Все цитаты из книги «Вторая жизнь Уве»
Уве не питал какой-то особой неприязни к этому коту. Отнюдь. Просто не любил их брата в принципе. Никогда не знаешь, какой фортель кошки выкинут в следующий момент, а потому он никогда не доверял им.…
Взял лопату, расчистил снег перед домом, убрал лопату в сарай. Запер дверь сарая. Будь Уве чуть наблюдательней, он, прежде чем отправиться в сторону парковки, вероятно, приметил бы в одном весьма нем…
Годы спустя Соня призналась мужу, что когда он подсел к ней в вагоне, то показался ей малость чудным. Угрюмым и неотесанным. Но у него были широкие плечи и большие бицепсы, бугрившиеся под рубашкой. …
А через несколько дней явится расфуфыренный маклер, узел на галстуке величиной с голову ребенка, и станет вешать лапшу про евроремонт да про полезную площадь и даже, может быть, распространится о сам…
– Да не загоняйся, нам только айпад выбрать, есть у вас чё?
И тревожно переглянулся с Патриком. Уве нетерпеливо кивнул: продолжай.
Возвращаясь в гостиницу, Уве набрел на этого Шоссе – тот копался под капотом махонькой коричневой машинки, дымившейся на обочине. В машинке сидели дети – двое – да какая-то старушка в платке. Старушк…
На работе отца любили. Тихий, добрый. Кто-то, правда, считал, что чересчур добрый. Уве помнит, что в детстве не понимал, что в этом плохого.
На зимний поселок спустилась густая мгла, Уве с кошаком идут знакомой дорожкой между домами. Веселый смех и музыка льются из дома именинницы, выстилая путь обходчикам теплым пушистым ковром. Соне бы …
– Можешь остановить, Уве? Назанин хочет писать, – кричит Парване так, словно от заднего сиденья до водительского метров двести, не меньше.
Словно все, что сказал сейчас Уве, – это несвязный лепет старого маразматика.
Причиной ли тому опустошенное лицо Аниты? А может, понимание, что победить в сражении еще не значит выиграть войну? Ну, зажал «шкоду», что ж с того? Они еще вернутся. Как вернулись к Соне. Как возвра…
– На свидание, что ли? – громко поинтересовалась она у Уве, спускавшегося по лестнице.
Когда врачи, увозя каталку с Уве, не пустили Парване в операционную, та набросилась на них с кулаками – насилу Патрик, Йимми, Андерс, Адриан, Мирсад да еще четыре акушерки ее утихомирили. Когда же хи…
Через несколько месяцев, прохаживаясь по той же самой платформе, Уве встретит девушку, свою будущую жену. Но покуда он не мог этого знать.
Стоя на лестнице, Уве недоуменно принюхивается. В доме не пахло так с той поры, как не стало Сони. Уве на цыпочках спускается с лестницы, скользит по паркету, вдруг вырастает в проеме кухонной двери …
– Идиот! – ревет Уве вдогонку «шкоде», но тип в белой рубашке словно не слышит. Машина скрывается за углом. Уве успевает запомнить номера.
– Если только тебя не затруднит, Уве, ты так бы меня выручил…
– Кот в носках! Вот ведь извращенцы, елки-моталки. Тьфу!
– Да нет у нас никакой карты, – отвечает Парване так безмятежно, словно заправляться где попало – это в порядке вещей.
Вслух все, конечно, сказали, мол, несчастный случай. Однако никто из знавших Эрнеста в жизни не поверил бы, что этот кот мог угодить под колеса случайно. На то оно и живое существо: каких только глуп…
– Ну это уже… – шипит Уве, кидается к машине и рывком открывает дверь.
Увалень озадаченно чешет голову: на взъерошенном чубе его остаются табачные крошки.
Чтоб утешить продавца, Йимми кладет тому руку на плечо и призывает Уве успокоиться и сбавить обороты. Уве, и не думая успокаиваться, возражает, что и так спокоен как слон.
Трудно сказать, сколько протомился у дверей Уве квадратный человек. Может, прождал все утро. Лицо сосредоточенно-бдительное, стоит по стойке «смирно», как дозорный на боевом посту. И мороза будто не …
– Решение принято. Комиссия изучала дело два года. Вы ничего не сможете сделать, Уве. Ничегошеньки. Во-обще!
– Уве, дорогой, бог с тобой, ну какой там путч?..
Он не знал, как заговорить, но все вышло само собой. Не успел он опуститься на лавку, как она, бодро повернувшись, тепло улыбнулась ему и сказала: «Здравствуйте!» И он тоже сказал: «Здравствуйте!» – …
– Ни слова больше! – взвивается Уве, в салоне гремит гром.
Всю дорогу вверх по лестнице Уве ворчит под нос что-то про соседей, от которых вовсе не стало житья. Наверху останавливается перевести дух, делает несколько глубоких вдохов. Боль в груди прошла. Серд…
Уве не понимал этих хождений по ресторанам. Кому это нужно – оставлять в заведениях такие деньжищи, нельзя разве поужинать дома? Что за радость – сидеть на вычурных стульях и жевать странную стряпню,…
– И как же ты велосипед до кафе допрешь, если у тебя машины нет? – наконец спрашивает Уве, понемногу успокаиваясь.
– Да фигня, зовите как хотите, – улыбается чумазый паренек, заходит за стойку и надевает фартук.
– Да еще скажи: машина у него – говно! – кричит ей вдогонку Уве.
– Да одного родственника моего, – сказал директор, выудил из кармана ключ и вложил в отцову ладонь, крепко пожав ее. – Была. А теперь твоя.
– А инструмент-то хоть есть? – интересуется Уве.
– Вы заплатили за билет банковской карточкой. По кассовому чеку я пробила ваши реквизиты, – отвечает она, попятившись еще на шаг.
– Да вызвала я «скорую». Уже забрали его. Только я в «скорую» не влезла. А все такси в городе нарасхват: снег выпал, на автобусе только застрянешь где-нибудь.
И Уве решительно зашагал между домами по дорожке в сторону автостоянки, которую инспектировал каждое утро. Остановился у знака, запрещающего парковку посторонних автотранспортных средств на территори…
Большей похвалы от отца Соня в жизни не слыхала.
– Спасибо, дедушка, – шепчет и бежит в свою комнатку.
Парване, шумно вздохнув, глядит на Уве, неодобрительно качает головой. Уве столь же неодобрительно мотает в ответ своей.
– И почем же у них литр? – недоверчиво прощупывает ее Уве.
– Никто никому не должен. Я тебе не бюро добрых услуг!
Пижон топтался в прихожей – слегка опасаясь предстать пред грозные очи Уве. Но Патрик с Йимми отважно втолкнули его в гостиную.
Машины у отца долго не было, а потом, в сороковых-пятидесятых, когда окружные начальники с промышленными директорами накупили себе железных коней, этот молчаливый железнодорожник прослыл в общем мнен…
– Я отлучусь, и ежели вдруг какая доска тебе понадобится, будем считать, что ты бросил ее в костер, – сказал прораб и с тем удалился.
Йимми кивает. Уве крякает. В первый раз за все время он выглядит растерянным.
– Выкладывай, как было дело, Уве! – вкрадчиво проговорила Парване, отойдя на пару шагов от ворот.
И прежде чем налить себе чашечку доброго кофе, Уве надел синие штаны, синюю куртку, обул шлепанцы на деревянной подошве и, сунув руки в карманы, как подобает человеку немолодому и не ждущему более от…
– Эй, может, хватит ломиться? – рычит он, распахивая дверь «сааба» – от такого рывка шланг, просунутый между уплотнителем и задним стеклом, выскальзывает, падает на бетонный пол.
Машина едет вперед, Уве потихоньку выкручивает руль (как делают все более-менее цивилизованные граждане перед тем, как сдать назад на машине с прицепом) и дает задний ход. Японец возмущенно пищит. Ув…
Парване останавливается, чтобы перевести дух.
– «Не согрешив, покаяться нельзя. Мой муж покается. И станет лучше. Гораздо лучше, через грех пройдя», – ответила она Уве в тот вечер, когда, впервые ужиная с ней, он признался, что обманул ее, сказа…
– Много уведомлений, – подтвердила вторая рубашка, помечая что-то в своем кондуите.
– «Рено»? Правда, что ли? – повторяет он.
Она раскрасила его мир. Дала ему все остальные цвета.
– Вот так вот, – говорит Уве и сует руки в карманы, как бы показывая, что вопрос закрыт.
Кто знает, может, именно скорбь по неродившемуся ребенку так сблизила двух мужиков. Но скорбь – штука опасная, в том смысле, что, если люди не разделяют ее, она сама разделяет людей. Вот и Уве, навер…
– Ну, тогда увидимся в поезде на обратном пути. Я домой еду в пять!
С толстяка пот ручьями, сам весь пятнами пошел, рожа пунцовая, но на кошака смотрит с умилением. Тот уже мало-помалу шевелит огрызком хвоста и только глубже зарывается мордой в сальные закрома под мы…
– Да не загоняйся, Уве! Сам видишь, какой я кабан. Нас, жирных, можно троллить по-всякому, зато, чувак, мы вырабатываем до хренища тепла!
