– Рис! – радостно кричит меньшая, вскакивая на ноги.
Да и время – тоже странная штука. Мы ведь в большинстве своем живем тем, что будет. Через день, через неделю, через год. Но вот вдруг наступает тот мучительный день, когда понимаешь, что дожил до таких лет, когда впереди не так уж и много, гораздо более – позади. И теперь, когда впереди у тебя так мало, нужно искать что-то новое, ради чего и чем теперь жить. Может, это память. Об отдыхе на склоне летнего дня, когда держал ее ладошку в своей. О запахе свежевскопанной клумбы. О воскресных посиделках в кондитерской. Может, это внучата. Начинаешь жить будущим других. Нет, Уве не умер, когда Соня оставила его. Просто перестал жить.
Через час Уве уходит, а перед этим долго сидит в гостиной и негромко беседует с Руне наедине. «Нам бы с глазу на глаз потолковать, без лишних отвлекающих моментов», – говорит Уве, спроваживая на кухню Парване, Аниту и Патрика.
Уве ни разу не задавался вопросом, как жил до того, как повстречал ее. Но если б задался, ответил бы, что никак.
Рольфу Бакману, моему отцу, – за то, что я (надеюсь) отличаюсь от тебя в наименьшей из возможных степеней.
– Я вас не пущу, на машине нельзя, – рычит Уве сквозь стиснутые зубы.