Все цитаты из книги «Вторая жизнь Уве»
– Да… То есть нет… Не подписать. Написать. Я журналистка, – нарочито выговаривает она каждый слог, налегая на согласные – избитый приемчик журналистов, которые почему-то думают, что если другой челов…
– А тебя где черти носили? – напускается он уже на Йимми.
Белобрысый увалень только блаженно кивает – его улыбка неописуемо гармонирует с жениной бранью. С такой улыбкой ходят буддийские монахи, отчего любому нормальному человеку хочется двинуть им по морде…
Вечером Парване с девчонками помогают ему прибраться в доме. Одну за другой заворачивают Сонины безделушки в газетную бумагу, аккуратно укладывают все ее платья в коробки. По одному в каждую, как дор…
Уве видел, как жена огорчается, что он не ладит с Руне. Ведь эта вражда отчасти мешала и Соне с Анитой сдружиться как следует. А потом, спустя порядочное количество лет, конфликт застарел настолько, …
К тому же именно Руне спланировал тот самый путч – когда Уве погнали из председателей правления. За что боролись, на то и напоролись: счета за электричество заоблачные, велосипеды валяются где ни поп…
Он упросил знакомого проводника одолжить ему сменные штаны и рубаху, чтобы она не приняла его за ночного уборщика, а потом подошел и сел подле Сони. И, надо сказать, это было лучшее решение за всю ег…
Шкет кивает. Уве с досадой чешет в глазу.
А когда Уве встает, без пятнадцати шесть, кот уже расселся посреди кухни, скрививши морду так, будто Уве задолжал ему денег. На эту наглость Уве отвечает взглядом, исполненным подозрительности, – сло…
– Просто связываться с брюхатыми склочницами неохота, а так – остался бы ты тут, жди, – поясняет Уве, кивая в сторону гостиной, на окошко, в котором виднеется дом Парване.
Такой нынче гребаный век: даже повеситься по-человечески не дадут. Собрав обрывки веревки, Уве несет их на кухню, кидает в мусорное ведро. Сдирает с пола пленку и складывает в икеевский пакет. Уклады…
И вот он сидит в «саабе», глядя сквозь открытые ворота гаража, и думает: ну, теперь главное – помереть спокойно. Если не помешают соседи, можно отправиться на тот свет нынче же днем.
– Ну и что, апелляцию подать, да и леший с ними! Еще на несколько лет! – не сдается Уве, проходя мимо него.
Над ними повисает тишина, такая плотная – хоть топором ее руби. Йимми боится поднять глаза. А Уве словно воды в рот набрал. Входит на мусорную площадку. Выходит. Заходит в велосипедный сарай. Выходит…
На третье утро явились два типа в белых рубашках – точь-в-точь таких же, какая была на брандмейстере. Встали у его ворот, нимало не смущаясь видом пепелища. Назвались, только не своими именами, а учр…
Адриан выставляет несколько сахарниц. Делает он это скорее от неловкости, не желая казаться круглым недотепой. «Спохватился!» – думает Уве.
– И хватит себя жалеть. Да не возьми я тебя, жил бы ты сейчас с младшенькой, она б тебе враз хвостато накрутила – небось и огрызка бы твоего не осталось. Умишком-то своим пораскинь, – хмыкает он коту…
Нагнав машину, Уве принимается барабанить по стеклу – женщина в очках, сидящая справа от водителя, от неожиданности подбрасывает свои папки – бумажки вываливаются ей на голову. Водитель в белой рубаш…
Уве швырнуло оземь, он помнит лишь, как распластался на пузе. Как судорожно искал ее глазами в месиве тел, но ее нигде не было. Он хотел ринуться вперед (с крыши градом сыпались, резали его колючие о…
Дойдя с кошаком до сарая, Уве достает оттуда запасной аккумулятор к «саабу» и два здоровенных железных контакта. Кладет железный лист на плитку, которой вымощено место между домом и сараем, присыпает…
На четвертый день Соня встала с постели и принялась мести избу – да с таким остервенением, что Уве старался не попадаться ей на глаза – так всякий благоразумный человек прячется от надвигающегося сме…
– Думаешь, я не говорил им, что тебе, как любому нормальному человеку, было бы приятней побыть в тишине-покое? Куда там! Им хоть кол на голове теши, – хмурится он и бессильно кладет на камень обе рук…
– Просто я знал, что ты вернул бы кошелек, а такой, как Том, – не вернул бы, – сказал Уве.
Несколько лет погодя Уве с Руне в очередной стонадцатый раз поцапались из-за центрального отопления. Громко хлопнув дверью, Уве в ярости покинул собрание жильцов и с тех пор туда ни ногой. Последняя …
Парване, учтиво привстав, протягивает руку. Уве тем временем увлеченно роется на полках за стойкой.
Слышится встревоженный оклик Аниты, в следующий миг сама она торопливо семенит к двери.
Том презрительно глянул на парня сверху вниз. Фигура его огромной черной колокольней возвышалась над Уве.
– А ты что, старпер, всю улицу купил? – спрашивает блондинка.
– Ну, спрашивается, как с таким разговаривать? – кивает Уве на продавца в явном ожидании немедленной поддержки.
– Я благодарю не за ужин, – ответила она и, собрав плошки, ласково чмокнула старика в лоб, одновременно высматривая во дворе Уве, который как раз нырнул с головой под капот грузовичка.
«Не пора ли на заслуженный отдых?» – сказали ему вчера на работе. И вот стоит Уве посреди своей кухни и не знает, как ему убить вторник.
– А, черт, ну да, точно. Ну тогда прости, что спросил.
– И ты хочешь попробовать открыть его снаружи? – недоумевает Уве.
Уве отпирает ворота, ключом открывает «сааб». Сунув руки в карманы, молчит в полумраке гаража. Стоит так (как выясняется впоследствии) полчаса. Зачем – сам не знает, просто чувствует потребность пред…
– «С-а-а-б», – демонстративно хлопнув себя по груди.
Годы спустя Соня возьми да начни допытываться у Уве, что тот делал, пока она спала. А выпытав, долго-долго качала головой от изумления: «Так ты, покамест я дрыхла, – людям в нужде помогал… заборы стр…
– Ну да, – равнодушно кивает белая рубашка.
Тогда она не рассердилась. Потом, естественно, сердилась на него без счета, но не в тот раз. А он за все пройденные вместе годы больше ни единожды не солгал ей.
За дверью какая-то возня. Это кошак вернулся раньше положенного. Мяучит под дверью. Устав ждать, когда откроют, скребется когтями о порожек. Басит, словно угодил в медвежий капкан. Словно почуял нела…
– И это, по двору не поеду, потому что запреще…
– Не было – не значит, что не будет, – бурчит Уве и идет на гостевую автостоянку.
– Ну, хорошо, твоя взяла, – чешет Уве бороду.
– Какой я тебе КЛОУН? Тоже мне! – вспыхивает Уве.
Уве потоптался перед продуктовым магазином. Критически изучил рекламную вывеску – с предложениями недели. Не то чтобы Уве собрался затариться ветчиной по акции. Просто нужно же следить за ценами. Чег…
Уве пытается представить, каково это: накачаться таблетками. Наркотиков он в жизни не пробовал. Да и пьяным-то, почитай, ни разу не напивался. Потому как с юных лет не любил терять контроль над собой…
Уве слезает со стремянки, решительным шагом идет по пленке из комнаты в прихожую. Ну что ты будешь делать? Уж и помереть нельзя спокойно!
Не дожидаясь ответа, Уве разворачивается и топает восвояси по маленькой дорожке.
– Директор спрашивает, не хочешь ли ты остаться и продолжить в том же духе?
– Все расписание коту под хвост, – соглашается третий.
Уве так и не понял, что она имела в виду. Танцевать он, прямо скажем, был не горазд. Что танцы – только чехарда и суматоха. То ли дело математика. Уве предпочитал прямые линии и четкие решения. Ответ…
Уве слышит, как натужно смеется Анита. Слышит, как семенит восвояси, как стихает ее шарканье за углом сарая. Постояв немного, уходят и беременная соседка с увальнем.
Кто-то снова что есть мочи барабанит в ворота. Уве недовольно смотрит на них. Опять? Нет, ну может, хватит ломиться?
– Уймись уже, женщина, – хрипит вдруг Уве.
Кот наблюдает за ним, словно экзаменует, словно вызвал на собеседование и теперь сидит за столом на месте начальника отдела кадров.
– Я-то?.. Да так, ничем, – запинается Уве и, видимо, больше всего на свете желает поскорее закрыть ворота.
Тут она выдает тираду на полминуты, представляющую собой, как догадывается Уве, подборку изощренных арабских ругательств, которыми столь богат этот язык.
