Все цитаты из книги «Вторая жизнь Уве»
Уве не питал какой-то особой неприязни к этому коту. Отнюдь. Просто не любил их брата в принципе. Никогда не знаешь, какой фортель кошки выкинут в следующий момент, а потому он никогда не доверял им.…
Возвращаясь в гостиницу, Уве набрел на этого Шоссе – тот копался под капотом махонькой коричневой машинки, дымившейся на обочине. В машинке сидели дети – двое – да какая-то старушка в платке. Старушк…
– Можешь остановить, Уве? Назанин хочет писать, – кричит Парване так, словно от заднего сиденья до водительского метров двести, не меньше.
На зимний поселок спустилась густая мгла, Уве с кошаком идут знакомой дорожкой между домами. Веселый смех и музыка льются из дома именинницы, выстилая путь обходчикам теплым пушистым ковром. Соне бы …
– Да не загоняйся, нам только айпад выбрать, есть у вас чё?
А через несколько дней явится расфуфыренный маклер, узел на галстуке величиной с голову ребенка, и станет вешать лапшу про евроремонт да про полезную площадь и даже, может быть, распространится о сам…
– Идиот! – ревет Уве вдогонку «шкоде», но тип в белой рубашке словно не слышит. Машина скрывается за углом. Уве успевает запомнить номера.
Чтоб утешить продавца, Йимми кладет тому руку на плечо и призывает Уве успокоиться и сбавить обороты. Уве, и не думая успокаиваться, возражает, что и так спокоен как слон.
И тревожно переглянулся с Патриком. Уве нетерпеливо кивнул: продолжай.
– Ну это уже… – шипит Уве, кидается к машине и рывком открывает дверь.
Причиной ли тому опустошенное лицо Аниты? А может, понимание, что победить в сражении еще не значит выиграть войну? Ну, зажал «шкоду», что ж с того? Они еще вернутся. Как вернулись к Соне. Как возвра…
На работе отца любили. Тихий, добрый. Кто-то, правда, считал, что чересчур добрый. Уве помнит, что в детстве не понимал, что в этом плохого.
Увалень озадаченно чешет голову: на взъерошенном чубе его остаются табачные крошки.
– Я отлучусь, и ежели вдруг какая доска тебе понадобится, будем считать, что ты бросил ее в костер, – сказал прораб и с тем удалился.
– Решение принято. Комиссия изучала дело два года. Вы ничего не сможете сделать, Уве. Ничегошеньки. Во-обще!
– И почем же у них литр? – недоверчиво прощупывает ее Уве.
Парване, шумно вздохнув, глядит на Уве, неодобрительно качает головой. Уве столь же неодобрительно мотает в ответ своей.
Всю дорогу вверх по лестнице Уве ворчит под нос что-то про соседей, от которых вовсе не стало житья. Наверху останавливается перевести дух, делает несколько глубоких вдохов. Боль в груди прошла. Серд…
– На свидание, что ли? – громко поинтересовалась она у Уве, спускавшегося по лестнице.
Парване останавливается, чтобы перевести дух.
Уве не понимал этих хождений по ресторанам. Кому это нужно – оставлять в заведениях такие деньжищи, нельзя разве поужинать дома? Что за радость – сидеть на вычурных стульях и жевать странную стряпню,…
– Да одного родственника моего, – сказал директор, выудил из кармана ключ и вложил в отцову ладонь, крепко пожав ее. – Была. А теперь твоя.
Большей похвалы от отца Соня в жизни не слыхала.
Стоя на лестнице, Уве недоуменно принюхивается. В доме не пахло так с той поры, как не стало Сони. Уве на цыпочках спускается с лестницы, скользит по паркету, вдруг вырастает в проеме кухонной двери …
– Спасибо, дедушка, – шепчет и бежит в свою комнатку.
– Да фигня, зовите как хотите, – улыбается чумазый паренек, заходит за стойку и надевает фартук.
– Ни слова больше! – взвивается Уве, в салоне гремит гром.
– Много уведомлений, – подтвердила вторая рубашка, помечая что-то в своем кондуите.
Вслух все, конечно, сказали, мол, несчастный случай. Однако никто из знавших Эрнеста в жизни не поверил бы, что этот кот мог угодить под колеса случайно. На то оно и живое существо: каких только глуп…
– Да еще скажи: машина у него – говно! – кричит ей вдогонку Уве.
– Да нет у нас никакой карты, – отвечает Парване так безмятежно, словно заправляться где попало – это в порядке вещей.
Машины у отца долго не было, а потом, в сороковых-пятидесятых, когда окружные начальники с промышленными директорами накупили себе железных коней, этот молчаливый железнодорожник прослыл в общем мнен…
– Эй, может, хватит ломиться? – рычит он, распахивая дверь «сааба» – от такого рывка шланг, просунутый между уплотнителем и задним стеклом, выскальзывает, падает на бетонный пол.
– Если только тебя не затруднит, Уве, ты так бы меня выручил…
– И как же ты велосипед до кафе допрешь, если у тебя машины нет? – наконец спрашивает Уве, понемногу успокаиваясь.
Трудно сказать, сколько протомился у дверей Уве квадратный человек. Может, прождал все утро. Лицо сосредоточенно-бдительное, стоит по стойке «смирно», как дозорный на боевом посту. И мороза будто не …
– Кот в носках! Вот ведь извращенцы, елки-моталки. Тьфу!
– Вы заплатили за билет банковской карточкой. По кассовому чеку я пробила ваши реквизиты, – отвечает она, попятившись еще на шаг.
– А инструмент-то хоть есть? – интересуется Уве.
Тут Уве издает звук – как будто кто-то силится выдвинуть заклинивший громоздкий ящик из ржавых пазов комода. Молча проходит мимо рабочих.
– Да вызвала я «скорую». Уже забрали его. Только я в «скорую» не влезла. А все такси в городе нарасхват: снег выпал, на автобусе только застрянешь где-нибудь.
Слова эти произнеслись как бы сами собой. Будто Уве и не сказал ничего, а так – громко подумал вслух.
– Выкладывай, как было дело, Уве! – вкрадчиво проговорила Парване, отойдя на пару шагов от ворот.
Пижон топтался в прихожей – слегка опасаясь предстать пред грозные очи Уве. Но Патрик с Йимми отважно втолкнули его в гостиную.
– Два года? – спрашивает Уве, не оборачиваясь.
– Вот так вот, – говорит Уве и сует руки в карманы, как бы показывая, что вопрос закрыт.
С толстяка пот ручьями, сам весь пятнами пошел, рожа пунцовая, но на кошака смотрит с умилением. Тот уже мало-помалу шевелит огрызком хвоста и только глубже зарывается мордой в сальные закрома под мы…
Машина едет вперед, Уве потихоньку выкручивает руль (как делают все более-менее цивилизованные граждане перед тем, как сдать назад на машине с прицепом) и дает задний ход. Японец возмущенно пищит. Ув…
– Уве, дорогой, бог с тобой, ну какой там путч?..
Йимми кивает. Уве крякает. В первый раз за все время он выглядит растерянным.
– Господин директор передает, что вы приняты ночным уборщиком междугородных поездов, завтра утром вам надо явиться к вашему бригадиру, – сухо уведомила она.
– Обычный фильтрованный кофе. Самый обыкновенный, – повторяет Уве.