Слова эти произнеслись как бы сами собой. Будто Уве и не сказал ничего, а так – громко подумал вслух.
– Господин директор передает, что вы приняты ночным уборщиком междугородных поездов, завтра утром вам надо явиться к вашему бригадиру, – сухо уведомила она.
– Обычный фильтрованный кофе. Самый обыкновенный, – повторяет Уве.
– Два года? – спрашивает Уве, не оборачиваясь.
– Ты куда? Эй, герой! – удивленно кричит ему вдогонку первый рабочий.
– Некогда мне базарить с тобой. Готовь машину. А я схожу за детьми.
Да и время – тоже странная штука. Мы ведь в большинстве своем живем тем, что будет. Через день, через неделю, через год. Но вот вдруг наступает тот мучительный день, когда понимаешь, что дожил до так…
«Неужто нынче никто за принципы свои бороться не хочет?» – удивленно восклицал Руне. «Никто, ни одна сволочь», – отвечал ему Уве.
Ехать автобусом – это, разумеется, была ее идея. Уве вообще не понимал, зачем ей это нужно. Раз уж приспичило тащиться куда-то, могли бы поехать на «саабе». Однако Соня так настаивала, что на автобус…
Кое-как удержав равновесие, она снова помахала ему фотоаппаратом, снова радостно заголосила. Уве не слушал. Волком глянул на фотоаппарат, как на дуло ружья, и решил – бежать! Урезонивать эту психичес…
Парване, дотянувшись через стойку, хлопает Уве по руке.
Забрал пожитки и пошел восвояси. Услыхал ли его слова Господь или кто другой, неизвестно. Так или иначе, на выходе из раздевалки Уве уже поджидал посыльный из дирекции.
Четыре дня спустя Уве ковыляет по снегу к своему дому. Одной рукой опершись на Парване, другой – на Патрика. Хорошенькая опора, думает он про себя – один на костылях, другая на сносях. Вслух, однако,…
Трудно признавать, что ты ошибался. Особенно если ошибался так долго.
Тут Уве издает звук – как будто кто-то силится выдвинуть заклинивший громоздкий ящик из ржавых пазов комода. Молча проходит мимо рабочих.
Уве заметил его, когда намывал свой «сааб». Вечером Руне нашел у себя под дверью полбутылки вискаря. Никаких задушевных бесед не последовало.
Соня перебралась в город, поступила на филфак. Отец страшно возмутился, когда она предложила забрать его к себе. «Оно мне нать? Там, поди, люди всяки!» Слово «люди» в его устах звучало как ругательст…
Дежурный за плексигласом кивает. Но, спохватившись, мотает головой. Пытается растолковать Уве, что «вообще-то турникет весь день работал безотказно». Уве отметает его отговорку как совершенно неумест…
Теперь оба обходились без лишних слов, что отец, что Уве, хотя жили душа в душу. Покойно сидели в тишине, каждый по свою сторону обеденного стола. И занятие подходящее умели себе сыскать. Позади дома…
– Сам подумай, Уве. Или ты хочешь, чтобы меня учил водить машину кто-то ДРУГОЙ из нашего поселка?
Она любила говорить: «Все пути ведут тебя к твоему предназначению». И для нее в этом определенно что-то было.
– Я тут подумал: а не пропустить ли мне глоточек обещанного вискаря. Предложение еще в силе?
Машины тут вообще-то ни при чем. Правда, у Уве был «сааб». А у Руне – «вольво». Ежу понятно, при таком раскладе долгой дружбе не бывать. И все же поначалу Уве и Руне дружили. Ну, или, скажем, пыталис…
Через час Уве уходит, а перед этим долго сидит в гостиной и негромко беседует с Руне наедине. «Нам бы с глазу на глаз потолковать, без лишних отвлекающих моментов», – говорит Уве, спроваживая на кухн…
– Я же думал, она только начала. Думал, я… у меня… вагон времени, – бормочет он.
Уве не удостаивает его ответом. Поднимает стекло. Увалень остается стоять с разинутым ртом. Уве смотрит в левое зеркало. Потом – в правое. Потом дает задний ход, иномарка истошно пищит, прицеп со сна…
Уве сворачивает к сараю. На плитках у клумбы видит свежую собачью лужицу. Жаль, не будь после обеда дел поважнее, отправился бы прямиком к Андерсу и сделал бы из валенка коврик для прихожей. Теперь н…
– Да ерунда какая-то! – отнекивается Уве.
Со слов Сони, за все годы их совместной жизни Уве лишь однажды признал свою ошибку: как-то в восьмидесятых согласился с ней в чем-то, а вышла промашка. Сам Уве, конечно, все потом отрицал, все, деска…
– Клёун! – Младшенькая радостно показывает на картинку.
Лак на «саабе», пожалуй, после всего этого здорово закоптится. Стыд и срам, но ничего не попишешь. Уве слегка пинает колеса, проверяя покрышки на прочность. Ничего, резина крепкая. Еще зимы три протя…
– Твою маковку, сосунок! Вообще ни черта не понимаешь в машинах?
– Уве побил клёуна! – заходится от восторга младшая.
– Да она все одно без дела стояла да пыль собирала. Ну, дай, думаю, красочку подновлю да лачком покрою. Да что тут такого-то? – раздраженно бормочет Уве.
И даже если Уве считал, что негоже кошаку, будь он неладен, сидеть на одной табуретке, а хвост положить на другую, с безобразием этим приходилось мириться. Ради Сони.
Улыбка начинает сползать с лица напарника. Он переводит взгляд на первого продавца. Взгляд этот недвусмысленно говорит: ну, брат, и схлопочешь же ты у меня.
– Ну, это, что ж, можно и тут, – ответил он.
Уве пятьдесят девять лет. Вечер вторника. Нынче он отказался от подписки на газету. Выключил все лампочки.
– Э-э… Не… Это… как его. – Запнувшись, Адриан начинает ожесточенно расчесывать грудь.
«Полюбить кого-то – это все равно как поселиться в новом доме, – говорила Соня. – Сперва тебе нравится, все-то в нем новое, и каждое утро себе удивляешься: да неужто это все мое? Все боишься: ну ворв…
– Розовые. Твои любимые. Гардинные. В магазине сказали, гардении, балбесы, будто я не знаю, как ты их называла. Еще сказали, на таком морозе они не выстоят – да им лишь бы сбагрить покупателю еще как…
– Я говорю: если батареи, будь они неладны, снова того, шалить начнут, ты, это, звони, обращайся. Мы с кошаком дома.
«Вот удивил», – хочет съязвить Уве, но сдерживается. Шкет мнется. Смущенно ерошит макушку, словно пытается нащупать там нужные слова.
Руне лучше не становится. Порой он целыми днями пребывает в своем мире, не достучишься. Но когда девчушка переступает порог их дома и протягивает ручонки, ныряя в объятия Аниты, лицо Руне расплываетс…
– Ну, что я говорил, – кивает Уве, отдавая ключ.
Уве, по общему мнению, видел все в черно-белом цвете. Она раскрасила его мир. Дала ему остальные краски.
Через плечо поглядывает в сторону стоянки. Не то чтобы за кошака переживает, нет, конечно. Лишь бы с этим чучелом ничего не стряслось. А то жена его и с того света сживет, ежу понятно. Не хватало еще…
Уве пошел на кухню. Взял газету и письмо – те самые, что принес ему тот шкет Адриан, в форме почтальона.
– Мужчину судят по делам его. А не по словам, – вымолвил Уве.
– Ты чё там ХИМИЧИШЬ? – кричит Уве, барабаня по стеклу.
Несколько месяцев погодя директор снова вызвал отца Уве. На стоянке перед директорской конторой стоял видавший виды 92-й «сааб» – первый легковой автомобиль, выпущенный заводом. Модель уже тогда так …
На следующем светофоре он снова очутился позади «мерседеса». Снова ждать? Глянув на часы, Уве развернулся и ушел влево. Эта дорожка подлиннее будет, зато на ней меньше светофоров. Не то чтобы Уве душ…
И пол – весь исчерченный следами протекторов. Словно кто-то бессчетно катался туда-сюда на велосипеде. А мойка и плита заметно ниже обычного. Словно изготовлены для ребенка. Парване пялится теперь на…
– Гомосексуалом. Или геем, – перебивает Парване, но спохватывается.
– С молоком – это будет уже не черный кофе.
Грудь Амеля судорожно вздымается и опускается несколько раз под пестрой рубахой. Амель открывает было рот, но одергивает себя. Молча вытирает последнюю рюмку. Сложив полотенце, кладет его рядом с коф…
Минут через сорок одна из медсестер наконец решается заглянуть к ним. Немного погодя в палату входит молодой доктор в очечках. И с видом оскорбленного достоинства, становится рядом. Утыкается в бумаж…
Здоровой рукой Патрик уперся в стену. С таким видом, будто врезался в нее вполне намеренно.
– Сюда! – восклицает Уве, резко тормознув перед небольшим кафе.
А потом мать умерла. И отец совсем смолк. Словно она забрала с собой те немногие слова, которые у него были прежде.
– Где у тебя бумаги из социальной службы?
Анита мягко улыбается, складывает руки на животе.
