— Позвонишь из машины. Пока, Дмитрий Юрьевич, спасибо за содействие. Зое привет.
Картин было много, гораздо больше, чем десять. Никоненко, плохо знакомый с жизнью и бытом модных художников, подивился, что их так много. Ему представлялось, что гениальный художник всю жизнь пишет одну гениальную картину, вроде “Явления Христа народу”, голодает и носит холстинковую робу, измазанную краской.
Говорить с посторонним человеком о Марусиных делах было противно. Она чувствовала себя предательницей, но знала, что капитан ни за что не отстанет, пока не выведает все, что ему нужно.
— Это мне? — пролепетала Машка совсем по-взрослому и взяла пакет обеими руками.
— Сегодня была дома. Элла Михайловна ее навещала и сказала, что дела идут на поправку. Мы теперь ее навещаем на дому. На амбулаторную форму перешли.
Кое-как Никоненко добрался до конца захламленного коридора и потянул обитую дерматином дверь.