
Он не стал звонить Нине из ординаторской — достаточно уже народ потешился — и добежал до автомата на первом этаже.
Было бы странно, если бы помнила, подумал Никоненко.
— Да какое это имеет значение! — сказала она с досадой. — Просто я не желаю, чтобы в моей жизни присутствовал какой-нибудь стрекозел в мятых брюках, за которым я должна буду ухаживать, подносить чаек, подавать борщ, осматривать палец на ноге, если там, боже избави, мозоль, вникать в трудности его жизни и разделять их, утешать, когда ему понадобится утешение!.. А если уж прыщ на носу вылезет или температура, к примеру, тридцать семь и две, тогда все, конец жизни.