– Могу глянуть, ежели дозволите, – загорелся вдруг Уве.
Хлопнув отца по плечу, директор вернулся в контору. А отец так и остался стоять посреди двора, судорожно глотая воздух. В тот вечер он раз за разом пускался рассказывать и показывать обалдевшему сыну все, что сам знал о сказочной диковинке, стоящей у них в саду. Полночи, усевшись на водительское сиденье и посадив сына на колени, объяснял, как устроена механическая часть. Припомнил каждый винтик, каждый тросик. Никогда Уве не видел, чтобы гордость так переполняла человека. Именно в тот вечер восьмилетний Уве решил, что будет ездить только на «саабе» и ни на чем больше.
– Из социалки приезжали, – кивает немочь на дорогу с ехидной ухмылочкой.
– Рыбачит? – буркнул наконец, не глядя на Соню.
А потому он подхватил набитые книгами баулы и понес в автобус. Прошел мимо водителя – почуял запах вина, но промолчал: коль у них в Испании так заведено, так, значит, тому и быть. Когда он сел на место, Соня приложила его руку к своему животу, и Уве в первый и последний раз почувствовал, как шевелится их ребенок. Потом встал, пошел оправиться, но не дошел до середины, когда автобус царапнул разделительный отбойник, и разом все стихло. Словно само время затаило дыхание. А потом – взрыв: это полетели стеклянные осколки. И скрежет, безжалостный скрежет – это смялись железные бока. И громкие удары – это машины влепились автобусу в зад.
– Он умрет там у них, в этом доме, Уве. Ты же понимаешь… – шепчет она.