Все цитаты из книги «Некоторые не попадут в ад»
У него с моей женою был какой-то необычайно важный разговор, и они его весело вели. У меня уже не было столько сил, а у них оставалось.
В располаге были все свои. Ещё туда приходила, как к себе домой, его очередная любимая: дичайшей красоты баба. В тот день, когда его убили, — она была.
На пространстве этой свободы он мог делать что угодно — петь на Донбассе, танцевать у чёрта на куличках и с чертями водить дружбу, падать в зал, выползать из-под чужих ног, не пугаясь показаться гряз…
Если б однажды в его жизни случилось так, что генерал с тонкими пальцами сказал бы при нём: а вот там станет батальон Эда, — старик Эд описал бы это в десяти своих лучших стихах.
— Поехали к чёрту! — мне надо было срочно узнать, куда это попало.
Не прошло и минуты, как появился совершенно незнакомый мне тип: очки, неприветливое лицо; но все присутствующие явно его знали — и точно никто ему не обрадовался.
— И от вас пахнет. Надо машину гнать на штрафстоянку. Вы поймите, мы ничего не вымогаем.
Глава продолжал топтать живую силу, лошадь была за него, но её всё-таки схватили под уздцы сразу восемью или уже двенадцатью загорелыми, волосатыми руками.
Она написала мне смс, едва я зашёл в аэропорт. Несколько смс, когда я сидел в самолёте.
Да ничего, вроде, у нас не происходит, — подумал я и огляделся.
(Они себя всё время ведут так, словно прилетит только мне, а не им, — в очередной, может, в сотый уже раз отметил я, — им-то чего, им же ничего не будет; иногда эти черти в подобных ситуациях шли ещё…
— Если меня там нет, то где я? Сами посудите! — И всё пытаюсь книжку засунуть. — Да что же у вас такое окошко маленькое! Давайте я к стеклу книгу прижму! — раскрываю на нужной букве (у меня какая-то …
(…или утром на него, как в последний раз, посмотрели внимательно, пожали руку — а то даже и обнялись с ним, — но по возвращении в Москву донецкие гости сообщили — если было кому сообщать: «Глухо…»
Нет, я ничего такого не думал. Я просто это знал.
«О, я вешу больше министра обороны», — довольно подумал я. Больше министра МГБ. Больше министра МВД. Больше всех полевых командиров, кроме Абхаза.
И на воротах — два высоких охранника в чёрной форме. Проверяют у всех бейджи. У меня никакого бейджика не было. Быть может, он лежал в той сумке, что мне передали, но я поленился рыться.
Явились к очередной выдаче долгов военнослужащим, спрашивают: а что с нами?
Там: «А чего вы сдали нам позиции в таком виде?»
Этот, показалось, несколько даже смутился при нашем появлении.
— Ну так давайте, что там у нас следующее: как Османская империя себя чувствует, что Персия, Абиссиния, не провалился ли в тартарары Старый Свет, не утянул ли Новый Свет за собой.
Через десять минут мы с Главой сидели на Алтае, пили какую-то малоградусную китайскую водку; я не хотел уже никакой водки категорически, еле вливал в себя, Батя тоже, не в своей манере, наливал себе …
Его жена тут же, отложив вилку и нож, снова подняла на меня глаза.
Связались с соседями, напросились в гости, они: давайте, ждём. Выехали; а чего тут было ехать, даже кружным путём, — через двадцать минут уже сидели с их начштаба, длинным, костлявым, улыбчивым мужик…
Жену мою личка даже не побеспокоила: та коротко привела себя в порядок, немного причесала дочерей — ещё не спавших, но чуть растрепавшихся в беготне по заполненному оружием и людьми в форме дому.
Я забыл в ту же минуту об этой папке. Вспомнил вот только сейчас.
Совершенно декадентский, по нашим меркам, был у него видок. Рукава кофты свисали, колени трико свисали, внутри одежды мог поместиться кто-нибудь ещё.
Я пожал плечами: да какая разница? Это весело. Надо, чтоб всегда было весело.
Император прочитал новость и пожал плечами: поехал и поехал, его дело.
