Все цитаты из книги «Цусимский синдром»
Поскребя затылки, ученые мужи отправятся в родное время, где начнут безжалостно рушить чьи-то диссертации, предъявляя неоспоримые доказательства.
Да, так и случится! Если будешь ныть и ни хрена не делать. Сегодня вечером пойдешь к Рожественскому и все решишь. Так что нюни брось, размазня!
– Федор, готовь камфару! – знакомый уже мне голос офицера.
И кстати… Мне до каких пор здесь голышом бегать? А, Матавкин?
– Была проведена реформа правописания, годах в двадцатых… – Перед глазами тут же встает Ленин на броневике. С мятой кепкой в руке и почему-то грозящий пальцем. Не-а, Петрович, не дождешься подробност…
Ты ведь тоже, Андрей Павлович, так и останешься на «Суворове»… Это твой корабль, ты здесь человек номер два. А во многом номер один. Как, к примеру, сейчас, когда занимаешься простым допросом непонят…
Перед глазами ножка кровати. Уходит вверх, теряясь в складках махрового одеяла. Лежу на подстеленной шинели, на полу. Коллективный вопль, бывший частью сна, – осязаемая реальность, он слышится отовсю…
– Дайте слово чести, что разговор останется между нами. Пока между нами. И вы не станете требовать того, о чем я рассказывать не захочу. Ни под каким предлогом. Договорились?
Ну вот, младший судовой врач Матавкин. Симпатичный мне, совсем неплохой парень. Ты сам меня об этом попросил, и теперь действительно придется рассказывать. Только вот плохо, что ты мне еще не поверил…
Бывает ощущение, когда даже сквозь сон ты чувствуешь на себе чей-то взгляд. Спишь вроде бы, а сквозь сон понимаешь – смотрит. На тебя. Не самое приятное чувство на свете. Хочется поскорее избавиться …
– Строевая форма… – раскладывает тот передо мной вещи. – Парадной и зимней не нашлось, ваше благородие… Погоны… – Унтер кладет отдельный сверток. – Едва разыскал, у нас все больше морская… Ботинки во…
Не говоря ни слова, бережно прячу письмо во внутренний карман. Затем, скидывая ботинки, с огромной скоростью проваливаюсь в темное небытие…
Привиделось мне или нет, но впереди, по левому борту, будто бы мелькнуло что-то темное… Корабль? Наш, дозорный? За время присутствия меня здесь нам не встретилось еще ни одного парохода. Во всяком сл…
Одеваясь, украдкой поглядываю в сторону «новенького». Молча стоит, наблюдает. Пока не произнес ни слова.
Видеть разгром в кают-компании мне совсем не хочется, и я останавливаюсь у борта, опершись на ограждение. Эх, покурить бы сейчас…
– Вы говорите по-русски? – Его брови взлетают вверх.
Раз Редькина нет, может, и я не к месту?.. Непонятно откуда взявшаяся робость предательски тянет обратно. Уйти, пока не заметили?.. Ищу рукой дверную ручку…
Быстренько перехожу в меню, карту памяти… Это еще что за фокусы? Карта недоступна? Там же все фотографии!!! Эй, смартфон, охренел?!.
Осторожно, не делая лишних движений, присоединяю батарею, ставлю на место крышку. Давай же, артефакт двадцать первого века! Не подведи!
– Попадание в «Аврору», пожар в районе ростров… – чей-то голос произносит это с надрывом.
– Но… Ваше превосходительство, на «Бедовый», при такой качке и волне… Насколько сие целесообразно?
Спина Рожественского не шевелится. Вопросительно смотрю на Матавкина, глазами спрашивая: «Все, хана мне?..» Тот не реагирует, взгляд направлен сквозь меня.
Японский флот настигает жертву, быстро приближаясь. Главная вражеская линия почти параллельна, под небольшим углом к нашей. Все еще далеко позади, но с каждой минутой делая очертания единиц, из котор…
Яркий свет перед глазами. Затем сразу – темнота…
– Помоги им Господь… – тихо вздыхает кто-то рядом.
– Недолет… Поправку целика бы, на пару кабельтовых!..
Не знаю почему, но мои колени дрожат. Возможно, от холода, хоть я и закутан в теплую шинель. А возможно…
Мне хочется прыгать, крича во все горло от радости. Танцевать, скакать по палубе, показав… «Что я могу показать? Да хоть брейк-данс, занимался им в детстве! Закружусь, заверчусь по дощатому настилу, …
– …Господам артиллеристам… Стараться вести централизованный… – Старший офицер вытирает пот со лба платком. – Еще раз подчеркиваю: централизованный огонь, по команде с центрального поста! – хлопает он…
Поднимаю голову – ко мне идет довольно молодой мужик с бородкой и усиками. Одет в черную, однозначно военную форму… Военную форму?! При всем моем сухопутном и гражданском прошлом я утверждаю, что эта…
– Аполлоний Михайлович, скажите… – Я оглядываюсь по сторонам. – А сколько снарядов попало в «Аврору» во время Гулльского инцидента, не помните? Пять?
– Не стал вас будить. Вы проспали… – смотрит на часы, – почти шесть часов. Поэтому… – С этими словами он разворачивает сверток.
Мы с Матавкиным тесно усаживаемся рядом. Острое колено врача упирается в ногу и напряжено, будто высечено из камня.
Прохаживаюсь взад-вперед, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Кого не водили по броненосцу в тапочках, тому не понять… Новые ботинки поскрипывают мягкой кожей, тело неожиданно само приобрет…
– А за это благодарствую, ваше благородие! – мигом расцветает тот. – Вот это по-нашенски! – опрокидывая голову, бубнит унтер. – За здоровья ваших благородий! – одним глотком приканчивает он содержимо…
С моря немедленно приходит частый ответ. Поднимаю голову – вспышки оттуда, где видны силуэты японцев. Пока недолеты – снаряды падают в море, некоторые взрываются от касания с водой. Шимоза, мать ее…
Это нижнее белье? И белые тапочки, хоть в гроб ложись. Еще не хватало…
Меня?! Здорово, ничего не скажешь… И что я им скажу? Попаданец-де? Из будущего?
Уф… Матавкин… Тебе памятник при жизни ставить надо! Но ты понимаешь, что за это может быть?.. Ты теперь на бумаге засветился!
Я с интересом наблюдаю за последовательными поворотами крейсеров, которые поочередно ложатся на курс «Олега». Получается это у них, надо сказать, довольно неплохо. Вот так все и происходило. Почти… Л…
Что?.. Удивленно вглядываюсь в темноту. Небогатов сам прибыл? Лично, еще и со штабом? А Рожественский их встречает у трапа?.. Они ведь не виделись со времени соединения эскадр… Тот ведь даже перед бо…
Ну хоть в этом мы с тобой схожи, Петрович… Все я понимаю! А не такой уж ты страшный, между нами говоря! Стоит лишь прищемить тебе одно место…
– Что случилось? – Во рту пустыня Гоби. Или Сахара. В данном конкретном случае никакой разницы между ними нет.
Последнее я наверняка зря приплел… Не стоило. Однако ему сейчас не до «прекрасного далека»… Спорить готов!
Оказывается, была ночная минная атака… Так бы и не очнулся… Может, было бы лучше?.. Я безучастно фиксирую услышанное. Взрыв позади… В кого-то попали?..
– Предположим, я вам поверю. – Флотоводец откладывает злосчастное удостоверение, так и не попробовав на зуб. – Хоть и звучат ваши слова весьма фантастично и неправдоподобно. – Наливает воды, выпивая …
– А мина-то, мина… Я трижды перекрестился, считал, все пропало, утопнем!.. Прошла в нескольких саженях за кормой, подлая… Поверьте, словно заново родился!..
– Продолжайте. – Рожественский выжидающе смотрит, шевеля челюстями. Дурацкая привычка, красоты не придает, но на подчиненных явно действует.
– Ну-с, молодой человек… – Жестом отпускает он Арсеньича, делая знак санитару. – На что жалуемся? – Санитар выходит следом.
Ты-то откуда здесь?.. На бескозырке блестит золотая надпись «Ща». Зал начинает бешено аплодировать, слышны даже крики «Браво» и почему-то «Фас его!..»
Ошеломленно провожая взглядом процессию, я делаю несколько шагов обратно, скрываясь за орудием. Да уж… А Новиков не так уж и преувеличивал. Мордобой здесь, похоже, действительно распространенное явле…
Что-то я… Голова окончательно проясняется. Боевой тревоги пока вроде не было?.. Украдкой оглядываюсь вокруг. Поблизости никого. Никого, кто мог бы видеть дурашку-псевдопоручика, потерявшего голову. Р…
– Бунтовать вздумали?! Опозорить захотели эскадру? Весь флот?! – возвышает он голос.
Рожественский в гордом одиночестве. В позе лорда Байрона. Не знаю, почему меня посетило подобное сравнение, но когда одна нога поставлена на приступку, а руки торжественно скрещены на груди… В общем,…
Как же медленно тянется время!.. В течение следующих полутора часов я только и делаю, что проглядываю глаза, стараясь разглядеть хоть что-то. Однако, кроме штормящего моря, теряющегося в низких серых…
Врач ненадолго задумывается. Наверняка оценивает – выдаст военную тайну или нет. Наконец утвердительный кивок.
– Попробую нынешним вечером. Я делаю инъекции адмиралу… – Замолкает. Понятно, врачебная тайна! Впрочем, для меня совсем не секрет, что у Рожественского подагра. Как и для баталера «Орла». – Будьте го…
Где там начинает сосать у литературных героев, когда страшно? Под ложечкой? Вот-вот. Хоть и не знаю, где это, но ощущения не из приятных…
«Чужеяды хобякские» – сильно сказано, надо будет запомнить!..
Уважительно кошусь на него: морда в крови, в голове осколок, а ему – хоть бы хны… Тот, не дожидаясь ответа, подносит руки к голове.
– Хорошо. Разговор остается между нами. – Его плечи опять опускаются. – Но тогда?.. – Он разводит руками. – Оставить все так, как есть?..
По рядам присутствующих пробегает легкий смешок.