Шесть месяцев, как она умерла. А Уве по-прежнему дважды в день обходит дом, проверяя: не подкрутила ли тайком батарею.
И, подняв к нему глаза, бережно погладила по щеке. И улыбнулась.
– Ах, чтоб тебя за ногу… – ругается он про себя.
– Да я… это… Не подумал как-то, – говорит шкет.
– Завтра, ну? Я приду, о’кей, да? – уточняет он.
Она верила в судьбу. Какими бы путями ты ни шел, все они в конце концов «приведут тебя к твоему предназначению». Уве, бывало, как заслышит эти ее речи, лишь промямлит что-то себе под нос да вдруг зас…
– Мы вообще-то пришли попросить у вас парочку вещей…
Минуту погодя Уве, торжествуя, втаскивает на крыльцо лист кровельного железа величиной с палас для гостиной. Анита не понимает, как такой большой кусок железа умещался в сарае и почему она его не зам…
– А куда девалась твоя немо… – заикнулся было Уве, дождавшись конца рассказа, но осекся (Парване пребольно двинула его по ноге под столом). – Твоя подружка? – поспешно исправился Уве.
Адриан кивает. Уве пожимает плечами. Появляется запыхавшаяся Парване, семенит к ним.
– Елы-палы, любой безрукий с глаукомой на обоих глазах управится с прицепом скорей тебя, – досадует Уве, залезая в машину.
Получается, человек «безнадежен» лишь оттого, что видит черту, за которую нельзя переступать. Нет, Уве так не согласен.
– По-нашему. Не «по-нашенски», а «по-нашему», – поправляет его Уве, точно в него вселилась Соня.
Уве легонько пинает плинтус, разворачивается, идет на кухню, убирает таблетки в шкаф. Варит кофе, наливает в кошачью миску воды.
– Ты ведь сам сказал… – начинает она, но осекается, лишь покачав головой: – Все, ладно, проехали… Сколько ты заплатил за стоянку? – меняет она тему.
Соня любила рассказывать знакомым, как в середине восьмидесятых, видимо, в минуту краткосрочного помутнения рассудка, Уве, поддавшись на ее уговоры, купил-таки «сааб» не синий, какой покупал испокон …
– А-а… Ну так пойдемте обратно к кассе. Вам насколько гигов? Шестнадцать, тридцать два или шестьдесят четыре?
Сынок Руне и Аниты выпорхнул из гнезда в начале девяностых, едва ему стукнуло двадцать. В Штаты, конечно, куда ж еще, узнал Уве через Соню. Больше его, почитай, не видели. Так, изредка звонил Аните п…
Соседи тем временем менялись: кто приезжал, кто уезжал. Под конец из каждых соседских дверей выглядывало такое множество новых лиц, что лица эти слились в одну серую массу. Где раньше шумели леса, ны…
– А чего сразу за все не заплатить? – удивляется она, однако тотчас жалеет, что спросила.
Уве покачал головой. Владелец «опеля» понимающе кивнул.
– Где-нибудь же нужно их хранить, – пробормотал Уве, расковыривая концом отвертки ранку на большом пальце.
Под конец доктора прописывали Соне такие лошадиные дозы болеутоляющего, что ванная до сих пор похожа на закрома колумбийского наркокартеля. Уве, разумеется, не уважает лекарства, не верит в их целебн…
– Ах, леший тебя забери, – ругается Уве и, отшвырнув пульт, кидается вслед за ней.
– И куда вы его денете? – интересуется Патрик, внимательно разглядывая кота, который сворачивается уютным клубком.
– Ну, крашусь, – кивает он и начинает тереть глаза. – В клуб ходил танцевать, – с признательностью улыбается он Парване, когда та проворно, словно сообщник, помогающий скрыть следы преступления, дост…
– Ну как он? – отрывисто кивает на морду, зажатую под мышкой толстяка.
– Если пробудем – через десять минут выйду и доплачу, – невозмутимо отвечает Уве.
– С шафраном. И цупленкой, – добавляет старшая, далеко не так доверчиво.
– Граждане, прячьте ваши лопатники, вор идет! – заголосил Том – крик его эхом разнесся по коридору.
– Я хочу задать вам несколько вопросов… – завела было речь она.
Посвящается Неде. Как всегда, чтобы насмешить тебя. Как всегда
Всю свою жизнь отец Сони ездил исключительно на «сканиях». Других машин не признавал. Но вот, наплевав на годы его непоколебимой верности, «Скания» присоединилась к «Саабу» – такого предательства дед…
Кулаки к бою. В голосе сталь. Но человек в белой рубашке невозмутим. Спокойно гасит сигаретку о лакированный бок машины, кидает бычок на землю.
Какой-то монах по имени Франциск написал это в одной из ее книг.
А еще кошак этот – поглядывает с укоризной. Точь-в-точь как когда-то Соня.
– Чего? – говорит Уве, про себя отмечая, что нынче и за одеялом наверх не сходить: спустишься, а уж кто-то открыл у тебя постоялый двор.
Дежурный за плексигласом: хомячьи щеки, зализанные вихры. Да руки сплошь в татуировках. Будто одной прически мало. Мало ему, что на голову точно опрокинули бутыль с подсолнечным маслом. Нет, нужна ещ…
И больше его не видел. Как-то пытался дозвониться – никто не ответил. Шильцем кольнула было обида, но Уве решительно запретил себе расстраиваться на этот счет. Зато когда позвонил человек из другой с…
Уве машинально заносит кулак, оборачивается и вдруг видит себя в зеркальном отражении очков на носу бледной немочи. Валенок сидит у нее на руках. Злобно щерится на Уве.
Уве, завидя соседку, цепенеет. Парване хватается за нос. Выразительно смотрит на Уве: выражение это известно каждому, кому однажды расквашивали сопатку дверью. Из проема выплывает грязное плотное обл…
Ну да не важно. Кошак все одно не реагирует. Шлепанец дугой пролетает в полутора метрах левее кота и, мягко стукнувшись о стену сарая, падает в снег. Кот равнодушно смотрит то на шлепанец, то на Уве.…
Парване, кивнув, замолкает. Всю дорогу домой Уве дрожит от негодования, отвернувшись к окну.
Нет, решает Уве, лучше ничего не рассказывать жене. Еще разозлится, что прогнал животину. Ей только дай волю: весь дом бы набила этими спиногрызами, с хвостами и без.
Звонок в дверь выдергивает Уве из теплой дремы. Он отчаянно трет глаза и озирается, словно опасаясь, не подсматривает ли кто за ним.
Уве поспешно отступил от них еще на два шага. Парване хитро улыбнулась. Словно только что решила кроссворд.
– А как же Анита, вдруг она против? – фыркает Уве, стукнув указательным пальцем по крыше машины.
– Я, это… приятель Уве, – говорит Андерс, слова натыкаются друг на дружку, словно заблудившись в кромешной тьме.
– Я сказала: ПРАВЕЕ! А ты едешь НАЛЕВО! Почему ты меня не слушаешь? НИКОГДА не слушаешь!
– А лет-то тебе сколько? – почти с любопытством интересуется Уве.
Соня прекрасно знала: чиновники в белых рубашках не виноваты, что она угодила в инвалидное кресло. Или в том, что она потеряла ребенка. Или заболела раком. Но Соня также прекрасно знала, что Уве не с…
В нынешнем мире человек устаревает, не успев состариться. Целая страна стоит и рукоплещет тому, что никто больше не умеет работать на совесть. Безудержная овация посредственности.
Пузо у Парване раздалось еще больше, отчего она напоминает гигантскую черепаху, когда, присев на корточки, одной рукой опирается на камень, другой – на Патрика. Правда, сравнить ее с черепахой вслух …
– А тебе не один хрен? Моя клумба: хочу – сажаю, хочу – нет!
Какой-то человек в белой рубашке, по виду вроде брандмейстер, широко расставив ноги, объявил Уве, что не пустит его тушить собственный дом – чересчур опасно. А сами мы тушить не можем, – продолжал он…
Уве стоял перед ними, широко расставив ноги. Молчал.
И вот Уве стоит у могилки Сони и, с трудом подбирая слова, просит его «извинить».
И он ополчился на весь свет. Воевал с медсестрами, бранился со специалистами, собачился с главврачами. Бился с чинушами в белых рубашках, войско которых выросло настолько, что всех и не упомнишь. Одн…
И вот тут висок у чиновника в белой рубашке вдруг дергается. Словно маска его впервые дала маленькую-маленькую трещину. Чиновник окидывает взором прицеп, зажатую «шкоду», знак, Уве, скрестившего пере…
– Так это твой велик? – улыбается Парване.
– Теперь она определяет, не сел ли аккумулятор. Если сел, с электропитания она перейдет на бензин. Это гибрид, типа…
Она прет напролом. Он уступает, отходит. Она топает мимо. А заиндевевшая тушка в ее руках, в гроздьях сосулек, будит в памяти целый рой воспоминаний о коте Эрнесте, и те стремительно проносятся по из…
В ситуации, когда с той стороны стоит Уве, беременной персиянке, будь она осмотрительней, не стоило бы подходить к воротам слишком близко. В результате, не успев отскочить, она схлопотала створкой по…
Продавец под это дело пытается слинять, но Уве резко выставляет ногу, отрезая ему путь к отступлению.