Уве понемногу приходит в себя, опускает ружье дулом к земле. Едва заметно отступает на полшага в прихожую, словно только теперь мороз взялся кусать его за, как бы подипломатичней выразиться, не самое…
Она стонет. Держась одной рукой за переносицу, пальцами другой щелкает под носом Уве.
– Так почему до сих пор не СТРОИШЬ? – потребовала она ответа.
– Ага, а за память эту ему небось еще хрен его знает какую прорву деньжищ отвали, – фыркает в ответ Уве.
Недовольно буркнул что-то, взглянул напоследок на свой дом, прикидывая, сколько часов потратил, чтобы привести его в божеский вид. И кинулся в огонь.
– Да я починить его хотел! – выдыхает парень, голос его срывается на визг, как старый патефон.
Так что, когда она брала его руку (толщиной с ее ногу) и щекотала, покуда не треснет, расползаясь в улыбку, гипсовая маска на его суровом лице, душа ее пела. И эти мгновения принадлежали ей и только …
– Ах да, простите. Короче: меня зовут Лена. Я из местной газеты. Хочу взять интер…
– Какой я тебе старикашка?! – фыркает Уве.
Взглянув на Адриана, тотчас отводит глаза.
– Ты, гнида, чмошник конченый, сука! – кричит Уве прямо в лицо лысому детине с наколками на шее, и слюни фонтаном брызжут по салону.
Время – без четверти шесть. Первый снег холодным одеялом лег на дремлющий таунхаусный поселок. Сняв с вешалки синюю куртку, Уве собирается на традиционный утренний обход, как вдруг, к своему изумлени…
Она уже подняла ногу, чтобы со всей дури пнуть кошака в голову, когда Уве отворяет дверь. Увернувшись от острой шпильки в последний момент, кошак ретируется к сараю. Валенок бьется в истерике: урчит,…
– А разве я тебе не говорил, чем занимается моя фирма? – осторожно спросил Андерс.
– Да я урою эту скотину! – выпаливает немочь.
Увалень проезжает несколько метров вперед. Уве четко видит: этот недотепа так и не выкрутил толком руль. Машина сдает назад. Боком прицепа задевает почтовый ящик Уве, сминая его пополам.
– Так на кой он без клавиатуры? Сам подумай!
С утра Уве позвонил в социальную службу, или черт ее знает, как там она зовется. Звонил от Парване – домашний телефон ему отключили. «Беседуй вежливо, со всем соглашайся», – наставляла Парване соседа…
Увалень неловко принимает лестницу. Уве глядит на него так, точно увидал слепого водителя за рулем рейсового автобуса. И только тогда замечает: в его отсутствие к дому подтянулась еще одна личность.
– По-моему, свидетельские показания куда-то запропастились в этой чехарде.
А чтобы Уве, придя домой из школы, не пинал балду, с того же года он стал ходить к отцу в депо. А там грязь, зарплата с гулькин нос. Зато «работа уважаемая – уже немало», бормотал отец себе под нос.
Соня же любила Эрнеста безоговорочно, так что Уве научился держать свои резоны при себе. В разговорах он никогда не задевал тех, кого она любила, – уж кому-кому, а ему было прекрасно известно, каково…
Уве любил всех путейцев. Кроме Тома. Долговязого, сварливого малого, кулачищи размером с автофургон, а глазки вечно снуют, словно ищут, какую бы пнуть безответную животину.
Вернувшись, Уве видит, что машина вся в кошачьих слюнях. Гневно машет у кота под носом указательным пальцем, точно кривой саблей. Кот, не будь дурак, хвать его за кривую саблю. После такого Уве всю д…
– Вот пусть она сама придет и возьмет его из сарая.
– Эх ты. Так тебе небось и подарок нужен, – бурчит он наконец.
Смотрит на Соню, словно ждет, что жена кивнет в знак согласия. Та не кивает, конечно. Зато его решительнейшим образом поддерживает кошак, сидящий тут же в снегу. Особенно в той части, которая касаетс…
– А у меня нет машины! Мне машина вообще не нужна, я в принципе за экологический транспорт! – отвечает продавец, в голосе – смесь безотчетной злости с желанием спрятаться, свернувшись клубочком.
На самом деле Уве просто хочется спокойно умереть. Разве он многого просит? Отнюдь. Наверное, лучше было бы уйти тогда – полгода назад. Сразу, как ее схоронил. Сейчас он с этим не спорит. Но тогда ре…
– Я так тоскую, милый! Словно у меня сердце вынули из груди.
Уве еще суровее сверлит ее взглядом. Наконец сухо кивает. Развернувшись, шагает к своему дому. Она зовет его, он не отзывается. Следом за ним в дом вбегает кошак. Уве закрывает дверь. Тем временем на…
– Жизнь спас. Вот это по-нашенски! – охотно кивает другой.
Уве ничего не говорит, только глаза у него делаются все темнее. Тут уже и шавка не выдерживает, пятится от него.
Отстояв последнюю смену, Уве уходил из депо задумчивым и печальным. Не то беда, что предстояло вернуться к учебникам, его вдруг поразила мысль – на что же теперь жить? Отец Уве был, конечно, человеко…
На полпути он останавливается на мощеной дорожке, ведущей от дома к его сараю. Морщится так, как умеют морщиться только мужчины его поколения – не только нос, но и все туловище словно собирается гарм…
Ей нравился этот упитанный соседский юноша. Когда его мать умерла, жена Уве стала раз в неделю носить ему коробки с обедами. А то что же, он совсем отвыкнет от домашней еды. Да ему что ни дай, все од…
Чиновник в белой рубашке проницательно улыбается. Так, как улыбаются все чиновники в белых рубашках, привыкшие приструнивать всякого, кто скажет слово поперек.
Кто-то барабанит в двери гаража. Плевать. Уве расправляет стрелки на брюках. Глядит на себя в зеркало. Может, стоило все-таки нацепить галстук? Ей нравилось, когда он надевал галстук. Сразу становилс…
Уве усаживается на табурет в прихожей, долго сидит, не в силах думать о чем-то другом. «Чертова бабенция», – вертится в голове. Ну что она тут забыла со своей семейкой, когда даже знак нормально проч…
– Да по телевизору ничего интересного не показывают…
– Приветище! – обрадовался он Уве и попытался в знак приветствия взмахнуть костылем, в результате чего тут же потерял равновесие и врезался в стенку.
Вскоре после того, как Руне вырыл у себя «бассейн», по участку Уве пробежала крыса – промчалась по свежескошенной траве и юркнула в лес за газоном. Уве тотчас созвал «экстренное совещание» и потребов…
– Какая-какая! Бензин. Какая ж еще? – недоумевает она.
Балагур из Уве тоже был никудышный. А это, по нынешним меркам, серьезный недостаток. Нынче положено уметь переливать из пустого в порожнее с любым придурком, какой ни подвалит к тебе, просто потому, …
И если Уве начинал возмущаться, она с улыбкой брала его за руки и принималась целовать огромные ладони.
– Кто это сказал? – поинтересовался Уве, косясь на тройные редуты столовых приборов, выложенные перед ним на столе, будто кто открыл перед ним каптерку со словами: «Выбери себе оружие».
– Не надо мне ничего покупать. А вообще я хочу только одну вещь.
Патлатые растерянно кивают, в конце концов, поднатужившись, все вместе кое-как вытаскивают обмякшее тело на перрон. Курильщицы вопят как вопили – видимо, искренне полагают, что вопль – единственное к…
Уве разворачивается и видит в двух шагах от себя какого-то сопляка.
Уве слышит топот удаляющихся шагов: ага, взломщики решили дать деру. Сколько прошло мгновений, Уве не считает, только боль в голове его нестерпима: как будто в ней одна за другой рвутся и рвутся вспо…
Вы, конечно, уже видите, как Уве торжествующе смотрит им вслед. В другой раз он и сам бы нарисовал такую картину. Он, если честно, даже предвосхищал такую картину. Но ничего подобного – глаза его выр…
А потом она ушла, оставив его один на один с миром, языка которого он уже не понимал.
– А! Так она больше не моя. Мы расстались, – ответил Андерс и принялся разглядывать мыски своих ботинок.
– Смотри, чтоб без фокусов, – предупреждает Уве, недоверчиво просовывая карту в окошко.