Ехать автобусом – это, разумеется, была ее идея. Уве вообще не понимал, зачем ей это нужно. Раз уж приспичило тащиться куда-то, могли бы поехать на «саабе». Однако Соня так настаивала, что на автобус…
Когда врачи, увозя каталку с Уве, не пустили Парване в операционную, та набросилась на них с кулаками – насилу Патрик, Йимми, Андерс, Адриан, Мирсад да еще четыре акушерки ее утихомирили. Когда же хи…
Грудь Амеля судорожно вздымается и опускается несколько раз под пестрой рубахой. Амель открывает было рот, но одергивает себя. Молча вытирает последнюю рюмку. Сложив полотенце, кладет его рядом с коф…
– Да ерунда какая-то! – отнекивается Уве.
– Сам подумай, Уве. Или ты хочешь, чтобы меня учил водить машину кто-то ДРУГОЙ из нашего поселка?
Уве пошел на кухню. Взял газету и письмо – те самые, что принес ему тот шкет Адриан, в форме почтальона.
Парване, дотянувшись через стойку, хлопает Уве по руке.
– Где у тебя бумаги из социальной службы?
Уве не удостаивает его ответом. Поднимает стекло. Увалень остается стоять с разинутым ртом. Уве смотрит в левое зеркало. Потом – в правое. Потом дает задний ход, иномарка истошно пищит, прицеп со сна…
– Ты куда? Эй, герой! – удивленно кричит ему вдогонку первый рабочий.
– Елы-палы, любой безрукий с глаукомой на обоих глазах управится с прицепом скорей тебя, – досадует Уве, залезая в машину.
– Вишь, веник какой тебе принес, – бормочет он. – Розовые. Как ты любишь. В цветочном сказали, померзнут, да они всегда так говорят – лишь бы всучить что подороже.
Уве подносит ей цветы. Два цветка. Естественно, без умысла. Так вышло. Просто это дело принципа, оправдывается перед ней Уве. Потому и два.
До того дня, как этот угрюмый, нескладный паренек с крепкими руками и грустными синими глазами подсел к ней в поезде, Соня безоговорочно любила только три вещи: книжки, отца и кошек.
Через плечо поглядывает в сторону стоянки. Не то чтобы за кошака переживает, нет, конечно. Лишь бы с этим чучелом ничего не стряслось. А то жена его и с того света сживет, ежу понятно. Не хватало еще…
– Я говорю: если батареи, будь они неладны, снова того, шалить начнут, ты, это, звони, обращайся. Мы с кошаком дома.
– Где-нибудь же нужно их хранить, – пробормотал Уве, расковыривая концом отвертки ранку на большом пальце.
И пол – весь исчерченный следами протекторов. Словно кто-то бессчетно катался туда-сюда на велосипеде. А мойка и плита заметно ниже обычного. Словно изготовлены для ребенка. Парване пялится теперь на…
Уве покачал головой. Владелец «опеля» понимающе кивнул.
Несколько месяцев погодя директор снова вызвал отца Уве. На стоянке перед директорской конторой стоял видавший виды 92-й «сааб» – первый легковой автомобиль, выпущенный заводом. Модель уже тогда так …
Четыре дня спустя Уве ковыляет по снегу к своему дому. Одной рукой опершись на Парване, другой – на Патрика. Хорошенькая опора, думает он про себя – один на костылях, другая на сносях. Вслух, однако,…
На следующем светофоре он снова очутился позади «мерседеса». Снова ждать? Глянув на часы, Уве развернулся и ушел влево. Эта дорожка подлиннее будет, зато на ней меньше светофоров. Не то чтобы Уве душ…
– Я же думал, она только начала. Думал, я… у меня… вагон времени, – бормочет он.
Звонок в дверь выдергивает Уве из теплой дремы. Он отчаянно трет глаза и озирается, словно опасаясь, не подсматривает ли кто за ним.
– Клёун! – Младшенькая радостно показывает на картинку.
Кулаки к бою. В голосе сталь. Но человек в белой рубашке невозмутим. Спокойно гасит сигаретку о лакированный бок машины, кидает бычок на землю.
– Ты ведь сам сказал… – начинает она, но осекается, лишь покачав головой: – Все, ладно, проехали… Сколько ты заплатил за стоянку? – меняет она тему.
– Да она все одно без дела стояла да пыль собирала. Ну, дай, думаю, красочку подновлю да лачком покрою. Да что тут такого-то? – раздраженно бормочет Уве.
– Завтра, ну? Я приду, о’кей, да? – уточняет он.
– С шафраном. И цупленкой, – добавляет старшая, далеко не так доверчиво.
И хотя в итоге Руне все-таки пролез в заведующие снегоуборкой, ему потом всю зиму, к вящему своему неудовольствию, пришлось грести снег лопатой. В отместку он, понятное дело, регулярно чистил все дво…
Улыбка начинает сползать с лица напарника. Он переводит взгляд на первого продавца. Взгляд этот недвусмысленно говорит: ну, брат, и схлопочешь же ты у меня.
– Йимми! – представляется запыхавшийся Йимми и протягивает пятерню.
– А я что? Я тоже ничего, – обиженно бурчит Уве.
– Ну, крашусь, – кивает он и начинает тереть глаза. – В клуб ходил танцевать, – с признательностью улыбается он Парване, когда та проворно, словно сообщник, помогающий скрыть следы преступления, дост…
Под конец доктора прописывали Соне такие лошадиные дозы болеутоляющего, что ванная до сих пор похожа на закрома колумбийского наркокартеля. Уве, разумеется, не уважает лекарства, не верит в их целебн…
Соседи тем временем менялись: кто приезжал, кто уезжал. Под конец из каждых соседских дверей выглядывало такое множество новых лиц, что лица эти слились в одну серую массу. Где раньше шумели леса, ны…
Уве смотрит на часы. Последняя минута. Становится на самый край. Раскачивается на подошвах. Падать метра полтора, прикидывает на глазок. Самое большее – метр шестьдесят. В том, что его задавит поезд,…
Силиконовый рот ее страшно кривится, пытаясь растянуться в улыбку, на какую только способна женщина, чьи губы нашпигованы экологическими отходами и нейротоксинами.
– В энтернете! – вдруг рявкает Уве и выходит из дома Аниты и Руне подбоченясь.
Она раскрасила его мир. Дала ему все остальные цвета.
Анита мягко улыбается, складывает руки на животе.
– Я только хочу спро… – не сдавался голос.
– Одеяло у меня наверху, – бормочет он, поспешно отводя глаза, словно вдруг страшно заинтересовавшись абажуром у себя в прихожей.
– Гомосексуалом. Или геем, – перебивает Парване, но спохватывается.
Уве легонько пинает плинтус, разворачивается, идет на кухню, убирает таблетки в шкаф. Варит кофе, наливает в кошачью миску воды.
Уве сворачивает к сараю. На плитках у клумбы видит свежую собачью лужицу. Жаль, не будь после обеда дел поважнее, отправился бы прямиком к Андерсу и сделал бы из валенка коврик для прихожей. Теперь н…
– Значит, так, Уве! Давай вот что: ты подбросишь нас до больницы, а я помогу тебе избавиться от журналистки. Идет?
– Выжми сцепление и поддай газу, – велит Уве.
«Вот удивил», – хочет съязвить Уве, но сдерживается. Шкет мнется. Смущенно ерошит макушку, словно пытается нащупать там нужные слова.