– Да тише ты! Дай почитаю! – цыкнул в телефон Уве и склонился над кухонным столом.
Мирсад является в черном костюме, сам весь как на иголках – Парване даже приходится налить ему текилы для храбрости. Наконец заходит в зал. Внутри его уже ждет Йимми. Уве у него шафером: даже купил п…
Шавка тут же разворачивается. Искоса глянув напоследок на Уве, немочь бежит за угол, да так прытко, точно Уве силой одного взгляда выпихнул ее взашей.
Уве смотрит в сторону стоянки: там пижон Андерс задом выезжает на своей «ауди» из гаража. Фары новые поставил, со ступенчатым отражателем, отмечает Уве. Чтобы даже во тьме всем было видно, что за рул…
– Да нет… Ну… В общем, это компьютер без клавиатуры. Все операции производятся прямо с дисплея.
– Да им только того и надо! Перебьются – а вдруг я заплачу лишнее, вдруг мы столько не простоим, ясно тебе?
– Остановиться бы где похавать, а? А то жрать дико хочется, – встревает вдруг Йимми. Осторожно поворачивается на сиденье, отчего машину всю трясет.
Нет, парни по ней, конечно, сохли. Женихи всех мастей. Долговязые шатены и низкорослые блондины, хохмачи и зануды, щеголи и индюки, красавцы и скупердяи – все они были не прочь приударить за Соней, к…
– Вы хоть читали письмо, что я вам прислала? – раздался из трубки крик. – А газету? Газету-то читали? Я ее заодно послала, чтоб вы получили представление о нашей журналистике! – еще громче завопила Л…
– Конечно, конечно. Ваши слова просто ласкают слух! – отвечает она. Что-то в ее тоне подсказывает Уве, что думает она совсем по-другому.
Уве качает головой. Немного непонятно, по поводу какой именно из сказанных увальнем глупостей.
– Вот и меня такое же чувство охватывало каждый раз, как новую машину покупал.
В конторе ему велели подождать в коридоре. Четверть часа он сидел под дверью на стуле, не подымая глаз от пола, когда наконец отворилась дверь. Из нее вышел Том, кулаки стиснуты так решительно, что к…
– Слушайте… Нет, правда, ну почему, Уве, почему из всей газеты вы прицепились к этой заметке на последней странице, которая вообще не…
Снимая синюю демисезонную куртку с крючка в прихожей, Уве задержался взглядом на многочисленных жениных пальто. Подумать только, зачем одному не слишком рослому человеку столько зимней одежды? «Залез…
Судя по насупленному лицу, ему завтракать мороженым не разрешили.
Поначалу урок вождения идет не очень гладко. Точнее, начинается он с того, что Парване пытается сесть за руль с лимонадом в руке. Не самая удачная мысль. Тут же, без спросу, начинает выкручивать ради…
– Одеяло у меня наверху, – бормочет он, поспешно отводя глаза, словно вдруг страшно заинтересовавшись абажуром у себя в прихожей.
Мирсад, очевидно, трактует эти слова как «милости прошу!» и, живо натянув пуховик и ботинки, выскакивает следом. Но Уве жестоко ошибался, если понадеялся, что в их компанию не затешется еще один незв…
Уве прекрасно понимал, когда женины подруги удивлялись: как это – по собственной воле вставать спозаранку и весь день проводить с этим дундуком? Уве и сам удивлялся: как? Он собрал для нее книжный шк…
И вернулся мыть вагоны. Сделался еще тише прежнего. Бабулька, квартирная хозяйка, напуганная мрачным видом Уве, выхлопотала ему неподалеку место в гараже. Паренек-то вечно возится со своей машиной. М…
– Скажи, что хочешь, чтоб я вышла за тебя замуж, – шепнула она.
Когда он выходил из раздевалки, Том на пороге стал глумиться над ним.
До того дня, как этот угрюмый, нескладный паренек с крепкими руками и грустными синими глазами подсел к ней в поезде, Соня безоговорочно любила только три вещи: книжки, отца и кошек.
– Да не мог я сказать – ни тебе, ни Соне. Анита не велела. Сам знаешь…
Уве бросает взгляд на кошака – тот уже похрапывает, свернувшись калачиком. Вот бы у кого поучиться – как не мудрствуя лукаво выходить из затруднений. Дока!
– Уберите прицеп, Уве. Или я позову полицию.
– Уве ПОБИЛ клёуна, ма. – Младшая хохочет так, будто в жизни ничего веселей не видела.
– Ненадолго, не надейся, – энергично, аж пузо подпрыгивает, огрызается «женушка».
Младшенькая роняет мелок, тот закатывается под переднее сиденье, на котором сидит Йимми. Тот, явив поистине олимпийские чудеса акробатики (при его-то габаритах), подается вперед и достает мелок из-по…
Спустившись с одеялом в руке, Уве видит в гостиной юношу – толстяка из соседского дома. Тот с любопытством разглядывает кошака и Парване.
– Ой, сколько их! – Увалень чешет в затылке.
– А, да… Вот еще чума на мою голову. Кошака вот пришлось приютить. А то бы дуба дал прямо у нас под домом.
– А я что? Я тоже ничего, – обиженно бурчит Уве.
Взгляд Уве невольно перемещается на жену Руне. Та все не уходит. Да, много лет минуло с тех пор, как он видел ее в последний раз. Вернее, когда в последний раз толком смотрел на нее. Сдала, постарела…
– Я вас не пущу, на машине нельзя, – рычит Уве сквозь стиснутые зубы.
– Настройки радио не трогай, – наставляет ее Уве.
Все одно бензин жечь – можно ее и обратно привезти, Уве не убудет. Может, хоть тогда отстанет от него эта несносная баба.
Тяжело вздыхает. Нужно быть как кремень, чтоб не дать ей переубедить себя, уговорить смириться.
– Рис! – радостно кричит меньшая, вскакивая на ноги.
На кошака и эти слова не действуют. Тут уж Уве, не стерпев, с ноги запускает в него шлепанцем с деревянной подошвой. Впоследствии он вряд ли смог бы поручиться, что сделал это не нарочно. Жена бы уби…
Уве бровью не ведет. Она останавливается. Гневно дышит. Тут, видимо, в ней просыпаются остатки здравого смысла.
Странная штука – любовь. Она всегда застает тебя врасплох.
И хотя в итоге Руне все-таки пролез в заведующие снегоуборкой, ему потом всю зиму, к вящему своему неудовольствию, пришлось грести снег лопатой. В отместку он, понятное дело, регулярно чистил все дво…
Однажды, когда директор выдавал замуж дочку и кабриолет, с шиком и помпой поданный к церкви, чтобы забрать жениха с невестой, вдруг сломался, решили послать за отцом Уве. Тот прикатил на велосипеде с…
Это был не вопрос. Скорее констатация факта. Уве не ответил. Директор кивнул.
Уве сложил письмо, сунул обратно в конверт. Поднес к глазам фотокарточку. Оттуда на него глядели три девчушки: одна постарше, наверное, учится в средней школе, две другие примерно одного возраста со …
– Для нее ты самый прикольный на свете. Поэтому тебя она всегда рисует яркими цветами, – объясняет Парване.
Уве обиженно смотрит на нее. Молча, словно на переговорах с самим собой, нехотя соглашается: конечно, не дам замерзнуть – дети же не виноваты, что их непутевый папаня окна не может открыть так, чтоб …
Уве ни разу не задавался вопросом, как жил до того, как повстречал ее. Но если б задался, ответил бы, что никак.
– Мы направляли вам копии постановления, – повторилась вторая рубашка, потрясая кондуитом.
Дальше она подходит, становится у его койки – из глаз снова потекли слезы – и вдруг обеими ладонями начинает лупить по руке Уве.
И вот, стало быть, тем же вечером старшенькая получает от Уве айпад. А от Йимми – шнур.
Уве по пальцам одной руки мог сосчитать, сколько раз встречался с ее отцом. Тот жил далеко на севере, в лесной глухомани: при взгляде на топографическую карту создавалось впечатление, что старый хрыч…
Боковое стекло у «мерса» было сплошь забрызгано слюной – даже не разглядеть водителя. Торжествующий Уве вышел из «сааба» поступью римского гладиатора. Но тут присмотрелся к «тойоте».
Вошел в комнатку, встал рядом со старшей. Та с трудом оторвалась от своей забавы, явно не слишком довольная его присутствием, и, как обычно, скорчила недовольную моську. Уве, впрочем, не спешил уходи…
Уве смотрит на часы. Последняя минута. Становится на самый край. Раскачивается на подошвах. Падать метра полтора, прикидывает на глазок. Самое большее – метр шестьдесят. В том, что его задавит поезд,…
– Ну, в таком случае я могу рассказать журналистке МОИ истории про тебя, Уве, – пригрозила она и повела бровью.
И вот как-то летом, в середине девяностых, сюда переехала женщина с пухлым мальчуганом девяти лет, сразу полюбившимся Соне и Аните. Как они разведали, отец бросил мальчонку в младенчестве. Мать жила …
Уве называли бирюком. Фигня это, не был Уве никаким бирюком. Ну не улыбался каждому направо и налево. Что ж его – в преступники записать за это? Что до Уве, у него на сей счет было свое мнение. Прост…
А потом – бац. И все. Хватило одного удара. Том грохнулся об пол, как намокший куль с мукой. Могучая туша его едва успела упасть, как Уве развернулся и вышел вон.