Тут, на сотую долю выдоха, пространство над обоими мужчинами словно замирает. Как и бывает в подобных случаях. Если представить все это дело в виде киносъемки, камера как раз успела бы крутануться на…
Два года спустя Руне выиграл «тяжбу за дерево» – годовое собрание разрешило ему спилить дерево, мешавшее Руне и Аните любоваться закатным солнцем, зато защищавшее Уве и Соню от его палящих лучей по у…
Она отдала ему брошюры. Учиться предстояло два года, впрочем, Уве не так уж напрасно положил столько сил и трудов на стройку, как казалось ему самому. Да, котелок у него варил не так чтобы очень, в о…
Он снова кивает, ковыряя землю носком. А ведь есть люди, которые спят и видят, как бы выйти на пенсию. Всю жизнь мечтать о том, чтобы стать лишним? Лишней обузой для остального общества – велика радо…
Друзей у него не было. С другой стороны, откровенных недругов – тоже. Разве что Том – когда его назначили мастером, уж он постарался, чтоб жизнь Уве медом не казалась. Давал парню самую грязную и тяж…
– Я бы справилась, – уверенно отвечает сама.
– Но мне как-то неудобно, как будто тебя наказали из-за меня, – хлопочет она.
Уве смотрит на книжку, точно это нигерийское «письмо счастья», предлагающее «очень фантастичный эксклюзивный бизнес-жертва», стоит только указать «такой мелочь», как банковские реквизиты.
Беременная приезжая стоит все так же, скрестив руки на груди. Глядит, правда, уж не так сердито.
– Спасибо! – звонко благодарит она и криво улыбается – сдерживая хохот, догадывается Уве.
Уве, застыв на месте (руки по швам, сжаты в кулаки, челюсть отвисла, как у оскорбленного лося), наблюдал, как чиновники зашли в дом Руне и Аниты. Минуту-другую приходил в себя, наконец повернулся. И …
Мирсад, не вдаваясь в подробности, отвечает, что поссорился с отцом и покамест живет у Уве.
А в кабинете разные люди в костюмах – кто стоит, кто сидит. Сам директор ходит взад-вперед позади стола, слишком сердитый, по лицу судя, чтоб усидеть на месте.
Всю первую неделю он не отходил от ее постели. Наконец сиделки не стерпели – отправили его помыться и переодеться. И все кругом смотрели на него жалостливо и «соболезновали». Пришел какой-то доктор, …
Уве ли не знать, как работают эти чертовы бюрократы.
– Да помоги же ему, Патрик! – командует Парване, вдруг заметив Уве.
В жизни он не слыхал ничего чудесней ее голоса. Он всегда звучал так, будто она вот-вот рассмеется. А уж если рассмеется, то, чудилось Уве, будто пузырьки шампанского заиграют. Сам он боялся слово ск…
В кухонном углу валяется реклама, бесплатные газеты – утром Адриан кинул с почтой. Даром только Уве вывел на почтовом ящике печатными буквами «Рекламу просьба не бросать!». Для тупых. Да, видно, Соня…
– Пущай остается, покуда оттает. А тогда заберешь его, – громко объявляет Уве, локтем указывая в сторону кошака.
Не управиться с прицепом, это ж надо, недоумевает Уве. Где ж такое видано? Неужто трудно усвоить, что в зеркале право – это лево? Как они вообще на свете живут, такие балбесы?
– Я хотел взять деньги себе, – наконец прошептал Уве и крепко сжал отцовскую ладонь, словно боялся, что тот бросит его руку.
В письме четкое указание – не устраивать из похорон «свистопляску». Без особых церемоний, пусть тихо-мирно закопают рядом с Соней, и дело с концом. «Никого не звать! И чтобы без всяких выкрутасов!» –…
Директор изумился. Паренек за один раз сказал больше слов, чем за два года с тех пор, как поступил на железную дорогу. Уве и сам недоумевал, откуда взялись эти слова. Просто почувствовал, что должен …
Тут откуда-то сбоку выныривает женщина сорока пяти лет, на голове конский хвост, забранный на скорую руку, одета в потертые джинсы и «аляску» лягушачьего цвета не по росту.
Так кончилась счастливейшая неделя в его жизни.
«Во, тогда хотя бы звонил, а нынче шасть-шасть, то в дом, то из дома – прямо прописался тут», – с досадой подумал Уве, поднося письмо к кухонной лампе, точно искал водяные знаки на купюре. Потом взял…
– Вот и я спрашиваю! – кричит она в ответ.
Кот, склонив голову набок, изучает электрошокер.
– Прикинь, засада, Анита ведь сама просила, чтоб отрядили сиделку, ты прикинь. Руне, мол, ваще никакой, ну а ей типа невмоготу. А социалка комиссию назначила, всю ботву, а потом гоблин из социалки ей…
– Какой вы нарядный! – улыбается соседка.
Директор только головой покачал и вернулся к бумагам.
Уве прекрасно знал: кое-кто называет его старым бирюком, который не доверяет людям. Ну так люди сами покамест ни разу не дали ему для этого оснований.
– Ну а клавиатура тут где запрятана? – цедит он наконец.
Уве кивает. Хочет в ответ как-нибудь подколоть ее, но вдруг ловит себя на том, что от слов ее у него камень с души свалился. Не зная, что делать с этим чувством, он поспешно хватается за телевизионны…
– Держи карман шире. Случайно, не даст, – ответствует Уве.
Глазами словно ищет черную дыру, куда бы провалиться. Уве отрывается от шины и пристально смотрит на Адриана. Тот не знает, куда спрятать глаза.
Вот блондинку себе завел, пижон. На десять лет младше. Бледная немочь, как прозвал ее Уве. Разгуливает по двору вперевалочку, будто пьяная панда, каблучищи что твой карданный ключ, рожа вся размалева…
Уве шагнул было, чтоб загородить белой рубашке дорогу, но чиновник, выставив руку, отодвинул Уве в сторонку. Не пихнул. Не толкнул. Просто мягко и решительно подвинул, словно манипулятор, дистанционн…
Продавец поспешно кивает. Уходит и вскоре приводит напарника. Тот приветливо улыбается. Как всякий новичок, не успевший поднатореть за прилавком.
– Дак она подавала уже! Два года письма им писала и все такое!
Отшатнувшись, тот спотыкается и шлепается в сугроб, на лбу красуется шишка величиной с хорошую равиолину.
Уве одаривает увальня таким взглядом, словно тот только что навалил кучу на капот его машины.
Уве вносит коробку со сверлами. Сверла – наиглавнейший компонент. Сверла, а не дрель. Точь-в-точь как поставить добротные шины куда важней, чем заморачиваться всякой хренью типа керамических колодок.…
– Дело есть, – отмахивается Уве, опережая ее на несколько шагов. Кот несется рысью, едва поспевая за ним.
– Вот это, стало быть, и есть тот самый «отпад»?
– Ну, ясное дело! Ее надо докупать, да? За хрен знает какие деньжищи, так?
– Значит, ты все-таки работаешь, – замечает Уве.
А кошак воет там на снегу, надрывается. Закрыв глаза, Уве вспоминает Соню. Нет, он не из тех, кому легче сложить лапки и умереть, пусть она так не думает. Вообще-то она сама виновата. Сама пошла за н…
– Девчонки так радуются, когда ты приходишь в гости. Души в тебе не чают!
– Это сигнал заднего хода орет, – поясняет тот.
– И я тоже! – в один голос восклицают Патрик, Йимми, Андерс, Адриан и Мирсад, гурьбой вываливаясь к порогу, так что получается куча-мала.
– Сама же знаешь, как оно бывает. Народ нынче беспардонный пошел – никакого уважения к личной жизни. Повадились шастать в чужой дом, как в собственный, в сортире закроешься – и там покою нет, – оправ…
В первые месяцы новой жизни Уве столкнулся с полчищами людей в белых рубашках. Они восседали в администрациях за письменными столами светлого дерева и, кажется, совсем не жалели времени, инструктируя…
Бывало, даже поужинать забывал. Прежде такого с ним не случалось. С того самого дня, когда почти сорок лет назад подсел к ней в поезде. Распорядок дня у них был всегда, покуда была жива Соня. Вставал…
– Да нет, – пожимает плечами Йимми, как будто Уве что-то странное спросил – так Соня обыкновенно изумлялась: «А при чем тут это?» – поинтересуйся Уве, на что ей сдалась еще одна пара туфель.
Плечо Уве выскальзывает из руки Парване. Мотнув головой, он поспешно смахивает что-то со щеки. Идет к холодильнику, все так же не глядя на Парване. Выходит в гостиную, сует Йимми бутерброд с колбасой…
В проем просовывается голова: голос, очевидно, принадлежит ей. И голова, и голос принадлежат женщине лет сорока пяти, на ней потертые джинсы и «аляска» лягушачьего цвета не по росту. Лицо ненакрашенн…
– Ах, на этой, – кивает Адриан на кофеварку, словно до него только дошло.
Уве стремительно взглядывает на нее, словно собравшись ответить, но затем опускает глаза.