– Слушайте… Нет, правда, ну почему, Уве, почему из всей газеты вы прицепились к этой заметке на последней странице, которая вообще не…
Уве относит лопату в сарай, возвращается в дом. Надевает синий костюм. Пятна на нем, конечно, останутся, провоняет, ну и ладно: жена, по крайней мере, будет довольна, что он пришел к ней при параде.
– Ну, что я говорил, – кивает Уве, отдавая ключ.
А жена – та, понятное дело, тут же, наперекор ему, стала клянчить себе такую карточку, как ни предостерегал ее Уве. Когда жена умерла, банк просто прислал ему новую карту, переделанную на его имя и п…
– Да, на автобусы надежды никакой. Там одни бухарики работают, – бормочет тихо, опуская подбородок, со стороны может показаться, будто он прячет слова под ворот рубашки.
– А лет-то тебе сколько? – почти с любопытством интересуется Уве.
– Ну как он? – отрывисто кивает на морду, зажатую под мышкой толстяка.
И Уве решительно зашагал между домами по дорожке в сторону автостоянки, которую инспектировал каждое утро. Остановился у знака, запрещающего парковку посторонних автотранспортных средств на территори…
Сынок Руне и Аниты выпорхнул из гнезда в начале девяностых, едва ему стукнуло двадцать. В Штаты, конечно, куда ж еще, узнал Уве через Соню. Больше его, почитай, не видели. Так, изредка звонил Аните п…
Парване испытующе сощурилась. Дочка тем временем принялась гоняться за огрызком кошачьего хвоста с воплями: «Кыся! Кыся!» Кыся, не особо польщенная таким вниманием, попыталась спрятаться между ног Ув…
Она смотрит на него с таким видом, словно заметила, что он сказал «хочете» вместо «хотите». Хмыкнув, Уве обходит ее и направляется домой.
– Ты чё там ХИМИЧИШЬ? – кричит Уве, барабаня по стеклу.
– Да, готовила она… вкусно, – соглашается.
– Круто ты его обломил, – хмыкнул увалень. – Спасибо за место, дружище!
Уве стоял перед ними, широко расставив ноги. Молчал.
Младшенькая роняет мелок, тот закатывается под переднее сиденье, на котором сидит Йимми. Тот, явив поистине олимпийские чудеса акробатики (при его-то габаритах), подается вперед и достает мелок из-по…
В конторе ему велели подождать в коридоре. Четверть часа он сидел под дверью на стуле, не подымая глаз от пола, когда наконец отворилась дверь. Из нее вышел Том, кулаки стиснуты так решительно, что к…
И вот как-то летом, в середине девяностых, сюда переехала женщина с пухлым мальчуганом девяти лет, сразу полюбившимся Соне и Аните. Как они разведали, отец бросил мальчонку в младенчестве. Мать жила …
Уве вовремя замечает, как мужика в костюме и полупальто вдруг зашатало взад-вперед, будто панду, перебравшего валерьянки. Секунда – глаза у мужика обморочно закатываются под лоб, по телу пробегает ка…
Соня любила рассказывать знакомым, как в середине восьмидесятых, видимо, в минуту краткосрочного помутнения рассудка, Уве, поддавшись на ее уговоры, купил-таки «сааб» не синий, какой покупал испокон …
– А-а… Ну так пойдемте обратно к кассе. Вам насколько гигов? Шестнадцать, тридцать два или шестьдесят четыре?
– Ну да, и чё? – нетерпеливо соглашается шкет, будто тут нет ничего такого.
Уве только глазами водит с одной на другого, как здоровенный пес на двух мышат, не дающих ему вздремнуть.
– Твою маковку, сосунок! Вообще ни черта не понимаешь в машинах?
– Выкладывать чего? – потребовал в свою очередь Уве.
Уве с Парване снова синхронно качают головами.
– Теперь она определяет, не сел ли аккумулятор. Если сел, с электропитания она перейдет на бензин. Это гибрид, типа…
Да, бывает трудно признать, что ошибался. Особенно когда ошибался так долго.
Парване, кивнув, замолкает. Всю дорогу домой Уве дрожит от негодования, отвернувшись к окну.
В результате Уве предстал перед женой с двумя цветками. Принципами поступаться нельзя.
– А ты не лезь, не твое дело, – одергивает его Уве.
– Долбаный маразматик! – ругается она, уходя на стоянку.
Уве заметил его, когда намывал свой «сааб». Вечером Руне нашел у себя под дверью полбутылки вискаря. Никаких задушевных бесед не последовало.
Услыхав это, Уве не останавливается. Однако замедляет ход. И слышит, как Йимми топает по снегу следом.
Когда он выходил из раздевалки, Том на пороге стал глумиться над ним.
Уве уже приступил к решению задачи по существу, как вдруг раздался беспардонный, протяжный скрежет. Как если бы какой-нибудь дюжий увалень на японском шарабане с прицепом, пытаясь сдать назад, заскре…
– Женушка моя, – дружелюбно кивает в ее сторону увалень.
И на это ей нечего сказать. Он кивает. Поправляет цветы, чтобы ей было повиднее.
И даже если Уве считал, что негоже кошаку, будь он неладен, сидеть на одной табуретке, а хвост положить на другую, с безобразием этим приходилось мириться. Ради Сони.
Коротышка, крутанувшись волчком, бесцеремонно хватает Уве за плечи своими мозолистыми лапами.
Уве поджимает губы в тонкую белую нитку. С досадой пинает носком плинтус. Не совсем понятно, что именно имеет в виду молодой человек, советуя ему «отвянуть», однако абсолютно ясно: совету этому Уве с…
А тогда Уве покинул участок, где некогда стоял отчий дом, и больше туда не возвращался. Снял в городе комнатку у одной бабульки. Целый день сиднем просидел в ней, тупо уставившись в стену. Вечером по…
– А, ну что ж… ни при чем так ни при чем.
Минут через сорок одна из медсестер наконец решается заглянуть к ним. Немного погодя в палату входит молодой доктор в очечках. И с видом оскорбленного достоинства, становится рядом. Утыкается в бумаж…
– А чего сразу за все не заплатить? – удивляется она, однако тотчас жалеет, что спросила.
По дороге домой заезжают в «Макдоналдс», чтобы порадовать Йимми и девчонок. А еще из-за того, что Парване приспичило. Больше, конечно, ради этого. Вернувшись в поселок, расходятся по домам. Уве и Мир…
– Уве ПОБИЛ клёуна, ма. – Младшая хохочет так, будто в жизни ничего веселей не видела.
– А я говорю – таким, – пищит один мышонок.
– Ой, сколько их! – Увалень чешет в затылке.
Нет, решает Уве, лучше ничего не рассказывать жене. Еще разозлится, что прогнал животину. Ей только дай волю: весь дом бы набила этими спиногрызами, с хвостами и без.
– Так они ж… Уже постановление приняли, чувак, – говорит Йимми и чешет голову.
– Привет, Соня! – кивают по очереди Патрик, Йимми, Адриан и Мирсад.
– Я и позабочусь! – отвечает Анита, глаза ее чернеют морскою пучиной.
– Ага, как же! Кто еще кого вел! Может, она тебя? – Пузатая смуглянка, пониже увальня примерно на полметра, яростно наскакивает на него, пытаясь шлепнуть по руке обеими ладонями.