Далекий раскат заставляет меня вздрогнуть, резко подняв голову.
– Прекратить собрание! – вопит он. – Караул устал!
Доносится три отчетливых удара колокола… Двенадцать часов. Полдень.
В приемном покое Аполлоний шепчет: «Минуту!..» – и быстренько ныряет в операционную, через мгновение возвращаясь с коробкой. «Что такое? Ах да, про улики-то я забыл… А то придем к Рожественскому. С п…
– Катера больше не отправлять! Завершаем погрузку!
– «Олег» совершил поворот… Приблизительно двадцать румбов влево!
– Не спал всю ночь… Но есть и хорошие новости… Не далее как сегодня утром, на маневрах, мне удалось поочередно связаться со станциями «Алмаза» и «Жемчуга»! – победоносно смотрит он на меня. – Интерес…
Тебе же сказал старший по званию: погуляй, Борис Арсеньевич… Невтерпеж?
– Жду вас на обед, господин Смирнов. Нам есть что обсудить… – Подумав, добавляет: – Придете с Аполлонием Михайловичем.
Стараясь держаться как можно уверенней, подхожу к столу. На меня смотрят без выраженной враждебности, но и дружелюбными назвать их взгляды можно с большой натяжкой. Скорее, изучают нового человека. В…
И куда подевалась вся моя спесь? Несколько дней назад еще был горд и заносчив… Что случилось, Слава?
– Держу пари, сейчас будет сыгран отбой… – Тот отнимает бинокль. На лице ни тени беспокойства. Скорее, наоборот – в глазах скачут шальные чертики.
Несколько секунд мы молча пересекаемся взглядами. Не знаю, что видит в моих глазах Рожественский… В его – читается лишь звериная ярость. И… отчаяние? Мне не кажется?..
Несколько десятков лиц – от совсем молодых, почти юных, до средних лет, даже пожилых. Взгляды скорее заинтересованные, чем злые. Но и особой любви в них тоже не улавливаю. Из знакомых узнаю лишь Маке…
– Здравствуйте! Отец Назарий! – представляется наконец тот.
Гвардия?.. Это еще кто? Оборачиваюсь. Следующий третьим «Бородино» заметно отдалился и начал принимать правее, постепенно выкатываясь из строя. «Орел» же, наоборот, сейчас обходит его слева, подходя …
Священник невозмутимо продвигается ко мне, останавливаясь напротив. Крестится на Николая Угодника. От неожиданности забываю, что, видимо, положено встать. Раз не при смерти и типа в сознании. Когда д…
Да я тебя старше! Ты где молодого увидал?
Ни черта не видать! Как я ни вглядываюсь, не могу рассмотреть почти ничего. Ну дымы, ну дымят…
Топот множества ног наполняет пространство грохотом – из-за поворота прямо на меня выскакивает боцман с дудкой во рту – глаза выпучены, бескозырка почему-то в руках. Чтобы не сдуло?.. Проносится мимо…
Заметив мое удивление, тот присаживается напротив. Теперь его можно хорошо рассмотреть, однако легче мне от этого не становится. Черный китель, на погонах две звездочки. Лейтенант? Черт их знает, как…
Лихие гусарские усы, въедливые глаза под высоким лбом. Вид уверенный, даже наглый… Такого так просто не обманешь: вскроет, как устрицу… Кстати, при чем здесь устрица? Что-то быстро я подцепил морскую…
– Эй, помогите! Кто-нибудь! – Голос бессильно теряется в грохоте и криках.
– С «Блестящего» передают: «Второй отряд нуждается в угле»… На «Буйном» поднят тот же сигнал, для первого отряда. – Лейтенант угрюмо поворачивается. – Задержимся не меньше чем на час, а то и на два… …
Перебивать, перебивать искрой все, что может передать этот разведчик! Не давать ему выкинуть в эфир никакой информации!.. Давай, «Урал», старайся же!.. Я сжат, будто пружина. От внутреннего напряжени…
Туманная, хмурая погода. Корабль ощутимо качает, а стоять здесь, наверху – зябко и неуютно… Я поглубже кутаюсь в шинель Матавкина и облокачиваюсь на перила, приникнув к почти своему биноклю. В белесо…
Тоскливый звук горна. Двое матросов поднимают ближайшее тело, к ногам привязан чугунный кругляк. Кладут на планшир, покрывая флагом. Горнист вновь подносит к губам мундштук…
Из двери в углу возникает подтянутый матрос в белых перчатках.
Тот удивленно оборачивается – похоже, все же не слышал.
А вот это уже похоже на издевательство! Кто я тебе здесь? Характер решил показать?
Рука висит в воздухе. Ну что тебе сказать, Данчич… Я незлопамятен и конечно же прощаю! Пожимаю.
Ладно, об этом после. Все равно телефон у адмирала лежит. Отжал мою мобилу Рожественский, как гопник, отжал… А еще дворянин!
Вид у меня наверняка довольно комичный: брюки сантиметров на десять выше щиколотки, рубаха обтягивает грудь, на зависть всем женщинам…
Остаток дня провожу в приведении себя в порядок: чищу вверенной мне щеткой мундир, стараясь отскрести въевшуюся пыль. Углядев в углу подозрительную банку с черным содержимым, нагло пользуюсь им для ч…
Первый же пришедший в голову вариант гласит о том, что необходимо прямо сейчас бежать, стучаться в дверь каюты Рожественского, оголтело вопя на весь броненосец о том, что его ждет через пару недель. …
– Ага… – Вырубов что-то дописывает, ставя жирную точку.
– Классический «кроссинг тэ», господа! Как на картинке!
– Дальше к горизонту смотри!.. – кричат сверху. – Ищи мишень справа!.. – Наш прожектор делает зигзаг, устремляясь вдаль. – Давай… Вот так… – Луч, дергаясь, перемещается по воде, убегая вдаль.
В этот момент кормовая башня, выбросив облако дыма, вновь заставляет вздрогнуть палубу. Проследив всплеск от выстрела, Прохоров хватается за голову, вновь кубарем скатываясь вниз.
Голод с нервами дают о себе знать, срывая голос. Рожественский пропускает мой тон мимо ушей, глубоко задумываясь.
Всю ночь на двенадцатое эскадра шла в полной темноте. Наутро объявились первые потери: в колонне внезапно не обнаружилось замыкающего крейсерский строй «Владимира Мономаха» с миноносцем «Громкий». Об…
Ничего не отвечая, тот снимает руку и размашисто меня крестит. Не проронив ни слова, молча исчезает в лазарете.
– На сегодня довольно! Аполлоний Михайлович, до утра вы свободны. В случае чего – пришлю за вами санитара. А теперь – всем спать! Успеем еще поработать, – слышен его голос уже из операционной.
Молча ныряю ложкой в тарелку, украдкой обводя взглядом поверхность стола: ба, да вы все тут… Под хорошим градусом? Глушим-с, господа офицеры? Явно ведь, не от бравады! Страшно стало?..
С каких это пор ты начал делиться информацией, Зиновий Петрович? Неужели все настолько плохо?..
Неожиданно – правда, что ли? – на память приходит эпизод из «Цусимы». Как сей товарищ, что сейчас шумит за стенкой, вышиб кому-то зубы, при этом даже не обернувшись. Где-то в это же время примерно? Н…
Вид невыспанный, глаза красные… Похоже, остаток ночи дался ему ужасно. Еще бы… Надеюсь, тоже рад? Нет?
– Минная тревога, ваше благородие!!! – Тот вырывается, как стреноженный конь, стремясь к своим…. – Только-только сыграли!..
Шутка не встречает понимания, высокое общество хранит молчание. «Надолго ли?» Матавкин бледен и не отходит от меня ни на шаг.
Кем-кем клянешься?.. Вот после этого я бы тебе самолично морду расквасил… А еще говорили, что богобоязненная страна… Была…
– Аполлоний Михайлович не… – В дверях я все же оборачиваюсь.
– Тактика отражения минных атак требует!..
Что тебе сказать? Про революцию Октябрьскую? Обойдешься. Сам не хочу.
Слышен быстрый топот. Ощутимо толкнув меня плечом, из проема выскакивает Клапье де Колонг. Не оборачиваясь, исчезает в темноте.
– Не изволите чаю, Владимир Николаевич? – сглаживает Матавкин неловкую паузу.
– Сам не знаю. Вот честное слово! Выпал с прогулочного катера за борт, и меня спасли сюда, на «Суворовъ». Ну, провел в море около часа. – Я вижу его вытянутое лицо, и мне становится даже немного смеш…
Чего напрягся-то? Что я опять не так сделал? «Ах, точно… Кажется, надо благословения было попросить… Или испросить? Руку поцеловать? Не помню… Черт их зн… – здесь я прикусываю язык. – Обалдел? Нет, д…
Прохожу вдоль левого борта, хватаясь за все подряд: палуба так и норовит уйти из-под ног, качка все еще приличная. Центральная шестидюймовая башня повернута вперед, пушки задраны, но молчит. Осторожн…
– Почему так долго?! Мне что здесь, до Владивостока сидеть? – Завидев меня, он немного сбавляет тон: – А вы здесь что делаете, господин поручик? Грузить уголь станете?
Желание вмазать хорошенько по этой морде, сдав вора вахтенному, тут же подавляет подоспевшая мысль: «А ты кто такой тут, а?! Псевдопоручик?..»
В любом случае мне нужен Матавкин. Обсудить с ним «за» и «против». Без помощника в этом месте и времени не обойтись никак…
Ура! Заработало!!! Родной, только загрузись теперь! Ты просто обязан это сделать!
Садитесь?! Вот это поворот! Что это с тобой? Поверил наконец? Про суд чести-то я зря ляпнул, наверное. Хотя… Гляди ты, как зацепило! Чайку не предложишь?
– «Ивате», «Ивате» опрокидывается!.. «Асама» выкатился из строя!..
Только виду не подавай, Матавкин! Ты меня не знать, я тебя не знать! Мир, дружба, жвачка… Банзай! Одежду давай неси ему, а не стой тут как истукан! Но только одежду, Матавкин! Ничего лишнего!..
