Все цитаты из книги «Некоторые не попадут в ад»
На Успенке выдал Графу и Тайсону две тысячи на обратное такси и закатился на «круизёре» под шлагбаум.
Спросил у Графа, что он по этому поводу думает. Граф тут же ответил: «Хорошо, конечно».
(Или «сносите его нахер»? — я вышел и через минуту забыл глагол; до сих пор не вспомнил.)
Я б спросил: «Товарищ генерал-майор, как же так?» — «Риск — часть нашей профессии». — «Точно; глупости спрашиваю. Давайте напрямоту: мы вам ещё семьдесят пять, а вы нам — её адрес». — «Что вы несёте……
Школы, садики — всё побросали. Здесь, в Донецке, — никуда не пошли, жене хватило нервных перегрузок там, в большой России; обучались на дому, чтоб под приглядом.
Помимо этого, он заседал в государственных советах, владел, по слухам, алмазными копями и деревообрабатывающими производствами, присматривал за всем остальным кино сразу, и был советником императора …
Эта убеждённость и это знание — дарили ему свободу.
(Письмо с ошибками, но смысл был понятен.)
Как-то сидели у Трампа, он обмывал свой орден; меня усадили рядом с одним усатым комбатом, мы нормально говорили, — но с какого-то момента, после одиннадцатой, к примеру, рюмки, он посчитал мне нужны…
Начались речи; тоскливо слушал; первым выступал Трамп, вторым Пушилин.
— Слушай, со всем уважением. Отпусти моих командиров, пожалуйста. Они-то ни при чём. Они просто воюют.
Неделей или двумя позже сидели в клубах дыма у него за столом, и я впервые говорил Захарченко о том, что он и сам без меня знал, но тем не менее — слушал: нас, говорил я, загоняют, нас стреножат, — н…
Они даже не знали, что убит Захарченко. Имени его не слышали.
Повисла секундная пауза: никто не знал, стоит ли смеяться, — но Батя, уходя, хохотнул первым, — и тут же разом все вокруг стола захохотали тоже, — ну и расслабились, зашумели; потом, позже, когда он …
Тысяча триста километров до Москвы — мне нравилась эта трасса, это вдруг явившееся одиночество.
Вообще говоря, это могло оказаться подставой — личка в глаза улыбалась, но… там имелись люди, могущие подкинуть мне подлянку.
На подоконниках стояли пустые, примёрзшие банки из-под консервов, со вдавленными в них чинариками, докуренными до размера ноготка.
Посмотреть, что там за обстановка, как люди обжились.
Но хотелось зайти в тот дом, на который я полгода смотрел в бинокль.
Дело в том, что Москва тоже ничего не понимала.
Мчал всю ночь; был на месте в шесть утра. Республику закрыли: выезд из неё был запрещён. Паники боялись? Нет, никакой паники не было. Не хотели выпускать убийц?
(С Казаком поступили мягче — доставили к границе и вытолкнули в Россию: всё, бывай, больше не приходи.
«На Алтае или у себя?» — спросил я; Алтаем называлась одна из его ставок.
Ищу там себя, тороплюсь, вожу пальцем по бумаге.
Граф, походя, чуть ли не пальцами, сорвал замок на сарае. Там было всё нам необходимое: лопаты, топоры, молотки, гвозди, гвоздодёры, рубанок, даже плёнки рулон.
Иногда я думаю о ней. О её морально-волевых. О каких-то деталях её службы, её будущего. Рассматриваю другие варианты её судьбы.
Но все они заявлялись позже, а в полдень ресторан был почти всегда пуст.
В прошлый раз наш борзый неприятель подполз ночью почти к самым окопам, накидал гранат; не добрасывали, правда, но всё равно было очень обидно: как будто не гранаты летели, а помойной водой плеснули …
Перед отъездом навели порядок в нашем домике, даже подмели. Замки навесили на место, Граф скобы самолично прикрутил, сделал крепче, чем было.
Подходило время нашего расставания: я уже начинал его раздражать. Я дорос до того состояния, чтоб он мог позволить себе вслух расстаться со мной: сотни других двуногих, изгнанных им из своей жизни, о…
Мне нравилось, как Батя общался со своим дитём: вкладываясь в сына, имея с ним общий язык и ряд отработанных обрядов. У сына, помимо прочего, на полу лежало оружие, по-моему, даже не муляжи, — единст…
Длинный даже не повернулся в мою сторону, но неотрывно смотрел в темноту, словно видел там и деда, и тех, что по рации сообщались.
Араб вечером рассказывает по телефону: «Ну да, явилась через час проверка, эти самые, на четырёх машинах; спрашивали, кто стрелял, — а откуда мы знаем, кто стрелял».
Посреди жизни наступила зима. У неё другие причины.
И Саран служит в нашем бывшем, распущенном, но вновь действующем батальоне.
Через день я включил ноут, нашёл то письмо, быстро набрал текст: «Помню о каждом своём бойце». (Соврал, у половины не запомнил даже позывные.) «Чем смогу помочь?»
Через пятнадцать минут всё подтвердилось.
«Бать, — подумал я. — Всё это значения не имеет: ты, не ты». Всё получилось. Зачем утверждать своё влияние на тех незримых фронтах, где оно давало тихие сбои.
Я сказал, что это забавно. Сказал, что я за любую замуту.
Иногда по утрам мы с моей личкой завтракали в ресторане «Пушкин».
В российскую информационную сеть бросили пачку дрожжей и пачку тротила.
Происходящее Графа и Тайсона, особенно Тайсона, по-пацанячьи веселило.
Возможно, что я себе льстил, — но даже эта лесть весила на весах достаточно, чтоб я мог разговаривать, невзирая на лица.
Самая главная российская фамилия не звучала.
Наконец, простейший вариант: выстрелил фрик или дурковатый пацан — не зная в кого, просто в чёрный джип; на чёрных джипах здесь всегда перемещалось начальство.
Но и ответить так было нельзя, надо было придумать другой ответ.
— Конечно, — ответил я, хотя догадывался, что сегодня уже не приеду, но мне лень было прощаться, заставлять начальство подниматься из-за стола, всё такое, — церемониал этот.
Если б не было меня — он жил бы себе и жил, как обычный комбат, среди многих других комбатов, которые жили как жили.
(Как школьные хулиганы; ничего не изменилось.)
Я немножко подержал эту стекляшку в руке и бросил обратно. Она успела поймать на лету солнышко.
Не прошло и десяти минут, как рация, которую держал один из сопровождавших длинного бойцов, ожила.
«Вот этот самый Захарченко?!» — спросят у сына раз, два, три.
Всем существом надеялся, что Захарченко, приняв смерть, — вырвет, выбросит из-подо льда свою республику, свой народ; иначе какой тогда смысл был во всём.
Было ощущение, что летящая сначала позади нас, в нашу сторону, потом над нами, потом дальше, прочь от нас, ракета накручивает воздух, как рыбацкую сеть на пропеллер, — со всеми рыбами, птицами, звёзд…
Жена уже, как на работу, словно это обыденность, — прежде чем будить детей, открывает дверь, замывает красное пятно (один раз руку порезала)… Как в английской сказке про Кентервильское привидение, то…
Минобороны, естественно: «Да мы вообще не знаем, кто это».
Такая огромная жизнь: начнёшь пересказывать синопсис двух недель, выбрасывая половину событий, должно вроде было поместиться на страничку двенадцатым шрифтом — а получается эпопея с эпилогом. При том…
Кажется, что, разглядывая старинные грузинские литографии, однажды неизбежно найдёшь его лицо: князя, победителя, святого, мученика.
При моём появлении личка тут же разошлась, а то, было видно, вместе что-то перетирали.
…На Сосновке нас встретил Домовой — как всегда, улыбчивый, в отличном настроении; снова показывал — на карте — владения соседей и уточнённые данные по нашему несчастному неприятелю: часто, помню, лов…
Мы посмеялись и договорились на пешую прогулку в условленный день.
Убили шесть человек. Сели за стол, дальше едят. Точно так же, как вчера, теми же руками.
«Интересно, кто быстрей говорит, — подумал я отстранённо, — Томич или она? Существуют ли приборы для измерения скорости речи? Создания психологических портретов на основе этой информации…»
— Саш. Саш. Слышишь? Завтра договорим про дочерей, хорошо?
До Бати было — рукой подать. Мы соседствовали.
Моя донецкая жизнь неслась, грохоча и пенясь, — но выплывать приходилось, надеясь не столько на рассудок, сколько на интуицию.
К ним тут, на — ага! — очередные позиции приползла разведка нашего несчастного неприятеля, готова была уже в окопы запрыгивать, но Саран — он грамотный, он в порядке, сориентировался для драки в упор.
Я был счастлив её явлению; оно давало шанс на то, что смертоубийство обретёт однажды завершение.
Я оглянулся и некоторое время смотрел на него, но он так и стоял на своём месте, весь в красную крапину.
— Ну, вы тогда сообщите мне новости? — сказал я через часок. — Поеду мундир почищу.
Только спьяну так можно было заселиться — наобум, наугад.
