Так кончилась счастливейшая неделя в его жизни.
Нагнав машину, Уве принимается барабанить по стеклу – женщина в очках, сидящая справа от водителя, от неожиданности подбрасывает свои папки – бумажки вываливаются ей на голову. Водитель в белой рубашке, напротив, бровью не ведет. Опускает стекло.
– А мы с Андерсом на озеро идем, на коньках кататься!
Сегодня Уве просто обязан умереть. Этот день, будь он неладен, станет днем, когда Уве наконец сделает то, что столько времени собирался сделать.
Руне смотрит сквозь Уве, словно тот прозрачный. Глазки блестят ровным блеском, как новая пленка на капоте. Сам отощал, ссутулился, бороденка седая, почти белая. Раньше крепкий был мужчина, солидный, а ныне одежонка на нем висит, как на вешалке. Укатали сивку крутые горки. Совсем старик стал. Старый, дряхлый старик, вдруг понимает Уве, и это открытие неожиданно сражает его. На миг глаза Руне озаряет какой-то проблеск. Уголок рта вдруг кривится.
Письмо было подписано тем самым мужиком в костюме и полупальто, который брякнулся тогда без чувств на рельсы и которого вытащил Уве. От Лены Уве узнал, что впоследствии доктора установили причину обморока: нашли в мозгу у мужика какую-то мудреную хворь. Кабы вовремя не хватились да не взялись лечить, доконала бы она мужика в несколько лет. «Так что фактически вы ему дважды жизнь спасли!» – воскликнула Лена до того восторженно, что Уве даже пожалел, что в свое время выпустил ее из гаража.