Ну и ладно. Не сильно-то и хотелось, господа элита… Российской империи. Перебьюсь! К тому же вас тоже можно понять. Никто ведь не знает того, что мы с адмиралом… Знали бы вы – все было бы по-другому,…
– Ничего не упустили? – с интересом наблюдает Аполлоний.
– Значит, так, Аполлоний… – перебивает адмирал, снижая голос. – Больного… – палец в мою сторону, – в лазарет под усиленный присмотр. – Делает короткую паузу и продолжает: – Я же жду вас с Македонским…
Выхожу на палубу и останавливаюсь, с наслаждением подставляя лицо соленому ветру: После прокуренной каюты – неземное блаженство! Нагнувшись, опираюсь руками на леера… Море напоминает диковинный город…
Как это не «нашими стараниями»? Еще как «нашими»! Сам же на процессе заявлял, что мог бы все наладить? Давай дерзай. Назвался Стивом – полезай в Джобса! Или еще в какое созвучное его фамилии место…
Семен не спит, даже успевает подмигнуть мне со своей койки. Беззвучно присвистнув от восхищения моим видом. Федосеев без сознания, лишь тихонько стонет во сне.
– Во время стоянки в Нуси-Бе я несколько раз общался с Петром Евгеньевичем Завалишиным, старшим артиллерийским офицером с «Бородина»… – перебивает меня Матавкин. – Мы водим знакомство еще по Петербур…
Матавкин стоит рядом с участливым видом. Вот-вот кинется мне помогать. Не надо, Аполлоний, обожди. Ты лицо незаинтересованное, таким и оставайся. Это нам с тобой еще может оч-чень пригодиться…
Сделав несколько шагов, останавливаюсь у входного люка, пропуская что-то выносящих оттуда матросов. При виде меня те странно переглядываются и словно… Боятся чего?..
Пылает дощатый настил возле катков башни. Становится понятным, почему пламя не тушат, – пожарную команду разметало по палубе, сюда прилетело как минимум два раза… Кашляя и чихая, едва не спотыкаюсь о…
– Петр Александрович… – искренне негодую я внутри: «Вот ненавижу, когда меня так дурят!..» – Либо отдавайте мне ваш бинокль, либо сейчас же объясняйте: что это за корабли впереди?
– Рас… цветали… яблони и груши!… По… плыли… туманы над рекой!.. – старательно вывожу я, помогая рукой в такт.
– Господа, господа, все успеем, не давите… – слышен голос впереди – кажется, это все тот же Семенов.
Если я тебе объясню, что с Романовыми приключится лет через тринадцать, ты с горя застрелишься, дворянин Зиновий Петрович Рожественский. И спасать флот российский станет некому… Да и не захочешь ты е…
Указывает на овальную дверь. Открывает ее, с громким скрипом поворачивая рычаг. За ней виден плохо освещенный проход.
От радости я забываю про осторожность, делая резкое движение. И, услышав металлический щелчок, тревожно застываю.
В лазарете свежо и прохладно. Через пару распахнутых иллюминаторов пробивается соленый ветерок. Приятно!
Картина маслом: аки ангел какой, на диване дрыхнут Аполлоний Михайлович… А мне куда? Поскольку лежак двуспальный, я лишаю его вариантов: варварски сдвигая Аполлония к стенке, примащиваюсь с краешку. …
Идя сквозь строй, стараюсь не смотреть на них, держа перед глазами спину в черном кителе. Нутром чувствуя, как головы поворачиваются вслед. Равнение на меня то есть… Ноги подкашиваются, дрожа, но оче…
Смартфон у меня не новый, на море сигнал не ловится. А когда его нет – начинает жрать батарею аки сумасшедший, пытаясь этот самый сигнал поймать. Как сейчас помню – я выключил его минут через тридцат…
– Не прошло и трех дней с момента счастливого спасения господина поручика, как команда броненосца начинает бунтовать… – Голос звучит насмешливо. – Его превосходительство назначает внезапные учения со…
– «Бородино» отстает… – горестно сетуют рядом. – Сигнализируют: неисправность в котлах. Едва с «Орлом» разошлись… Лишь гвардия не подводит…
То есть… Ты все это время знал?! Что никакой я не поручик? Увидев дату на купюре и сопоставив бунт против «провидца», все понял? Молчал как рыба все время, зная, что дело безнадежно проиграно?.. В го…
Тут же представляется радужная картина: выкладываю я такой все это Рожественскому, а он мне в ответ, солидно поглаживая бороду: «Видите ли, товарищ Смирнов… – потроша в трубку папиросу «Герцеговины Ф…
– Я догадался, хоть и не был уверен до конца… – виновато подает он мне новое полотенце. То, что в моих руках, нуждается в стирке с отбеливателем. – Поверьте, эта шутка – одна из самых безобидных, что…
Итак… Опять ложусь, накрываясь простыней. Хоть здесь и жара, но так гораздо уютней. Несколько минут пялюсь в потолок, обдумывая подробности эпопеи. Наконец созревает более-менее внятное резюме.
Обхватывая голову, начинаю тереть виски. Матавкин тоже так делал, все же врач… Вдруг поможет?
Грохот вокруг, как в аду… «Когда черти баланс сверяют… Грешников…» – с этими мыслями я поворачиваю в ближайший коридор по дрожащему полу и упираюсь прямо в церковь… Судовую. От неожиданности едва не …
Становится совсем зябко. Пытаясь согреться, я почти взбегаю на ближайший трап, быстро перейдя на другой борт. Отсюда видна почти вся эскадра – поверхность воды переливается от множества огоньков, миг…
Уходить… Куда? С подлодки далеко не убежишь, Матавкин… Тебе ли объяснять? Ну час!.. Ну два…
Сказать, что я удивлен, – не сказать ничего. Внутри я в полном шоке: да что с тобой сегодня? Ты Рожественский или кто?! Что случилось? Неужели скорая кончина Фелькерзама так подействовала?.. К сентим…
– И просить вы о нем станете потому, что до Владивостока доберется всего один крейсер с двумя миноносцами! – Я, совсем не стесняясь, кричу на него. – Будут потоплены три новейших броненосца с «Ослябе…
– Чегой-то с адмиралом нашенским не то… Никак, удумал чего?..
Обалдело смотрю на лейтенанта. Лицо того остается бесстрастным. Матавкин удивлен не меньше.
А сегодня у нас уже шестое… Значит, «Ольдгамию» мы УЖЕ не встретили? И не разгрузили, и не отправили в обход Японии? Дела… Похоже, Слава, с твоим прибытием сюда действительно все поменялось. Причем н…
– Воды кипяченой кто-нибудь подайте… Эй!.. Ну же, есть живая душа?.. – Голова Надеина появляется в проеме. – Чего стоите?.. Железная кастрюля!..
Вокруг тихо, лишь кто-то барабанит марш пальцами по столу: «Трам-парарам-пам… Пам-пам!..» Внутренне браню себя последними словами за опрометчивость. Лучшими из названных эпитетов являются «раззява» и…
Впопыхах кивнув в ответ: конечно, мол, и все такое, я спешно откланиваюсь, оставив недоуменного лейтенанта в одиночестве.
Несмотря на холод с ветром, я остаюсь на палубе, зябко поеживаясь в слабо греющем кителе. Если так пойдет и дальше, пора будет задумываться о зимнем обмундировании. Которое отсутствует… Иначе пневмон…
Кладу все, где росло, и пулей падаю на стул. Очень вовремя. Через секунду в дверях появляется знакомая парочка.
Ожидал этого вопроса всю неделю. И ты – первым задал! Зачем?.. Ну не говорить же тебе, что триста пятьдесят седьмой ракетный полк под Новосибирском… Близ поселка Калинка, одноименной области… К котор…
Кто-то негромко хмыкает в ответ, скорее из вежливости.
Входит портной унтер, неся в руках солидную кипу. Так быстро? Наверняка нашел нужный размер, уверен, даже подшивать не пришлось!
А вот этого я не знал. Такая оценка из уст Макарова наверняка дорогого стоит!
А вот тогда мы получаем боеспособное соединение, по скорости сравнимое с японским. Потеряем, конечно, в количестве орудий прилично. Не беда. Как минимум адмирал Того… Хэйтатиро? Точно, он. Адмирал То…
Надо выручать парня! Кто воевать-то тогда станет, эй?.. Чего вы все над ним нависли тут, штабисты?
– Бирки с одежды срежьте! – делаю при этом страшные глаза.
Огонь начинает зримо отступать: отсветы его угасают, в наступившей черноте почти ничего уже не разглядеть. Лишь в горле сильно першит от копоти. Не могу дышать…
Балда, дубина… Я костерю себя последними словами, торопливо спускаясь в лазарет. Рожественский как пить дать попрется через Цусиму, посчитав, что все исправил. Ну, избавится от транспортов, ну трубы-…
Здоровяк угрюмо наблюдает. Лидер группы? Вот до него остается метров семь, вот уже пять… Матавкин не сбавляет шага и вот-вот, через секунду, врежется в препятствие. В такт ходьбе он размахивает рукой…
Оглядывается на матросов. Курильщик улегся и, похоже, уснул.
Да с удовольствием… О чем речь?.. Едва не спотыкаясь о мягкую кучу уже готовых, падаю на свободный стул. Постепенно начинаю различать лица: кроме четверых санитаров и главврача, в предбаннике никого,…
– На правую батарею кати!.. – орет издали кто-то. Добавляя пару вводных на морском диалекте. Наверняка это боцман.
С самого детства не люблю грубой силы. Мама учила, что всегда и все можно решить словами. В самом крайнем случае – отмолчаться. Однако проза юности мамины заветы опровергла достаточно быстро, и лучши…
Причины поражения эскадры? Что я об этом помню? Ведь читал, интересовался темой!
Громкий скрежет приводит меня в чувство. Кормовая башня главного калибра в трех метрах от меня медленно приходит в движение, натужно поворачиваясь вправо. Вслед за ней начинает протяжно скрипеть шест…
– Шпрехен зи дойч? – тут же реагирует он.