Мы наметили с ним лёгкое полуобъятие, ударившись плечами: обниматься можно со здоровыми, мясными, мышечными мужиками, тогда это имеет смысл, — а он выглядел как ребёнок. Лицо его и телосложение были …
Корпусные нам, от своих щедрот, ещё два небольших участка задарили: вот, говорят, у нас народа не хватает — а там дыры, хоть шары закатывай; займёте?
Может, надо было в ту ночь его поддержать? Предложить своих людей? Сказать, что один из объектов — возьмём на себя?
Боец вглядывался в нас. Возраст его, как часто бывает у ополченцев, определить, тем более при свете луны, было невозможно: щетина по самые глаза, и больше ничего.
К вечеру знало сто человек, на следующий день — весь батальон, на третий — жёны, дети.
В тот же день все ответственные люди в министерских рангах выдохнули, и на весь мир дали комментарии: поехал и поехал, его дело.
Когда ворота полностью поднялись, там стояли три знакомых нам на лица мужика, идеально обустроенных физически; на них смотрело сразу три автоматных ствола.
Там же оттоптался на Томиче (боевом, между прочим, офицере, заработавшем реальной службой офицерское звание, дважды награждённом) — за то, что тот плохо его встретил в Луганской народной республике: …
За ужином меня посадили к директору, к его жене, к их сыну.
Я сидел в багажнике, как скворец: только что показывал им завалявшиеся грязные тактические перчатки и выворачивал их наизнанку.
У него было такое же бесстрастное выражение физиономии, тонкие губы, серые уши. Пиджак тоже светло-серый, рубашка какая-то помятая. Ничего выдающегося.
Батальону всегда выдавали зарплату с задержкой в один месяц: так повелось с первой зимы, пока его собирали, и с тех пор эту дурацкую инерцию так и не переломили.
Мы усаживаемся в «круизёр», Арабу бросаю, опустив стекло: «Буду скучать», — он молча кивает; срываемся с места — до свидания, мальчики, ма-а-альчики…
Спустя полчаса на вверенные позиции отправились наши, в количестве половины отделения — обживаться.
Девять человек работали с «вундер-вафлями»: им аккуратно поставили задачи, куда они будут в следующий раз запускать свои ракеты.
У отца не хватило сил остаться живым после смерти.
Он верил, что я могу поговорить. Как тогда, в самом начале: «Заступись за нас?»
Ещё раз пожав друг другу руки, мы попрощались с комкором и направились в разные стороны: комкор и его сопровождающий налево, а мы направо и назад.
При желании можно было обнаружить другой смысл: эй, парень, понаехавший на Донбасс, мы тебе добра не хотим, но и зла не желаем: имей в виду, тебя могут убить, и уже скоро; поэтому — берегись.
Он хотел быть диктатором, полубогом, но лучше — богом. Он был сумасшедший. Он был гений.
— Туда пойдём, к своим ребятам, — бубнил Кубань, шагая впереди и оглядываясь на меня. — Там хоть поговорить будет можно… Без этих всех.
Киевская пресса танцевала: сбежал очередной полевой командир и террорист.
«Брат, — с почти мурлыкающим удовольствием в голосе говорил Тайсон, озираясь в коридоре домика, — да я в тюрьме сидел, я знаю, что где прячется».
Жена умеет разговаривать с умными и сильными мужчинами, давать головокружительные пасы, мягко принимать ответные, вести гроссмейстерскую партию. Глава, — сейчас впервые назову его так, как никогда не…
Исполняющим обязанности Главы республики был назначен (на внутреннем совещании быстро порешали, не спросившись у Москвы) вице-премьер с позывным Трамп.
«Нихера себе», — подумал я; трезвея с каждой рюмкой до какого-то уже хрустального — причём речь идёт о горном хрустале — состояния.
Когда начался Майдан, Тайсон сидел в луганской тюрьме: за хранение и распространение. Потом началась война и принесла, помимо всего прочего, амнистию. В благодарность за дарованную свободу, или по ка…
Особенно дикой мне казалась убеждённость комментаторов (в ста случаях из ста — глубоко гражданских людей), что батальон возник — после репортажа о батальоне. Ведь если в медиа ничего об этом не было …
За четыре дня: минус шесть, и двое в строй уже не встанут.
На ближайший день имелись некоторые планы; не дальше.
Про личку не знаю — даже не спросил, как они это сделали, — но над каждой сковородой через десять минут стоял ликующий фейерверк, зелень пахла, помидоры безропотно распадались на разнеженные части.
Прощались с Главой — в театре. На стене театра висел его огромный чёрно-белый портрет. Он был отличный мужицкий экземпляр. В простой лепке его лица — за счёт упрямых, бешеных глаз и бесподобной улыбк…
Кажется, на нём был халат. Или шорты с майкой. Короче, таким я его ещё не видел.
Значит, надо было найти, вылепить, отстоять когда-то обещанное, не забыть в себе дитя, защитить его. Дитя хлопает глазами. Оно ждёт чуда.
Медленно выпуская дым, в который раз с удивлением вдруг увидел себя со стороны: ведь это же не реальность — а из какого-то фильма выпала плёнка, зацепилась за рукав, я её, как репейник, отодрал, разг…
Прибыл по объявленному адресу — самый центр, ресторан с люстрами, огромный стол под девственно белой скатертью; уже несут какие-то кастрюли с дымком, на кухне обречённо мычит бык, катят каталки с бут…
Чудо, которое даровало ему удачу, он последовательно ставил под удар.
Сон приснился: режиссируют почему-то сразу Эмир и Никита Сергеич, оба с усами, оба жестикулируют, а я посередине — кого-то играю, но кого — не знаю, и не стыжусь этого. Хлопаю глазами, перетаптываюсь…
Командир моего полка встречался с Главой при самых лучших раскладах раз в месяц, а меня вызывали постоянно: обсудить всякие новости, почудачить на передке, прокатиться по республике, выгулять почётны…
Вставшие люди, перебивая друг друга — видимо, спутав роли, — начали произносить какие-то речи; я ничего не понимал — и, кажется, не только я.
Бо́льшую часть батальона составили луганские ребята. Многие пришли из личного спецназа Плотницкого — луганского главы, похожего на внебрачного ребёнка северокорейского генерала и заведующей продмагом …
Комкор, не глядя на офицера, еле заметно кивнул, но не двинулся с места; стоял, красиво прислонившись плечом к дереву.
Второй этаж, дети внизу — дым сразу выветрится. Никто не умрёт. В конце концов, Хаски ко мне приехал — а клуб на нём зарабатывает.
Разговор короткий, как предчувствовал: «Ну ты что, когда к императору? Чего-то ты, знаешь, засиделся на фронте, товарищ».
Лекарства: если я заболею, я к врачам обращаться не стану, обращусь я к Шаману, не сочтите, что это в бреду, — потому что Шаман был готов переболеть всем, перечисленным в медсправочнике, и затравить …
Помню, к примеру, такое: вечером сидим за столом, дети, дядя Араб, Домовой забежал на минутку, прочие дяди смеются-покуривают, жена на всех любуется. Утром семья проснулась, дети выучили уроки, перес…
Я никак его не развлекал: оставил на доме, доверив его второй смене лички — Злому и Шаману; и уехал по своим делам, распевая по дороге, его, Димкино: «…знай, в подъезде безопасно как у Господа во рту…
Ещё через минуту у меня телефон подпрыгнул и побежал к чашке кофе её забодать. Я сбросил звонок и развернул телефон. Он помчался к Ташкенту жаловаться, что я игнорирую звонки.
Далёкое прошлое населено исполинами. Ближайшее прошлое искрошили на винегрет: ковыряешься вилкой, раздумываешь: пробовать, нет? — о, бровь чью-то нашёл; мочку уха. Закажите себе три порции винегрета …
Понятно было в первый год, что, пока всё вокруг грохочет и клокочет, не до лишних пропускных пунктов; их же обустраивать надо — а тут киборги туда-сюда бродят боевыми колоннами; но, когда все киборги…
Всё это вываливалось на пустующее правое сиденье. Я тут же стартовал, взбодрившийся на ночном сквознячке, — и, о радость копошенья и перебирания! — начинал себя забавлять и радовать: глоток кофе, гло…
Директор был с женой. Жена его была бесподобна и необычайно приветлива ко мне. Она поздоровалась со мной, словно мы давние приятели, — хотя никакими приятелями мы не были, я видел её первый раз в жиз…
Так себе бандит, конечно, судя по домику, — но нам много и не надо было.
(Однако степеней бесстыдства мы оба не осознавали.)
Трамп обладал хваткой. Но у него не было такого сильного лобби, как у Пушилина. Наверное, Трамп слишком поздно этим озаботился.
Они были не-разлей-вода-друзья; оба моложе меня на двадцать лет; но я не чувствовал ничего такого, не знаю, как они.
Помимо директорской семьи, за нашим большим столом расположились ещё три или четыре человека, — но все они были иностранцами, что — я обрадовался заранее — избавит меня от необходимости поддерживать …
Из местных на весь дачный посёлок оставалось немногим более десятка гражданских: в основном старики.