Тем вечером Руне и Уве, собравшись на полянке, пропустили по стопарику виски. Победе своей мужья обрадовались не особо, без энтузиазма отметили их жены. Скорее расстроились, оттого что власти так быс…
Судя по его виду, Уве как раз обнаружил какой-то особенный узор на асфальте у себя под ногами. Кот же будто задумался, не свистнуть ли в два пальца, прежде чем дать стрекача.
Когда он вошел к себе, она уже сидела на кровати. Уве застыл на пороге, руки в карманах. Увидев его, она засмеялась.
Уве замечает свою лестницу: она приставлена к фасаду соседского дома. Увалень приветливо машет. Должно быть, встал ни свет ни заря. По крайней мере, раньше, чем принято у айтишников. В руке у него бл…
Уве дергает ручки гаражных ворот, бьет мыском шлепанца по столбам с предупреждениями, переписывает номера машин на гостевой стоянке, осматривает мусорные баки.
– А мы с Андерсом на озеро идем, на коньках кататься!
– Да уж. Вижу, что руки не из того места растут.
На перроне он сует руки в карманы. Пиджак остался дома. Весь в пятнах, выхлопом провонял, вот Уве и не стал надевать его: жена такую бучу поднимет, посмей он явиться к ней замухрышкой. Рубашка и свит…
По пути в контору, куда он направился с ворохом своих спецовок, у Уве было время поразмыслить над собственной судьбой. Ему жаль было уходить. Нормальные задания, нормальный инструмент, стоящая работа…
И нате – Уве стоит и смотрит на кошака. А кошак – на него. Причем Уве и близко не напоминает труп. Последнее особенно раздражает.
– Выбор у вас невелик, м-да-с, – сказала первая рубашка.
– Ну и хваткий же вы делец! – восхитился весельчак.
Когда Уве было девять, отец как-то отправил его помочь Тому убраться в поломанном вагоне. Посреди уборки Том вдруг радостно воскликнул – нашел портфель, в суматохе забытый кем-то из пассажиров. Портф…
– Следы какие-то, вроде как от колес… Вы что, на велике по дому катаетесь? – недоумевает увалень.
В воскресенье шли в кафе пить кофе. Уве читал газету, Соня болтала. Потом наступал понедельник.
– Ага, – без особого энтузиазма бормочет старшая сестра, берет младшую за руку и решительно, точно взрослая, шагает к входу в больницу.
– Денег? На что мне деньги? – обиженно спрашивает Уве.
– Мои, а что, они что-то натворили? – почти с испугом спрашивает Парване.
Вернувшись домой, Уве открывает банку тунца, ставит на кухонный пол.
Сунув руки в карманы, Уве решительно скрывается за порогом. Все, мочи нет слушать такое.
Парване со страшными глазами врывается в прихожую к Уве и мчится дальше – в туалет, не соизволив даже сказать: «Доброе утро!» Первое желание Уве, естественно, – поинтересоваться, как за каких-то жалк…
Рыбачить Уве так и не научился. Зато за две осени, минувшие с той поры, как Соня привела его в лесную избушку, крыша не протекла ни разу – впервые за время существования дома. И грузовик заводился, с…
– Тут написано, что вы «ближайшая родственница» больного. – Оторвавшись от журнала, мельком глядит сперва на сидящую на стуле тридцатилетнюю женщину явно восточных кровей, потом на койку, на которой …
– Нет, правда? Куда мы? – интересуется запыхавшаяся Парване.
– Хотя знаете… – Журналистка задумчиво чешет подбородок.
И от этого Уве вдруг делается хорошо-хорошо – он и не припомнит, когда ему в последний раз было так хорошо.
– Кыш! – рявкнул Уве так, что кот аж вздрогнул.
– Это я вел машину, – беззаботно улыбается увалень.
Парване снова бьет по руке, но промахивается – Уве начеку.
А затем поведал: подруга его малость переживала из-за того, что Уве постоянно наезжает на нее и ее собачку. Но все эти переживания оказались легким бризом в сравнении с той волной, которую она погнал…
Засучив рукава, жестом попросил этого Шоссе подвинуться.
– Дык, я того… Я чё спросить хотел… У вас жену Соней звать? – надтреснутым голосом роняет он в снег.
Шкет запускает пятерню в свою сальную подростковую шевелюру.
Как бы то ни было, тем вечером он просто въехал на первой собственной машине в садик перед домом. И несколько часов кряду смотрел на дом, сидя на водительском сиденье. Выглядел дом крайне запущенно. …
– Хотите чего-нибудь выпить? – спрашивает Адриан, обращаясь к Уве.
– Слушай, он же как лучше хотел, чувак, – смело встревает Йимми.
Бледная немочь орет в сторону дома. Так истошно, что черные очки съезжают на кончик носа. Валенок заливается пуще прежнего. Тетка, видно, вконец спятила, решает Уве, предусмотрительно останавливаясь …
– У тебя что же, нету прав? – От такой наглости Уве даже забывает, что однажды уже слышал, что прав у этой персиянки таки нет.
По эту сторону – только Уве, не считая троих крупногабаритных работяг из коммунальной службы в ватных штанах и строительных касках. Сгрудившись, глазеют в разрытую ими же яму. Яма кое-как огорожена м…
Уве стоит, руки в карманах. Рядом с таким же видом кошак – даром что карманов нет. И рук. Анита – маленькая, невзрачная, серые брючки, серая вязаная кофтенка, голова поседела, кожа посерела. Правда, …
– И он свалился с лестницы, – уточняет Уве.
Уве плетется за ней. Легко ей говорить: «Чем лаяться, проще заплатить». Нет уж: тут дело принципиальное. Когда охранник на вопрос, с какой стати надо платить за стоянку у больницы, выписывает штраф, …
Соня видела, как он бьется. Понимала, как ему больно. И потому до времени позволяла драться, беситься – нужно же хоть как-то, хоть куда-то выпускать пар. Но как-то под вечер, когда лето уже стучалось…
Уве смотрит на нее с бесконечной тоской, словно все, что он говорил, Парване пропустила мимо ушей. Напрасно было разжевывать беременной бабе, в чем суть владения автомобилем. Объяснять, что надо меня…
Увалень жестами и знаками пытается деликатно намекнуть женщине: дескать, задача не так проста, как может показаться. Чернявая, отнюдь не столь деликатно, а скорее даже наоборот, семафорит ему что-то …
Та, попятившись и убрав прядь со лба, неотрывно смотрит на сжатые кулаки.
Ухмылочка на его лице теряет прежнюю уверенность.
И заметила, как при слове «автобус» у Уве беспокойно заходили желваки.
Уве молча кивает – в одной руке пластиковый шланг, другая, в кармане, сжалась в кулак, – на миг задумывается, что бы ответить, и, не найдясь, прячет глаза и плетется восвояси. Отойдя на несколько мет…
– Так это, я чего… Мне сказали, у тебя терки с владельцем той «шкоды», – сказал Андерс.
Кажется, будто Уве просто очень крепко спит. Никогда еще не видала она его таким безмятежным. Кошак лежит сбоку, ласково уткнувшись головешкой в ладонь Уве. Завидев Парване, встает медленно-медленно,…
Карие глазища – огромные, Уве прежде таких и не видал.
Смолкает. И вот они стоят напротив, мужик пятидесяти девяти лет от роду и подросток, в нескольких метрах друг от друга, стоят и возят ногами по снегу. Словно мячиком перекидываются – ворохом воспомин…
– Знаешь… такая… фигня вышла с твоей женой, Уве. Она мне всегда нравилась. И хавчик такой отпадный готовила.
Будто он такой неблагонадежный, что ему нельзя свободно прохаживаться по больнице, как другим посетителям.
Уголок его рта подрагивает. Тишина затягивается дольше чем на пятнадцать секунд, парень нервно теребит изнанку футболки. Уве жмет на кнопку, заслышав бульканье кофеварки, поворачивается, по-хозяйски …
– Тебе какого размера? – интересуется Уве.
Уве отдергивает занавески в зеленый цветочек (жена давным-давно грозилась их поменять). И видит коренастенькую чернявую смуглянку лет тридцати явно нешведского розлива. Та отчаянно машет водителю, св…
Раз – Парване ныряет в сугроб, два – выныривает обратно, держа на худеньких руках промерзшую кошачью тушку. Вид – будто четыре эскимо вмерзли в облезлый шарф.
– Закон есть закон, – сказал ему тип в белой рубашке, когда Уве в последний раз пришел уламывать призывную комиссию.
– Ты должен рассказать, что происходит на картинке. На разные голоса, – поясняет она.
– Принц не ссыт на твою гребаную плитку, урод! – фыркает немочь и, сжав кулаки, подступает к Уве на два шага.