Он выпустил кошака на двор, положил конверт с письмом и всеми бумагами на коврик в прихожей, сходил на чердак за ружьем. Нет, Уве не стал больше любить оружие, просто решил, что его неприязнь к ружья…
Вошел в комнатку, встал рядом со старшей. Та с трудом оторвалась от своей забавы, явно не слишком довольная его присутствием, и, как обычно, скорчила недовольную моську. Уве, впрочем, не спешил уходи…
– Мы, конечно, не утверждаем, что там есть что-то, что вам хотелось бы утаить, – по-дружески растолковывает журналистка.
– А о глупых старикашках-таракашках ничего нет? – передразнивает старшая.
Так и Уве успел подумать о многом. Прежде всего – о батареях.
– А, да… Вот еще чума на мою голову. Кошака вот пришлось приютить. А то бы дуба дал прямо у нас под домом.
– Ну, знак такой, что за рулем ученик. Так есть или нету?
Сняв и аккумулятор, и контакты, и железо, относит все в гараж. Не то чтобы он изменил мнение. Нет, немочи с шавкой, конечно, стоило бы дать острастку. Просто до Уве вдруг доходит разница между жесток…
Да и время – тоже странная штука. Мы ведь в большинстве своем живем тем, что будет. Через день, через неделю, через год. Но вот вдруг наступает тот мучительный день, когда понимаешь, что дожил до так…
Уве поднимает сброшенную газету, нервно комкает, превращая в некое подобие антистрессового мячика. Парване хватается за руль, с детским любопытством разглядывает приборы на доске.
– И куда вы его денете? – интересуется Патрик, внимательно разглядывая кота, который сворачивается уютным клубком.
Парване кивнула, показывая, мол, да, беда. Уве, чтобы не выпустить из-под контроля ситуацию вокруг своих башмаков, утомленно выставил кулак между трехлеткой и кошаком: баста, перемирие! Девочка потян…
Она не сводит с него глаз. Уве ворчит, хочет вернуться в дом, становится в дверях. Все, довольно, сыт по горло. Хотел всего лишь тихо-мирно повеситься. Неужто эти олухи не могут проявить элементарног…
– У нас свободная страна, – бормочет он, открывая дверь и выпуская кошака.
Уве останавливается, кулаки аж трясутся от негодования. Когда «шкода» скрывается из виду, он поворачивается и, чуть не спотыкаясь, устремляется по дорожке между домами. Перед домом Руне и Аниты (как …
Кошак трескает прямо из банки. Уве пьет кофе стоя. После еды Уве отправляет чашку с банкой в мойку и, тщательно вымыв, ставит сушиться. Кошак удивляется, словно хочет спросит – зачем банку-то сушить,…
– Из учителей она одна из всех не считала меня типа конченым дебилом, – мямлит он глухим, будто ватным, голосом. – Читала со мной этого, как его… Шекспира, ну. Там страниц до фигища, а мы с ней дочит…
– Нет. Макбук – это… эт-то… такой ноутбук. С клавиатурой.
Отца не стало, когда Уве едва пошел семнадцатый год. Задавило шальным вагоном. Всего наследства только и было, что старенький «сааб», покосившаяся халупа в двух десятках километров от города да пузат…
Уве смотрит в сторону стоянки: там пижон Андерс задом выезжает на своей «ауди» из гаража. Фары новые поставил, со ступенчатым отражателем, отмечает Уве. Чтобы даже во тьме всем было видно, что за рул…
Сам он, конечно, не ахти какой специалист по размораживанию кошаков, просто его бесит, когда всякие толстяки мало того что врываются в дом, так еще пытаются порядки свои наводить.
Уве держался, сколько мог – боялся прельститься этими радостями. Но Соня так самозабвенно окунулась в них, что в конце концов заразила и его. Когда он обнимал ее, она смеялась так задорно, что смех п…
И он ополчился на весь свет. Воевал с медсестрами, бранился со специалистами, собачился с главврачами. Бился с чинушами в белых рубашках, войско которых выросло настолько, что всех и не упомнишь. Одн…
– Зато Я знаю! – перебивает Анита, показывая на трех санитаров. – Я ЗНАЮ! – кричит она им.
Все одно бензин жечь – можно ее и обратно привезти, Уве не убудет. Может, хоть тогда отстанет от него эта несносная баба.
Какой-то человек в белой рубашке, по виду вроде брандмейстер, широко расставив ноги, объявил Уве, что не пустит его тушить собственный дом – чересчур опасно. А сами мы тушить не можем, – продолжал он…
Он поднимает пластмассовый шланг с пола, вешает на гвоздь. Закрывает ключом «сааб». Запирает ворота. Трижды дергает за ручку. Идет в сарай за инструментами.
И вот Уве стоит у могилки Сони и, с трудом подбирая слова, просит его «извинить».
– Ну как? Уже починил? – риторически вопрошает Уве и, отхлебнув кофе, смотрит на велосипед, который Адриан еще даже не снимал с машины.
– БЛИН, ДА НЕ РЕВУ Я! – громко всхлипывает она, и слезы брызжут на приборы.
– Так это твой велик? – улыбается Парване.
Уве не ответил. Хотел пройти мимо, но получил локтем от одного из молодых прихвостней, которыми окружил себя Том. Уве поднял глаза. Прихвостень заржал.
– Некогда мне базарить с тобой. Готовь машину. А я схожу за детьми.
– Без тебя у нас дома совсем никакого порядка, – бормочет он, ковыряя ногою мерзлый ком земли.
– Ну-ка, кинь еще камень в мой дом – сама вверх тормашками полетишь!
– Что это? – недоумевает Уве, даже не думая брать бумагу.
Уве пятьдесят девять лет. Вечер вторника. Нынче он отказался от подписки на газету. Выключил все лампочки.
А то Уве не знает: людей в больницу возят помирать. Довольно того, что государство берет с нас деньги за каждый чих при жизни, такое его, Уве, мнение. А требовать деньги за парковку с умирающего, не …
Здоровой рукой Патрик уперся в стену. С таким видом, будто врезался в нее вполне намеренно.
Уве отворачивается от него к соседке. Устало, как мамаша отворачивается от сластены, когда тот переест варенья.
Лак на «саабе», пожалуй, после всего этого здорово закоптится. Стыд и срам, но ничего не попишешь. Уве слегка пинает колеса, проверяя покрышки на прочность. Ничего, резина крепкая. Еще зимы три протя…
Увалень глядит, словно гадая: оскорбили его или нет. Пусть гадает, решает Уве. Снова хочет закрыть дверь.
Уве обводит глазами собравшихся так, словно его похитили и перенесли в параллельную вселенную. А может, вывернуть руль, да и дело с концом, думает Уве, но в следующий миг соображает: нет, эдак они, ч…
Ладно, четыре года погодя Уве все же сумел хоть немного поквитаться с обидчиком – не дал тому поменять окна в доме: тридцать три письма и дюжина телефонных бесед на повышенных тонах возымели действие…
Как ремонтируют дома, Уве не имел ни малейшего понятия. Спроси его тогда, он едва ли отличил бы ватерпас от кастрюли с картошкой. Но смекнув, что при теперешней ночной работе у него освободились днев…
Уве сметает снег с камня. Старательно разгребает мерзлую землю, сажает цветы. Встает, отряхивается. Смущенно читает на камне имя Сони. Сколько раз отчитывал ее за опоздания, и вот, на тебе – сам же о…
– Ненадолго, не надейся, – энергично, аж пузо подпрыгивает, огрызается «женушка».