Граф картинки с девками бегло, секунды за три, веером пролистнул и скривился, как будто зуб прихватило.
Убрал альбомы в шкаф. Так они там и валялись, никому не нужные.
До центра, как я понял, пять минут. Просто прекрасно.
Ссылка шла на разведку ДНР; но разведка ДНР не обладала возможностью космической съёмки; в лучшем случае, разведка ДНР могла что-нибудь сфотографировать на мобильный телефон с расстояния в десять мет…
— Всё с ними в порядке, слышишь меня? Там идёт совещание. Их отпустят.
— Красиво, — сказал Казак. — И тем не менее.
«Птица счастья завтрашнего дня, выбери меня, выбери меня».
Тот, что отвечал за безопасность и по-прежнему стоял рядом, с улыбкой сообщил организатору о заявлении посла и письме ПЕН-клуба.
Война — она всегда за детство, за первые стихи; а вы как думали — за дураков и чью-то корысть? Нет, сначала за собственное детство. Всё остальное — потом.
Зато слишком многим было дело до того, что происходит у Томича. Он тащил мою известность на себе, как колодку: да, в наш бат везли больше «гуманитарки» — снаряги, сухарей, снадобий, — чем кому бы то …
Или: мальчишка заревновал приёмного сына к родителям, взял и оттащил его на ледяной балкон, и оставил там. Вдруг явились родители — и видят эту картину. Говорят: «Ты рехнулся, сынок?» — а он кричит: …
Вдоль еле заметной тропки была протянута леска: значит, поле было по обеим сторонам заминировано.
Заодно я догадался вот ещё о чём: Глава, деваться некуда, был зависим от Москвы — не лично, но через вверенных ему донецких людей, которым был нужен хлеб и свет; Ташкент был зависим от Главы, а на Мо…
Всё вокруг было весело, словно на пикнике, где люди готовят мясо. У бойцов — привычно небритых, но сегодня как-то даже получше приодетых, — были с виду смурные, но, если присмотреться, — собранные, с…
Хотя не хохотал вовсе. Даже не улыбнулся ни разу.
Уселись по машинам — и в продуктовый магазин. Время — около девяти, сейчас магазин закрываться будет. Батя быстро, чуть прихрамывая, заходит, берёт плетёную корзинку и набирает поскорей простой снеди.
— Зачем тебе сыновья, — удивлялся он. — Вот я. Они такие же. Но сейчас их нет.
Каждый, кто привстал, жуя, со стула посмотреть, — ткнул по очереди пальцем в середину. Только не ставший завтракать и куривший в уголке Злой не подошёл, ему было всё равно. Тайсон же, подумав, добави…
«Кто мы без них? — повторил Захарченко. — Кто бы нас ещё терпел».
А что, три комнаты, чистенько. Шкафы, посуда, вешалки. Тумбочка. Широкая кровать.
Я был на лёгком, радостном, но свербящем психозе: как всё пойдёт? а если выдвинемся колонной, накроет арта, та самая, что прячется за Троицким, — и дура огромного веса влетит ровно в мой «круизёр», —…
С началом войны родители Злого вывезли из Луганска всю семью в Россию, в Казань. Он тут же разработал план и, надыбав денег, сбежал обратно на Донбасс; шёл 2014-й.
А с трассы — два километра! Если свернуть, и удивительным образом миновать блокпосты — наши, потом их, — чего тут ехать? — считаные минуты!
Я донецкие газеты терпеть не мог. Вся их печать в целом — деревянная, медленная, скучная, будто из-под земли разговаривающая.
Хаски образовался на сцене — и все руки потянулись к нему. Он начал читать первые куплеты — замолкая всякий раз посредине строки, — и выяснилось, что все помнят текст наизусть: дети, которые восемь с…
В доме никогда не водилось никаких красных рыб, икры, мяс, колбас, — к пище насущной он относился спокойно; при доме Главы целого государства не было никого, кто занимался бы подобными вопросами.
Поздравил бойцов с очередным днём рождения, и всё.
Мы пошли через поле наискосок — взводный, метрах в тридцати впереди, вёл нас. Следом Злой, потом я, Шаман за мной, и где-то позади несли колбасу, сигареты, сладкую водичку.
…Впервые он позвонил мне лет десять назад. На телефоне высветился неизвестный номер: «Привет, это…» — и он назвал свою фамилию: лёгкую, ловкую, ассоциирующуюся сразу со всем его обликом, со всей его …
Я смотрел, как заполняется багажник. Как ловко Шаман и Злой всё укладывают.
Первым шёл охранник, вторым Захарченко: в своей быстрой, залетающей в любое помещение, несмотря на хромоту, манере.
К полуночи я обычно прибывал в столицу, и падал на какую-нибудь подходящую случаю кровать. Бесконечно довольный чем-то неизъяснимым.
Налили из пыльной, в налипшей соломке, бутылки, — он покачал вино, опробовал, согласился, — и тут я говорю: слушай, Эмир, меня сербские друзья позвали в другое место, не могу их обмануть, — поехали с…
В этом было отличие старика Эда от десятка-другого-третьего блистательных интеллектуалов, от этих высоколобых позёров — на самом деле, никогда в жизни толком не сталкивавшихся с народом, видевших муж…
Ташкент многое решал, контролировал экономику республики, рулил всеми основными сферами, включая оборонку, он был кум Главы, он был самый близкий к нему человек, — без него у Захарченко всё бы поехал…
Ну что, может, мне ещё года три ждать на новом месте? Начну с бойцами переписываться. Араб будет хорошие письма писать, Граф добрые, Кубань — любимые молитвы, переписанные детским почерком. Тайсон, н…
На подъезде к передовой — или казалось? — воздух становился прозрачней, растения никли к земле, солнце светило тревожней.
Даже Батя — и тот проходил досмотр на своей машине (хоть и по правительственной линии — но она ничем от обычной не отличалась), и выходил с паспортом к окошку погранслужбы.
Возле бойницы был ящик, я охлопал его руками — нет ли острых, колющих, режущих предметов, — и присел, и залип.
Оно было обнесено проволочным заграждением: чтоб не подходили. Под слабым сентябрьским солнцем печально стояли несколько бойцов оцепления. Подсыхали принесённые цветы. Буквы названия кафе либо осыпал…
Русский мир состоит из разных людей — в основном, чаще всего, русских людей, — но был особый смысл в том, что самые известные донбасские полевые командиры несли в себе каплю, четверть, половину иной …
Сидели потом, пили чай: с Графом друг напротив друга, а Тайсон от меня по правую руку, от Графа по левую, смотрел на нас; за спиной у него была кухонная плита, чайники, чашки, соль, сахар, всё положе…
Взрывчатка была заложена в комнатке, прямо за штабом, где он отдыхал, спал. Заложила взрывчатку эта баба. Она в ту же ночь пропала. Всё у неё было готово, чтоб пропасть. Карета ждала, опытный кучер в…
Исподволь подступило тихое, чуть тошное ощущение, что чаемого три предыдущих года подряд — не будет. Не состоится никакого наступления, нет его в Господнем распорядке на ближайший год, а, возможно, и…
Лететь они будут почти через нас — это представлялось, пожалуй, даже более неприятным, чем стрельба в нашу сторону. Кто знает, что у этой ракеты на уме — может, в движке закисли контакты, и ей придёт…
Кто-нибудь обязательно узнавал: «Захар? Спасибо, что ты с нами!»; за годы, проведённые в Донецке, я пожал тысячу рук, — ни один не сказал в лицо или хотя бы в спину: «Что вы тут делаете? Уезжайте дом…
— А кто тогда наши… спины прикроет от ударов начальственной суковатой палки?
Это очень печально, когда забывают друзей. Не у всякого был друг. И я боюсь стать как взрослые, которым ничего неинтересно, кроме цифр. Конечно, я попытаюсь передать сходство как можно лучше. Но я со…
…В «круизёр» набилось немыслимое количество народа: самые преданные местные поклонники рэпа, русские поэтессы, донецкие лабухи, сопровождающие Хаски; сам Хаски — он сидел на задних сиденьях посредине…
Спустя несколько часов заехал на российский пограничный пункт в отличном настроении.
А мы не гордые, мы можем и потоптаться под пристальным взглядом пограничницы в будке, всегда чуть медлящей, прежде чем отдать мне паспорт.
— Все здесь, — продолжил, как заказывали, — ждут, что однажды придёт Россия. Россия придёт — и будет порядок, мир. Но Россия так не приходит. Её ждут в одном виде — а приходит она в другом, иначе. Он…
Я смотрел куда-то туда, в сторону, откуда пришёл тугой и огромный звук, — но видел только Тайсона, волочившего козу: в момент взрыва он остановился, чуть нагнув голову. Отпечаток этого кадра вклеен в…
Потому что если император кивнул своим, заявившимся с очередным критическим докладом визирям: да, делайте, да, работайте, да, надо навести там порядок, — то шансов никаких нет. Они приехали с большим…
Казак там постоянно сидел, с вечной чашкой кофе. Он их штук тридцать в день выпивал. Приносили бы сразу в трёхлитровой банке.