Рожественский и впрямь намерен завершить разговор. Вновь оглядывается назад, где переминаются штабные. Еще секунда-другая, и к этому разговору больше не вернуться…
– И вы тоже, Аполлоний Михайлович. – Адмирал властно смотрит нам вслед. – Я уверен, вы никому не рассказывали о том, что знаете?
Мне не терпится примерить мундир, и я срываю осточертевшие брюки. Короче и комичней которых не придумать… Наконец-то есть нормальная одежда, не то я как гадкий утенок!
– Это мой паспорт, господин адмирал, – указываю на документ. – Выдан в две тысячи четырнадцатом году. Прочтите. Вьетнамские и российские деньги, с датами и водяными знаками… – Три пятисотки и стопка …
– Ох и удружили вы мне, господин Смирнов… Представляете, что такое отладить телеграфную связь на кораблях, где большинство аппаратов полностью расстроены? Более того… – Мичман рассеянно оглядывается …
Первым на пути рослый детина, косая сажень в плечах… И не только в них. Встречаемся глазами: налицо явное запущенное косоглазие. Кого там Бог метит? Шельму?..
Та немедленно приходит в движение, с громким скрежетом поворачиваясь по курсу.
Через полчаса, засыпая в нашей с Матавкиным каюте, я беззаботно улыбаюсь. Будь что будет, но на душе почему-то светло и ясно. Интересно, почему?..
Очень неудобно передвигаться, броненосец сильно накренился вправо. С трудом ползу по скользкой палубе к борту. К тому, что выше. Цепляясь за все, что подвернется под руку. Передо мной зияет огромная …
Ранним утром, одиннадцатого, на рее «Суворова» взвивается череда цветных флагов. Их быстро репетуют остальные вымпелы, и обычная в это время пустота палубы неожиданно быстро заполняется людьми. Матро…
Анька! Будь ты на катере – давно бы подняла панику. Просто порвала бы этого вьетнамца на запчасти. Но в круиз по морю ты не поехала…
Я тоже далеко не святой. Но раз мне довелось родиться православным, им и помирать, видимо. Судьба. Только врать на исповеди я совсем не собираюсь.
Лучшие в мире снаряды… В голове услужливо всплывает картинка из интернета: целехонький японский флагман – ни следа от пожаров, не видно даже пробоин. А ведь нахватался больше всех от нас… Толку от та…
Мой оппонент трусливо прячется за соседа, высовываясь лишь на краешек. Страшно стало?!
Тот неспешно достает из нагрудного кармана часы – различаю на циферблате пять минут пятого…
Небогатов: «Да вы что?! И как нам быть?..»
Так… Значит, хоть на «Бородине» снаряды не отсырели! Хотя… Гулльский инцидент случился у берегов Англии, а оттуда до тропиков – как до Луны пешком. Но снаряды тем не менее об «Аврору» не разрывались…
Еще выстрел над головой, почти следом за ним – второй…
Открываю – есть фотки! Не самые свежие, двухлетней давности, но все же есть! Вот они, родные… Что бы такое тебе показать? Я быстро пролистываю файлы. Лена – та, что перед Анькой… Кот… Мое псо… То ест…
– Смирнов! Вячеслав Викторович… – протягиваю руку ближайшему сидящему.
Решено. Разыгрываю потерю памяти. Ничего не помню, ничего не знаю. Амнезия, мол. Память отшибло. Упал, очнулся – гипс. Возвращают сюда – то же проделываю с новым врачом. Жду выхода Матавкина, советую…
– С вами чрезвычайно непросто разговаривать, молодой человек… – наконец нарушает затянувшуюся паузу адмирал. – Представления о субординации и этикете вы не имеете – никакого!..
– «Миказа»! – чей-то уверенный голос рядом со мной.
Интересно, броненосца или мой, пока я греб к кругу? А серьезно – че так тихо-то? Меньше девяти, помнится, эскадра не давала. Сломалось чего?
Вскакиваю на ограждение, хватаясь за торчащее железо. Пытаюсь рассмотреть торпеду и одновременно не свалиться. Ничего не видать, лишь вспышки со стороны японцев…
Нет, ну а чего ты хотел? Посвящения в русский офицерский корпус? Жирно не будет для вчерашнего утопленника?
Неприятная мысль бьет молотком по темечку, заставляя сесть на ближайшую из них: тоже мне теоретик-флотоводец! Все уже нарешал – будьте любезны… Адмирал-электрик хренов!
Пробегающие мимо люди больше напоминают разбойников с большой дороги: на головах почерневшие парусиновые колпаки, грязь покрывает все тело. На моих глазах один из мешков с треском рвется, рассыпаясь.
Итак… Что мы имеем? Русский турист тридцати четырех лет от роду прилетел отдыхать во Вьетнам с женой Анькой…
Знаю, читал. Слушал, точнее… Из уст старпома. Спасибо, что не сдал! И за отсрочку тоже – большое спасибо, Аполлоний!
Цербер-телеграфист хоть и с неохотой, но все же дает добро, согласно кивая. Несколько минут – и я наконец оказываюсь на долгожданной палубе.
Правильно ли я поступил? Не знаю… Уже все равно. Плевать…
Процессия исчезает, скрываясь за поворотом.
За иллюминатором давно или нет, но уже стемнело. Под невысоким потолком тускло светит несколько лампочек. Каждая ватт на двадцать, не больше.
– Меня пригласили в кают-компанию вечером… После розыгрыша, о котором вы были в курсе, ведь так, Аполлоний? – прищуриваюсь.
Наконец останавливаюсь, натыкаясь на препятствие. Чувствуется, как броненосец дрожит в агонии, ежесекундно принимая в себя сотни тонн воды. Крен быстро увеличивается, и через пару мгновений корабль о…
Облако черного дыма у борта и грохот говорят о том, что пристрелку начал самый большой калибр – носовое орудие. Броненосец ощутимо вздрагивает, и словно по команде к работе приступает мелкая артиллер…
Наконец доходит… Пара взмахов обнажает ногу – рана глубиной с кулак, кусок мяса вырван до кости…
Дверь открыта настежь, Македонского не видать… Рискнуть?..
– Да? Мне казалось… – Он удивленно смотрит на потолок. – Наоборот, мне кажется, очень даже светло.
Итак, я здесь, на «Суворове». Плыву, или что там плавает в проруби, как говорят на флоте? Точно, не оно… «Иду» вместе с ним к трагической развязке. Если представить, что я вот так, валяясь в лазарете…
Нет, не может быть. Я ведь предупредил, сделал, что смог?.. Рассказал о недочетах, все исправили. «Суворов» цел и находится на плаву. Цусима позади, и ее никогда больше не будет!.. Эскадра почти в по…
– Ваше благородие, еще разок!.. Слова запомнить надо, а?.. – Влажные глаза умоляюще смотрят на меня.
Поэтому я лишь забираю одну из емкостей и, отвесив хороший подзатыльник рябому, начинаю спускаться…
– Последовательный поворот всей колонне, на четыре румба… Влево. – Данчич на удивление спокоен. Неторопливо закуривая, кивает вперед, поясняя: – «Нахимов» отрепетовал наш сигнал… – Сделав несколько г…
Перевожу окуляры налево: мало что можно различить – обзор почти закрывают надстройки «Александра», три броненосца за ним видимости отнюдь не прибавляют…
– Вольно! – перебивает врач и сурово глядит на меня: – Надеюсь, вы все?
Пытаясь успокоиться, я оборачиваюсь к морю, пользуясь выгодным обзором: пока мы мило беседовали на глазах всего мостика, отряд броненосцев каким-то образом умудрился выстроиться во фронт. Почти ровна…
– То есть вы?.. – Он останавливается напротив.
Он поднимает голову, оборачиваясь. Вздрагивает от неожиданности – с моей закопченной образиной только на Хэллоуин и ходить…
Не перепутай только – на палубу, а не куда ты подумал!
– Вот этот прибор, Зиновий Петрович. – Матавкин указывает на «Хэтээс». – На нем есть фотографии будущего, которые невозможно подделать. И я могу дать слово чести, что…
Наверное, я должен сейчас скакать от радости, крича и безумствуя от переполняющего счастья? Почему-то совсем нет… В груди неожиданно появляется щемящее чувство: в облаках пара перед собой я вижу не п…
То, что притащил мне Матавкин, – ни в какие ворота. Вот же удружил… С трудом напяливаю тесные белые штаны с тесемками. Такая же узкая рубаха со стоячим воротничком.
Орудия «Суворова» неожиданно смолкают. Лишь, кажется, задняя шестидюймовая башня продолжает вести огонь, рождая редкие вспышки. Что случилось? Про что они?.. Я поднимаюсь на цыпочки, замечая наконец …
Получаю в ответ сдержанный кивок. «Похоже, упоминание «суда чести», да еще при подчиненном, не забыто. И вряд ли вообще забудется когда-либо…»
Делаю несколько шагов назад, и вовремя: большая волна врезается в корабль, окатывая нас брызгами.
– В центральный пост, там безопасней… Вставайте немедленно, задохнетесь! – Он помогает мне подняться.
А там – доблестные представители страны с солнечным флагом. Чтоб им черти в аду стол накрывали… Нетерпеливо ожидая на ПМЖ! Я с трудом балансирую на качающейся палубе, держась рукой за край комингса.
Однако это еще не все. Успешно «расстреляв» голову отряда, «неприятель» вновь разворачивается, уходя дымами к горизонту. Вновь сигнал сбросить ход, и мы некоторое время плетемся, выжидая. На этот раз…
– Почему вы еще здесь, господин де Колонг? Без меня на мостик подняться не можете?..
Матросик обиженно отходит в сторону, потирая ушибленный затылок. Крепыш занимает его место, молча вглядываясь в волнующуюся стихию.
Пока я с любопытством прохожу внутрь, Матавкин исчезает.
По пене за кормой заметно, что броненосец увеличил скорость.
Ну корень так корень… Забрасываю в рот, запиваю водой из кружки.
Батюшка вопросительно смотрит на неправильного раба божьего.