– Я вас не пущу, на машине нельзя, – рычит Уве сквозь стиснутые зубы.
Дальше она подходит, становится у его койки – из глаз снова потекли слезы – и вдруг обеими ладонями начинает лупить по руке Уве.
Обреченность в его голосе ошеломляет и Парване, и стоящую позади нее Аниту. Уве и сам словно ошеломлен. Тянет носом воздух мелкими, короткими вдохами. Глядит на Аниту: с прошлой встречи еще поседела …
– А этого, значит, не надо? – машет немочь в сторону кота.
Пресловутый Шоссе, едва завидя Уве, замахал изо всех сил, по глазам было видно, что напуган до жути. «Сеннио-о-ор!» – возопил он, обращаясь к Уве, – этим словом он всегда приветствовал его, с тех пор…
Люди заполошно кричали, бегали взад-вперед по улице. Выли сирены. Вышедших из огня кольцом обступили пожарные в касках.
Пузо у Парване раздалось еще больше, отчего она напоминает гигантскую черепаху, когда, присев на корточки, одной рукой опирается на камень, другой – на Патрика. Правда, сравнить ее с черепахой вслух …
– Да не загоняйся, Уве! Сам видишь, какой я кабан. Нас, жирных, можно троллить по-всякому, зато, чувак, мы вырабатываем до хренища тепла!
Уве обиженно смотрит на нее. Молча, словно на переговорах с самим собой, нехотя соглашается: конечно, не дам замерзнуть – дети же не виноваты, что их непутевый папаня окна не может открыть так, чтоб …
– Но мужики из вашего рода не закладывают других, так?
– Ну ладно, – нехотя отпускает она Уве. – Завтра поучишь меня еще вождению? Я в восемь к тебе зайду, – тут же спрашивает она.
– По-нашему. Не «по-нашенски», а «по-нашему», – поправляет его Уве, точно в него вселилась Соня.
Парване словно окаменела. Не глядя на нее, Уве выдергивает чайник из ее простертых рук. Неспешно наполняет водой. Втыкает в розетку.
– Тогда я зайду в районе четырех, – сказал Уве и вышел.
– Стало быть, они вот-вот приедут за Руне? Что, правда? И вся эта волокита, апелляция, вся эта гребаная возня – что, все это уже позади? Ты УВЕРЕН?
– Удачного дня! – энергично желает ему дежурный из-за плексигласа.
Снова заминка. Как если бы два дуэлянта, сойдясь, внезапно обнаружили, что не захватили с собой пистолетов. Уве сверлит коробку долгим взглядом, словно добиваясь от нее признательных показаний.
Выйдя из машины, Уве небрежно бросает ключи увальню.
– Хочешь, чтобы я взял котэ? Сорри, чувак, не прокатит. – Йимми пожимает плечами – кошак подскакивает за ними: вверх-вниз, как на американских горках.
– Не нашенский, что ль? – пробубнил Уве в салфетку.
– Да не слушай ты Уве. Его это кот, и все тут.
Мирсад, очевидно, трактует эти слова как «милости прошу!» и, живо натянув пуховик и ботинки, выскакивает следом. Но Уве жестоко ошибался, если понадеялся, что в их компанию не затешется еще один незв…
– Ну, тогда увидимся в поезде на обратном пути. Я домой еду в пять!
– Ты как? Цел? – кричит Уве один из ремонтников.
Уве бросает взгляд на кошака – тот уже похрапывает, свернувшись калачиком. Вот бы у кого поучиться – как не мудрствуя лукаво выходить из затруднений. Дока!
– Вот это Йимми, это котик, это мы с Патриком. А вот это ты, – поясняет Парване.
Открутив крышку, Уве высыпает таблетки на блюдце. Всматривается, точно ждет: вдруг они превратятся в роботов-убийц. Не превращаются. Уве разочарован. Непонятно, как эти белые фитюльки в принципе могу…
– Да не мог я сказать – ни тебе, ни Соне. Анита не велела. Сам знаешь…
Уве опускается на табуретку в прихожей. Его трясет. Отвык, подзабыл он это чувство. Обиды. Унижения. Беспомощности. Бессмысленности борьбы с людьми с белых рубашках.
Кое-как удержав равновесие, она снова помахала ему фотоаппаратом, снова радостно заголосила. Уве не слушал. Волком глянул на фотоаппарат, как на дуло ружья, и решил – бежать! Урезонивать эту психичес…
За четверть часа они успевают только выехать с парковки на дорогу. Там Парване на первой скорости набирает такие обороты, что машину начинает трясти: того и жди, взлетит на воздух. Уве велит соседке …
И конечно, были люди, не понимающие, как можно судить о чувствах мужчины по маркам машин, на которых тот ездит.
Адриан кивает. Уве пожимает плечами. Появляется запыхавшаяся Парване, семенит к ним.
– Я в местной газете работаю… Мы беседовали с людьми, которые были на перроне, когда вы спасли того мужчину…
Взгляд Уве невольно перемещается на жену Руне. Та все не уходит. Да, много лет минуло с тех пор, как он видел ее в последний раз. Вернее, когда в последний раз толком смотрел на нее. Сдала, постарела…
Кошак с Парване располагаются на барных стульях у стойки. Парване без конца утирает пот со лба, хотя в кафе холодно, как в погребе. На дворе и то теплей. Берет со стойки кувшин, наливает себе воды. К…
Матушка забрала с собой в могилу почти все слова, которые знал отец. Оставила ему ровно столько, чтоб рассказывать про моторы. А рассказывать про них отец мог без устали. «Мотор, брат, любит уважител…
Шли годы, а постояльцы в соседнем доме все менялись – причем некоторых Уве и Руне встречали с удивительной снисходительностью и благосклонностью. Правду говорят: многое познается в сравнении.
Нагибается к мотору, глядит. Вроде ничего сложного.
Зато он усвоил, что люди нередко глотают химию, чтобы отправиться на тот свет. А химии у него, как уже сказано, завались. Как в любых домах, где есть больной раком.
– Чего еще? – ворчит он, распахивая дверь.
Через час Уве уходит, а перед этим долго сидит в гостиной и негромко беседует с Руне наедине. «Нам бы с глазу на глаз потолковать, без лишних отвлекающих моментов», – говорит Уве, спроваживая на кухн…
Чиновник в белой рубашке вылез из «шкоды», с водительского места, и направился к дому Руне и Аниты.
– Чувак! Уве просто нужна самая навороченная модель!
– Настройки радио не трогай, – наставляет ее Уве.
Напоследок Уве отворачивает портрет жены лицом к окну. Не хочет, чтобы она видела это, но и положить портрет лицом вниз не решается. Жена всегда безумно расстраивалась, если некуда было смотреть. «Ли…
– Сюда! – восклицает Уве, резко тормознув перед небольшим кафе.
Тяжело пыхтя, нагоняет компанию – на нем ядовито-зеленое трико, облегающее тушу так плотно, что Уве поначалу решил, что сосед выкрасил свои телеса в зеленый цвет.
Уве переминается с ноги на ногу, скептически озирается. Никогда не любил забегаловок. Вот Соня – другое дело, та обожала их. Могла проторчать там все воскресенье напролет – по ее собственному выражен…
– Ты зделяла! – Квадратный коротышка в пестрой рубахе кудахчет от восторга – вентилятор на потолке, отперхавшись, кое-как, словно заезженная кляча, трогается с места.