– Ой-ой-ой! – запричитала Парване – она вышла из туалета, когда Уве уже мчался между домами.
Уве относит лопату в сарай, возвращается в дом. Надевает синий костюм. Пятна на нем, конечно, останутся, провоняет, ну и ладно: жена, по крайней мере, будет довольна, что он пришел к ней при параде.
– Выжми сцепление и поддай газу, – велит Уве.
Коротышка, крутанувшись волчком, бесцеремонно хватает Уве за плечи своими мозолистыми лапами.
Он идет мимо знака, категорически запрещающего движение машин по территории поселка. Того самого знака, который в упор не разглядела беременная соседка. Хотя Уве ясно как день: не заметить было невоз…
– Я только хочу спро… – не сдавался голос.
– Дурак, вот дурак, – тихо повторяет он, собираясь развернуться и уйти.
А жена – та, понятное дело, тут же, наперекор ему, стала клянчить себе такую карточку, как ни предостерегал ее Уве. Когда жена умерла, банк просто прислал ему новую карту, переделанную на его имя и п…
– Хех, это вот это, что ли, клумба? – добродушно скалится он, кончиком языка поправляя табачный ком.
– Нет. Макбук – это… эт-то… такой ноутбук. С клавиатурой.
Уве смотрит на лестницу. Потом на увальня.
Уве смотрит на ногу, потом на лицо ее обладательницы. Словно силится понять, не снится ли ему это.
– А этому что здесь надобно? – Уве указал на пижона.
– А ты мне: «Да ТЫ ЧЁ! Это шестилапик!» – передразнивает его Парване.
Только раз она спросила его, откуда эти ожоги на руках. И потом сама додумывала, восстанавливая по кусочкам историю о том, как ее муж лишился родительского дома, потому что из Уве ей удалось вытянуть…
– Ты всегда так нервничаешь, когда я с кем-нибудь поругаюсь. Но тут такое дело. Придется тебе обождать меня еще маленько, нельзя мне сейчас помирать.
– Ну, раз уж я здесь… Покажите-ка вон тот шнур.
Сам он, конечно, не ахти какой специалист по размораживанию кошаков, просто его бесит, когда всякие толстяки мало того что врываются в дом, так еще пытаются порядки свои наводить.
Пресловутый Шоссе, едва завидя Уве, замахал изо всех сил, по глазам было видно, что напуган до жути. «Сеннио-о-ор!» – возопил он, обращаясь к Уве, – этим словом он всегда приветствовал его, с тех пор…
– В энтернете! – вдруг рявкает Уве и выходит из дома Аниты и Руне подбоченясь.
Впрочем, поймав встречный взгляд Уве, благоразумно отдергивает руку.
Уве в ответ глядит на увальня так, как глядел бы любой человек с дрелью в руке, у которого спросили: «А что вы делаете?»
Проезжая стоянку, Уве повстречал беременную соседку. Та вела за руку младшенькую. Рослый белобрысый увалень шел с ними. Заметив Уве, все трое приветливо помахали ему. Уве не ответил. Хотел сперва ост…
– Я же тебе говорила: мне нужны права на коробку-автомат! Какого черта ты сажаешь меня в свой драндулет?
По мнению окружающих, Уве и жена вместе были как ночь и день. Под ночью, понятное дело, подразумевался Уве. Его самого это сравнение не задевало нимало. Зато жена всегда веселилась, услышав такое, и,…
– Круто ты его обломил, – хмыкнул увалень. – Спасибо за место, дружище!
Так Уве и катался три месяца кряду. Пока ей не надоело: хоть бы поесть куда пригласил. И она пригласила сама.
Ростом под два метра. Уве всегда с интуитивным скепсисом относился к людям выше метра восьмидесяти пяти. Опыт подсказывал: при эдаком росте кровь просто не добирается до мозга.
Четырнадцать минут ушло на покупку цветов в торговом центре. Уве строго соблюдал все ограничения скорости, даже там, где стоит знак «50», хотя новопришлые дегенераты в галстуках выжимают все девяност…
Соня, как ни заглядывала в свой разговорник, так и не добилась от Шоссе, отчего всю оставшуюся неделю он бесплатно кормил их с Уве в своем ресторанчике. Но всякий раз заливалась смехом, видя, как исп…
– Прицеп тот, с которым ты переезжал. Ты где его брал? – потребовал Уве.
– А этого, значит, не надо? – машет немочь в сторону кота.
Обреченность в его голосе ошеломляет и Парване, и стоящую позади нее Аниту. Уве и сам словно ошеломлен. Тянет носом воздух мелкими, короткими вдохами. Глядит на Аниту: с прошлой встречи еще поседела …
Тетка заулыбалась, чем-то помахала ему – Уве принял эту штуковину за какой-то диковинный фотоаппарат. Или что-то в этом роде. В эти нынешние времена, черт их раздери, уже и не разберешь, что фотоаппа…
Уве только глазами водит с одной на другого, как здоровенный пес на двух мышат, не дающих ему вздремнуть.
– Да, готовила она… вкусно, – соглашается.
– Не нашенский, что ль? – пробубнил Уве в салфетку.
– Стало быть, они вот-вот приедут за Руне? Что, правда? И вся эта волокита, апелляция, вся эта гребаная возня – что, все это уже позади? Ты УВЕРЕН?
Уве опускается на табуретку в прихожей. Его трясет. Отвык, подзабыл он это чувство. Обиды. Унижения. Беспомощности. Бессмысленности борьбы с людьми с белых рубашках.
А то Уве не знает: людей в больницу возят помирать. Довольно того, что государство берет с нас деньги за каждый чих при жизни, такое его, Уве, мнение. А требовать деньги за парковку с умирающего, не …
И Уве пообещал. Хотя прекрасно знал, что любить сильнее, чем любит сейчас, просто невозможно.
– Да не слушай ты Уве. Его это кот, и все тут.
– Долбаный маразматик! – ругается она, уходя на стоянку.
Уве долго, долго, очень долго смотрит на него.
Тетки робко попросили его покамест посидеть, обождать, Уве согласился. Через четверть часа в контору вошел директор и увидел на стуле в коридоре чудного паренька, принесшего в конверте зарплату погиб…
– Андерс и есть наш план! – поддакнул Йимми.
– Чувак! Уве просто нужна самая навороченная модель!
– Что ж, тогда, стало быть, придется брать комби.
– Выкладывать чего? – потребовал в свою очередь Уве.
Но, на беду, в один из последних вечеров того лета Уве и Руне взбрело в голову затеять пикник. Сперва заспорили насчет «наиболее эффективного способа» разжечь круглую барбекюшницу Уве. За четверть ча…
– Я выиграл, – только и молвит он, заслышав, как загремел почтовый ящик.
– Да ну, не мой. Девчонки моей, короче. Ну, она типа пока не моя, но, по ходу, будет со мной.
– Ну да, и чё? – нетерпеливо соглашается шкет, будто тут нет ничего такого.
Снова заминка. Как если бы два дуэлянта, сойдясь, внезапно обнаружили, что не захватили с собой пистолетов. Уве сверлит коробку долгим взглядом, словно добиваясь от нее признательных показаний.
– Ты зделяла! – Квадратный коротышка в пестрой рубахе кудахчет от восторга – вентилятор на потолке, отперхавшись, кое-как, словно заезженная кляча, трогается с места.
– Скажешь ты наконец, зачем мы сюда пришли?
На перроне, почитай, никого. Только по другую сторону пути стоит парочка заспанных патлатых малолеток со здоровенными рюкзаками (набитыми наркотой, уверен Уве). Чуть поодаль от них читает газету соро…
Ну, Руне, тот, по крайней мере, согласился с Уве в том, что обсуждать тут особо нечего, и то хлеб. Так что, когда вечерком Анита заглядывала к ним на кухню, чтобы на пару с Соней поохать, где у них ч…
– Тише ты, – затыкает ему рот дружок с черными разводами вокруг глаз.
Она смотрит на него с таким видом, словно заметила, что он сказал «хочете» вместо «хотите». Хмыкнув, Уве обходит ее и направляется домой.
Ну, замуж так замуж. Расписались в ратуше, без затей. Родных не осталось – ни у него, ни у нее, так что на свадьбу к ним пришли только Руне с Анитой. Соня и Уве обменялись кольцами, а потом вчетвером…
На другой день Уве направился в железнодорожную контору, где получал зарплату отец. Тетки из бухгалтерии никак не могли понять паренька, силившегося втолковать им, что отец умер шестнадцатого. Стало …
Миг, и куртку из рук Тома рванули с такой яростью, что даже Том не осмелился перечить. Молча, точно пристыженный ребенок, наблюдал он, как Уве извлекает свои часы из его внутреннего кармана.
Уве шел по коридору, когда вдруг наткнулся на Тома. Впервые после того, как Уве наказали за кражу вагонной кассы. Будь Том благоразумней, отвел бы глаза. Притворился, будто ничего не было. Увы, благо…
– Так день на дворе – у нас тут что, вообще никто не работает?