Радует одно – настроение командующего наконец постепенно начало передаваться и его подчиненным: все реже на мостике можно услышать смех и шутки, все чаще я наблюдаю вокруг себя сосредоточенные серьез…
Проходит около часа. Пару раз долетает звук склянок: сначала один сдвоенный удар, примерно через полчаса сдвоенный удар, за ним еще один. Интересно, сколько это времени? Надо будет разобраться подроб…
– Как величать их величество в будущем? – упрямо не отстает адмирал.
– А-а-а, господин поручик с амнезией… – с укором качает головой Надеин, заметив меня. – Слышал, слышал ваше утрешнее выступление… Что же вы, могли бы и признаться, голубчик, а не играть в болезни! – …
Вновь ожив, башня со скрипом ловит свежую мишень. Решив не испытывать барабанных перепонок, я торопливо перехожу на ют, поближе к главному калибру. И весьма вовремя: мощный парный залп двух стволов я…
Корабль сильно разрушен, но не мертв, как показалось сначала. Продолжает бороться, пульсируя невидимой жизнью. Корпус легко вибрирует – значит, машины еще работают. В надстройке справа тяжело протопа…
Все же поднимаюсь по трапу, скромно пристроившись возле одного из прожекторов. Стараясь не маячить, с интересом наблюдаю происходящее со стороны. Бинокля с собой нет, поэтому полностью полагаюсь на с…
Похоже, особого выбора у меня нет. Хочешь жить – умей вертеться. Назвался груздем – полезай в пиво… Так что решено: предъявляю адмиралу смартфон, показываю фотки. Доказав, что прибыл из будущего, рас…
«Суворов» не прекращает стрельбы́, как и остальные наши броненосцы: яркие вспышки, отбрасывая на короткий миг причудливые тени, то и дело прорезают темноту. Неожиданно справа появляется небольшой силу…
Ах ты… Так бы и говорил, что мерки пришел снимать! А то после последних событий я… Немного нервничаю, говоря мягко!
Однако план не срабатывает. Сидя на моей кровати, меня дожидается все тот же… Пусть пока будет «мичман».
До умирающего подранка не больше пятнадцати кабельтовых. Враг представляет собой жалкое зрелище: дымовая труба сбита, отсутствует мачта – переломленная пополам, она лежит на корпусе. Отчетливо видна …
– Японский флаг?.. Сами подняли?! – все-таки взрывается он. – Не верю! – Адмирал резво вскакивает, позабыв о подагре. – Не было подобного в истории русского флота!.. – нервно расхаживает он по каюте.…
Хм, странно. А ведь учил и даже сдавал! Раз пять…
Надо принимать решение! Я бессильно оглядываюсь: растерянные лица, никто не знает, что предпринять. Кто-то беспомощно разводит руками, кто-то уже скрывается в рубке. Сильный рывок за рукав. Оборачива…
– В общем, господин адмирал, я не из вашего времени! – выпаливаю я наконец. – Каким-то образом… – Глаза Рожественского начинают округляться. Фиг с ними, дай договорить сперва! – Каким-то невероятным …
– Первое, и самое важное… Еще раз, господин Смирнов, о качестве снарядов и повреждениях японцев. Все, что знаете. – В голосе Рожественского, к моему изумлению, прорываются человеческие интонации. Неу…
Ну проводи. Пошли! Не нравится мне его взгляд, да и сам он весь… Какой-то пристальный. Огибаем поворот. Для прохода на бак, к главному мостику, необходимо перейти через внутренности броненосца, минуя…
– Ну… – не знаю, как представиться… Наконец все же решаюсь: – Вячеслав Викторович Смирнов. Инженер, – выпаливаю я, немедленно прикусив язык. Вот ведь враг мой, а?
– Здравствуйте! Я все приготовил… – Смотрит на часы. – У вас есть пятнадцать минут на сборы, затем мы идем.
– Молчать! Вам никто слова не давал, гражданский! – ударяет по столу. Часть бумаг безнадежно разлетается. Наконец встает в полный рост. Вид действительно жутковатый. Похоже, Новиков здесь не преувели…
– Боевая тревога!!! – не своим голосом ревет Рожественский, вскакивая со стула. – По местам! – выпучив глаза, орет он.
– Фамилия твоя?.. – Глаза адмирала, кажется, вот-вот выскочат из орбит.
– Скоро мы все об этом узнаем, Владимир Юрьевич… – Редькин подносит к глазам трубу, задумчиво вглядываясь в горизонт. – Остались сутки пути… Как и угля – на сутки при таком ходе. – Лейтенант морщится…
Голова трещит так, словно ее каким-то чудом всунули в «испанский сапожок»… Было такое пыточное устройство в древности, да… Правда, для ног. Ощупываю череп – вроде все-таки нет. С трудом открываю глаз…
– Абсолютно правильное решение командующего, господа! Полностью и целиком поддерживаю! – Реплика принадлежит молодому лейтенанту, что представился Вырубовым.
– «Миказа» поворачивает, на шесть-семь румбов… – сквозь зубы цедит Данчич. – Примерно… – Рядом со мной вновь морской офицер. На лице которого нет и тени от миг назад испытываемых эмоций.
На мостике пустота. Лишь командир Игнациус, робко выйдя из рубки, немедленно исчезает обратно под грозным взглядом адмирала.
– Возможно, потерялись?.. – Македонский неуверенно оборачивается.
Стараясь не шевелиться, балансирую биноклем, забыв про холод. Картинка немилосердно скачет, сперва поднимаясь, затем резко падая обратно. Силуэты кораблей почти сливаются с морем, как вдруг…
Итак… Письмо о судьбах России Рожественскому написано. С обязательной пометкой в случае обнаружения на мертвом мне: «Лично въ руки, вскрыть в порту Владивостока». Я похлопываю себя по груди: твердый …
В душе медленно закипает ярость. Кулаки сжимаются сами собой. Да кому вообще нужна была эта война?.. Зачем… Какого хрена было отправлять столько людей на убой? В чью безумную голову, в какое воспален…
– Два часа назад были получены первые незнакомые знаки. Примерная дистанция: сто тридцать – сто пятьдесят миль до передатчика. Вам надо сходить в лазарет, господин поручик… – сквозь вату в ушах донос…
«Игра началась, Слава». Я пулей несусь к трапу на палубу.
– Ваше превосходительство! – едва успеваю окликнуть его я. – Еще одна просьба! – Спина замедляет ход. – Ваше превосходительство… – Делаю я несколько шагов вслед. – Прикажите в случае возможного боя н…
Следующих приветствую, как положено. Даже чересчур.
Вновь переворачиваюсь, на другой бок. На сей раз передо мной знакомое уже до мелочей помещение лазарета. Механически считаю кровати, несколько раз сбиваясь. Все они на одно лицо… Стоп. На одно лицо?!
Хмурый мужичонка, секунду назад усевшийся напротив меня, вдруг выкатывает глаза. Сквасив морщинистое лицо, жалобно произносит: «Пить…» Пассажиры удивленно оборачиваются, осуждая взглядами посмевшего …
– Поздравляю, Вячеслав Викторович! – Матавкин крепко жмет руку, улыбаясь. – Теперь вам будет значительно проще. А в премудрости здешние я вас постепенно посвящу, не волнуйтесь.
– Младший флаг-офицер штаба Владимир Николаевич Демчинский, – представляется тот. – Господин адмирал поручил доставить вам письмо, – протягивает мне пакет.
Мы же… За час, что прошел с обнаружения «Алмазом» главных сил неприятеля, первый отряд только-только догнал Небогатова: замыкающий колонну «Адмирал Нахимов» отчаянно дымит в двух кабельтовых перед но…
А как же «Ушаков»? «Нахимов»?.. Стараясь различить что-либо в почти полной темноте, я тщетно высматриваю хоть что-то на горизонте… Ничего. Кроме нашего крейсерского отряда с миноносцами – следуют поз…
Сгибаю палец, отчего тот начинает ехидно улыбаться, словно спрашивая: «Что, и это все?! Что ты знаешь об этом?..»
– Ваше благородие, посторонитесь!.. – Двое матросов тащат что-то тяжелое, завернутое в парусину.
Ощущаю себя ненужным и лишним: мимо, торопясь, пробегают матросы… Пожарный расчет лихо вытравливает шланг по палубе, мастерски матерясь. Быстро мигает семафор на мачте… Вокруг кипит жизнь и бурная де…
Двенадцать дня… А мы проходим Цусимские острова?.. Я перехожу на левую сторону палубы, стараясь разглядеть хоть что-то в волнующейся стихии. Ничего: берег надежно скрыт в белесом мареве.
Нога?.. Быстро ощупываю правую штанину – сухо, левая – хоть выжимай… Бедренная артерия?..» – Лихорадочно шарю я руками, ища место повреждения.
– Что я вам могу ответить… – теребит он пояс халата. – Зиновий Петрович бывает несдержан и груб, это верно. Особенно в последнее время, в связи с обострившейся… – сдержанно замолкает.
– «Александр» отлично кладет… Кучно, прямо вокруг щита! – восхищаются рядом. – Мы же – как обычно… Кто в лес, кто по дрова!
– Господин адмирал, разрешите одну просьбу перед тем, как я начну рассказ? – вкладываю в голос все свое обаяние. Оно у меня от природы так себе, но тут уж чем богаты. Сойдет и так.
«…Поручикъ Смирновъ Вячеславъ Викторовичъ назначается в штабъ II эскадры Тихого океана Его Императорского Величества в должности младшего офицера.
– Хреновато у вас здесь с освещением… – Я резко сажусь и по привычке начинаю искать глазами одежду. Одежды нет, и я потуже запахиваюсь в порядком уже надоевшую простыню. Долго мне еще здесь Аполлоном…
Будто услышав меня, головная «Кубань», почти догнавшая нас, дает прощальный гудок, неторопливо отворачивая вправо. Оставляя за собой гигантскую черную петлю над волнующимся морем. Через минуту в киль…
Спускаемся внутрь, оказываясь наконец у массивной двери. Охраняемой, кстати говоря. И опять же из красного дерева. Мода у них такая?..
– Наваляли япошкам вчера… – Молодой парень в промасленной робе, судя по чумазому лицу – явно из трюмных. Перегибается через край, рискуя свалиться в море. – Чай, не погонятся за нами, раны, поди, зал…
– Дайте сюда! – высокомерно протягивает руку.
