А как же «Ушаков»? «Нахимов»?.. Стараясь различить что-либо в почти полной темноте, я тщетно высматриваю хоть что-то на горизонте… Ничего. Кроме нашего крейсерского отряда с миноносцами – следуют позади кильватерной колонной. Несколько мелких пожаров на них постепенно тускнеют, бортовые огни потушены…
Наверное, точно так же молча и тогда, четырнадцатого мая, ты принимал раненых. Одного за другим. Окровавленных, обожженных, с оторванными конечностями и страшными ранами. Принимал без лишних слов, хорошо делая свое дело. С чернеющим от усталости лицом. И я точно знаю, младший судовой врач Аполлоний Матавкин… Вот теперь точно. Что когда твой броненосец, переворачиваясь, начал тонуть в ту роковую ночь… Ты так и остался здесь, в своем лазарете. До последнего пытаясь при свете тусклых лампочек помочь тем, за чьи жизни ты отвечал.
– Сколько остается до Владика при нашем ходе?
Матавкин кивком разрешает, внимательно наблюдая. Его правая рука будто невзначай опускается в карман кителя. «Ай, Матавкин, ну вот зачем ты так?..»
– Господин Матавкин! – Я все же не могу не спросить.
Матавкин макает перо, начиная записывать. «Эй, ты чего, полный протокол ведешь? Это ведь личная просьба!..»