– Много уведомлений, – подтвердила вторая рубашка, помечая что-то в своем кондуите.
Соседи тем временем менялись: кто приезжал, кто уезжал. Под конец из каждых соседских дверей выглядывало такое множество новых лиц, что лица эти слились в одну серую массу. Где раньше шумели леса, ныне громыхали строительные краны. Уве и Руне стояли каждый на своем крыльце, с вызывающим видом сунув руки в карманы, – мастодонты, дожившие до новых времен, а вокруг сновали бойкие маклеры – узлы на галстуках величиной с грейпфрут, – прочесывали улочку между домами и посматривали на обоих ветеранов, как падальщики на дряхлеющих буйволов. Уве и Руне, конечно, догадывались, что грифы эти не уймутся, пока не заселят их дома какими-нибудь паршивыми айтишниками с семействами.
– Два года? – спрашивает Уве, не оборачиваясь.
Парване, шумно вздохнув, глядит на Уве, неодобрительно качает головой. Уве столь же неодобрительно мотает в ответ своей.
– Решение принято. Комиссия изучала дело два года. Вы ничего не сможете сделать, Уве. Ничегошеньки. Во-обще!
– А инструмент-то хоть есть? – интересуется Уве.