– Дожидались отстающих, – и при этом внимательно за мной наблюдает.
– Бинт, бинт сюда… Истекает!.. – Жалобный голос совсем рядом, сзади. Там, где матрос, о которого споткнулся…
– Пора уходить, Аполлоний Михайлович! И чем быстрее, тем лучше! До мостика далеко?
Что тебе сказать? Ну да. Симулянт я. Хреновый причем… Но это для вашего же блага, господин старший врач. Отпустите меня с миром уже в мою кровать да попотчуйте чем-нибудь… А я вам в благодарность обе…
Бред какой-то. Адмирал Российской империи, морской офицер… Новиков-Прибой – тот вообще описал эту личность как демона ада… Наглого, хитрого, продажно-самовлюбленного типа. Чуть ли не дезертировавшего…
Хмурый унтер долго не задерживается и, обмерив меня всего, исчезает, что-то бормоча под нос. Немного переживаю, как сядет новая форма! Ибо вместо фиксации мерок тот пользуется исключительно памятью.
После разгрома корабля с кают-компанией я начал ощущать отчуждение, исходящее от офицеров броненосца: со мной здороваются, интересуясь делами, однако при первой возможности сворачивают разговор. Впеч…
Впервые за последние дни я начинаю ощущать холод. Влажный промозглый ветер легко проникает сквозь китель, заставляя тело невольно поеживаться. Не простыть бы… Только сейчас замечаю, что на шею Фомина…
– Каким же образом, Борис Николаевич? – Лейтенант метко стреляет окурком за борт. – Разве при помощи телепатических способностей? Телеграфный аппарат не выявил чрезмерной активности… – Вырубов зябко …
Тот лишь отмахивается, вновь поднимая его к глазам.
На секунду тот останавливается, задумываясь, после чего, согласно кивая, скрывается в рубке.
– …Должны уничтожить японца… Посмотрим, удалось ли. В любом случае разведчика мы отогнали. А при подобной видимости… – Он разводит руками. Фокусируясь наконец в моей картинке. – Через пару часов при …
Офицер у входа подозрительно оглядывает меня с ног до головы. Въедливый взгляд, рука на кортике. Недоверчиво торчащие усы. Как у таракана.
Перестраиваясь по ходу движения в строй фронта, наш отряд, описав циркуляцию, движется в обратном направлении. Туда, где дымят сопровождающие нас вымпелы адмирала Катаоки. Слева, чуть впереди «Суворо…
Какие, в задницу, маневры?.. Какие учения, твою мать?! Тело уже само сидит на диване, ноги его тут же вляпываются во что-то мокрое. Кровь?.. Нет, похоже, ром… Сколько же я проспал?..» Не найдя в темн…
– Третье. Никакой инициативы в сражении проявлено не было… – Останавливаюсь. «Да что же ты будешь делать! Ничего еще не случилось, а я тут…» – Не будет, точнее! – торопливо поправляюсь. – Ни маневров…
– Не знаете, что это за песня? Второй раз ее слышу на корабле… Наверное, давно не бывал на родном берегу, как думаете?
Да уж… А я предупреждал, что добром это не кончится! А, Борис Арсеньевич? Когда ты меня, почти стреноженного, в одном нижнем белье на допрос таскал. Да еще по всему кораблю… Как теперь вредные слухи …
…А не отпускали они его, противопожарная прибамбасина, потому что на нем присутствовал экипаж английского парохода «Ольдгамия»… Который, если не изменяет память, был задержан «Олегом» пятого мая… Так…
– Скажите, господин Смирнов!.. – не отстает Данчич, заглушая возгласы. – А известный приказ избавиться от деревянной обшивки кают и мебели – тоже ваших рук дело? Завтра и у нас… – разводит руками, – …
Спустя несколько часов на горизонте показывается темная полоска берега. Успев сбегать в каюту и умыться, кое-как почистив китель, я все это время не схожу с мостика, до слез проглядывая глаза. Эскадр…
– Господин Матавкин… – Стараюсь говорить сдержанно. Как бы тебе объяснить-то? Так, чтобы сразу дошло? Когда там восстание на «Потемкине» было? До, после Цусимы? Наверное, все же после… У Новикова нич…
Судя по физиономии, командующего эскадрой вот-вот хватит удар. А мне потом отвечать… И Матавкину! Нет уж, хватит с вас адмирала Фёлькерзама! Кстати, к нему, может, тоже такой вот тип заявился? Расска…
Резко приседая, вспоминаю выражение «своей пули не услышать»… Наверное, и своего осколка?..
– Господа, хватит трапезничать!.. – Вырубов прячет блокнот, быстро наливая в пустой бокал. Лихо опрокидывая его, звонко ставит на стол. – Отряд как раз подходит, можете рассмотреть и сами!.. – произн…
Кстати, а как быть с адмиральским обедом? Не пора ли?
Собираюсь высказать свои сомнения, однако не успеваю: в лазарете шум и гам. Озабоченно снуют санитары, на стуле скалится от боли матрос. Надеин осторожно срезает с того грязную тельняшку.
– Это мундир берегового состава. Видимо, Зиновий Петрович решил сделать вас поручиком по адмиралтейству, – задумчиво произносит Матавкин.
Из операционной появляется жующий Семен с тарелкой в руках, недобро косясь на вредного больного. За дверью виден железный стол, накрытый белой тряпкой, над ним большие, древнего вида лампы… Не хотел …
Тихо настолько, что слышно трепыхание флага.
Через три часа, стоя на кормовом мостике, внутренне удивляюсь собственному спокойствию, с интересом наблюдая за морем. Депрессию с апатией сменили откуда-то появившийся пофигизм и банальное наплевате…
Я, сибиряк в десятом колене, из двадцать первого века попал в прошлое! Причем в какое прошлое… Этот бронированный гроб через две недели окажется на дне, утащив за собой почти весь экипаж. Что я здесь…
– Вот они, господа! Отдельной колонной… Уходят, голубчики!.. – нарушает тишину чей-то громкий возглас.
Смотрю в сторону, куда направлено все внимание… Ага!.. Становится понятно, куда подевались крейсеры: плотно сбитая колонна быстро обгоняет нас по левому борту примерно в километре. Названий отсюда не…
Открываю дверь и моментально зажмуриваюсь: море нестерпимо бликует, встающее солнце бьет в глаза.
К обнаруженной цели устремляются прожектора соседей: один, второй… Наконец в фокусе появляется небольшой треугольник. Не больше пары сотен метров от буксира. Расстояние небольшое – максимум километр.
Корма «Нахимова» начинает уходить вправо – «Суворов», мелко задрожав, совершает поворот. Прямиком туда, в самую гущу смертоносных всплесков!
Щурюсь на море – и точно! На «Орле» уже обе черные, у «Жемчуга» из трех желтеет лишь одна.
До меня не доходит смысл сказанного. Матавкин? Погиб? Он ведь должен был быть здесь, под защитой брони? Неправильно все это: раз он был тут – значит, не мог ведь погибнуть? Если даже как-то случайно …
– Тоды с мостика говорили, что адмиралу секрет сказывали… – подключается второй, делая шаг вперед. Квадратное лицо его колоритно дополняет угрюмый взгляд. В мутных глазах читается подобие вызова, хот…
Матавкина в каюте нет. Раздевшись по пояс, с удовольствием полощусь из старинного умывальника, несколько раз заливая в него воду. Непременно уточню, как на корабле с гигиеной… Ванны с пеной мне не тр…
– На «Орел» немецкие мешки грузят, а мы чем хуже? – доносится до меня.
– Меня интересует все, что вы помните о ходе сражения на начальной фазе. И факторах, ему предшествующих, – цепляет вилкой закуску. – Постарайтесь не упустить ни одной мелкой детали… – сурово смотрит …
– Куда?.. – Странно, до этого я даже не узнал, куда мы направляемся.
– Не слышу… Что?.. – наклоняет он голову.
Игнациус находит глазами выскочку и, отечески качая головой, будто журит того за несдержанность. Шишкин отчаянно краснеет, но все же не садится, мужественно ожидая ответа.
– Дистанция до «Олега» – тридцать два кабельтова! – кричат снизу.
То ли бесы мои святого отца шугнулись, то ли качка уменьшилась… На душе явно полегчало. Изучив лазарет поперек и вдоль, решаю предпринять вылазку. Надоело валяться.
Закрываю глаза, делая зевок с опасностью челюстного вывиха. Цусима, броненосец… Ленин, Горбачев… Хрущев, держащий над головой кукурузину… Подождет все.
Во мне и без того давно закипает злость… Однако последнее заявление окончательно выводит из равновесия. Пожаров они не боятся!!! Кто здесь морские офицеры – я или вы?! Мать вашу, это ведь военный кор…
Надо что-то делать… Сам не знаю! Рассказывать правду – нельзя! Не расскажешь – хана… Мне и всем офицерам… Бунт расползется по эскадре, если еще не успел. И – понеслась тогда зима в Ташкент!
Нарвались на японцев? Ночной морской бой?..
Встаю, начинаю разминаться. Несколькими махами конечностей с наклонами разгоняю застоявшуюся кровь. В заключение делаю десяток приседаний. Сутки уже валяюсь, так и пролежни заработаю!
Сколько уже прошло? Суток ведь даже нет! Не высох! Рискнуть?
Вражеский флагман действительно полыхает! Это видно уже и без бинокля: накренившись на левый борт, оставляя над волнами шлейф копоти, он безнадежно отстает от собратьев, описывая правую циркуляцию. С…
Мостик. Сердце боевого корабля. Который, в свою очередь, является сердцем огромной эскадры. Утренний туман почти рассеялся, и вдали даже можно с трудом различить полоску берега. Этой самой, тайваньск…
Красная жидкость льется через край, оставляя на скатерти бесформенную лужу. Ром не впитывается, сохраняя форму небольшой горки… Имеющей вид багровой капли.
– Вячеслав Викторович, быстро идемте со мной… – кто-то уверенно берет меня под руку.
– Борис Арсень… – Я не успеваю договорить.