Там теперь разбираются, спрашивают? — а тот самый пистолет покажи! — а ополоумевшей тётке, не рыдавшей уже, а хрипевшей, — ты что сказал, какое слово? — откуда ты это слово извлёк, где его прятал? — …
Но более всего он любил вкус трагедии вокруг себя — расставания, обрыва, похорон, реквиема по ушедшим; о живых он всегда говорил неохотно — мёртвых же перебирал, вглядывался в них, прислушивался к их…
Пока я гонял в голове мысль, какой вариант предпочтительный: сейчас угодить в ад, но с правом на адвокатуру (явный недолёт), либо чуть позже, но стопроцентный, не подлежащий пересмотру (явный перелёт…
— Из тюрьмы можно выкрасть — залётчиков, которым ничего кроме пожизненного не светит.
Она пытается помешать мне, выпихивает листок обратно, — я с этой стороны тоже мешаю ей, — одновременно ловко (приноровился!) обрываю следующий листок, — и туда же, ей, как в почтовый ящик, и ещё одну…
В ноги, правда, не стрелял: не было такой привычки. В ногу — больно, и заживает потом долго.
Отец Графа был станичным атаманом большого посёлка. Воспитывал сурово.
(Если бы они так проверяли каждую машину — очередь никогда бы не кончилась. Она бы стояла ровно от таможни до площади Ленина в Донецке.)
Серб показывал нежнейший абсурд жизни — который и есть сама жизнь, обыденная и обыкновенная; никакой пародийности, ни малейшей, — только нежность и оправдание; это как если бы Лев Толстой родился в О…
— Мы, — говорю, — за Сосновкой озеро нашли, с той стороны их офицеры рыбку выплывают на лодочке половить. С нашего берега — верней, с нейтральной зоны — можно их накрыть, расстояние позволяет…
С той стороны тоже не дураки — с какого-то раза они поняли, что их дезинформируют, и перестали доверять своим источникам. Но тогда пресс-служба Донецкой народной республики вдруг появлялась в эфире о…
(До сих пор я в армии ДНР должен числиться: могу приехать за своей зарплатой, напишу объяснительную, почему отсутствовал многие месяцы: «…задумался о сущем, был раздавлен осознанным».)
В этот ли раз или в следующий — я делал предположительный расклад по одному городу с той стороны: как туда зайти, как всё сделать быстро.
Со стороны это выглядело — только в ту секунду осознал, — будто бы я сделал своё чёрное дело, и вышел на белый свет совершенно равнодушный к своему будущему: покурить бы напоследок, и растворяйте мен…
На следующий день: «Мама, кто-то кетчуп уронил у порога!» — мама, то есть моя жена, выходит, — да, уронили. Разбили, и долго возили ногами, чтоб получилось кроваво, — чтоб кроффффффффь! — в итоге: кр…
Потому что — в аду безопасно, Господь присмотрит, это его епархия, он там за главного распорядителя — без его ведома ни один волос не упадёт, внутренний орган не лопнет, глаз не выгорит.
В посёлке половина одноклассниц Графа переженилась на понаехавших западенцах из тербатов; а ещё множество казаков, не приняв ни чьей стороны, живут как ни в чём не бывало; а ещё с десяток-другой стар…
Хотя каждый новый передок — это ж такая работа: столько денег в него вкладывается, труда; в каждый новый кусок земли вживаешься, врастаешь, корни пускаешь там.
Этим своим «ты» он меня порядком уже бесил; но что было — то было: Томич выдержал те экзамены, которые должен был выдержать; а что он пьяный явился — ну, с кем не бывает.
Между тем, гробик полный, — он полный и к тому же закрытый — потому что смотреть на этого ребёнка нельзя, — некуда! — у него нет головы, — оттого гроб даже короче, чем детский: детский укороченный.
(Всякую молодую, привлекательную женщину бойцы называли: Джессика. «Смотри, Джессики идут». Происхождение этого термина осталось мне неизвестным.)
