На перроне он сует руки в карманы. Пиджак остался дома. Весь в пятнах, выхлопом провонял, вот Уве и не стал надевать его: жена такую бучу поднимет, посмей он явиться к ней замухрышкой. Рубашка и свитер, что теперь на нем, ей тоже особо не нравились, ну да те хотя бы чистые, не драные. На улице где-то минус пятнадцать! Уве забыл сменить осеннюю куртку на теплую, зимнюю – студеный ветер пробирает до костей. Последнее время я рассеянный какой-то стал, вынужден признать Уве. Не успел толком поразмыслить, в какой одежке пристало отправляться на тот верхний этаж. Вначале хотел принарядиться поприличней. Теперь же чем больше он об этом думает, тем более склоняется к мысли, что на том свете, верно, уж придумали какую-нибудь стандартную одёжу, не то такой винегрет выйдет! Покойнички-то там соберутся всех сортов и мастей, как пить дать. Иностранцы и прочий разношерстный люд, один наряд чудней другого. Придется, стало быть, приводить это войско к единому знаменателю. А значит, какое-никакое обмундирование выдают.