Отец ушёл из семьи, когда Графу было шестнадцать лет. Жил неподалёку, с другой женщиной.
Но, помню, когда Саша Казак затеял разговор про последнего российского императора, которого все предали — и по этой причине его отречение можно объяснить, простить, — Глава взъярился: так его предали…
И пошёл дальше по стенду. На меня косились — причём иные, покосившись, так и застывали с повёрнутой набок головой, — но никто ничего не говорил, кроме человека за стойкой: он произнёс какую-то фразу …
Потом мы встретились, обнялись — мне искренне казалось, что он раза в два меня больше, что у него огромные руки, что меня прижала на миг к могучей груди сразу вся русская аристократия — вернее даже, …
— Но он хочет публично извиниться перед тобой. Поломать им игру. Ты примешь извинения?
В руках у меня — книга записанных в рай. Она без названия, но, как во сне бывает, я откуда-то знаю, что это такое.
Два столба поочерёдно выросли по направлению к нам, и только тут идущий впереди взводный закричал что-то.
И покатился через границу как колобок, — такси до Ростова, — таксист: «Давненько не возил я ополченцев, как там?». Выслушал рассеянный, с ленцой, ответ; «…а много платят?» — «Ничего не платят», — не …
Я сел в маленьком кавказском кафе в пяти минутах ходьбы от дома старика Эда — мне было некуда торопиться. Открыл ноут, чтоб посмотреть почту.
Лёг спать без пяти минут главой республики, и проснулся в том же качестве: тоже опыт. «Как-то я правил страной, но всё проспал».
Иногда бывает так: историк всё разложит по датам, по этапам, вычленит, зафиксирует, классифицирует, мумифицирует.
Взводный и ещё один боец уселись к нам на задние сиденья.
Старик Эд десятилетиями наблюдал нацболов — отчаянных парней с городских окраин, — подпитывался от них. Хоронил их одного за другим. Это, знаете, наука.
— Не могу, нас в гости позвали. Нет сил отказаться.
— И что? — спрашивает женщина за стеклом.
И тут вдруг — русская весна. А что было до этого? Какое время года? Какую национальную принадлежность оно имело?
— Так, лисица, — засмеялся я на Кубань, — отставить.
— Вам не стыдно? — спросила меня одна из женщин. Такого со мной ещё не было. Вторая ей что-то шептала, успокаивая.
Они все трое были местные — и Док, и Саран, и Глюк, — и эти мрачные шутки были им позволительны; но я бы не стал таким образом шутить.
— От тебя пахнет, — сказал один лениво, возвращая мне все удостоверения разом, как ненужные («Ещё газету дал бы мне почитать»).
Короче, могло случиться только что-то плохое.
Злой и Тайсон умчали домой минут за тридцать до окончания концерта, и уже жарили-кашеварили на скорую радость для всех: когда мы явились — столы ломились и парили. Мы тут же разместились вкруг, тут ж…
— А мы отлично живём. Я вообще как сыр в масле.
— Что-то невозможное происходит, — сказал я.
Директор согласился с тем, чего я не говорил; и мы немного обсудили это. К поднятой теме подключили и других сидящих за столом; они, как водится в среде воспитанных европейцев, высказались в целом со…
…Здесь, только волю дай, брала верх — как её назвать? — местная буржуазия. Уже не раз и не два случалось, когда пацанов в форме не пускали в рестораны, в клубы, — а пацаны явились прямо из аэропорта,…
В своих книжках старик Эд видел себя сначала молодым лейтенантом; потом полковником, которому никто не пишет; говорил, что любимый его запах — запах казармы (не помню в его биографии, чтоб он хоть ра…
Видимо, кто-то спросил у неё. Наверное, тот самый пресс-секретарь, который тогда вынес от императора добрую весть обо мне.
У Дока был инсульт, или инфаркт, я проплатил ему операцию. Глюк залетел в казённый дом за драку — я выкупил его. Снова служит.
Он был несказанно свободен. Он был очень последователен. Он обладал дичайшими амбициями. Он никогда не боялся показаться смешным.
…Как-то вечером чуть озабоченно позвонил Саша Казак: «Заеду?»
Ещё в самом начале был у Бати, наряду с Ташкентом и Трампом, ближайший помощник (Пушилин всегда был отдельный), чуть ли не в должности второго вице-премьера, я его видел пару раз — показалось: приятн…
Это какой-то классический сюжет, я не помню, где его встречал, но он точно был: когда находят труп, а рядом — бледный человек с растаращенными глазами; у него спрашивают: «Ты зачем убил?» — он смотри…
Почему-то не в тот день, а много позже, я вдруг вспомнил и спросил у жены: «Слушай, а чего вы тогда обсуждали? Вы до чего-то договорились?» — она ответила: «Он перезвонил мне через полчаса ночью». — …
Напротив окна — окна у нас выходят в парк — росла милая такая ёлочка, всем на загляденье; в очередной вечер, только семья собралась в доме, — дети кричат: «Мама, смотри как красиво!». Жена к окнам — …
Поймал Графа за картами — малолетний сын играл на деньги, деньги стащил из-под хлебницы, — заставил съесть всю колоду, целиком, без воды.
Я даже не спросил, все ли целы, — и так было ясно, что если бы кого-то ещё задело или прибило, слух по окопам пробежал бы раньше вестового.
От греха подальше вышел за дверь, стоял там с бутылкой рома, время от времени снова отпивая.
На следующее утро бойцы с этого участка докладывают: ночью к ним в окоп самую малость не доползли солдаты нашего несчастного неприятеля, — их разведка, как оборзевшие кроты, чувствовали пространство …
Завёл меня в отдельное здание, в отдельное помещение, там сидит человек в гражданской одежде: видный, с крепкими челюстями, лет тридцати трёх. Посмотрел на меня, потом на пограничника, и говорит ему:…
В располаге были все свои. Ещё туда приходила, как к себе домой, его очередная любимая: дичайшей красоты баба. В тот день, когда его убили, — она была.
Начинал считать: ты закупил тридцать бронежилетов, ещё 52 доставили три гумконвоя, — все просили, чтоб ты сфотографировался на фоне привезённого, — ты честно фотографировался, — последние шесть броне…
От перекрёстка — пятьдесят метров до его дома, вход через гараж. Там тоже охрана, смотрит на меня. Положено сдавать оружие, хотя я мог и не сдавать, мне разрешалось входить вооружённым к Главе; таких…
Мы бы снова отошли в интернат — если б от него что-то осталось после того, как он был взят, — но интернат они всё равно достаточно скоро разобрали б, и нам пришлось бы вернуться туда, где мы стоим се…
— …группа идёт до конюшен… — сказал дед, смерив Домового взглядом, и больше ни на кого не глядя.
Ни взводный впереди, ни этот, с пакетами, позади — не шелохнулись, шли как шли; кажется, они просто ничего не заметили.
В Сербии, сражавшейся прекрасной Сербии, он мельком, но по праву дорогого гостя, видел нескольких её вождей, нескольких полевых командиров, жал им руки — этого хватило на многие рассказы; в стихах он…
После ранения его сразу оставила подруга. Сам он был с Казахстана — там жила мать, — но к матери вернуться не мог: его, даже без руки и без ноги, посадили бы в тюрьму как террориста.
И Граф говорит: «…всё, что я хочу, — вернуться в деревню и, надев медали, по форме, пройтись по улице, медленно, вразвалочку — мимо всех окон, — чтоб сидели и думали: ой, не зайдёт ли к нам. Не зайду…
Начали думать про соседей с другой стороны. Можно было попробовать зайти с их позиций: они стояли в некоторых местах едва не лоб в лоб с неприятелем. Домовому там разрешали поработать, присмотреться,…
— А он не доедет. «При попытке к бегству…»
Сразу заехал в ту центральную гостиницу: Казак уже сидел на прежнем месте.
Мы вышли на улицу: расставаться в машине было бы странно — для пока ещё друзей по возможной переписке, но не более чем.
— У меня нет дома, — ответил Араб серьёзно. — Усыновишь меня?
Кому нужно, попробуйте разложить кубики заново, я соглашусь и с вашим представлением, — но сам не буду пересказывать ещё раз.
— Кубань там… — начал Злой и тут же сбился, — …как его?
— Ну, ничего, — сказал. — До кладбища доеду.
Что старик Эд показывал мне свою сербскую справку, а я ему донецкие корочки, — и потом мы вышучивали друг друга? Это?
Она написала мне смс, едва я зашёл в аэропорт. Несколько смс, когда я сидел в самолёте.
Мы проехали посёлок насквозь и стали в самом низу, за разлапистыми деревьями, — не на «круизёре» же мне выкатываться к окопам. Нас ждал заведённый «козелок».
Но это ничего не меняет в том разговоре, который веду сейчас.
Это почти как разговаривать со своим патологоанатомом. «К чему ты хотел разрезать меня, человече?» — «А ты не знаешь?»
— Что я, с ума сошёл. У соседей с Луганска заберём самых лучших.
Явились к очередной выдаче долгов военнослужащим, спрашивают: а что с нами?