Звонил смотрящий от Москвы — но не тот, который политической повесткой был занят, — а по военным делам: меня с ним на очередных поминках познакомил Батя, сказал: «Тебе пригодится»; я спросил, улучив …
Книжкой заболел: ходил и повторял наизусть. Почти все слова были понятны, но звучание их казалось волшебным: словно, знаете, когда долго давишь на глаза кулаками, потом отнимаешь руки — и вдруг созда…
Характерно свистнуло над головами. Что это, кто? Если нормальный снайпер, с трёхсот метров, то, скорей всего, попал бы. Если плохой — у него время есть, чтоб приноровиться: мы лежали посреди поля, ка…
Тайсон — уже на ногах (только что лежал): «Номер комнаты?».
Томич и Араб сразу же пошли к нашим корпусным соседям: знакомиться, дружиться, предлагать свою помощь, просить у них чего-нибудь; в общем, и здесь всё заново.
Потом писали, что в тот день проходили поминки по певцу Иосифу Кобзону, который только что умер. Нет, поминок не было, двигались из точки А в точку Б, и Глава говорит: «А давайте в “Сепар” заедем, ко…
Они продолжили спорить, находчиво торгуясь, разговор был уже на некоей грани, казавшейся мне опасной, — даже в пьяном виде я догадался, отчего: никогда не слышал, чтоб кто-то так долго ему противореч…
По дороге сюда я добивал какую-то ночную философическую тему, — они же работали, неотрывно глядя по сторонам: сидящий справа Граф отвечал односложно или кивал, Тайсон вообще помалкивал.
Граф, думал я, глядя на него, был в детстве падкий на ласку, теплолюбивый, — и угодил к таким родителям. Господь с ним в какую-то свою игру забавлялся, лепил из белобрысого мальчугана что-то нужное с…
Тот не понял, сделал вторую попытку прорыва, получил прямой в грудь, осел, его сдвинули с прохода, он так и сидел, даже заснул — не успел ещё протрезветь.
Чертыхаясь, мы куда-то шли в темноте, вокруг не столько виделась, сколько ощущалась свалка, — битые кирпичи, поломанные плиты, всякий мусор — обычные пейзажи подобных мест; до конюшен оказалось недал…
Впрочем, через десять минут сына забрала няня. Больше я никогда его не видел.
— Короче, вот положи под доску. Видишь доску?
— Вы к Эмиру? — быстро спросила портье; в глазах читалось несказанное: «Боже мой, что вы делаете; вижу, что вы очень серьёзные люди, но я потеряю работу». — Посторонние не имеют права здесь находитьс…
Люди прибывали на кладбище понемногу; скоро догадался, что пустят сюда только избранных: иначе эти горегорьские сиротные тысячи здесь просто не поместятся.
Пушилин был единственным среди первых лиц республики, кого охраняла не донецкая, из числа бывших ополченцев, личка, — а откуда-то понаехавшая. Они все ходили с «коротышами» и выглядели могучими — здо…
Сел в машину. Прогудела смска. Кто тут нас ищет, интересно, с утра пораньше. Ещё есть время посмотреть и даже ответить: дальше российский оператор опять пропадёт пропадом.
Через полчаса, а то и меньше — бежит Батина личка. Вот и он сам.
— Каждую минуту появляется около тридцати новостей, — спокойно констатировал Казак.
В Графе было за сто кг мышц и скорости, но этот был килограммов на тридцать больше, и выше на голову.
Ташкент: «Отчего же нет, есть, поехали завтра смотреть новые позиции для тебя».
А чего не выпить (помню, лет десять назад катались с ним по российской глуши с забытыми мной уже партийными целями, потом бухали, на травке, зажёвывая не очень хорошую водку такой же колбасой, старик…
(Ни один президент на свете так не делает, соседнего правителя — Плотницкого — никогда никто ни в каких кафе не видел; моя личка, работавшая у него, призналась однажды: мы за первые три недели работы…
Тем временем я не столько думал, сколько спрашивал сам себя: это со мной? это уже где-то было? а где?
— Как только вступлю в должность — а это случится уже завтра утром, — введу диктатуру, легализую пиратство, браконьерство на территории соседних стран и дуэли, вплоть до артиллерийских. По поводу дуэ…
В погоне за очередным бокалом шампанского меня поймал под руку ещё один, как и предыдущие, неизвестный мне человек: «Захар, на одно слово».