Изнутри доносятся звуки телевизора. Пахнет горячим кофе. Патрик одним костылем поддевает ворох бумаг в руках у чиновника, на белую рубашку чиновника просыпается с них снег.
– Да тут все просто, как два пальца об асфальт, – кашлянув, бормочет Уве и жестом приглашает Адриана помочь.
Уве долго, долго, очень долго смотрит на него.
Поравнявшись с Уве, поезд наконец останавливается. От испуга у салаги в лице ни кровинки. Бедняга чуть не рыдает. Оба таращатся друг на друга сквозь стекло электровоза так, словно каждый брел со свое…
– Пипиську ему как молнией прошьет, – продолжает Уве.
– Я говорю, ТИХО! – рявкнул Уве. – Угомонись уже.
Шесть месяцев, как она умерла. А Уве по-прежнему дважды в день обходит дом, проверяя: не подкрутила ли тайком батарею.
И, подняв к нему глаза, бережно погладила по щеке. И улыбнулась.
– Я к тому: чего тут благодарить, когда взрослый мужик не может управиться с прицепом.
Шавка тут же разворачивается. Искоса глянув напоследок на Уве, немочь бежит за угол, да так прытко, точно Уве силой одного взгляда выпихнул ее взашей.
Получается, человек «безнадежен» лишь оттого, что видит черту, за которую нельзя переступать. Нет, Уве так не согласен.
Уве вопросительно взглянул на отца. Тот стоял с невозмутимым видом. Уве изобразил такой же.
Уве, по общему мнению, видел все в черно-белом цвете. Она раскрасила его мир. Дала ему остальные краски.
Но, на беду, в один из последних вечеров того лета Уве и Руне взбрело в голову затеять пикник. Сперва заспорили насчет «наиболее эффективного способа» разжечь круглую барбекюшницу Уве. За четверть ча…
– Что ж, тогда, стало быть, придется брать комби.
Парване смотрит на него раскрыв рот, не зная, что сказать.
– Хех, это вот это, что ли, клумба? – добродушно скалится он, кончиком языка поправляя табачный ком.
– Ну, тот, с исчезающей монеткой. Взял у Уве пятачок, – рассказывает дальше старшая.
Отвернувшись от Уве, кошак сворачивается калачиком и засыпает – в знак протеста. Уве продолжает пялиться в окошко. Нет у девчонки никакой аллергии, это яснее ясного. И тут Парване схитрила – чтобы вс…
– Да фигня… Он говорит, это не вентилятор, говорит, а кусок пида…
– Цветы ей подари! Ей понравится! – с нажимом сообщила хозяйка.
– Кто-то, наверно, просто совсем не умеет читать сказки, – выносит вердикт старшая.
Уве качает головой. Немного непонятно, по поводу какой именно из сказанных увальнем глупостей.
– «Не согрешив, покаяться нельзя. Мой муж покается. И станет лучше. Гораздо лучше, через грех пройдя», – ответила она Уве в тот вечер, когда, впервые ужиная с ней, он признался, что обманул ее, сказа…
Уве по пальцам одной руки мог сосчитать, сколько раз встречался с ее отцом. Тот жил далеко на севере, в лесной глухомани: при взгляде на топографическую карту создавалось впечатление, что старый хрыч…
В субботу вечером он напялил на себя старый коричневый отцов пиджак. Тянувший в плечах. Съел две сардельки, семь картофелин, которые сварил на плитке у себя в комнатенке. Прошелся по дому с отверткой…
– У Уве порок сердца… – монотонно заводит он. Далее следует набор слов, понять которые способен лишь тот, кто либо не менее десяти лет штудировал медицину, либо страдает тяжелой зависимостью от медиц…
– Да, заедем, мне, кстати, тоже надо в туалет, – заявляет Парване.
– Дорогущую, мама мне все равно такую не купит, так что без разницы, – отвечает девочка, не поднимая глаз, и качает головой.
– Вот и меня такое же чувство охватывало каждый раз, как новую машину покупал.
– Н-н-не-е-е бу-у-у-ду, – по-овечьи блеет она и корчит ему рожу – эта ее манера ох как поднадоела Уве за последние недели. – И спасибо, что зашел вчера, – добавляет она.
Минуту погодя Уве, торжествуя, втаскивает на крыльцо лист кровельного железа величиной с палас для гостиной. Анита не понимает, как такой большой кусок железа умещался в сарае и почему она его не зам…
Рядом с ней девчушка постарше, лет семи, на лице ее написан ужас. Обе – черненькие. Обе – с огромными карими глазищами, каких Уве отродясь не видывал.
Или, уж если начистоту, буркнул что-то вроде «старая жмотина» себе в ладонь и пробил двадцать пять крон на кассовом аппарате с такой силой, что клавиши затрещали – уж не поломались ли? Впрочем, какая…
Уве зачерпывает лопатой малость снега, швыряет в кошака. Тот, отпрянув, злобно таращится. Фыркает. Чихает от снега. Поворачивается и бежит обратно за угол сарая.
– Ты лугаисся, – дружелюбно замечает ему младшенькая.
Снимая синюю демисезонную куртку с крючка в прихожей, Уве задержался взглядом на многочисленных жениных пальто. Подумать только, зачем одному не слишком рослому человеку столько зимней одежды? «Залез…
Уве с любопытством смотрит сперва на вентилятор, застывший над головой Амеля. Потом на кошака, развалившегося на барном стуле. Потом на ящик с инструментами в руках у Адриана. Потом снова на вентилят…
– Да им только того и надо! Перебьются – а вдруг я заплачу лишнее, вдруг мы столько не простоим, ясно тебе?
Уве оборачивается. Анита стоит на крыльце, набросив на спину серую кофту. Рукава кофты словно пытаются поймать ее тело – так руки ловят скользкое мыло.
Соня перебралась в город, поступила на филфак. Отец страшно возмутился, когда она предложила забрать его к себе. «Оно мне нать? Там, поди, люди всяки!» Слово «люди» в его устах звучало как ругательст…
– Мы пришли знакомиться, мы же теперь соседи, – улыбается ему.
Уве подписал. Распрямился, на лице написана непреклонность.
Какой-то монах по имени Франциск написал это в одной из ее книг.
Уве машинально заносит кулак, оборачивается и вдруг видит себя в зеркальном отражении очков на носу бледной немочи. Валенок сидит у нее на руках. Злобно щерится на Уве.
– А похавать есть чё? – кричит он из гостиной.
Она забралась к нему на руки и сказала, что обожает его. Он только кивнул.
– Граждане, прячьте ваши лопатники, вор идет! – заголосил Том – крик его эхом разнесся по коридору.
Когда чуть менее часа погодя чиновник и чиновница в белых рубашках выходят из дома Руне и Аниты, они видят, что маленькая белая «шкода» зажата еще каким немаленьким прицепом. Значит, пока они были в …
На перроне, почитай, никого. Только по другую сторону пути стоит парочка заспанных патлатых малолеток со здоровенными рюкзаками (набитыми наркотой, уверен Уве). Чуть поодаль от них читает газету соро…
– Ну, раз уж я здесь… Покажите-ка вон тот шнур.