Они вылупились на Уве практически так же, как только что разглядывали свою яму. Видимо, работа у них такая – зенки пялить. Уве недовольно смотрит в ответ.
– Маху дал! Извини! Сорри! Ящика-то в зеркало не видно! С этими прицепами вечно фигня – никогда не знаешь, куда вывернут.
Кот входит в гостиную такой походкой, будто цедит в ответ: «Да уж, да уж, сработало бы…»
Он пытается просочиться мимо, но Анита стоит на пороге, незыблемая, как древний рунический камень на голой скале. Набирает побольше воздуху, смотрит чиновнику в глаза.
Тома увезли в больницу. Стали допытываться, что с ним стряслось, но Том только прятал глаза и отвечал, что «поскользнулся». И странное дело, у всех присутствовавших при его падении разом отшибло памя…
Потому как всему есть предел. Застыв на пороге гостиной, Уве размышляет, сказать ли ей, чтоб хотя бы подложила газетку под кошака, или рискованно – снова запустит варежкой. Но когда Парване оборачива…
Но где ему было тягаться с чиновниками в белых рубашках? Где было бороться с диагнозом?
По субботам, если у отца выпадал выходной, отец вел Уве во двор, поднимал капот и подробно учил, как какая деталь называется и для чего нужна. По воскресеньям они вдвоем шли в церковь. Ни отцу, ни Ув…
– Дык, ёлы. Клевая училка была. Я чё и говорю. Я ведь это… как бы… типа ни писать, ни читать не мог… Не шарил ни фига.
– Сериал есть такой… про одного типа… убийцу, – едва слышно лепечет увалень и начинает ковырять ботинком зазор между пленкой и порогом.
А Уве, понятное дело, не нашелся что ответить.
На перекрестке Парване как нечего делать выполняет левый поворот – так беззаботно, только что не присвистнув.
– Я все Андерсу скажу, ты об этом пожалеешь!
Поскольку никто из присутствующих даже не пытается разъяснить врачу причину столь разительного несоответствия – Парване лишь пихает Уве в бок и ухмыляется («ближайшая родственница!»), а Уве только ши…
Где-то через минуту слабость отступает. В правом глазу далекий мигающий отблеск. «Ауди» скрывается из виду. Уве разворачивается и медленно бредет к дому, держась за сердце.
– Она из Ирана. У них там без еды шагу из дома не ступят.
Уве молча уставился на человека. Скорее всего, хотел убедиться – не шутит ли тот. Наконец кивнул.
– Соня живая! Хватит делать вид, что она умерла! – проорал он в коридор.
– Так ты его не отогреешь, – дружелюбно замечает пончик.
– А я в декрете, – беспечно шлепает себя по пузу Парване.
– А, ясно! – восклицает Парване, закатив глаза.
Уве расслышал в ее голосе смех. Это ему не понравилось. Не оборачиваясь, он только буркнул «да-да» и скрылся за крутящейся дверью торгового центра. В первом проходе он сразу повернул налево: вдруг со…
– Но я же слышу, что есть, – возразили ворота.
– Пора, – уведомляет он маленькую женщину, чуть не подпрыгивая от нетерпения, и рвется в дом.
Толстяк замечает Уве. Приветливо машет. Уве сдержанно кивает в ответ. Юноша, остановившись, продолжает махать так энергично, что сиськи колыхаются под футболкой. Уве твердит, что не знает другого так…
Чиновник в белой рубашке останавливается, буравит ее взглядом. Устало мотает головой, морщит кожу вокруг носа, так, что тот практически исчезает между щек.
– Ни слова, говорят тебе, ТВОЮ МАТЬ! Понятно тебе?!
Уве сокрушенно качает головой. Два часа тому назад она не знала, где у машины сцепление, а теперь, вишь ты, недовольна: не дали ей самостоятельно запарковаться между двумя машинами.
– КЛЁУ-У-У-УН! – взвывает младшая, прыгая на диване. Может, дите пичкают наркотиками, начинает подозревать Уве.
– Стало быть, не твой, – подводит итог Уве.
Не дав ей договорить и не сняв обуви, Уве проходит мимо нее в дом.
– Ладно, но вам какой хоть – обычный или с «три-джи»?
– Это ты не понимаешь, что говоришь. Ты хоть раз имела дело с властями? Знаешь, каково это, тягаться с ними? – отвечает он упавшим голосом, и плечи его никнут.
Уве молча выходит из машины. Ладно, невелика беда: ну, затащили его вчера ужинать, с этим он уж как-нибудь готов смириться. Нет, не подумайте, что Уве по вкусу кулинарные изыски Парване. Натушила бы …
– Алло, алло! – взывала журналистка за секунду до того, как Уве бросился вон.
– Слыхали, ты погорел? – спросил он, почесывая черную бороденку.
– Одного солнечного луча довольно, чтобы прогнать все тени, – ответила она, когда он поинтересовался, откуда в ней эдакая прорва оптимизма.
– Уве, дорогой, ну, может, тебе все-таки отдать деньги за парковку? – спрашивает Парване.
Возможно, были у обоих и другие резоны невзлюбить друг друга, говорила Соня. Впрочем, если вам мало этой причины, то вам и остальных не понять. А коли не понять, то что толку про них рассказывать?
– Да я, блин, не про имя спросил, я… – начал было Уве, но осекся, едва увидал пустой, как поверхность пруда, взгляд с той стороны ветрового стекла.
Справившись с собой, Анита гордо вскидывает голову, откашливается.
И тут Парване как расплачется! А Уве, вздохнув: «Одно слово, бабье», разворачивается и идет во двор.
– ТУТ! ХВАТАЙСЯ! – велит он самому патла тому из малолеток, стоящему ближе к краю.
«Бог отнял у меня ребеночка, любимый Уве. Но дал мне тысячу взамен».
– Мало кто знает, что такое совесть, – отбрил ее отец, взял сына за руку, резко развернулся и пошел обратно на работу.
– А много он смыслит в отопительной системе, твой Руне? Ни бельмеса! – нападает на нее Уве, но, перехватив взгляд Парване, воздерживается от дальнейшего натиска.
И вот наступил понедельник, но у пенсионера Уве больше не было никакой функции.
И хочет продолжить, как вдруг замечает, что Уве ее не слушает. Взгляд его переключается на что-то позади нее. Зрачки сузились.
Парване кивает, уже идет к выходу, как вдруг замирает – заметив что-то в гостиной. Уве, даром что стоит в дверях, прекрасно знает, что так привлекло ее взгляд.
Кот усаживается задницей в снег. Уве строго смотрит – сперва на кошака, потом на могилку.
Употребить инструмент по назначению Уве было негде, а потому он бесцельно таскался с ним повсюду несколько дней. Наконец его сердобольная хозяйка, сжалившись, разрешила ему поискать по дому: вдруг от…
– Но, Уве, ты пойми… Если ты не скажешь, кто украл, если найдется свидетель, а то и несколько, которые скажут, что украл ты, а? Нам тогда придется думать, что это был ты, – сказал владелец «опеля» (к…
Но теперь уж поздно. Теперь он в третий раз меньше чем за неделю торчит перед этой треклятой больницей, будь она неладна. Шантаж, вот и весь сказ.
Уве задумывается на миг. Потом кивает. Словно допуская возможность принять это обстоятельство в качестве резонного аргумента.
– Эй, вы! – кричит он во тьму. – Вы чем там занимаетесь?
– Интересно, как же это вы меня не пустите? А, Уве? – спрашивает чинуша наконец.
И стоит посреди прихожей. Таращится на теплую коробку с рисом, шафраном и цыпленком так, словно там внутри взрывчатка. Затем идет на кухню и убирает коробку в холодильник. Не то чтобы он вдруг завел …
– А такое: сейчас они увезут в богадельню маразматика из крайнего дома. А после – твоя очередь!
Она снова озирается, поворачивается к спинке, к креплению ремня, словно сцепление спряталось именно там. Уве хватается за голову. Парване тут же вспыхивает, лицо ее – само негодование.
– Ну пожалуйста, – просит дежурный за плексигласом.
– Здорово! – застенчиво отзывается Мирсад.
Уве с кошаком, прижухшие, сидят в «саабе», который стоит на грузовой эстакаде недалеко от входа в больницу.
– А, ты… Здравствуй, здравствуй, – здоровается Уве.
Рольфу Бакману, моему отцу, – за то, что я (надеюсь) отличаюсь от тебя в наименьшей из возможных степеней.
Зато увещевал Соню не подавать милостыню уличным попрошайкам (все одно на выпивку изведут). Но та все-таки подавала.
– Ни-ни, – с самым серьезным видом вторит ей Патрик, покачивая головой.