Во мне с ним, сколько ни разглядывай, никто и никогда не нашёл бы ни одной общей черты.
К обеду явился по указанному адресу, мне открыли ворота, приветливо показали, где ставить машину.
Приняли решение, что пора. Выбрали день, время — у Графа дома, пока мать на работе.
Мы десять раз покурили; кто-то из остававшихся при кухне забавно рассказывал, как, едва рванула в небеса первая ракета, и потом прошла взрывная волна, — качнув кроны и перелистнув страницу на оставле…
Но во всём, что он делал, была внутренняя убеждённость в огромности своего дара.
Здесь, как назло, навстречу колонна танков, — мы с Арабом сосчитали: двадцать восемь (десять — Т-72, остальные — Т-64), — идут со стороны Донецка в сторону Мариуполя или российской границы — в любом …
Тут же явились несколько бойцов, — я ж говорю: вести здесь распространяются с огромной скоростью, — мне в минуту соорудили чаёк, откуда-то извлекли конфетку; я снова вспомнил: «Злой, — говорю, — иди …
— Иди, — говорят, — на кухню в дом, там всё есть.
Кто куда стрелял, уже не видел: качалось в глазах поле, как будто я нёс его на подносе, наподобие огромного какого-то безвкусного блюда, и чудом ещё не уронил.
(…или утром на него, как в последний раз, посмотрели внимательно, пожали руку — а то даже и обнялись с ним, — но по возвращении в Москву донецкие гости сообщили — если было кому сообщать: «Глухо…»
Мы никого из раненых не увольняли, был у нас такой принцип — все покалеченные оставались служить на разных, не требующих полного наличия всех органов, должностях: по хозчасти, на камерах слежения при…
— Ещё никакой инфы нет? — спросил я чуть громче, чем надо.
— Пять минут до подъезда! — доложила охрана.
Хаски выступал; я, Араб и моя личка — были единственными взрослыми людьми здесь; нас опознали на входе, местная охрана поспешила нам показать, где верхний этаж. «Отсюда отлично видно, отлично слышно»…
За это время понаехавшие размародёрили в нашем батальоне всё, что я три года таскал туда на горбу, — шакальё явилось. Всё, что мне Батя подарил, — исчезло: где искать? Мне мало что жалко, но вы ж у н…
Мои бойцы поначалу прыскали со смеху и даже чуть краснели. «Э, сударь…» — начинали пихаться, едва официант отходил; по спине было видно, что он отлично всё слышит, — но персонал был вышколен и вида н…
Некоторая проблема заключалась в том, что Глава не мог лошадь взять в самолёт, а ему уже пришла пора улетать. Поэтому он приобрёл лошадь вместе с девушкой. Которая, впрочем, и сама не хотела расстава…
На вооружении нашего батальона имелись особые ракеты, получившие в батальонном народе имя «вундер-вафля»: я б и такое тоже не придумал.
На Сосновке пообщался с весёлым Домовым, тот сразу разложил карты, полюбовались. Наш несчастный неприятель был от нас совсем близко, здесь было где порезвиться, пространство для, как это называется, …
(Один раз — впустую: мы должны были выехать в соседнюю, дружественную, Луганскую республику, чтоб взять под арест её главу Игоря Плотницкого, который всем там надоел своими африканскими замашками. В …
Люди прибывали на кладбище понемногу; скоро догадался, что пустят сюда только избранных: иначе эти горегорьские сиротные тысячи здесь просто не поместятся.
Потом чувство удивления прошло: оказалось, что кровь у редких пришлых тоже мокрая, что они пугаются, глупят, блядствуют. На одного толкового заехавшего сюда офицера приходилось три залётных, которые …
Сотрут в порошок, порошок сдуют со стола.
Однажды, уже вечер был, Батя: а поехали ко мне? — но сам задумался: куда? — дома жена ждёт, не спит, давай лучше на резиденцию, только там жрать нечего, и пить тоже.
В это кафе я заходил раза два-три: ничего так, уютное, и кормили нормально, но оно, на мой вкус, было слишком вылизанным, почти уже гламурным; я бы в кафе с названием «Сепар» хотел видеть больше разг…
Злой сделал ещё рывок, и — отлично бегает! — соскочил в окоп. Оглянулся на меня.
Участковый на Пантёхе души в нас не чаял, на чеха смотрел как на сказочное существо — и то, что этот бородатый тип едва говорил по-русски, лишь добавляло колорита.
День недели забыл, число тоже, но своё местоположение запомнил: уже выпили с Графом по чаю в нашем съёмном домике, уже обсудили моё ли, его ли прошлое, — Тайсон кивал и посмеивался иногда, — уже я за…
Наверное, с тех пор папка стала в десять раз больше. Наверное, теперь там несколько десятков папок. Их время от времени катают на специальной каталке по коридору, чтоб они проветривались.
Он иногда сочинял несколько четверостиший, вдавливая буквы в маленький блокнот, читал мне вслух; там была одна отличная строчка, я забыл её, но точно была; я пытался объяснить ему, что такое стихи: ч…
Сказал хозяйке, что жить больше не буду, и оставил свой гостевой домик — без сожаления, не оглянувшись.
Явились эти, слышанные вчера, слова: «Я чувствую то же самое».
Его жена тут же, отложив вилку и нож, снова подняла на меня глаза.
(Кажется, уезжая, мы даже не попрощались с Батей: не было никаких рукопожатий, ничего такого. Больше я его не видел, и никогда не увижу.)
Отвлёк меня от этих мыслей гостевой домик, куда я сам себя каким-то кривым путём, по чёрным проулкам, привёз.
Но этому предшествовало исследование дома.
Я пожевал ртом — они мне на вопросы не отвечают, чего мне им рассказывать про свою жизнь.
Помимо забот со свежеобразованным батальоном пристылых мертвецов, у меня имелось множество других дел; в казарме эти дела было не порешать. К тому же я собирался уговорить, уломать свою женщину, мать…
(Квартиры снимать тоже не хотел: уже была информация, что его заказали, — и он догадывался, что в городской зоне никакая охрана его не спасёт. Можно было б снять отдельный дом — его проще охранять, —…
Бойцы окружили меня — и пошла обычная песня, как всегда на новых позициях: укрепить бы блиндажи, а леса нет, будет дождь — в окопах грязи намесим по пояс, поддоны бы заранее заготовить, б/к дали сего…
— Едва ли он так же отреагирует в этот раз, — сказал я.
Допил пиво, пошёл на улицу. До вечера искал: чтоб человек десять было, меньше — не резон. Нашёл-таки, сидят — зверьё, а не дети, только и ждут чтоб кого-то загрызть. Попросил мелочь — так они дали. П…
(Зацепил как-то милейшую блондинку, провёл с ней выходные, был очень доволен, провёл ещё выходные, и, вижу, сидит в машине недовольный, — я спрашиваю: «Чего?» — он: «Только ухожу — она мне пишет чере…
Нечего дозревающим мертвецам живых людей беспокоить.
Явился, и правда, натуральный дед: древний, с белой бородой. В форме без знаков отличия.
За руль моей сел Граф, справа с ним — Тайсон.
Вообще, Томич не пил; то есть, я за пятнадцать лет не видел его даже в средней стадии опьянения. Он был одним из трёх главных людей в нацбольской нашей, запрещённой всеми законами на свете, серпасто-…
Они воспринимались, как музыкальная фраза, — и звучали. За ними таилось великое количество предчувствий и смыслов.
В связи с новым передком озаботились тем, что осталось в багажнике.
У него явственно болело всё: внутри и снаружи.
Ещё раз осмотрелся. Забор высокий. По обе стороны от нас и на другой стороне улицы — такие же коттеджи, но, судя по всему, совсем пустые: ни одного огня.
«Злой, — спросил, — как ты вообще школу закончил?» — в ответ на его признание о том, что когда мы с Шаманом разговариваем, ему кажется, будто мы говорим на иностранном языке.
Это было бы трогательно, накоротке, интернационально. Я бы себе нравился в эту минуту; хотя делал бы вид, что хочу нравиться им, чешским ополченцам. Они бы потом, годы спустя, на самом склоне отседев…
Было б желание — говорил бы ровно противоположное; и никто б с меня не спросил.
Как-то расспрашивал у Тайсона о родителях и друзьях. Оказалось, что отец с матерью в наличии; есть и друг — единственный, выросли в одном дворе, и Тайсон очень тепло о нём отзывался. «Не воюет?» — сп…
Потом, час спустя, всё разом стихло; меня пора было везти на самолёт; я вдруг протрезвел, а Эмир, кажется, и не пьянел ни на минуту, — мы сидели в тёмном ресторане, я постукивал вилкой о тарелку; он …
Граф посмотрел на него так, что я понял: ещё вопрос, и дядьку могут прямо здесь закопать за любопытство.
Мы спрыгнули в окопы, и Араб сразу, натянув мрачную, обычную в его случае, личину, — чтоб не лезли с дурацкими вопросами, на которые начштабу приходится отвечать ежеминутно, — пошёл по всей линии, пр…
Он обычно сразу соглашался, но окончательное решение принимал, сто раз всё перепроверив. Томич был очень аккуратный, «продуман» тут назывался подобный тип характера, с ударением на «а».