– Вы хоть читали письмо, что я вам прислала? – раздался из трубки крик. – А газету? Газету-то читали? Я ее заодно послала, чтоб вы получили представление о нашей журналистике! – еще громче завопила Л…
Юноша принимается чесать ладони о край прилавка и нервно переминается, как это свойственно начинающим работникам розничной торговли, осознавшим, что обслуживание покупателя займет существенно больше …
– Рис! – радостно кричит меньшая, вскакивая на ноги.
– Вот спасибочки – выручили! – радуется он так, словно это не Уве распекал его последние десять минут.
А потом мать умерла. И отец совсем смолк. Словно она забрала с собой те немногие слова, которые у него были прежде.
Адриан выставляет несколько сахарниц. Делает он это скорее от неловкости, не желая казаться круглым недотепой. «Спохватился!» – думает Уве.
– Уберите прицеп, Уве. Или я позову полицию.
Он упросил знакомого проводника одолжить ему сменные штаны и рубаху, чтобы она не приняла его за ночного уборщика, а потом подошел и сел подле Сони. И, надо сказать, это было лучшее решение за всю ег…
– Уве вам обязательно поможет с батареей.
– Я выиграл, – только и молвит он, заслышав, как загремел почтовый ящик.
Уве глядит на кота. А глянув, выключает мотор.
Он идет за рулеткой. Измеряет. От каждой стороны. Дважды – для верности. Ставит крестик ровно по центру.
Уве пытается представить, каково это: накачаться таблетками. Наркотиков он в жизни не пробовал. Да и пьяным-то, почитай, ни разу не напивался. Потому как с юных лет не любил терять контроль над собой…
Уве слезает со стремянки. Обходит дом, проверяя, улеглась ли пленка. Отпирает входную дверь (а то будут вскрывать – поломают, с них станется). Дверь-то хорошая. Много лет еще прослужит.
– А как же Анита, вдруг она против? – фыркает Уве, стукнув указательным пальцем по крыше машины.
– Здравствуй, Уве, – возвращаясь к двери, повторяет она приветливо, но с удивлением. – Чем тебе помочь? – спрашивает.
Уве смотрит на коробку как на предмет в высшей степени сомнительный. Как смотрел бы на обормота в трениках, который подкатил к нему на итальянской «веспе» и со словами «Эй, брателла!» попытался бы вт…
Кровь струится по правой скуле. Уве стискивает челюсти, аж скрипит зубами.
И больше его не видел. Как-то пытался дозвониться – никто не ответил. Шильцем кольнула было обида, но Уве решительно запретил себе расстраиваться на этот счет. Зато когда позвонил человек из другой с…
Уве сокрушенно качает головой. Два часа тому назад она не знала, где у машины сцепление, а теперь, вишь ты, недовольна: не дали ей самостоятельно запарковаться между двумя машинами.
– Ни слова, говорят тебе, ТВОЮ МАТЬ! Понятно тебе?!
В воскресенье шли в кафе пить кофе. Уве читал газету, Соня болтала. Потом наступал понедельник.
– Ах, леший тебя забери, – ругается Уве и, отшвырнув пульт, кидается вслед за ней.
И вот наступил понедельник, но Сони уже не было.
– Никто никому не должен. Я тебе не бюро добрых услуг!
– Кто тут у нас? Девочка! А что мы покажем девочке? Может, фокусы? – дружелюбно кудахчет клоун и ковыляет к младшей, точно пьяный лось, путаясь в непомерных красных башмаках. Уве с ходу определяет, ч…
– Да ну, не мой. Девчонки моей, короче. Ну, она типа пока не моя, но, по ходу, будет со мной.
Тишина в доме стоит мертвая. Да что в доме – во всей округе! Все спят. Тут Уве хлопает себя рукой по лбу: кошак! Выстрел же наверняка разбудит несчастную животину. Напугает до смерти. Поразмыслив хор…
– Щас сяду и еще раз попробую, – снова примирительно улыбается парень.
– Кому говорят! – рявкает Уве и бегом к ним.
Йимми озадачен, словно гадает, с кем сейчас разговаривает Уве – с ним или с самим собой. Уве поднимает глаза.
– Ладно, ладно, не волнуйся, Уве, Патрик на костылях сам как-нибудь доковыляет. – В голосе Парване явственно звучит ирония.
Уве глядит на пол – как раз туда, где оторвалась пленка.
– Главное – железо есть, – говорит Уве так, точно это уже вопрос решенный.
– Кто такой Патрик? – интересуется Уве у подбородка.
На другое утро Уве в гараже разобрал «сааб» до винтика. Почистил детали и скрутил обратно. Просто хотел убедиться в своем умении. Ну, чтоб хоть чем-то себя занять. А когда скрутил, продал «сааб» с вы…
– Хороши, нечего сказать, – соглашается Уве.
Тетка заулыбалась, чем-то помахала ему – Уве принял эту штуковину за какой-то диковинный фотоаппарат. Или что-то в этом роде. В эти нынешние времена, черт их раздери, уже и не разберешь, что фотоаппа…
Уве дергает ручки гаражных ворот, бьет мыском шлепанца по столбам с предупреждениями, переписывает номера машин на гостевой стоянке, осматривает мусорные баки.
Рольфу Бакману, моему отцу, – за то, что я (надеюсь) отличаюсь от тебя в наименьшей из возможных степеней.
Чиновник в белой рубашке останавливается, буравит ее взглядом. Устало мотает головой, морщит кожу вокруг носа, так, что тот практически исчезает между щек.
– А на что тебе? Одной работы, что ли, мало? – говорит Уве, тыча трубочкой из газеты и письма в форменный логотип шведской почты на груди у юноши.
Потому что чему-чему, а этому Уве учить было не надо.
Потому как всему есть предел. Застыв на пороге гостиной, Уве размышляет, сказать ли ей, чтоб хотя бы подложила газетку под кошака, или рискованно – снова запустит варежкой. Но когда Парване оборачива…
Он лишь что-то бурчит басом в ответ, решив, что пререкаться с бабами себе дороже, что с одной, что с другой. И отправляется к машине.
– А, ты… Здравствуй, здравствуй, – здоровается Уве.
– А что, теперь уже достоверность материалов не проверяют? – буркнул Уве наконец и недовольно глянул на трубку, словно то была ее недоработка.
– Да, кстати, ты там сверху глянь – там все твои банковские платежки за семь лет. Все железнодорожные и авиабилеты, оплаченные карточкой, все гостиницы, в которых ты жил. А еще история всех посещений…
И вот сердце его, преисполнившись какого-то диковинного, мятежного упрямства, впервые застучало чуть ретивее положенного, и Уве решил ни за какие коврижки не продавать дом муниципалитету. А поступить…
Толстяк замечает Уве. Приветливо машет. Уве сдержанно кивает в ответ. Юноша, остановившись, продолжает махать так энергично, что сиськи колыхаются под футболкой. Уве твердит, что не знает другого так…
– Пора, – уведомляет он маленькую женщину, чуть не подпрыгивая от нетерпения, и рвется в дом.
Уве склоняет голову набок с таким видом, будто желает удостовериться: не из мультфильма ли явился сей персонаж. Шкет набирает в грудь воздуха, собирается с силами.
– Ты всегда так нервничаешь, когда я с кем-нибудь поругаюсь. Но тут такое дело. Придется тебе обождать меня еще маленько, нельзя мне сейчас помирать.
