– Сам подумай, Уве. Или ты хочешь, чтобы меня учил водить машину кто-то ДРУГОЙ из нашего поселка?
– С шафраном. И цупленкой, – добавляет старшая, далеко не так доверчиво.
А через несколько дней явится расфуфыренный маклер, узел на галстуке величиной с голову ребенка, и станет вешать лапшу про евроремонт да про полезную площадь и даже, может быть, распространится о самом Уве, но ни словом не обмолвится о крюке, гад. Это понятно.
– Долбаный маразматик! – ругается она, уходя на стоянку.
Грудь Амеля судорожно вздымается и опускается несколько раз под пестрой рубахой. Амель открывает было рот, но одергивает себя. Молча вытирает последнюю рюмку. Сложив полотенце, кладет его рядом с кофемашиной. Не проронив ни слова, скрывается на кухне. Вносит бутыль (буквы на этикетке иностранные, не разобрать) и два стакана. Ставит на стойку перед собой и Уве.
– Где у тебя бумаги из социальной службы?