Расстались, едва не поругавшись, — пару раз он был близок к тому, чтоб меня выставить: «Зачем вы со мной спорите? — искренне удивлялся он. — Если вы этого не понимаете, то я вообще не знаю, о чём с в…
Я знал его лет, скажем, семь, восемь, девять — давно; знал его, когда он не дал ещё ни одного концерта, — а теперь давал сто пятьдесят в год.
В Москве зашёл к старику Эду, чтоб посоветоваться о встрече с императором.
На фоне храма, в платке, глаза распахнуты, губы распахнуты.
— Целый день на пузе пролежали впустую. Как чуют. Не приезжают.
Вдруг наш район, нашу улочку уже бомбят? В гостевом моём домике даже подвала нет. Есть у хозяйки, во дворе, но хилый — 120-й миномёт не выдержит.
— Езжай, — сказал я, тоже перейдя на «ты». — А то дорого обойдётся стоянка.
Подобное послание я получал от него впервые.
Они все засмеялись. Мы обнимались так радостно, будто не виделись неделю, две, три. А мы не виделись — полтора дня.
На жену смерть (Мамая или нет?) подействовала отчего-то сильней всего; похороны её выбили — не в сторону депрессии, а в сторону резких откровений.
Томич хотел всего этого бежать, хотел любого дела. Он каждое утро просил, чтоб я устроил батальону самый опасный участок фронта. И куда б наш батальон ни загоняли, Томич тут же искал возможности врас…
Я принёс ему пару бутылок дорогого вина, — он сказал: «Сейчас не пью, что-то болит в башке, но вы можете выпить, у меня есть открытая бутылка…» — и назвал какую-то марку.
Мы двинулись дальше, и у следующей бойницы увидели Кубань.
«Круизёр» опять покатился в сторону Горловки. В машине играл рэпер Честер.
(При знакомстве первым делом спросил у него про национальность — он ответил: «Хохол». Я: «Мы тут все хохлы, — а если вглубь времён всмотреться?» Он: «Из венгров. Но вообще — луганский хохол».)
Позиций там было — на две роты сразу; раскиданы, как после бури.
Гайцы оставили меня в своей машине, отошли и долго совещались.
Дата, которую называл мне Захарченко, — с обрушением ряда высотных, жизненно важных конструкций на территории нашего несчастного неприятеля, — прошла. Ничего не случилось. Падение града Киева отменил…
И на этих словах российский мобильный оператор вырубился.
— Ну ты и новости принёс, — задумчиво посмеялся Ташкент, достал излюбленную свою зубочистку и стал её покусывать. Ему шло. Большая хитрая башка, ироничные глаза, зубочистка болтается в африканистых г…
Я пожал плечами: да какая разница? Это весело. Надо, чтоб всегда было весело.
Поддоны? Да, делаем, ищем. Лес? Да, закупили.
Томич повторял «понял» или «я понял-понял» на каждое второе слово Главы, тем самым мешая Главе разговаривать, перебивая его, — но Глава и это терпел, будто не замечая, — хотя при иных обстоятельствах…
Мы старательно болтали. Поначалу это был почти труд.
— Надо всё дезавуировать. В течение получаса, — сказал он тихим, скучным голосом.
…гранаты, патроны, у каждого, кроме того, было по шесть магазинов, и даже летом — тёплую одежду брали. Всегда при себе были: лопата, верёвка, проволока, «кусачки», множество всего; да, топор вот новы…
Забыл, к чему он это сказал. Скорей всего, ни к чему.
Открыл ворота, выкатил машину на улочку, лживо переживая о собачке: как бы не задавить, — и только здесь заметил: вот так я заселился!
Мы, русские, уроды ещё те. Но, когда заявились в Чечню, мы не говорили: Басаев пришёл на нашу землю и убил наших чеченских детей.
— Тут ещё тысяча страниц, — весело ору, — а меня нет!
Все годы донецкой герильи шла невидимая для большинства, но беспощадная давка: республика навоевала себе многое, от огромных заводов до копанок, и не желала делиться ни с кем — но от неё требовали, ч…
Самое удивительное, что Злой успел крутануться в Луганске и открыть там свою мойку, — в семнадцать лет! — ему капали понемногу деньги, он вообще мог не воевать, а только ходить из клуба в клуб и подм…
Донецкие верили: русские советники — умные, от русских толк будет; у русских есть белый император, который смотрит на мир прозрачными глазами, и мир тоскует.
…Многие месяцы проползали как ночные поезда — вроде, шум был, но тьма ж вокруг, ничего толком не разглядишь, только тревога, запах мазута, плохой сон; теперь оглянулся и вижу: так и не выказал чехам …
— Нет-нет, — поспешил меня успокоить и радист тоже. — Всё нормально. Соседи очень довольны. В укропский укреп-район вроде попало.
Командовать всем этим не было ни малейшей необходимости — тут взводный (даже два — с тем, который нас привёл), да и без него все свою работу знают.
Тот, что по центру, тихо и доверительно сообщил: «Мы — пушилинские».
И я думал: ну вот. Отлично. Сбылось. Сбывается.
Это как если бы Никита Сергеевич Михалков пригласил меня — да ладно меня, — югославского, неважно из какой именно страны, мальчишку лет под сорок — с одной еле различимой ролью в каком-то местном, не…
Граф сдвинул в багажнике «эрдэшки», вещи, развернул клеёнку — у нас при себе имелась. Забросили козу.
В первые ряды не встраивался, шёл поодаль.
— Передал кто надо, — буднично, и словно уже устав от разговора, сказал смотрящий; и снова повторил: — Надо дезавуировать. Иначе будут неприятности. У всех.
Потом меня, первого, вызвали к микрофону, я произнёс речь в стиле «I have a dream» — в сущности, никакого дела до Малороссии мне не было, но то, что мы (на словах) перенесли столицу из Киева в Донецк…
…В очередную ночь возвращаемся из Коминтерново в Донецк, — в машине я, Араб и молодая дама из полка, возившая нашим бойцам на позиции зарплату, — ей звонок.
Едва темнело, начинались перестрелки; поначалу, пока обживались, мы смотрели на работу соседей: небо общее, в небе много интересного можно рассмотреть.
Такой уже, застарелой любовью, наподобие явившейся в юности жестокой, но нужной болезни, которая поначалу казалась достоинством, затем тяготила, а потом заставила вырасти в то, чем я стал, мы стали.
Глава ночью меня не вызывал — лишнего наговаривать не стану; Сашу Казака поднимал, да, — меня нет.
Два батальонных года был занят, как ощенившаяся собака: метался, принюхивался, что-то вечно тащил в зубах, бессмысленно глядя скисшими от натуги глазами себе под ноги.
Если его и роднило с Есениным хоть что-то — Хаски был будто бы недолговечный, ломкий; и, кстати, тоже занозистый, заусенистый; хотя Есенина воображают как гладкого — чтоб гладить по волосам, и называ…
В «Пушкине» едва ли не ежедневно сидели первый Саша, который Ташкент, и второй Саша — главный советник Александра Захарченко, позывной Казак: умница, очаровательный тип, три телефона на столе, все тр…
В какой-то момент рядом с Главой села моя жена; он вдруг не нарочито, а очень органично, сменив тональность, стал на тон тише, — и вскоре перекинулся на меня: «Соседний дом тебе нравится? Этот твой м…
— Мы, — говорю, — за Сосновкой озеро нашли, с той стороны их офицеры рыбку выплывают на лодочке половить. С нашего берега — верней, с нейтральной зоны — можно их накрыть, расстояние позволяет…
Утром проснулся свежий, полный сил, довольный. Проспал восемь часов — по моим меркам это много. На улице — звук метлы.
Я тайно сообщал о дате наступления комбату и начштаба.
— Уже исправляем, — ответил Араб, причём последний слог слова «исправляем» был оборван: раньше отпустил тангенту — что-то отвлекло.
(До сих пор я в армии ДНР должен числиться: могу приехать за своей зарплатой, напишу объяснительную, почему отсутствовал многие месяцы: «…задумался о сущем, был раздавлен осознанным».)
— Что? — сказал он, глядя куда-то поверх меня, словно источник звука был там.
Для ополченцев, которые живут (иные с детьми, жёнами, бабками) на шестнадцать тысяч рублей в месяц, — это потоп: плачущая жена и дети, которым сопли нечем вылечить.
Больше я его не видел. Ничего о нём не знаю. Он не пиарится.
«О, я вешу больше министра обороны», — довольно подумал я. Больше министра МГБ. Больше министра МВД. Больше всех полевых командиров, кроме Абхаза.
Музыка — едва ли не единственное, что придавало им ощущение общности. В голове их происходило что-то вроде баттла между условным московским рэпером и условным киевским. Только их слова могли они всер…
Связались с соседями, напросились в гости, они: давайте, ждём. Выехали; а чего тут было ехать, даже кружным путём, — через двадцать минут уже сидели с их начштаба, длинным, костлявым, улыбчивым мужик…
— И вот ещё письмо от украинских представителей ПЕН-клуба — хотите, оставлю вам на память? Оно на нескольких языках… Кроме русского.
