— Дина Львовна, я знаю, что вы были с ним в самых дружеских отношениях. Он даже ваш портрет писал. Очень похожий, кстати! Он умер, и из сейфа в его мастерской пропали драгоценности. Лазаренко был его учеником. На школьном вечере ваш Димочка читал какую-то вашу записку, а другую записку вы бросили в ящик. Ну, как? Пока я все правильно излагаю?
И фамилия у нее была никакая не Питере. Фамилия у Зои была Петракова, и она ее ненавидела.
— От меня — не надо, — сказал Никоненко. — Он долго у вас пробыл?
Он был уверен, что после первого же общего дела они станут своими в доску, и начнется у них плодотворная совместная работа, как в кино про ментов. Ничего подобного не происходило, даже полковник Печорин канул в небытие, указаний не давал и о работе не спрашивал. Никоненко, как пришлый из района, правила игры знал плохо и очень боялся попасть впросак.
Первушин вздохнул, тихонько, но выразительно.
— Мужики, — вмешался полковник, — точно установить, кто именно там был, невозможно. Никаких приглашений не проверяли. Ну, пришел человек с улицы, сел в углу, а потом ушел. Кто на него станет внимание обращать? Ты вот что, Никоненко… ты поговори с этой самой Сурковой, матерью-одиночкой. Может, оно и в самом деле так, как ты говоришь… Как она? В себя когда придет?