Я их обожал. До сих пор никто меня не может так рассмешить.
Естественно, я опять затосковал — умеренной такой, жить не мешающей, но всё-таки тоской.
Был шанс, что император ещё не кивнул, — но уставшие ждать кивка спецслужбы решили сыграть наудачу: заявиться и продавить свои кадровые решения, ссылаясь на волю Москвы, — в то время как никакой такой воли явлено не было.
В конце концов, старик Эд сочинил, додумал себе аристократическую генеалогию — и сам в неё уверовал: ну должно же всё это как-то объясняться, боже мой.
В посёлке половина одноклассниц Графа переженилась на понаехавших западенцах из тербатов; а ещё множество казаков, не приняв ни чьей стороны, живут как ни в чём не бывало; а ещё с десяток-другой старшеклассников поначалу бегали туда-сюда с жовто-блакитными флагами, рисовали трезубцы в соцсетях, а потом — ничего, остыли, успокоились.
Жена уже, как на работу, словно это обыденность, — прежде чем будить детей, открывает дверь, замывает красное пятно (один раз руку порезала)… Как в английской сказке про Кентервильское привидение, только это в России.