На улице начиналось лето, его последнее, а моё нет.
Хотя каждый новый передок — это ж такая работа: столько денег в него вкладывается, труда; в каждый новый кусок земли вживаешься, врастаешь, корни пускаешь там.
Они начали обмениваться мнениями, как всё исправить, — и, неизбежно, ко мне: «Ты не узнал насчёт встречи?»
Резон на самом деле в быстром движении имелся: надо было уйти с линии огня.
Жену мою личка даже не побеспокоила: та коротко привела себя в порядок, немного причесала дочерей — ещё не спавших, но чуть растрепавшихся в беготне по заполненному оружием и людьми в форме дому.
Этот, показалось, несколько даже смутился при нашем появлении.
Наконец, она позвонила мне (у нас нет привычки созваниваться и мотать друг другу нервы, но тут не выдержала) и расплакалась.
Едва ли они видели, когда стреляли, что за рулём не я, а Граф.
Совершенно декадентский, по нашим меркам, был у него видок. Рукава кофты свисали, колени трико свисали, внутри одежды мог поместиться кто-нибудь ещё.
Сами расположились прямо в домиках: смешных теремках и покосившихся коробках летнего типа.
— Захар досадовал, что европейцам сложно понять донецкие реалии, но что-то меняется, — пояснила она.
И на воротах — два высоких охранника в чёрной форме. Проверяют у всех бейджи. У меня никакого бейджика не было. Быть может, он лежал в той сумке, что мне передали, но я поленился рыться.
Не прошло и минуты, как появился совершенно незнакомый мне тип: очки, неприветливое лицо; но все присутствующие явно его знали — и точно никто ему не обрадовался.
Там теперь разбираются, спрашивают? — а тот самый пистолет покажи! — а ополоумевшей тётке, не рыдавшей уже, а хрипевшей, — ты что сказал, какое слово? — откуда ты это слово извлёк, где его прятал? — …
— Не понимаешь, о чём речь, — говорила она. — Твоя работа — это идеализм. Идеалистов надо убивать, это закон природы, они пригодны для жизни только в таком состоянии: в мёртвом.
— Поехали к чёрту! — мне надо было срочно узнать, куда это попало.
И майор идёт по снегу с утомлённым лицом. Майор — это я.
— …я себе только чай приготовил, — рассказывал сиплый своему длинному начальнику штаба, — всю последнюю заварку извёл, и эдак поставил на край, вот тут, в бойнице, — так кружку сдуло, командир, аж во…
Из нашего часового общения я запомнил только одну фразу: старик Эд жёстко сетовал, что власть не легализовала нацболов, поставивших сотни бойцов на Донбасс, — я отвечал, пожимая плечами: «А зачем им?…
Тот не понял, сделал вторую попытку прорыва, получил прямой в грудь, осел, его сдвинули с прохода, он так и сидел, даже заснул — не успел ещё протрезветь.
Скорей, было так: возникла проблема — видимо, какого-то важного ополченца либо выкрали прямо из города, либо взяли на передке, — Бате доложили, — и Батя тут же бросил личке: «Так, позвоните тому, это…
Можно подъехать, спросить: не помочь ли чем.
Генералу пришлось некоторое время держать пистолет за спиной.
Думать одновременно обо всём, не принимая ни одного решения.
Через час на донецких телеканалах прошли ленивые репортажи.
У него с моей женою был какой-то необычайно важный разговор, и они его весело вели. У меня уже не было столько сил, а у них оставалось.
— Вы к Эмиру? — быстро спросила портье; в глазах читалось несказанное: «Боже мой, что вы делаете; вижу, что вы очень серьёзные люди, но я потеряю работу». — Посторонние не имеют права здесь находитьс…
В ту минуту я испытал приступ родникового, ключевого, чистейшего счастья — что моей семьи, моих детей нет в Донецке.
Там, уже ближе к Ростову, были места, мной облюбованные.
До нас тут стояли три подразделения — и куда они дели карты минирования, чёрт их знает; последние, кого мы меняли, ситуацию изложили устно: «Туды… — широкий взмах руки, — нэ ходы…»
У меня много вопросов, и все смешные. Могу их в отдельную тетрадку переписать, пустить, как, помните, в школе заинтересованные девчонки отправляли опросники в плавание по рядам: «Твой любимый урок? Т…
Впрочем, через десять минут сына забрала няня. Больше я никогда его не видел.
У меня была установка: если можно кого-то не убивать — не убивайте.
Я прошёлся взад-назад до самого конца линии; странным образом не встретил Араба — куда ж он подевался? — и вернулся обратно к тому то ли аппендиксу, то ли хвосту, нарытому метра в полтора на подходе …
Я помню, что за радость была у Главы, когда мои приехали ко мне; и понимаю, чего ему стоило сказать мне так.
Домовой чуть удивлённо нас оглядывал, улыбался, посмеивался, изредка шутил; быстро съел салат, котлету, и, выждав минуту, попросился: «Пойду, товарищи командиры?» — ему было будто не по себе; он прош…
На лобовуху второй моей машине (оставил жене, чтоб управлялась с детьми) чёрной изолентой наклеили огромный крест.
Потом писали, что в тот день проходили поминки по певцу Иосифу Кобзону, который только что умер. Нет, поминок не было, двигались из точки А в точку Б, и Глава говорит: «А давайте в “Сепар” заедем, ко…
Да ничего, вроде, у нас не происходит, — подумал я и огляделся.
Партия пережила свои лучшие времена — и теперь старик Эд думал, как бы её перезапустить, оживить, раззадорить.
Задумчивый, я вышел на улицу — во внутренний дворик «Алтая»; оказывается, и Ташкент подъехал — Глава его вызвал; ага, я знаю, что они сейчас будут обсуждать.
В погоне за очередным бокалом шампанского меня поймал под руку ещё один, как и предыдущие, неизвестный мне человек: «Захар, на одно слово».
Саша Казак помирил Трампа и Ташкента: всё-таки они были самыми близкими к Главе, всё-таки он сам их выбирал, назначал. Тащите теперь республику вдвоём.
Я спешно подозвал официанта, сделав в воздухе семь очень быстрых кругов сложенной в щепотку кистью: бегом, бегом, бегом ко мне, горит!
Могу даже считать дни до окончания срока, подумал я.
Араб попросил сопровождающего — чтоб свои хотя бы не накрыли, — они говорят: своих предупредим, не накроют, напротив, всё покажут. Араб к ним подъехал, ему: вон, вдоль балки, даже блиндажи старые ост…
Он раскрыл сумку, извлёк огромную кипу бумаги.
— Ты дослушай. Есть информация, что тебя заказали и убьют, а свалят всё на этого командира, — вроде как разборки между своими.
Итог: трое «трёхсотых», один тяжёлый, инвалид на всю жизнь — перебит позвоночник. (Заскакивал последним в домик — в его двери оказалось ближе, чем до вырытого во дворе блиндажа, — на миг, пропуская д…
Полиция посмотрела сквозь стекло и улыбнулась.
Где-то там, где случился взрыв, располагались позиции наших корпусных соседей, — и окраина деревни тоже лежала поблизости: всё впритык.
Тип придвинул себе стул и уселся на углу столика.
Тем временем я не столько думал, сколько спрашивал сам себя: это со мной? это уже где-то было? а где?
У Томича был отдельный — в составе бригады — разведвзвод в Луганске, который я курировал, кормил, одевал, обувал.
А чего не выпить (помню, лет десять назад катались с ним по российской глуши с забытыми мной уже партийными целями, потом бухали, на травке, зажёвывая не очень хорошую водку такой же колбасой, старик…
Ташкент: «Отчего же нет, есть, поехали завтра смотреть новые позиции для тебя».
Ещё можно его брать лобовой атакой: положить половину батальона и не взять.
— А чего нет? — спросил я. — Может, он без ног там лежит. Может, он кровью истекает. Хули ты тут шаришься без дела — иди.
Семье я в тот день ничего не сообщил. Они всё равно сидели дома и готовили со Злым — на всех — праздничный (никакого праздника не было) стол.
— Захар, пойми правильно. На тебя тут гнал в своём блоге один бывший донецкий командир…
Спать легли как ни в чём не бывало: ну а чего, молитву хором читать?
— Надо уехать, чтоб вас тут не видели, — сказал Батя; он был спокоен.
Единственное, что я хочу сказать: в тот раз под Сосновкой ракеты запускали не мы.
Тайсон — уже на ногах (только что лежал): «Номер комнаты?».
Это было задание, это был сценарий, написанный не известным мне сценаристом.
— По поводу переноса столицы из Киева в Донецк, — сказала канцлер.
Это приятное состояние: независимость. Из него можно делать воздушные кораблики и запускать их по воздуху. Больше, собственно, ничего.
Мне принесли третью, Казак — под руку — говорит: «Поехали, вызывает»; Ташкент к тому времени уже отбыл по своим. Я махнул стоя, чуть не вырвало, и пошёл к ждущему на улице коню: Граф впереди, Тайсон …
Пока суд да дело, они своё наступление отменяли, начинали следующее готовить.