Наконец можно будет увидеть броненосец при дневном свете! Мы на небольшом пятачке правого борта, близко к корме. Под ногами дощатая палуба. Доски подогнаны плотно – ни одной большой щели. «Странно, з…
Встряхивая головой, с трудом поднимаюсь, опираясь на плечо помощника. Тут же чуть не падаю, поскальзываясь на красной жидкости. Матрос ловко меня подхватывает.
Позади, на большом удалении, видно дымы – остальная часть эскадры. Следуют особняком и, похоже, в маневрах участия не принимают.
– Да, одну секунду еще… – отвечаю я, лихорадочно соображая. Память… Есть же еще встроенная? Ну-ка, а там что у меня?..
– Поймали, эх!.. Не выдюжат… – чей-то горестный возглас.
Рожественский выглядит удивленным, но, ничего не говоря, открывает наружную дверь. Теснясь, офицеры следуют за ним, и людской поток выносит меня на воздух. В суете я теряю из виду Матавкина.
– Могу посодействовать с адресом известного заведения!..
Сердце останавливается, и я сжимаю кулаки. Знал бы ты, юный Шишкин, что я испытываю сейчас… К тебе!.. Да я готов броситься на тебя, несмотря на всю симпатию!.. Растерзать, сбросить вниз с этого мости…
Матавкин разворачивается, стараясь на меня не смотреть, и делает приглашающий жест: идем…
– Да… – Я машу рукой. – Жизнь заставила научиться. А точнее… – Я вытираю пот со лба. – Одна данная ею музицирующая особа!
Удивляясь, Фомин смешно привстает на цыпочки. Забавно напоминая мне мультяшного Кролика Роджера.
– Чего их считать, я и без того вам скажу… – Он на секунду исчезает, появляясь вновь. – На баркасы погрузим по пятнадцать, катер примет двадцать… – Неожиданно для меня тот начинает улыбаться. – Кто в…
Покорно подымаюсь, ожидая, что будет дальше.
И дернул же меня черт выйти покурить на корму! А этого вьетнамца-капитана – заложить такой вираж, что Шумахер позавидовал бы на своей «Формуле»… Кувырок в пространстве, смена звука мотора на глушь во…
Хм… Я же тебе не радистка Кэт! Чай, подготовленный шпион… Еще и водолаз к тому же…
– Господин Смирнов, доброй ночи… – Голос Надеина. – Как себя чувствуете? – И, не дожидаясь ответа, тут же переключается: – Коли не заняты, можете присоединиться к нам – мы собираем индивидуальные пак…
– Спокойно, господин Смирнов. – Он так же пристально смотрит на меня. – Оставайтесь там, где сидите. Я сам к вам подойду.
– Георгий Федорович… Прими, Господь, его душу… Как и всех раб твоих…
Еще бы… Я бы тоже не смог на твоем месте. Дальше?.. Вопросительно смотрю тому в глаза.
Ох уж мне эти дворянские замашки. Интересно, на «ты» здесь вообще возможно разговаривать?!
Проходя внутрь, успеваю прочесть табличку: «Старший офицеръ».
В течение следующего часа «Суворов» несколько раз меняет курс – три румба вправо, затем – четыре влево… На карте штурмана возникают маленькие зигзаги.
Ах да. Я совсем позабыл… Ведь будет орудийный салют!
Наука нехитрая: скручивается метровый кусок бинта, обматывается марлей. Полученный комок упаковывается в промасленную бумагу, перематываясь бечевкой. Несмотря на кажущуюся простоту процесса, санитары…
– Господин поручик, вы тоже решили понаблюдать за маневрами? – последним руку жмет Вырубов.
Куда ползти? Лазарет на корме. Надо затащить внутрь, там помогут!
– Тогда уж две… Была пара взрывов, и не похоже на артиллерию. Ее уже почти и не слыхать…
Кажется, пора заканчивать… Отсюда хорошо видно, как броненосец Небогатова дал ход, поворачивая в нашу сторону. На палубе люди. Не сомневаюсь, что все бинокли направлены сюда. Как и на остальной эскад…
Море, не на шутку разбушевавшись, похоже, решило приостановиться и не доводить до греха, устраивая апокалипсис. Шторм хоть и не прекращается, но больше не усиливается.
Эй, ты один поломал уже, не тебе за него отвечать, типа?.. Положи на место!..
– Эка ошпарило нас с Федосеевым! – На усатом лице печать озабоченности. – Во втором котле труба лопнула, так он как раз рядом с нею стоял. Меня вот краем зацепило… – Заметив меня, смолкает.
Из иллюминатора слышны крики и ругань. Особливо выделяется хриплый голос, забористо посылающий каждого второго, судя по данным характеристикам. Боцман злобствует?
Эй, эй?! Мы ведь так не договаривались! Я лично просил тебя еще вчера: про будущее не спрашивать!..
Ближайший заинтересованно протягивает веревку.
Слепящий свет больно бьет по глазам, и меня высоко подбрасывает, сильно ударяя о палубу. Слух теряется, звон тысячи колоколов в голове…
Я же, согласно кивая, внимательно наблюдаю за манипуляциями башни, пушки которой подозрительно шевелятся.
И те и другие – еще далеко, и наша эскадра медленно и неуклюже приступает к перестроениям. Со стороны кажется, что строй кораблей превращается в натуральную куча-малу: «Суворов» увеличивает ход, рыск…
Все, я полностью выдохся. Сейчас упаду… По лицу, спине градом стекает пот. Пальцев на руках не чувствую, так сильно впился в ограждение. Пытаюсь оторвать – не выходит. Смотреть в сторону Рожественско…
Прислушиваюсь к шуму моря, храпу кочегара и редким крикам с верхней палубы. От утреннего состояния муравейника на военном корабле не остается и следа. Сейчас броненосец по звукам не отличить от прогу…
Хм, ну да, действительно скромно. Небольшое помещение тесно заставлено мебелью: большой шкаф-секретер, он же служит столом. Два ажурных стула, в углу скромный диван. Единственный иллюминатор скрыт за…
Наконец встречается хоть кто-то. Матросик – синий китель, тельник, бескозырка. Моет… То бишь «драит» палубу. Похоже, проштрафился. При виде нас вскакивает, вытягиваясь. Отдает честь. Поскольку я перв…
Зрелище, представшее перед глазами, поражает величием и грандиозностью. Нет, я уже немало повидал здесь за несколько дней, но такого…
С каждым прошедшим днем погода ухудшается, и некоторые офицеры выходят стоять ночные вахты в шинелях. Промерзнув как-то раз окончательно, буквально до костей, я набираюсь наглости, ставя перед Матавк…
Вместе со всеми я удивленно поднимаю голову. Что такое?..
Бинт. Марля… Кусок бумаги… Бинт… Пакеты превращаются в десятки, те – в сотни… Минуты в часы. Часы сливаются в вечность… Встряхиваю головой. Только не хватало заснуть!..
– Полноценно – ни единого… У одного, кажется, отлетело днище… – Матавкин морщит лоб. – Сработал взрыватель, но заряд не сдетонировал. Я слышал, что они просто не встретили достаточного сопротивления,…
Нет, память явно работает по-другому. А ну-ка… Проверим. Что я такое не мог вспомнить?
Сбегаю по трапу вслед за Семеновым. Куда идти?
– За борт приказано… – появляется следом напарник. – Не сейчас, опосля совещания!
Наша колонна медленно поворачивает влево. Если японцы и дальше продолжат движение тем же курсом, случится аккурат «кроссинг тэ», только на сей раз русский!..
– Последовательный поворот. Пересекают наш курс… – комментирует Фомин, не отлипая от подзорной трубы.
– Два часа дня… – почти механически шепчу я.
Что вам сказать, мужики? Все как есть? Не дождетесь! Чай, сам пожить желаю на белом свете. Домой хочу, к супруге… Да и вас вполне понимаю: тоже, поди, детишки заждались. Поэтому…
Ах да, что же это я… Ты же не рос в России в девяностые…
– Вам плохо? – Голос участливый, даже встревоженный. Быстрыми шагами подходит к столику в углу, наливает воду из графина. – Выпейте!
Эй, Матавкин, не хулигань, а? Какой я тебе «вражеский агент»?! Да я русский, папа мой русский, мама русский!.. Хоть бы еврей один в родне – так ведь нет! Матавкин?..
«Эй, ты человеку поесть-то дай сначала?! – вскипает в душе негодование. – Как бы я от еды тоже не откажусь, если что. Ты нас куда звал, на обед?..» – с тоской перевожу взгляд на остывающий борщ.
Внутренне сжимаюсь: «С виду не самый миролюбивый человек. Я не психолог, но…»
Мимо проходит высокий человек в годах. В темноте лица не разглядеть, но осанка и манера двигаться говорят сами за себя: при высоких чинах. Тот самый Игнациус, командир «Суворова»… На долю секунды ост…
Уши предательски горят. Как и лицо, которое пышет огнем. Это меня так разыграли, оказывается? Развели? Ах, вы… Дедовщину устроили, как последнему сопляку! А еще морские офицеры!.. Тьфу…
Нет, актер из меня действительно никудышный… Потому что улыбка все же прорывается наружу, и он ее видит. Давай, Аполлоний, улыбнись в ответ – и контакт, считай, состоялся. Дальше будет проще, только …
Ненавижу большие аудитории! А большие аудитории в вековом прошлом – ненавижу в квадрате. Темные времена были, впереди две революции с Гражданской… Если мировые войны в расчет не брать. Выкинут за бор…
На мальчике шортики и бескозырка, девочка в кружевном чепчике, в руках зонт…
– Вроде бы… Нет?.. В зеркало хочу поглядеть!..
– Колонне следовать за флагманом… – Это Вырубов задрал голову, разбирая флаги.
– Смирнов… Вячеслав, – решив, что здесь врать не имеет смысла, отвечаю как есть.
Дико оглядываюсь вокруг: повсюду искалеченные, обгоревшие, страшные люди. Стонущие, молчащие, стиснувшие зубы и плачущие… Бинты, окровавленная марля, запах горелого мяса вперемешку с кровью…
Наконец занимаю удобное место, положив руку под подушку.