– Может, все-таки купить тебе чего-нибудь? – ласково спрашивает у Уве.
Поспешно кивнув, Адриан убегает на кухню. Через минуту выносит здоровенный ящик, спешит к выходу.
Уве делает страшные глаза: мол, задолбал ты уже – понапридумывают всяких бессмысленных словечек, лишь бы народ честной смущать.
Уве застыл, словно ждет: сейчас кто-нибудь догонит ее, вернет, скажет, что Уве не договорил. Только догонять некому. Уве упирается кулаками в бока. Взгляд его падает на шланг. Сами берут лестницу, са…
Чиновник в белой рубашке за всю беседу ни разу не выдал своих чувств. Он вообще, сколько ни встречал его Уве, был скорее не человек, а машина. Как и все остальные белые рубашки, повстречавшиеся на пу…
– Шестигранник, – в один голос восклицают Уве с Парване.
Парване пристально следит за Уве, замечает, как он чуть попятился, пытаясь заслонить собой следы.
– Это не та гребаная «читалка», про которую все нынче талдычат?
– Ну, при мне-то хотя бы порядок был, – добавляет Уве и топает дальше, к гаражам.
Анита понимающе кивает. Да и что тут возразить, когда тебя ставят перед неоспоримым фактом: у доброго хозяина, даже если дом его крыт чем-то другим, кровельное железо все равно расходится в таких кол…
– Пошли, – не взглянув на кота, зовет его с собой. – Покажем этой шавке, где раки зимуют.
И вот он стоит перед нею и гладит могильный камень. Гладит и гладит. Словно хочет оттереть ее у смерти.
Так и продолжали жить – тихо-мирно. Ну, по крайней мере, настолько «тихо и мирно», насколько это возможно для таких людей, как Уве и Руне.
– Ну, вообще-то… как сказать… Очень даже ничего… Все зависит от того, что вам надо.
Час спустя все вместе стоят возле гаража Уве. Увальню наложили гипс на руку и на ногу – выпишут через несколько дней, так сказала Уве Парване. Хотел Уве ответить ей, что увалень ее – пентюх, каких св…
– Беременная, понимаешь. Гормоны и все такое… – пытается пошутить он.
– Прости, Уве, совсем задурила тебе голову этой чепухой.
Уве, засунув ручку с блокнотом во внутренний карман, отправляется в сторону мусорки.
– Могу глянуть, ежели дозволите, – загорелся вдруг Уве.
– Старый хрен! Каз-зёл! – кричит ему шкет вдогонку.
– А ты хочешь, чтобы ребенок извелся от скуки, а потом набивку тебе из сидений повыдергивал? – спокойно парирует Парване.
– Господи, да не правильное, а к-р-о-в-е-л-ь-н-о-е. Для крыши которое.
– Мы поедем только в одно заведение, в наше собственное! К себе ДОМОЙ! – проорал Уве в коридор и, ополоумев от гнева и полной безнадеги, запустил в дверной проем Сониной туфлей.
– Железо? – громко повторяет он для себя, будто пробует слово на вкус – так бывает, когда мы спросонья усиленно пытаемся вспомнить подробности сна.
Стрелки при въезде на парковку велят заезжать справа, однако «мерин» (очевидно, тоже углядев два свободных места) попытался обойти Уве и прорваться напрямик, налево. Но Уве резко крутанул руль, прегр…
– Это все Адриан придумал, – начинает Мирсад, опуская глаза.
– А вы-то чего сюда шли? – строго спросил Уве Парване, протягивая ей дрыгающуюся хохотушку, точно мешок с картошкой.
Та, судя по ухмылке, подчиняться не собирается.
– Да починю я твой вентилятор. Отстанешь тогда от кота?
Уве пристально смотрит на Парване. Та только диву дается. Уве властно указывает на педаль у нее под ногами.
– Уве сме-е-есно-о-о-ой, – заливается смехом младшая.
– Вот папашка твой гордился бы тобой! У того то же руки из жопы росли, но чтобы хату свою спалить, это, сука, уметь надо! – кинул Том вслед Уве, когда тот входил в душевую.
– Зачетно, да? – радуется Йимми и уже готов дать Уве «пять».
– Виноват, – пробормотал он сконфуженно, пнул ножку своего кресла, потом прошептал чуть слышно: – Мне просто хотелось узнать: каково это – быть парнем, который тебе глянулся?
Уве смотрит на увальня, потом – на нее. Увалень тем временем осторожно ощупывает лицо – не лишился ли ненароком какой выступающей детали.
Дождавшись, пока пожиратель контейнеров скроется из виду, Уве выходит из «сааба». Трижды дергает за ручку. Запирает ворота. Трижды дергает за ручку. Идет по дорожке между домами. Останавливается у ве…
Кошак навостряет уши: пытается разобраться, из-за чего весь сыр-бор, понимает, что дело не стоит выеденного яйца, устраивается поудобней на коленях у Парване. Вернее, если совсем уж не отклоняться от…
Десять минут погодя Парване притормаживает и паркуется на другой стороне.
– Жесть… – неуверенно констатирует Мирсад.
– Шикарное вышло интервью! – настаивала довольная журналистка, напрашиваясь на похвалу.
– Турникет твой не работает, – сообщает ему Уве.
Парване даже кивнуть не успела, Уве в четыре огромных шага уж был на крыльце ее дома. Ему открыл Патрик, на костылях, в гипсе чуть не до самого пупа.
– Ты уж прости меня, – тихо бормочет Уве.
И тут она как засмеется! А ведь и впрямь выбесился бы.
На лице у Уве написан ответ: хватит попусту переводить мое время. Ежу ведь понятно: если карта не работала полминуты назад, то не заработает и сейчас. Уве высказывает это соображение вслух.
– Патрик в гипсе проходит еще не один месяц. Мне нужно сдать на права, чтобы возить девочек. Поучишь меня водить?
Уве яростно сопит и буравит ее взглядом. Словно пытается поймать на лжи.
Он вышел из дому затемно, раньше, чем ленивое солнце кое-как вскарабкалось на небо, и куда как раньше, чем выползли из кроватей ленивые соседи. Стоя в прихожей, Уве скрупулезно изучил расписание элек…
Уве смущенно ерзает на месте. Парване несколько раз стукает кулаком по рулю. Ворчит что-то типа: «Даже лимонад не дал допить». Потом, бессильно обмякнув на руле, зарывается носом в рукава кофты, рыда…
Йимми испуганно кивает. Уве упирается взглядом в землю, грудь под курткой ходит ходуном. Он думает, как бы отреагировала Соня. Кабы ей сказали, что ее лучшая подруга не пришла к ней за помощью, решив…
– Кровельное. Железо? – задумчиво повторяет она.
Уве глянул на Парване. Глянул на Патрика. Грохнув мобильником Парване о кухонный стол, взревел, что нужен новый план! Срочно! Парване, конечно, расстроилась сильно, Патрик же кивнул с готовностью, об…
Она приосанивается, складывает руки на пузе.
Чиновник в белой рубашке, не прекращая мотать головой, протискивается внутрь, оттеснив Аниту. И только теперь видит тень, вздымающуюся у нее за спиной.
– Юхан-то? Куда там… Он в Америке живет. У него своих забот хватает. Дело молодое, небось сам знаешь!
Наутро оба встают без четверти шесть. Завтракают кофе и тунцом. Обойдя территорию, Уве хорошенько расчищает дорожку перед домом. Затем, опершись на лопату, стоит подле сарая, смотрит на свой поселок.
Вытянув из пачки сигарету, чиновник сует ее в уголок рта, закуривает. Уве надсадно дышит, грудь под курткой ходит ходуном. Женщина, собрав свои папки и бумажки, поправляет очки. Белая рубашка вздыхае…
Одно дело – распрощаться с собственной никчемной жизнью. Другое – испортить чужую, встретившись взглядом с человеком за миг до того, как превратишься в кровавую лепешку на стекле его кабины. Хрен вам…
Уве замирает на несколько мгновений, пытаясь отдышаться, идет вслед за ней.
Без пяти шесть состоялась первая встреча Уве с кошаком. Кошаку Уве сразу не понравился. Надо сказать, неприязнь оказалась в высшей степени обоюдной.
– Это же лишай ходячий, рассадник бешенства, чумки, фиг знает чего! – угрожающе подступает она.
И голубая сталь его глаз впервые в жизни исполнена неподдельной ярости. Уве бровью не ведет. Чиновник в белой рубашке идет прочь, в сторону гаражей, к дороге, и всей своей поступью как бы дает понять…
– В каком смысле «всегда»? Хочешь сказать, она всегда меня вот эдаким малюет, что ли?