Забавно, что по трассе, в километре от Пантёхи, поворот направо и указатель: «Троицкое — 2 км»; между прочим, там стоит ВСУ, мы в ту сторону стреляли сегодня, стреляли месяц назад, и три месяца назад…
— Так я о том и спрашиваю, может она обратного действия… — и он сипло засмеялся.
Пока ели — подъехал Араб; я знал, зачем. У нас с ним было одно запланированное дельце.
Я подмигнул ей. (Мы тут были самыми молодыми — и, согласно канонам классического романа, я мог в эту минуту подмигнуть.)
По пересечённой местности, сквозь изуродованный, обгорелый лесок, затем по длинным, изгибистым окопам поспешили к самому пятачку на передке.
В образовавшееся затишье мы решили отправиться до дому. Извиняться за причинённые неудобства не стали: ушли, не прощаясь, — все здесь, вроде бы, оставались целы…
Шаман и Злой проявляли себя во всей красе, когда в очередной раз большие люди по секрету мне сообщали: «Захар, телефон выключен?» — «В машине оставил». — «Пятнадцатого октября (февраля, мая, июня) — …
Разлили мы, как обычно, на двоих — но вдруг Саша Казак, впервые на моей памяти, взял и махнул целую рюмочку.
На четвёртый — нас срочно сняли с Пантёхи.
Последний сухарь выбрасывался под ноги визгливой, с лебединым именем, но похожей на половую тряпку, собачке, живущей во дворе нашего гостевого домика, — на́, тварь, только не визжи.
Я могу космолёт водить. На космодром только не пускают. Хотя — я и не просился. Может, там уже ждут, моторы греют.
Его тут же начали узнавать все, каждый, и каждый кричал: «Эмир! Эмир!» — однако не лез обниматься, расспрашивать, просить расписаться на ладони, но проходил мимо, благословлённый только одним тем сча…
Вот и всё, что осталось, но и то дочкино. Скоро доломает, будет где-нибудь под диваном пылиться, одна крышка там, другая неизвестно где.
Чертыхаясь, мы куда-то шли в темноте, вокруг не столько виделась, сколько ощущалась свалка, — битые кирпичи, поломанные плиты, всякий мусор — обычные пейзажи подобных мест; до конюшен оказалось недал…
По всему было видно, что распорядитель врёт, но шахматы тоже отдали. Мы не играли в шахматы.
Друзья пили, пускали шутихи, смешили лошадь.
Казак — добрая душа — говорит: поехали, может, в Крым, отдохнём?
Кажется, я спутал, смешал воедино какие-то события: провёл в Донецке четыре зимы, три лета, — поневоле смешаешь. Отчего помню времена года? — просто у меня день рождения летом, и три дня рождения под…
Потом вдруг выяснилось, что Злой ещё и отменный организатор: все школьные праздники делал он; вылетали шары, взрывалось конфетти, Снегурочка садилась на колени к волной покрасневшему директору, хор м…
Встречался в Москве вот с этим — Глава называл одну фамилию, — и вот с тем, — называл другую. Я эти фамилии знал: их все в России знают, кто знает хоть что-то.
— Как дела? — спросил. — Что в Москве? — и вечную свою зубочистку приладил в зубы (я ни разу не помню, чтоб он ел при мне, — он вообще ничего не ел, кажется, сразу пользовался зубочисткой).
Когда я прилетел и включил телефон, тут же упала её, летевшая за нами, смс с требованием ответить, едва самолёт сядет, что я на месте. Я подумал, стоит ли: всё-таки была уже ночь, — да и надо ли? — в…
Длинный молча вышел к деду на улицу. Минут пять их не было.
Случай был: Граф вёл быка, бык сковырнул соседский забор, выбежал сосед, дал юному Графу по зубам, пошла кровь.
Старик Эд был счастлив тем, что причастен русскому роду, русскому мужику: бешеному и бесшабашному, всепобеждающему.
(Своего телефона у него никогда не было. Я знал за ним эту привычку и немного завидовал. Тоже к такому приду однажды.)
Надо ещё раз глянуть — девять лет осталось до двенадцати; в следующий раз уже без кожи буду смотреть — эту полностью расчешу, без слуха — этот растает, без глаз — эти высохнут; посмотрим, какой получ…
(Мой отец умер, когда я был подростком. Я только потом догадался: уставший жить, он мог бы потянуть ещё, — но выбросил меня вперёд, вверх, силой своей смерти, — потому что иначе я бы ни с чем не спра…
В «Пушкине» обнаружили взрывчатку — в туалете. Несколько килограмм тротила. Взрыв был бы такой, что вся кухня разлетелась бы по кварталу. «Бабка, к нам на балкон заливное прилетело в тарелке. И майор…
— Слушай, мы никому не скажем, это просто для нас. Мы пари заключили — капитан или майор?
…Встречающий подвёл меня к дому; режиссёр — в чём-то домашнем, лёгком — вышел навстречу.
Ни один огонёк не загорится, никто не наберёт по старой памяти.
— Да, можно и так, — сказал Томич в ответ на мои предложения.
— Нет, нужен товар лицом, — не унималась жена. — Ты нам нравишься. Но вдруг с ними природа повела себя строже.
— Да я сам охерел, — говорю. — Я на этой машине тонну оружия перевёз. Попасться с полупустым магазином — вообще смешно.
Понемногу пил ракию, запивал вином, стоял на самом верху — чтоб ветер; хотелось лечь на палубу, перекатываться бесчувственно, как зарубленное дерево, — но не поймут, осудят. Тут затопотали по лестниц…
На кухне уже был Глава: бодрый, розовый — как и не пил вчера. Мы опрокинули по кофейку.
Посвистывало: постреливали, — но так, по деревьям.
Гостиница — я в таких и не жил: охрана внизу не сидит, а стоит, как на ринге, причём не обычный пентюх с обвисшим лицом, а три породистых, молоком вскормленных кабана, от ушей проводки к пиджакам сви…
Он только что, неделю назад, разгребал очередное обострение, получил очередную — восемнадцатую! — контузию, а с передка его вывозил Батя — сам, на своей машине.
Она пытается помешать мне, выпихивает листок обратно, — я с этой стороны тоже мешаю ей, — одновременно ловко (приноровился!) обрываю следующий листок, — и туда же, ей, как в почтовый ящик, и ещё одну…
События неслись как бешеные, я в них не участвовал. Меня и не звал никто к участию.
Пушилин был единственным среди первых лиц республики, кого охраняла не донецкая, из числа бывших ополченцев, личка, — а откуда-то понаехавшая. Они все ходили с «коротышами» и выглядели могучими — здо…
Она, в числе нескольких коллег, брала ежегодные интервью у императора.
Он был донецкий, местный — а Томич и я прибыли чёрт знает откуда, но ведём себя как хозяева.
— Каждую минуту появляется около тридцати новостей, — спокойно констатировал Казак.
Семья у меня красивая, сыновья ничего так, жена прекрасна, а дочери — вообще не люди, а нечто сотворённое из неги, лазури и цветочной пыльцы. И глаза приделаны к этому.
— Привет, Захар, ты где сейчас, как? У себя там?
Дальше — типический расклад, национальный (и обижаться тут нечего): русский — в ушанке и вдрабадан, американец — тупой наглый лоб, немец — аккуратист и солдафон, эскимос — эскимос; а хохол — это неум…
Никого ему так и не навязали; пришли сами. Теперь это их место.
— Пе-ре-дай… прив-вет… Захарченко! — и мы оба засмеялись.
Граф время от времени иллюстрировал верность или ложность этих утверждений — историей, случившейся с ним или вокруг него. Он поразительно прожил свою четверть века, но главное — за воспоминаниями Гра…
«Вот сюда вешайте куртку, проходите», — он был со мной, как и с большинством других людей, подчёркнуто на «вы».
Если б однажды в его жизни случилось так, что генерал с тонкими пальцами сказал бы при нём: а вот там станет батальон Эда, — старик Эд описал бы это в десяти своих лучших стихах.
Те вещи, что были сейчас самыми главными для меня, — казались ли они столь же важными там, в поднебесье?
Мы позвали (Араб выглянул и зычно крикнул) Домового, я ему в трёх словах всё изложил, он присвистнул. Вероятность удачи была невысока; погибать между тем пришлось бы конкретно ему. Но Домовой не огор…
Донбасские люди не могли иначе относиться к верховному, чем так, как относились: с замиранием сердца. От него в прямом смысле зависела их жизнь.
Через час у таможенного шлагбаума мы без лишних слов простились.
…На другой день мы ужинали с Эмиром; третьей за столиком была самая красивая актриса на свете. Она исполняла в его последнем фильме.
Он же изучил внимательно биографии всех этих великих — старик Эд в каждой третьей своей книге загибал пальцы: Сальвадор Дали — да ладно, жулик; Есенин — бесхитростный, хотя наш, да; Муссолини — ничег…
Охранник Бати был профессионалом, и успешно справлялся с рядом спонтанных задач.