Силиконовый рот ее страшно кривится, пытаясь растянуться в улыбку, на какую только способна женщина, чьи губы нашпигованы экологическими отходами и нейротоксинами.
– Там фамилия стоит. Как у моей училки. Я чё и спросить решил… блин.
Опешив от такой наглости, Уве растерянно ищет что ответить, но в голову не лезет ничего, кроме ругани. Белая рубашка тем временем достает из бардачка сигаретную пачку и легонько стучит ею о колено.
А Уве все гадал, ну почему она выбрала его. Она ведь любит всякие абстрактные вещи – музыку там, книги, всякие чудные слова. Уве же человек дела. Ему по душе отвертки и масляные фильтры. Он шел по жи…
На Уве синий костюм. Белая сорочка застегнута на все пуговицы. Жена вечно учит: не застегивай последнюю, если носишь без галстука. На ее поучения Уве каждый раз возражает: я тебе не греческий лавочни…
– А куда Уве подевался? – спохватывается Парване.
Но замирают. Уве всем видом выражает полнейшее безразличие.
Уве молча стоит в коридоре, ковыряя домашним ключом мозоли на ладони. Патрик на своих костылях шкандыбает в комнату именинницы. Как видно, именно ему поручено самое неблагодарное задание вечера: угов…
Уве подносит ей цветы. Два цветка. Естественно, без умысла. Так вышло. Просто это дело принципа, оправдывается перед ней Уве. Потому и два.
– Но я просто хо… – сказала было журналистка, но осеклась – Уве, заведя в дом кошака, хлопнул дверью у нее перед носом.
– А меня зоют Назанин, – прощебетала она.
Две ночи кряду соседи слушали концерт: супостат орал и крушил посуду. Слышали, как женщина вдруг резко вскрикнула от боли, а девятилетний мальчуган плакал и умолял: «Не надо! Не бей! Не бей! Не надо!…
Уве слышал, как хором загоготали молодые шакалы. Закрыл глаза, уткнулся лбом в стену, подставил тело под струи теплой воды. Простоял так минут двадцать. Дольше он в жизни своей не мылся.
– Доброе утро, Уве! – несмело приветствует его голос Аниты.
Ну, после того случая мало кто отважился бы разубедить его.
Поравнявшись с Уве, поезд наконец останавливается. От испуга у салаги в лице ни кровинки. Бедняга чуть не рыдает. Оба таращатся друг на друга сквозь стекло электровоза так, словно каждый брел со свое…
Уве зачерпывает лопатой малость снега, швыряет в кошака. Тот, отпрянув, злобно таращится. Фыркает. Чихает от снега. Поворачивается и бежит обратно за угол сарая.
– Хочешь, чтобы я взял котэ? Сорри, чувак, не прокатит. – Йимми пожимает плечами – кошак подскакивает за ними: вверх-вниз, как на американских горках.
А на другой год Уве призвали в армию. Все физические нормативы он сдал на «отлично». Начальнику призывной комиссии понравился этот немногословный молодец с медвежьей хваткой, и он предложил юноше ста…
Кошак с Парване располагаются на барных стульях у стойки. Парване без конца утирает пот со лба, хотя в кафе холодно, как в погребе. На дворе и то теплей. Берет со стойки кувшин, наливает себе воды. К…
– Пожарный инспектор сообщает, все произошло из-за безобидного замыкания, – сказала первая рубашка, тыча пальцем в какой-то отчет.
– Раньше надо было думать, когда путч в товариществе затевали, – отвечает Уве так глухо, что слова вылетают будто сами собой между чередой деликатных покашливаний.
– Кто там пришел, Руне? – кричит она перепуганным голосом. – Ты зачем тут? – Выглянув в дверной проем, она вдруг видит Уве. – А… Уве. Здравствуй. – И застывает на месте.
– Глупо, Уве. Очень, очень глупо! – шипит он в итоге.
А случай приключился вот какой. Строго через день, с тех пор как умер отец, Уве ходил подкармливать птиц. Но как-то утром позабыл. Когда же на следующее утро решил исправиться, то чуть не сшибся лбом…
– Мне надо в больницу, – говорит она, откидывая голову.
Толстяк, отведя кота чуть в сторону, задирает руку. Кожа под мышкой горит огнем.
– Вот это Йимми, это котик, это мы с Патриком. А вот это ты, – поясняет Парване.
– Я к тому: чего тут благодарить, когда взрослый мужик не может управиться с прицепом.
– Ну, тот, с исчезающей монеткой. Взял у Уве пятачок, – рассказывает дальше старшая.
– Да, заедем, мне, кстати, тоже надо в туалет, – заявляет Парване.
Услыхав это, Уве не останавливается. Однако замедляет ход. И слышит, как Йимми топает по снегу следом.
Принимая ее заказ, официант угодливо улыбался. Уве и сам догадывался, о чем и он, и все посетители подумали, когда они с Соней вошли в ресторан. Слишком хороша для него – вот о чем они подумали. И Ув…
Отца не стало, когда Уве едва пошел семнадцатый год. Задавило шальным вагоном. Всего наследства только и было, что старенький «сааб», покосившаяся халупа в двух десятках километров от города да пузат…
– Кто-то, наверно, просто совсем не умеет читать сказки, – выносит вердикт старшая.
Уве поджимает губы в тонкую белую нитку. С досадой пинает носком плинтус. Не совсем понятно, что именно имеет в виду молодой человек, советуя ему «отвянуть», однако абсолютно ясно: совету этому Уве с…
Приехав на кладбище, Уве, наученный горьким опытом, предусмотрительно сворачивает остаток газеты в трубочку и безжалостно выгоняет животину из машины. Достает из багажника цветы, запирает машину, обх…
– Да, на автобусы надежды никакой. Там одни бухарики работают, – бормочет тихо, опуская подбородок, со стороны может показаться, будто он прячет слова под ворот рубашки.
Когда чуть менее часа погодя чиновник и чиновница в белых рубашках выходят из дома Руне и Аниты, они видят, что маленькая белая «шкода» зажата еще каким немаленьким прицепом. Значит, пока они были в …
– Значит, так, Уве! Давай вот что: ты подбросишь нас до больницы, а я помогу тебе избавиться от журналистки. Идет?
– У него просто слишком большое сердце, – снисходит врач до медицински невежественной собеседницы.
– А, да-да, шнур. Который? – шелестит измученный продавец.
Никто ведь и не собирался, снова здорово, торчать перед этой больницей. Чтоб им пусто было, этим больницам, в третий раз за неделю притащились сюда, леший их забодай. Но разве у него был выбор? Нет, …
– Гормоны пляшут, – глубокомысленно изрек Руне как-то вечером, когда они с Уве сидели у того во дворике за домом, тогда как супруги их трещали на кухне у Уве и Сони, обсуждая свои бабьи дела.
Шкет мотает головой. Уве глубоко вздыхает, трет лоб, словно от внезапного приступа мигрени.
Он проработал на железной дороге пять лет. И однажды утром встретил ее. И засмеялся – впервые с того дня, как умер отец. Отныне жизнь его пошла совсем по-другому.
Выбор у Уве и правда был невелик. Упрямься он хоть до второго пришествия, то и тогда бы не смог ничего изменить.
Уве, кивнув, отпускает его. Разворачивается на сто восемьдесят градусов, обходит джип кругом, возвращается к «саабу», садится. Парване смотрит на него разинув рот.
– Мы пришли знакомиться, мы же теперь соседи, – улыбается ему.
– Все-таки, мне кажется, это что-то в самих батареях.
– А похавать есть чё? – кричит он из гостиной.
– Конечно, у нас ведь других дел нет. Торчи тут целый день, вас дожидайся.
– Тогда я зайду в районе четырех, – сказал Уве и вышел.
– Но мужики из вашего рода не закладывают других, так?
Уве держался, сколько мог – боялся прельститься этими радостями. Но Соня так самозабвенно окунулась в них, что в конце концов заразила и его. Когда он обнимал ее, она смеялась так задорно, что смех п…
Юнасу Крамбю, блестящему литератору и настоящему джентльмену, – за то, что ты открыл Уве и придумал ему имя в тот самый-самый первый раз. И еще за великодушие, когда ты разрешил мне попытаться написа…
Парване словно окаменела. Не глядя на нее, Уве выдергивает чайник из ее простертых рук. Неспешно наполняет водой. Втыкает в розетку.
– Привет, Соня! – кивают по очереди Патрик, Йимми, Адриан и Мирсад.
Да, бывает трудно признать, что ошибался. Особенно когда ошибался так долго.
Машинист несмело кивает. Уве обреченно кивает в ответ.
– Я и позабочусь! – отвечает Анита, глаза ее чернеют морскою пучиной.
– Угу, – ответил он тоном, не позволяющим понять, ответ это или просто мычание.
– Вишь, веник какой тебе принес, – бормочет он. – Розовые. Как ты любишь. В цветочном сказали, померзнут, да они всегда так говорят – лишь бы всучить что подороже.
Тяжело пыхтя, нагоняет компанию – на нем ядовито-зеленое трико, облегающее тушу так плотно, что Уве поначалу решил, что сосед выкрасил свои телеса в зеленый цвет.