– Посередине тормоз. Справа – газ. Медленно отпускай сцепление, пока не тронется двигатель. Тогда жмешь на газ, отпускаешь сцепление и едешь.
И наставляет дробовик. У Мирсада в руках баул. Он осторожно ставит его на снег. Адриан машинально задирает руки вверх, как при ограблении, отчего, потеряв равновесие, опять плюхается задом в сугроб.
– Ты должен придумать что-нибудь, чтоб они его не тронули! – приказывает Парване, пытаясь ухватить Уве за руку.
– Ну… в приют сдадите или еще ку… – начинает Патрик, но Уве не дает ему договорить.
– Ой, да. Латте! – отвечает Парване томно, словно ей массируют плечи. Промакивает лоб салфеткой. – Желательно холодный латте, если есть!
– Г-гад помоечный… Чтоб он сдох! Так ис… исполосовать Принца, – заикается она.
Зайдя внутрь, Уве краем глаза видит, как за окном парнишка с сажей вокруг глаз отдает бутерброды бродяге с чумазой бородой.
– А что, ей обязательно рисовать в машине? – интересуется Уве.
– Их на «Саабе» делают, – отрывисто кивнул Уве.
Старшая закатывает глаза, ну копия мамаши – та вот так же закатывает их, стоит Уве сморозить что-то не по делу.
Уве босиком идет по снегу за шлепанцем. Смотрит на него с укоризной: ну как же ты так промазал! Потом собирается с духом и отправляется на обход. Да, ты нынче собрался помереть, но это еще не повод д…
Вот примерно так оно и вышло, что и сегодня Уве не привелось умереть. Поскольку кое-что настолько разъярило его, что затмило собой все остальные вещи.
– Только не говори мне, что дала этим олухам на «скорой» заехать на территорию!
И он подмахнул бумажку. Одной рукой. А другую, в кармане, сжал в кулак.
Джип бибикает. Парване выжимает сцепление. «Сааб» откатывается, задом утыкается джипу в передок. Типы в татуировках сигналят уже практически без остановки: прямо не джип, а сирена перед авианалетом.
– Да мы, когда переезжали, комод из «Икеи» раскрутили. А этот, шестилапик-то, я и не взял, – без тени смущения отвечает увалень.
– Это из социальной службы, – кивает она вслед белой «шкоде».
Выходит в прихожую, надевает парадный костюм. Проверяет внутренний карман – на месте ли конверт. Уве пятьдесят девять лет. Он потушил весь свет. Помыл за собой кофейную чашку. Вбил крюк. Пора!
– Отвечай на вопрос! – потребовал директор.
– Ну, ты готов, что ли? – фыркает Уве. Кошак показывает, что готов. Тогда Уве, повертев ключами и почти не глядя на Парване, негромко подтверждает: – Добро. Тогда завтра в восемь.
– Я – Парване́, – говорит беременная приезжая, ставя ногу на порог.
Старшая выжидающе смотрит. Потом подает ему пластиковую коробку. Уве нехотя берет ее. Коробка теплая.
– Слушай… Как бы нам… как бы мне ее спровадить? – сказал он и выразительно посмотрел на нее: не знай Парване соседа, она приняла бы этот взгляд за выражение мольбы. – Не хочу оставлять «сааб» наедине…
Он медленно встает. Идет в гостиную. Взбирается на стремянку. Сверлит дырку, намертво вкручивает крюк. Слезает со стремянки, смотрит, что получилось.
– Не беспокойся, Уве! Спасибо, что подвез, – встревает в беседу Патрик, желая примирить стороны.
– Тсс! Тихо ты, холера, кошака разбудишь! – сердито шикает Уве на Адриана.
Кто-то из них делает пару шагов навстречу Уве, кто-то кричит. Уве прибавляет ходу, несется, как живой снаряд, пущенный из катапульты. Нет бы мне взять что-нибудь поувесистей из сарая, спохватывается …
От гнева лоб у Уве собирается в одну огромную и грозную складку.
Уве с тоской посмотрел вслед «мерседесу».
– А я слышу, кричат, чувак, дай, думаю, загляну, чё за ахтунг, – бодро кудахчет пончик, пожимая плечами, – жир широкими складками проступает под футболкой.
Пауза. В трубке, кажется, кто-то задумался. Тяжелый вздох.
– А зачем вам говорить с Уве? – используя более привычные средства коммуникации.
– Тебе что, монитор нужен? – не поймет Уве.
Йимми радостно кивает. Тут начинает пиликать его мобильник.
Уве смотрит на нее с нескрываемой обидой.
– Ну, мы с кошаком пойдем пройдемся по округе.
Двадцать минут погодя Парване, мало что понимая, выходит из дверей дома. На ее крыльце стоит Уве, мерно похлопывая по ладони трубкой, свернутой из газеты.
Она не двигается с места, Уве в сердцах пинает плинтус.
– Ты вообще кем работаешь? – спрашивает он.
– М-да, так тебе твоих девяти жизней ненадолго хватит, – произносит Уве.
– А по телевизору не было ничего интересного, – говорит Уве.
– Посиди тут, присмотри за ними, – коротко велит она и, прежде чем Уве успевает возразить, скрывается в глубине коридора.
Предложение звучит не как вопрос, а скорее как утверждение. Тут на пару мгновений Амель теряет дар речи, а когда обретает вновь, сам не понимает, как так вышло, что на стремянке вместо него уже стоит…
– Как нельзя? Голубым? А как же тогда прикажете его величать?
– Интересное дело. Что ж, получается, героем может быть кто угодно, только не я? – ворчит он.
Уве выставил вперед здоровенную пятерню, перегородив тетке дорогу, и машинально выпихнул за порог – она чуть не полетела головой в сугроб.
– Ездить по территории запрещено! – говорит Уве.
Круглая физиономия Йимми расплывается в добродушной улыбке.
– А знаете что? Может, мой напарник уже обслужил покупателя, так он вам лучше все покажет и расскажет!
– Да ты сам понимаешь, что говоришь?! – рычит Парване.
– Написано же: проезд по территории запрещен. По-шведски читать не умеете?
Фигуры у дома замирают. Слышно, как перешептываются.
Уве волей-неволей смотрит на рисунок. Одни черточки да закорючки.
– Ты чего это… заголяешься? Какого, понимаешь… – запинается Уве.
Парване, ойкнув, бросается к юноше, отнимает кошака, быстро заворачивает в одеяло.
И сегодня это сделать – в самый раз. Вот только кто-то где-то догадался, что единственный способ остановить Уве – это подослать к нему кого-нибудь, кто разозлит его настолько, что Уве опять отложит з…
В конце концов Уве догадался выглянуть в окно – взгляд его остановился на грузовике.
– Ну, тогда ты возьмешь, – говорит толстяку.
Уве напрягается. Шкет указывает на конверт.
– Я же не прошу тебя стать нейрохирургом. А всего лишь – научиться водить машину. Тут газ, тут тормоз, тут сцепление. Самые тупые болваны на свете и те смогли разобраться, что к чему. Так неужели ты …
Эта самая журналистка Лена с утра занесла Уве по дороге газету. На первой полосе – фотография: Уве стоит, глядит сурово. Слово свое он сдержал: побеседовать побеседовал, на расспросы ответил. А скали…
Кошак смотрит как будто с обидой. Уве прочищает горло.
– Тогда жди, через два часа за тобой заеду. Будем учиться на моей машине.
Йимми, похоже, пытается осмыслить ответ. Уве трижды дергает за ручку ворота своего гаража.
Он уже вставал, когда она, перегнувшись через стол, накрыла его руку своей.
Когда сгорел дом, Уве стал ночевать в «саабе». Наутро после пожара принялся было в одиночку разгребать золу и завалы. На другое утро смирился, осознав, что не сдюжит. Дом не вернуть, а все труды по е…
Когда он вышел из дому, все соседи еще спали. Он прошел к стоянке. Открыл гараж ключом. Конечно, у него есть и пульт, однако Уве не жаловал автоматику: ни один уважающий себя человек не станет пользо…
– Я Лена. Журналистка. Из местной газеты. Я… – Она протягивает руку.
– Они хотят забрать у меня Руне, – вздыхает она.
– Ну-с, с чего начнем? – бодро кудахчет она, едва он отобрал у нее лимонад.
Уве в полном недоумении глядит на этот ходячий дефект дикции.
Уве знал, как отговаривали ее подруги: зачем за него идешь? И в общем, не сильно обижался на них из-за этого.
– Сорри, чувак, не удержался, – извиняется Йимми и со смущенным видом передает мелок назад Парване.