Справа, двести метров, — бывшая гостиница «Прага», где определили расположение придуманному мной батальону.
Она тут же взялась подряд переводить мне всё, что обсуждали сидевшие за столом, — в чём я, вообще говоря, совершенно не нуждался, — но тут же, впрочем, понял, зачем она это делает: перевод давал ей в…
Он представился; я, как и прежде, сразу же забыл имя этого человека — да и к чему запоминать так много имён сразу; за последние двадцать минут я познакомился с полусотней замечательных людей, у каждо…
Засыпая, вдруг вспомнил эту пару в ресторане «Пушкин» — которую видел около полудня, а потом вечером, но, казалось, уже неделю назад: такой большой получился день.
Потом, час спустя, всё разом стихло; меня пора было везти на самолёт; я вдруг протрезвел, а Эмир, кажется, и не пьянел ни на минуту, — мы сидели в тёмном ресторане, я постукивал вилкой о тарелку; он …
Всё, что было между ними за четыре года войны, — один звонок. Короткий, менее минуты. Человек с той стороны незримого провода (с той стороны реальности) задал какой-то, не самый важный, но человеческ…
Все годы донецкой герильи шла невидимая для большинства, но беспощадная давка: республика навоевала себе многое, от огромных заводов до копанок, и не желала делиться ни с кем — но от неё требовали, ч…
Могу даже считать дни до окончания срока, подумал я.
Я спешно подозвал официанта, сделав в воздухе семь очень быстрых кругов сложенной в щепотку кистью: бегом, бегом, бегом ко мне, горит!
— Ты дослушай. Есть информация, что тебя заказали и убьют, а свалят всё на этого командира, — вроде как разборки между своими.
Почему-то не в тот день, а много позже, я вдруг вспомнил и спросил у жены: «Слушай, а чего вы тогда обсуждали? Вы до чего-то договорились?» — она ответила: «Он перезвонил мне через полчаса ночью». — …
— По поводу переноса столицы из Киева в Донецк, — сказала канцлер.
Спрыгнув в окоп, я не встал, а, на силе инерции, пошёл куда-то, чуть пригибаясь: затеялась перестрелка, бойцы плечами, головами вкручивались в свои бойницы, — и не столько даже по звуку, — кровь от б…
— Что я, с ума сошёл. У соседей с Луганска заберём самых лучших.
Официант прибежал, я шепнул ему: ещё семьсот грамм водки, немедленно.
Я помню, что за радость была у Главы, когда мои приехали ко мне; и понимаю, чего ему стоило сказать мне так.
Потом мимо плывёт лодка, в лодке сидят люди, поют песню, — слушаешь песню и понимаешь: всё было, как в песне.
На четвёртый — нас срочно сняли с Пантёхи.
Ни взводный впереди, ни этот, с пакетами, позади — не шелохнулись, шли как шли; кажется, они просто ничего не заметили.
На самом деле я вчера и не пил ничего. Я не пью больше. Я неживой, зачем мне пить. Открываешь рот — сразу течёт сквозь костяные челюсти прямо на рёбра: выглядит так себе.
— Ты сама-то там пропечатана, наверное? — кричу. — На какую букву? На «б»? На «с»? А то я гляжу, ты такая спокойная. Какая у тебя фамилия, быстро говори.
Идея новой Малороссии появилась, как я понял, с подачи Ташкента, расписывал идею по деталям — Казак; вот он — умный, это его работа: быть умным.
На Сосновке пообщался с весёлым Домовым, тот сразу разложил карты, полюбовались. Наш несчастный неприятель был от нас совсем близко, здесь было где порезвиться, пространство для, как это называется, …
Потом вдруг выяснилось, что Злой ещё и отменный организатор: все школьные праздники делал он; вылетали шары, взрывалось конфетти, Снегурочка садилась на колени к волной покрасневшему директору, хор м…
Друзья пили, пускали шутихи, смешили лошадь.
Старик Эд был счастлив тем, что причастен русскому роду, русскому мужику: бешеному и бесшабашному, всепобеждающему.
Сотрут в порошок, порошок сдуют со стола.