– Где вы нарыли всю эту чушь? – шипит он, все больше втягивая голову в плечи.
Уве смотрит на него. Потом на нее. Ссора закипела – не унять. Прямо два чайника на плите – кто кого пересвистит.
Несколько минут он ждет под дверью. Прежде чем отпереть, внутри кто-то долго возится, шаркает, точно по дому блуждает привидение в тяжких веригах. Замок наконец щелкает, на пороге предстает Руне, туп…
– Да тут все просто, как два пальца об асфальт, – кашлянув, бормочет Уве и жестом приглашает Адриана помочь.
– Уве побий къёвуна! – сказала трехлеточка и энергично закивала коту: наверное, почувствовала, что нескрываемая неприязнь Уве к медицинским учреждениям нуждается в расшифровке для тех, кто не наблюда…
– Говорите громче! Ничего не слышно! – прогремели ворота.
В результате Уве предстал перед женой с двумя цветками. Принципами поступаться нельзя.
Уве переминается с ноги на ногу, скептически озирается. Никогда не любил забегаловок. Вот Соня – другое дело, та обожала их. Могла проторчать там все воскресенье напролет – по ее собственному выражен…
– И куда мне теперь? – подвывает Парване, глядя на два сантиметра, отделяющие перед «сааба» от задних фар другой машины.
Но Соня не была бы Соней, позволь она тьме взять верх. И однажды утром (Уве сбился со счету, на какой день после аварии) заявила, что пора приступать к лечебной гимнастике. Каждое движение давалось е…
Юноша принимается чесать ладони о край прилавка и нервно переминается, как это свойственно начинающим работникам розничной торговли, осознавшим, что обслуживание покупателя займет существенно больше …
И когда между ними остается метров пятнадцать-двадцать, Уве, в сердцах помянув нечистого, преспокойно, словно просто вышел прогуляться до соседней кафешки, отходит в сторонку и вскакивает на платформ…
Уве поднимает сброшенную газету, нервно комкает, превращая в некое подобие антистрессового мячика. Парване хватается за руль, с детским любопытством разглядывает приборы на доске.
Закрыв глаза, чувствует, будто чьи-то огромные жвала сомкнулись вкруг шеи.
– Без тебя у нас дома совсем никакого порядка, – бормочет он, ковыряя ногою мерзлый ком земли.
– Ага, как же! Кто еще кого вел! Может, она тебя? – Пузатая смуглянка, пониже увальня примерно на полметра, яростно наскакивает на него, пытаясь шлепнуть по руке обеими ладонями.
Кошак трескает прямо из банки. Уве пьет кофе стоя. После еды Уве отправляет чашку с банкой в мойку и, тщательно вымыв, ставит сушиться. Кошак удивляется, словно хочет спросит – зачем банку-то сушить,…
– У нас свободная страна, – бормочет он, открывая дверь и выпуская кошака.
Ладно, четыре года погодя Уве все же сумел хоть немного поквитаться с обидчиком – не дал тому поменять окна в доме: тридцать три письма и дюжина телефонных бесед на повышенных тонах возымели действие…
Люди заполошно кричали, бегали взад-вперед по улице. Выли сирены. Вышедших из огня кольцом обступили пожарные в касках.
В жизни каждого мужчины наступает пора, когда надо решить для себя, кто ты. Позволишь ли вытирать о себя ноги. Дашь ли отпор. И если вы впервые слышите про это, вы вообще ничего не знаете о мужчинах.
– Так они ж… Уже постановление приняли, чувак, – говорит Йимми и чешет голову.
Нагибается к мотору, глядит. Вроде ничего сложного.
Персонаж по имени Уве родился и некоторое время «проживал» в блоге Бакмана – пока более тысячи читателей не проголосовали за то, чтобы он стал героем книги. Которая вышла в 2012 году и с тех пор была…
Тишина в доме стоит мертвая. Да что в доме – во всей округе! Все спят. Тут Уве хлопает себя рукой по лбу: кошак! Выстрел же наверняка разбудит несчастную животину. Напугает до смерти. Поразмыслив хор…
Матушка забрала с собой в могилу почти все слова, которые знал отец. Оставила ему ровно столько, чтоб рассказывать про моторы. А рассказывать про них отец мог без устали. «Мотор, брат, любит уважител…
– Йимми! – представляется запыхавшийся Йимми и протягивает пятерню.
Далее следуют жалобные возгласы, гвалт и возня, пока Мирсаду не удается растолковать Уве, что он самый обычный сопляк, а не уголовная шпана. Уве, осознав, что к чему, перестает размахивать ружьем, а …
За четверть часа они успевают только выехать с парковки на дорогу. Там Парване на первой скорости набирает такие обороты, что машину начинает трясти: того и жди, взлетит на воздух. Уве велит соседке …
Берет чашку и, не сказав ни слова, уходит с ней на стоянку.
И краешком души скучал по старому хрычу. Говорят, когда падаешь, мозг работает быстрее. За долю секунды передумаешь тысячу мыслей. Так и Уве успел подумать о многом за то мгновение, когда отлетела та…
– Ее новый бойфренд заезжал тут, забрал шмотье. По ходу, несколько месяцев крутила шуры-муры за моей спиной.
– Сорри, чувак, это с работы мейлами бомбят на постояне, – извиняется Йимми. Одной рукой придерживает еду, другой пытается унять смартфон.
Соседей он по-прежнему обходил за версту. Была охота – искать себе проблем! На беду, проблемы будто сами искали его. Прошло несколько недель с окончания ремонта, как грабанули дом одного из галстуков…
– Вы что, знакомы? – Парване изумленно пялится на шкета.
Уве единым духом вылетел из постели. Первая мысль была: видимо, раскокать окошко кирпичом кому-то показалось маловато. Сбегая вниз по лестнице, Уве машинально ухватился за молоток. Нет, от природы па…
На какое-то мгновение Уве оторопевает. Пепелит ее взглядом. Женщина отвечает тем же.
– ТРИДЦАТЬ! И нету прав? А что, с тобой что-то не так?
– Да я тут «рено» приглядел! – радостно заявляет шкет, приосаниваясь еще больше.
Уве переводит взгляд на валенок. Собачонка рычит на него. Уве смотрит на кошака – тот сидит под домом драный, весь в крови, но с гордо поднятой головой.
– Ну, хорошо, хорошо. Но, блин, я же не нарочно, в конце концов, – смущенно забормотал Уве, высвободив плечо.
Мотнув крашеными лохмами, та громко хмыкает: из правой ноздри показывается сопля – или это Уве только чудится?
– Где там, – буркнул дед и снова уткнулся в плошку. – В этой модели все как есть негодное. Ни одной толком собрать не могут. А в починку поди отдай – механики семь шкур сдерут, – пояснил он, глядя та…
Потом он сорвал со стенки чье-то гневное послание. Неплохо бы направить правлению предложение разместить знак, запрещающий расклейку объявлений на этой стенке. А то взяли моду вешать здесь всякие бум…
Ни Уве, ни Парване не обращают на него внимания.
Уве уже приступил к решению задачи по существу, как вдруг раздался беспардонный, протяжный скрежет. Как если бы какой-нибудь дюжий увалень на японском шарабане с прицепом, пытаясь сдать назад, заскре…
Уве принимается пинать ногой порожек, прочно ли сидит.
Парень резво отклоняется назад, чтоб не схлопотать по лбу дверью. С силой распахнув ее, Уве изумленно смотрит на него. Какой-то шкет в форменном мундире почтальона.
Эрнест этот был беспородный котяра, причем огромного размера. Девочкой Соня могла бы скакать на нем, как на пони. Кот заглядывал в избу, когда заблагорассудится, но жить не жил. А где жил, про то ник…
– Зато Я знаю! – перебивает Анита, показывая на трех санитаров. – Я ЗНАЮ! – кричит она им.
Уве смотрит на нее, потом на паренька, потом снова на нее.
Она произносит какое-то ругательство (персидское, должно быть), щепотью берется за переносицу. Нетерпеливо мотает головой, алые капли падают ей на куртку.
– И для какой же надобности он тебе, мил человек? – спрашивает он наконец.
Уве с такой силой нажимает на слово «карта», что чуть не дрожит. Насколько он критически смотрит на банковские карты – хоть кредитные, хоть дебетовые, настолько же свято верит в необходимость карты т…
– Ах, ты еще шипеть на Принца! – ярится бледная немочь, хватает камень с клумбы Уве и швыряет в кота.
На это Соня преспокойно отвечала, что тут все элементарно. Просто-напросто, когда эти двое переехали сюда вместе со своими супругами, Уве водил девяносто шестой «сааб», а Руне – «Вольво-244». Пару ле…
– Ты ведь можешь сходить к ней и продать батарею, это же не так уж трудно? – Парване решительно скрестила руки над животом.
Парване смотрит на него раскрыв рот, не зная, что сказать.
И вот она стоит перед ним в этой кофте цвета спелой клубники, на фоне которой блекнут все остальные краски, и счастливо прижимает цветы к груди.
– Ну ладно, – нехотя отпускает она Уве. – Завтра поучишь меня еще вождению? Я в восемь к тебе зайду, – тут же спрашивает она.