– Уве… ты должен ответить на вопрос, ты понимаешь это? Ты взял деньги? – спросил владелец «опеля».
Уве видел, как жена огорчается, что он не ладит с Руне. Ведь эта вражда отчасти мешала и Соне с Анитой сдружиться как следует. А потом, спустя порядочное количество лет, конфликт застарел настолько, …
Газовые струи расползаются во все стороны.
Уве смотрит салаге в глаза. Сжимает кулаки в карманах, будто кляня себя за то, что сделает сейчас. Но деваться-то некуда. Ответ бывает либо правильный, либо нет.
Она попыталась войти. Лучше бы не пыталась.
Так и в тот день – кто-то понял, почему Уве так повел себя в директорской конторе, а кто-то – не совсем.
– Но я же слышу, что есть, – возразили ворота.
– И куда мне теперь? – подвывает Парване, глядя на два сантиметра, отделяющие перед «сааба» от задних фар другой машины.
Уве возвращается в гостиную. Включает телевизор. Не то чтобы передача какая шла интересная – ну да не сидеть же вечер напролет в одиночестве и таращиться на стенку, как псих. И вот уже Уве достал из …
– Может, чем пригожусь, – спешит добавить Мирсад.
Уве, руки в карманах, ковыряет мыском шлепанца отошедший край пленки.
– А, ясно! – восклицает Парване, закатив глаза.
Уве расслышал в ее голосе смех. Это ему не понравилось. Не оборачиваясь, он только буркнул «да-да» и скрылся за крутящейся дверью торгового центра. В первом проходе он сразу повернул налево: вдруг со…
Смолкает. И вот они стоят напротив, мужик пятидесяти девяти лет от роду и подросток, в нескольких метрах друг от друга, стоят и возят ногами по снегу. Словно мячиком перекидываются – ворохом воспомин…
– Да тише ты! Дай почитаю! – цыкнул в телефон Уве и склонился над кухонным столом.
Итак, оставшись в одних носках и подштанниках, Уве возвращается в прихожую, снова берет ружье. Мимоходом видит отражение в зеркале. Давненько не гляделся он в зеркало, почитай, уж лет тридцать пять. …
Приехав на кладбище, Уве, наученный горьким опытом, предусмотрительно сворачивает остаток газеты в трубочку и безжалостно выгоняет животину из машины. Достает из багажника цветы, запирает машину, обх…
– Ну, это, что ж, можно и тут, – ответил он.
– Я тут подумал: а не пропустить ли мне глоточек обещанного вискаря. Предложение еще в силе?
Уве шел по коридору, когда вдруг наткнулся на Тома. Впервые после того, как Уве наказали за кражу вагонной кассы. Будь Том благоразумней, отвел бы глаза. Притворился, будто ничего не было. Увы, благо…
– А я в декрете, – беспечно шлепает себя по пузу Парване.
Уве смотрит на руку. Смотрит на журналистку.
Далее следуют жалобные возгласы, гвалт и возня, пока Мирсаду не удается растолковать Уве, что он самый обычный сопляк, а не уголовная шпана. Уве, осознав, что к чему, перестает размахивать ружьем, а …
Ворота провыли что-то вроде: «Эй! Вы еще тут?»
– Я, это… приятель Уве, – говорит Андерс, слова натыкаются друг на дружку, словно заблудившись в кромешной тьме.
Уве с кошаком вышли, заперли дверь и – быстрей, быстрей – кинулись к гаражам. Журналистка – за ними.
Судя по насупленному лицу, ему завтракать мороженым не разрешили.
– Сама же знаешь, как оно бывает. Народ нынче беспардонный пошел – никакого уважения к личной жизни. Повадились шастать в чужой дом, как в собственный, в сортире закроешься – и там покою нет, – оправ…
– Розовые. Твои любимые. Гардинные. В магазине сказали, гардении, балбесы, будто я не знаю, как ты их называла. Еще сказали, на таком морозе они не выстоят – да им лишь бы сбагрить покупателю еще как…
– Для нее ты самый прикольный на свете. Поэтому тебя она всегда рисует яркими цветами, – объясняет Парване.
– Хотите чего-нибудь выпить? – спрашивает Адриан, обращаясь к Уве.
Наконец дежурный за плексигласом просит просунуть ему в окошко карточку – «для проверки». Уве делает такие глаза, будто встретился с дежурным в темном переулочке и тот попросил его снять часы – «для …
– Милок! А не ты ли собрался драндулет французский покупать? Так что тебе сейчас впору не за других хлопотать, своих забот не оберешься.
Костью в горле торчал у господ этот парень, одиноко ютившийся на отшибе в своей кривой избенке. Детям строжайше воспрещалось играть по соседству с домом Уве. Куда охотней господа предпочли бы соседст…
Уве подъехал к торговому центру с западной стороны. Мгновенно сориентировался: на стоянке оставалось всего два свободных места. Разгар рабочего дня. Что тут забыли остальные, разумеется, было выше ег…
Так он просидел в коридоре на стуле почти сорок минут. Наконец к нему вышла пожилая секретарша в строгой черной юбке и квадратных очках и пригласила в кабинет. Притворила за ним дверь. Уве остался од…
Вкрадчивый голос Парване будто выхватывает его из глубокого забытья. Она стоит в дверях гостиной, обеими руками поддерживая круглое пузо, словно несет перед собой корзину с бельем. Уве вскидывает гол…
– На твоем месте я бы первым делом изучил распечатку с адресами сайтов, которые ты смотрел, – советует Патрик.
Никто ведь и не собирался, снова здорово, торчать перед этой больницей. Чтоб им пусто было, этим больницам, в третий раз за неделю притащились сюда, леший их забодай. Но разве у него был выбор? Нет, …
– Сорри, чувак, это с работы мейлами бомбят на постояне, – извиняется Йимми. Одной рукой придерживает еду, другой пытается унять смартфон.
Трудно признавать, что ты ошибался. Особенно если ошибался так долго.
Пока она спала, Уве отправился гулять. Проселком – из гостиницы в деревню. Дома-то все каменные, отметил он про себя. Сколько окон – хоть бы на одном наличники путные. Порог – и тот не у каждого дома…
Чиновник в белой рубашке проницательно улыбается. Так, как улыбаются все чиновники в белых рубашках, привыкшие приструнивать всякого, кто скажет слово поперек.
Уве с Парване качают головой. Удивительно слаженно – хоть на соревнованиях по синхронному плаванию выступай. И Уве пусть крайне неохотно, пусть на пару мгновений, но как будто чуть меньше недолюблива…
– Там фамилия стоит. Как у моей училки. Я чё и спросить решил… блин.
– Вот и я спрашиваю! – кричит она в ответ.
– Значит, ты все-таки работаешь, – замечает Уве.
Парване снова бьет по руке, но промахивается – Уве начеку.
Кот, склонив голову набок, изучает электрошокер.
Отшатнувшись, тот спотыкается и шлепается в сугроб, на лбу красуется шишка величиной с хорошую равиолину.
Уве берет дрель, берет крюк, лезет на стремянку, сверлит. Когда в дверь звонят в первый раз, он уверен: ослышался. И именно поэтому решает не открывать. Но звонок повторяется – и Уве понимает: нет, н…
Уве тут же стал строить планы возмездия, решив для начала прощупать источники финансового благополучия владельца жилья. Позвонил юристам и налоговикам – потребовал запретить аренду дома и пригрозил, …