Уве пошел было разобраться, покончить с этим безобразием, но молодые наглецы стали насмехаться над ним. Уве не сдавался, тогда один из них пригрозил ему ножом. На другой день урезонить их вызвалась С…
Чиновник в белой рубашке вздыхает, словно его следующая угроза адресована карапузу.
– Шалишь, нам тут попрошаек не надо, чай, не айтишники, ишь, губы-то раскатал, – добавляет Уве и строго тычет пальцем в кошака на случай, если тот не понял, к кому обращаются.
– А дядя, случайно, не даст нам пять крон?
В дверь снова звонят. Уве поворачивается и смотрит на нее с упреком. Делает несколько шагов в сторону прихожей, но тут чувствует, что тело его закаменело, как застывший гипс. Стук – то ли от половиц,…
– Нет. Руне в последнее время очень болеет. Говорят, вроде Альцгеймер. Он, ну понимаешь, ему уже такое больше не потянуть. И вообще он в инвалидном кресле теперь. Тяжеловато, конечно.
Уве таращится на карту как на предателя и сует обратно в бумажник.
– Ну ладно, не смею задерживать, – пробормотал Уве.
– Ну, там, может, ты есть хочешь? Или пописать тебя отвести? Чего еще там?
– Фу, с меня хватит… – Парване, вздохнув, щупает свой лоб. Глядит на дочерей: – Будьте умничками, посидите тут с дядей Уве, а мама сходит посмотрит, как там папа. Хорошо?
Уве кивает про себя, одобряя самодостаточность трехлетнего ребенка, и переключается на семилетнюю девчушку.
– Скажи ему лучше, чтоб хозяйство свое поменьше чесал у меня под окном, – отвечает Уве.
Уве даже не знает толком, что подвернулось ему под руку, вроде какая-то белая розетка – в любом случае штука довольно увесистая: продавцу мало не покажется, если что. Продавец глядит на Йимми, уголки…
– Ну, значит, в «Макдоналдс», – кивает Парване.
– Совершенно верно. Айпад. Только что ж это вы, не надо бы его так трясти-то…
– Из социалки приходили, хотят забрать его, прикинь, – поясняет Йимми, догнав его.
– Да, мелочь кой-какая завалялась, так сунула тому бедолаге, – отвечает Парване, кивая в сторону бродяги с чумазой бородой, все так же скучающего у стены.
Краем глаза замечает, как соседка сощуривается. Словно сидит за игорным столом и пытается угадать козыри соперника. От этого прищура Уве становится не по себе.
– Спасибо, Уве! – говорит Адриан и делает шаг навстречу Уве, но вовремя спохватывается, удержавшись от следующего.
Наконец, обведя присутствующих взглядом такой убойной силы, что у тех перехватывает дыхание, точно их опустили головой под воду, чиновник в белой рубашке принимается за бумаги.
Уве, как он был, в одном исподнем, с саднящими легкими, вдруг заметил, как над его домом взметнулись первые огненные языки. Опрометью кинулся было на лужайку, но тут понабежала пожарная команда, бесц…
Перед ними на банкетке, скрестив руки на груди, сидит Уве, злой как черт. По бокам сидят девочки – старшая, скучая, смотрит в потолок, у младшей рот до ушей – точно ей только что разрешили ежедневно …
Уве одаривает дежурного таким взглядом, будто тот только что назвал Уве импотентом. Дежурный за плексигласом замолкает.
Сопляку лет восемнадцать, решает Уве, приглядевшись повнимательней. Пожалуй, скорее шкет, чем сопляк.
Анита кивает. Берет со стены ключ от сарая, кладет ему в ладонь.
– Правила есть правила, вот и весь сказ, – строго кидает Уве вдогонку соседке, которая направляется к гаражам. Та не отвечает.
Уве без особого энтузиазма разглядывает книгу.
– Кончай смотреть на меня так, будто это я виноват, – говорит Уве кошаку.
– Что нашли, то наше: всегда так было, – пробурчал он, показывая отцу на бумажник.
Голос шелестит, точно страницы газеты. Уве теребит железный лист.
Паренек показывает. Уве смотрит на него, прищуривается.
Раз шесть за ночь Уве просыпался оттого, что кошак, весьма бесцеремонно запрыгнув к нему в постель, пытался прикорнуть у него под боком. И Уве всякий раз, как бы ненароком, спихивал его ногой на пол.
– А может, с вашей карточкой что-то не так? Может, грязь на магнитную ленту попала?
Переходит через дорогу и принимается раскидывать сугробы перед соседними домами.
Клоун, похоже, растерян – состояние, надо сказать, не самое подходящее для клоуна.
А спустя несколько недель Уве закончил ремонт, и, когда солнце вышло из-за горизонта, Уве, забив последний гвоздь и сунув руки в карманы синих штанов, гордо стоял в саду и любовался своей работой.
– Ну да, может статься. А на что тебе Соня?
Жена молчит. Уве дотрагивается до цветов.
Уве чистит камень еще, хотя сметать с него уж нечего: весь снег, который был, давно сметен.
Кивнув, Уве начинает возиться с кофеваркой.
– Спасибо, – сказал Уве и собрался уходить.
– Ну и работник нынче пошел. Только обед на уме, – хмыкает Уве.
– У меня у самого такой же. Мегаофигеннейший гаджет! – с увлечением объясняет Йимми, показывая на коробку.
– Какая грязь? Нет у меня никакой грязи на ленте, понятно?! – тычет пальцем в стекло Уве.
– Да ладно, фокусы у него все равно отстой, – вздыхает старшая. – Ну что, поедем домой? – интересуется она, вставая со скамьи.
И конечно, были люди, не понимающие, как можно судить о чувствах мужчины по маркам машин, на которых тот ездит.
Едва это имя слетает с ее губ, лицо у Уве чернеет, от гнева словно превращается в маску.
– Закон есть закон, – равнодушным голосом сообщал брандмейстер в белой рубашке в ответ на протесты Уве.
– И чтоб твоя псина больше не ссала возле моего дома, не то я напряжение на плитку дам.
Уве смотрит на часы. Четверть третьего пополудни. Мотает головой, ему неловко. То ли из-за виски, то ли из-за Амелевых объятий. Крашеный бежит на кухню, продолжая на ходу отчаянно оттирать глаза.
Парване ободряюще обнимает Аниту за плечи.
Он выскочил на веранду как был – в одних трусах. Месяцы перетаскивания бревен на стройке не прошли без следа: из юнца Уве превратился в дюжего мужика. Вид голого торса и молотка, зажатого в правом ку…
Дом-то стоял на границе двух муниципалитетов, вот пожарные и ждали четкой отмашки по рации от своего начальства: а тогда уж туши кто во что горазд. Но сперва надо выдать санкцию, поставить печать.
Этот Шоссе, кажется, знал по-шведски еще хуже, чем Уве по-испански. Вздохнув, Уве озадаченно посмотрел на перепуганных детишек на заднем сиденье. Те держали старушку за руки. Уве вернулся к мотору.
– Вот вы со своим пентюхом, какая у вас заправка?
– Спасибо, что подвез нас сюда, – улыбается она.
– А это не твоего ума дело, – вовремя вступается за Мирсада Уве.
– Никто никого не сдаст ни в какие гребаные приюты! – рычит он.
Подняв глаза, Уве замечает взрослого мужика – тот, видно, на полном серьезе вырядился клоуном и ждет у дверей. На роже, от уха до уха, намалевана дурацкая улыбка.
– Думаешь, я с властями прежде не бодался? Думаешь, эти бюрократы так сразу и упекут Руне? ХРЕНА ЛЫСОГО! Разведут свою канитель с волокитой: кассации да апелляции, суды да пересуды! Вот так-то, брат.…
Снова останавливается посередине, смотрит на потолок. Вдруг понимает: прежде чем сверлить, хорошо бы примериться. Найти центр. А то хуже нет – дырявить потолок на авось.
Он направился было к кошаку, топая для острастки. Тот поднялся. Уве остановился. Так они и стояли, оценивая друг друга, точно два забияки вечером в деревенской пивнушке. Уве прикидывал, как бы поточн…
Прожив с ним вместе без малого сорок лет, Соня помогла осилить тома сочинений Шекспира не одной сотне труднообучаемых учеников с дислексией и дисграфией. За все это время Уве, как она ни билась, не п…
– Ну и как она? На ходу? – полюбопытствовал он.
– Какой же ты гад! – ревет без конца и лупит все сильнее. – Я не отпущу тебя, не смей умирать, слышишь?! – кричит она.
– Туши свет! Наш воришка пришел! – гаркнул он, вызывающе скалясь.
Было за полночь, когда Уве заметил, как Руне, бренча ключами от машины, направляется к парковке. Обратно тот шел, неся в руках пластиковый пакет, о содержимом которого Уве мог только гадать. А наутро…