– Уве? – спросила она, как будто волнуясь, что после давешней встречи он успел сменить имя.
– А ты не лезь, не твое дело, – одергивает его Уве.
– Женушка моя, – дружелюбно кивает в ее сторону увалень.
Принадлежи Уве к числу людей, рефлексирующих над тем, как да почему они стали такими, какими стали, вероятно, он констатировал бы, что именно в тот день усвоил, что поступать надо по совести. Впрочем…
Парване испытующе сощурилась. Дочка тем временем принялась гоняться за огрызком кошачьего хвоста с воплями: «Кыся! Кыся!» Кыся, не особо польщенная таким вниманием, попыталась спрятаться между ног Ув…
– Лучше, чем было, чувак, – ржет толстяк, в один прием заглатывая бутерброд.
Уве подъехал к торговому центру с западной стороны. Мгновенно сориентировался: на стоянке оставалось всего два свободных места. Разгар рабочего дня. Что тут забыли остальные, разумеется, было выше ег…
Мгновение застывает, словно само время нажало на тормоз, и все вокруг Уве закружилось-завертелось на сверхскоростях. Грохот скрадывается, вливаясь в уши тихим «пшшш», электровоз подползает, словно те…
– Цветы ей подари! Ей понравится! – с нажимом сообщила хозяйка.
А наутро снова на работу. Так и зажил. Он любил порядок. Так лучше – когда заранее знаешь, что будет дальше. Со смертью отца Уве все отчетливей видел разницу между людьми, которые заняты делом, и тем…
– У Уве порок сердца… – монотонно заводит он. Далее следует набор слов, понять которые способен лишь тот, кто либо не менее десяти лет штудировал медицину, либо страдает тяжелой зависимостью от медиц…
– Тьфу, – в один голос плюнули Парване, Йимми и Патрик.
– А о глупых старикашках-таракашках ничего нет? – передразнивает старшая.
Кошак сидел на дорожке между домами с самым невозмутимым видом. Хотя какой кошак? Так, одно название. Полхвоста и одно ухо. Шкура в проплешинах, словно скорняк накроил из нее кусков размером с кулак.…
Уве подписал. Распрямился, на лице написана непреклонность.
И на это ей нечего сказать. Он кивает. Поправляет цветы, чтобы ей было повиднее.
Или, уж если начистоту, буркнул что-то вроде «старая жмотина» себе в ладонь и пробил двадцать пять крон на кассовом аппарате с такой силой, что клавиши затрещали – уж не поломались ли? Впрочем, какая…
Чиновник в белой рубашке останавливается. Зрачки сузились.
– Да, кстати, ты там сверху глянь – там все твои банковские платежки за семь лет. Все железнодорожные и авиабилеты, оплаченные карточкой, все гостиницы, в которых ты жил. А еще история всех посещений…
– Ты лугаисся, – дружелюбно замечает ему младшенькая.
– Извиняемся, в общем. Сплоховали малость, сейчас все поправим, – бодро сообщает увалень, дождавшись, пока его половина наконец замолкнет.
Он бросает ящик с инструментами. Сжимает кулаки. Две секунды, и он уже вылетает на крыльцо. Дверь распахивается сама собой, словно опасаясь, что иначе Уве просто ее проломит.
По дороге домой заезжают в «Макдоналдс», чтобы порадовать Йимми и девчонок. А еще из-за того, что Парване приспичило. Больше, конечно, ради этого. Вернувшись в поселок, расходятся по домам. Уве и Мир…
– И выруби уже свой «тилибом». Чай, не в игровых автоматах, – говорит Уве, выруливая машину.
Четверть часа томился он, поджидая ее на вокзале в своем куцем коричневом пиджачишке и надраенных башмаках. Он скептически относился к людям непунктуальным. Отец его всегда говорил, что нельзя доверя…
– Бибикни мне еще раз и считай, что ОТБИБИКАЛСЯ на этом свете. Усек?
– Надеюсь, подружка твоя того стоит, – говорит Уве, запирая багажник.
– Знаешь, Уве, я иногда начинаю думать: а может, у тебя и вправду есть сердце?!
Выйдя из машины, Уве небрежно бросает ключи увальню.
– Парр… мана? – пытается разобрать он и близоруко щурится на Парване.
– БЛИН, ДА НЕ РЕВУ Я! – громко всхлипывает она, и слезы брызжут на приборы.
Уве вовремя замечает, как мужика в костюме и полупальто вдруг зашатало взад-вперед, будто панду, перебравшего валерьянки. Секунда – глаза у мужика обморочно закатываются под лоб, по телу пробегает ка…
Увалень глядит, словно гадая: оскорбили его или нет. Пусть гадает, решает Уве. Снова хочет закрыть дверь.
– Какая такая морока? – цепляется за слово Уве.
Уве с Парване снова синхронно качают головами.
Зато он усвоил, что люди нередко глотают химию, чтобы отправиться на тот свет. А химии у него, как уже сказано, завались. Как в любых домах, где есть больной раком.
– На твоем месте я бы первым делом изучил распечатку с адресами сайтов, которые ты смотрел, – советует Патрик.
А тогда Уве покинул участок, где некогда стоял отчий дом, и больше туда не возвращался. Снял в городе комнатку у одной бабульки. Целый день сиднем просидел в ней, тупо уставившись в стену. Вечером по…
– Милок! А не ты ли собрался драндулет французский покупать? Так что тебе сейчас впору не за других хлопотать, своих забот не оберешься.
Автоматическая коробка, ну, само собой, констатирует он. Можно было догадаться. Этим пижонам хоть какую машину, лишь бы самим не водить, сердится Уве, подавая вперед. Лишь бы сама их катала. Будто ро…
Уве одобрительно кивает, будто только что сказал что-то очень верное и горячо согласился сам с собою. Поднимает глаза к потолку гостиной. Сегодня он собрался ввинтить туда крюк. Но не абы какой крюк.…
Уве отмахивается обеими руками. Как бы тряся перед ее носом невидимым дверным ковриком, чтобы спровадить.
Уве оборачивается. Анита стоит на крыльце, набросив на спину серую кофту. Рукава кофты словно пытаются поймать ее тело – так руки ловят скользкое мыло.
Он чистил снег, затылком чувствуя кошачий взгляд.
– Я бы справилась, – уверенно отвечает сама.
На другое утро Уве в гараже разобрал «сааб» до винтика. Почистил детали и скрутил обратно. Просто хотел убедиться в своем умении. Ну, чтоб хоть чем-то себя занять. А когда скрутил, продал «сааб» с вы…
Его взгляд мечется от рук Парване, в которых оттаивает кот, на капли, стекающие на пол, потом на толстого юношу, оголившегося посреди его гостиной, на его телеса, на рыхлые наплывы от груди до самых …
Изнутри доносятся звуки телевизора. Пахнет горячим кофе. Патрик одним костылем поддевает ворох бумаг в руках у чиновника, на белую рубашку чиновника просыпается с них снег.
Прослышав, что в скором времени в четыре соседних таунхауса нагрянет толпа самого разношерстного народа, срочно собрались на кухне у Уве и Сони и стали держать совет. А когда вышли, на руках у них уж…
Тринадцать лет назад Уве взял себе синий комби – «Сааб 9–5». А немного погодя янки из «Дженерал моторс» выкупили у шведов остатки акций концерна. В то утро Уве отшвырнул газету, после чего разразился…
Наученный горьким опытом, он не поехал на машине, а прогулялся до станции пешком. Для верности – теперь-то всякие беременные соседки, бледные немочи, жены Руне и веревки сомнительного качества точно …
– Пойду нагрею воды! – едва вымолвив это, Парване проскальзывает мимо Уве и уже орудует у него на кухне, хлопает дверцами шкафов.
– Будет тебе, Уве. Довольно уже писать. А то в доме жить уже негде из-за этих твоих писем.
Уве спокойно становится по центру, сует руки в карманы, смотрит на приближающийся свет. Слышит глухой гудок – точно пароходный горн зовет сквозь туман. Бешено рвутся из-под ног рельсы – пытаются сбро…
Сняв и аккумулятор, и контакты, и железо, относит все в гараж. Не то чтобы он изменил мнение. Нет, немочи с шавкой, конечно, стоило бы дать острастку. Просто до Уве вдруг доходит разница между жесток…
Он выпустил кошака на двор, положил конверт с письмом и всеми бумагами на коврик в прихожей, сходил на чердак за ружьем. Нет, Уве не стал больше любить оружие, просто решил, что его неприязнь к ружья…
– Я в местной газете работаю… Мы беседовали с людьми, которые были на перроне, когда вы спасли того мужчину…
– Кому говорят! – рявкает Уве и бегом к ним.
Уве останавливается, кулаки аж трясутся от негодования. Когда «шкода» скрывается из виду, он поворачивается и, чуть не спотыкаясь, устремляется по дорожке между домами. Перед домом Руне и Аниты (как …
Так и Уве успел подумать о многом. Прежде всего – о батареях.
– Вообще-то мы тут ЖИВЕМ! – обижается старшая.
– Опять эти приходили, из социальной службы, хотят Руне забрать, – говорит, не поднимая глаз.