– Нет, господин Матавкин… – дергаю я вожделенную ручку. Ура, открыто! – Простите меня любезно…
– Земля. Проходим Формозу… – Голос у него не особо приветливый. Видя мое недоуменное лицо, наконец добавляет: – Остров Тайвань.
Значит, все-таки засекли? Начали передавать?.. Либо Рожественский так страхуется? Ну вот и началось, Слава. Приехали…
Зачем приходил?! Соборовать? Вот тебе новости… Хоть не отпевать, на том благодарствуем!..
Наблюдаю за работой огромного механизма, и мне не верится, что такая мощь может пойти на дно… Это что такое должно в него попадать, чтобы вывести такого гиганта в броне из строя? Напалм?.. Ядерная бо…
– Да пошел ты… – Я даже не оборачиваюсь. – Зубы вышибу…
На свежем воздухе хорошо. Нет, не так… Просто прекрасно! Соленый ветерок освежает разгоряченное лицо и… И отчаянно тянет курить! Вот сил моих нет! Не выдержу, стрельну у матросиков сейчас!..
– Я еще не закончил… – Гомон моментально стихает. Игнациус внимательно оглядывает лица, на секунду задерживаясь на моем. Наши глаза встречаются. Но лишь на какую-то секунду, в следующее мгновение взг…
Окончательно придя в себя, соображаю, что меня держит: падение остановил трап на мостик. Помешала нижняя часть – осталось лишь три ступеньки, остальные отсутствуют. Правая нога застряла между первой …
– Пока же мы ждем, как поведут себя условные японцы! – уже громче продолжает лейтенант, одобрительно подмигивая.
Строгие черные брюки приходятся впору: «Сшиты будто на меня!» Облачаюсь в темно-синий китель, торопливо застегиваю пять пуговиц. Серебряные! Фуражка с белым верхом чуть велика, но на голове держится,…
Повисает тишина. По глазам адмирала не прочесть ровным счетом ничего. Тот еще интриган, раз до таких чинов дослужился… С самых низов.
Да уж… Что-то больно уж вы избалованы, господа офицеры Российской империи… С трудом представляю подобную дискуссию в своем, будущем времени! Элементарные ведь меры безопасности.
– Господин Смирнов? Его превосходительство приказал весь корабль пройти, но вас разыскать… – Фонарь, покачиваясь, приближается. – Вы целы? Давайте я помогу вам подняться…
– Скорость японцев? – вновь приближается он к нам.
– От себя же лично могу заявить, что это весьма сложный и противоречивый человек. Но точно знаю… – Закатав рукав до локтя, Матавкин раскатывает его назад. – Зиновий Петрович патриот каких поискать. И…
Что-что там у матроса? Розга? Посвящение в поручики мне пришел делать?..
– Ваше благородие, да мы тут недолго совсем, в кубрик уже идем… – умоляюще смотрит он. – Айда, ребята? По койкам?
Окончательно прихожу в себя. Однако вовсе не от укола, а скорее от ощущений, им доставленных. Довольно бодро вскакиваю и прошу матроса побыстрей проводить до туалета. Или как там его… Гальюна. Ни о ч…
Норд-ост, сорок… В голове хоть и туман, но я все же улавливаю странное несоответствие. Должен ведь быть двадцать три?.. Сорок, сорок… Это к берегам Японии?.. Чего вдруг?.. Впрочем, меня ведь ждут?.. …
– Степан… – едва выдавливает тот. Чуть ослабляю захват, давая закончить: – Хромов!
Улучив секунду, переглядываюсь с Матавкиным. На лице его восхищение вперемешку с недоверием. Видно, сам не до конца верит происходящему.
Синхронно, будто носы гончих псов, башни «Суворова» поворачивают вслед за целью.
Ну вот и вы, неприветливые, страшные для русского слуха, небольшие островки… Здравствуйте, хоть я вовсе не желаю вам здравия… Наоборот, мечтаю, чтобы вы никогда не были нанесены на карту!.. Берег буд…
Куда это они собрались стрелять? Все ведь закончилось?
– Отряду приказано держать тринадцать узлов, следуя за флагманом… Почти максимальный ход, господа! Давненько не давали! Интересно, старички потянут?
– Там, где вы это хранили, – показываю на телефон, – там жарко?
Про сигареты-то я ему так и не сказал… Стрелять у матросиков совсем уж неудобно. К тому же тот, что курил, – крутил самокрутку, если не показалось. А я и не умею. Придется терпеть…
Аргумент. Эх, Македонский, Македонский… Куда смотришь-то? Ох и темный у вас народ тут на корабле! Интересно, не будь крестика – так и считал бы японцем? Японца-то видал хоть раз?
– У меня десять минут, пока Надеин ходит докладывать. Не вставайте, лежите.
– Сигнал всему отряду – повернуть последовательно на шесть румбов влево! – кричит кто-то. – Держитесь, господа!
– Откуда вам знать про их целость?.. Пять дымов на горизонте – еще ни о чем не говорят… – немедленно парирует недовольный голос. Кажется, это Данчич.
– Здеся очередь, ваше благородие! С левого кормового трапа будем грузиться, наши там мешки набивают… – показывает пальцем.
«А-а-а-а-а!.. Нашатырь!» – Руки отскакивают сами.
Лейтенанта Богданова, старшего минного офицера, Македонский долго пытает о состоянии торпедных аппаратов. Не удовлетворившись короткими ответами, приказывает зайти после совещания.
Эка, удивил… Сам не хочу, дорогой ты мой! Вот тебе, кстати, и первое изменение в истории, Слава. О бунте на «Суворове», кажется, никто и нигде не упоминал. Корабль адмиральский, дисциплина была желез…
Решив проверить, как там и чего, поднимаюсь было и успеваю сделать несколько шагов. Дверь открывается сама, пропуская в себя санитара и матроса в бинтах. Того, что перевязывал Надеин.
– Заходил к господину Матав… К вам, после заката – вы почивали… – увлекает тот меня за собой. – Его превосходительство распорядился глаз с вас не спускать. А здесь такая неожиданность… – разводит рук…
– Шестьдесят кабельтовых!.. – доносится от боевой рубки.
Провожая отплывающую посудину взглядом, я не могу сдержать улыбки.
– Договорились. У вас есть два часа, господин Смирнов. Вещи ваши я пока уберу в личный сейф. – Разворачивается, направляясь в сторону выхода.
Перед глазами отчетливая картина гибели. «Гибели чего? Крики, стоны, повисшая башня… Искалеченное тело офицера… Время на часах шесть пятьдесят. Восемнадцать пятьдесят то есть. Когда погиб «Суворовъ»?»
Матавкин усиленно строчит, едва успевая макать перо.
– Остальных никто не разглядел? – нарушает паузу Демчинский.
– Господин Смирнов, в нашей прошлой беседе вы упоминали о… – Секунду он молчит и наконец выдает: – Об адмирале Того, который все сражение не покидал мостика. Это было действительно так? Все время про…
– Прости, Господи… – Этот голос мне знаком.
Оба быстро спускаются, оставляя меня одного. Несмотря на присутствие Данчича – наедине с самим собой и невеселыми мыслями… Шестнадцать сорок пять…
Нет, глупый гидрант, не так. Японцы к тебе будут иметь самое прямое отношение, но я сейчас не об этом… Госпитального «Орла» они почему не отпускали?..
«Где?!» – пошатываясь, перехожу на правую сторону наблюдательной площадки. В глазах все расплывается, двоится, но…
– Мина, мина попала! В правый борт, подлая!.. – Громкий крик с мостика заставляет меня вздрогнуть. – Еще одна плывет!.. – В голосе бессильное отчаяние.
Время летит незаметно, и я почти забыл, где нахожусь. Санитар приносит ужин, который мы дружно съедаем. Вскоре начинает темнеть… Пошли вторые сутки, как я на корабле.
– Вся информация о сражении должна оставаться в строгом секрете. – Рожественский пристально смотрит на меня. – Особенно от младших чинов! Вы понимаете почему?
– Зиновий Петрович, вы уточняете его личность не для того, чтобы наказать? – ловлю его взгляд. – Надеюсь? Мы ведь все здесь хотим помочь российскому флоту?
Оба громко смеемся. Словно камень падает с плеч… Вот уж кого действительно рад видеть! Оптимист и нормальный, без лишних заморочек, мужик… Сбиваясь, начинаю путано рассказывать о ночных событиях, как…
Уже лучше. Хоть кто-то о чем-то заботился в этом походе, проявляя инициативу!
– Снаряды экономим, настреляетесь еще по японцам! Дадим хоть малым калибрам вдоволь порадоваться, Николай Ильич!
Я уже вписан в мемуары, значит? Все, Слава, хана истории… Все начинается вновь.
Спина Рожественского замирает в дверном проеме.
Тот нервно расхаживает между койками, теребя бородку.
– «Идзуми»?.. Не он, нет характерной надстройки… «Сума»?.. Трубы ниже… «Акицусима»?.. Весьма напоминает!.. Похоже, опознал голубчика, господа…
– Доброе утро, господин поручик!.. – Этот голос мне знаком, и… Вызывает лишь приятные эмоции! Я оборачиваюсь… Вырубов! Жив?.. – Я смотрю, вы без дела не сидели? – рассматривает меня, улыбаясь.
– Благодарю вас, но бегу! – Демчинский еще раз недоверчиво оглядывает меня и молча откланивается.
Сворачиваю на магнит в незнакомый переход, преодолеваю еще один… Поют за углом. Стараясь оставаться незамеченным, останавливаюсь, разбирая слова. Мать моя, неужели и здесь она популярна?..
– Адмиралу смогу! Но как до него добраться? Чтобы один на один, без свидетелей?
Далеко за полночь «Ливония» отваливает, увозя в своем чреве не одну сотню тонн. «Суворов» учтиво провожает ее прожектором, пока та не исчезает за кормой.
Ну, Слава, держись. Обмен любезностями закончен, зрители ждут. Начинается представление. Главное – только не сболтни ничего лишнего!
– По какому праву на нас напали? – Матавкин вновь отступает, увеличивая себе обзор.