— Вам не стыдно? — спросила меня одна из женщин. Такого со мной ещё не было. Вторая ей что-то шептала, успокаивая.
Он что-то, как мне показалось, упрямо и даже жёстко выкладывал в качестве ответа.
Стараясь не смотреть на мужа, я перевёл взгляд на сына, который включился только при известии о материнском отъезде: «Мам, а телефон? Отдашь мне телефон?»
Дед стоял вроде в той же самой форме, но впечатление создавал уже совсем другое: он был весь утянутый, подобранный — его можно было сейчас перевернуть вниз головой, трясти изо всех сил, и ничего б у …
Генералу пришлось некоторое время держать пистолет за спиной.
Случай был: Граф вёл быка, бык сковырнул соседский забор, выбежал сосед, дал юному Графу по зубам, пошла кровь.
Он иногда сочинял несколько четверостиший, вдавливая буквы в маленький блокнот, читал мне вслух; там была одна отличная строчка, я забыл её, но точно была; я пытался объяснить ему, что такое стихи: ч…
Запомнил: Домовой уже шагнул в очередной, без дверей, проём, — и вдруг отпрянул назад, развернулся к нам, я рассмотрел даже его лицо. Домовой прижался спиной к стене, слева от проёма, успел маякнуть …
В какой-то момент рядом с Главой села моя жена; он вдруг не нарочито, а очень органично, сменив тональность, стал на тон тише, — и вскоре перекинулся на меня: «Соседний дом тебе нравится? Этот твой м…
Я могу космолёт водить. На космодром только не пускают. Хотя — я и не просился. Может, там уже ждут, моторы греют.
Я высунулся из окопа; во-первых, мне было всё равно, что убьют: если она упадёт на посёлок — самое малое, что со мной можно сделать, это убить; во-вторых, с той стороны никто уже не стрелял: воцарила…
Пантёха стала забываться, как прежняя любовь, — как говорится, вчера ещё любимой звал, равнял с китайскою державою, — а сегодня уже: скучный дачный посёлок, чего мы там делали так долго… Сосновка — в…
…Встречающий подвёл меня к дому; режиссёр — в чём-то домашнем, лёгком — вышел навстречу.
Вообще закладки на нашей улице, по дороге к ближайшему мосту, за мостом, — снимали не раз (я поначалу считал, потом — забил).
Сразу заехал в ту центральную гостиницу: Казак уже сидел на прежнем месте.
Я перебирал принесённые Казаком бумаги минуты три — пробегая глазами по каждому листку за несколько секунд; всё-таки я прочёл тысячу книг, мне не обязательно читать всё подряд, чтоб догадаться, с чем…
Скажем, добрые люди посоветовали ему дослужить здесь, добрести к законному покою, креслу-качалке, собаке у кресла, соседским детям, подглядывающим за грозным дедом в щель забора, тяжеловесным и немно…
Мы позвали (Араб выглянул и зычно крикнул) Домового, я ему в трёх словах всё изложил, он присвистнул. Вероятность удачи была невысока; погибать между тем пришлось бы конкретно ему. Но Домовой не огор…
Араб нарочно показывал разом что-то и взводу, оставшемуся на позициях, и мне.
— Есть такая история, — сказал я, так как все молчали, и молчание становилось тягостным. — Миф. Но характерный миф, — все, кроме смотрящего, показалось мне, обрадовались, что я заговорил; лишь этот т…
Перед нами стоял не такой генерал, каких привыкли воображать: сто двадцать килограмм веса, бордовое лицо, желваки, челюсти, закалённый бас, беспощадный кабаний пригляд, — всё не то.
Что-то менялось в пространстве, раз такие взгляды хоть изредка, но стали ощущаться.
И Граф говорит: «…всё, что я хочу, — вернуться в деревню и, надев медали, по форме, пройтись по улице, медленно, вразвалочку — мимо всех окон, — чтоб сидели и думали: ой, не зайдёт ли к нам. Не зайду…
Ко мне подошёл организатор конференции — солидный джентльмен: седая грива, шарфик, крепкое рукопожатие; сказал, что рад приветствовать меня, ещё какие-то подобающие случаю слова, и выверенным движени…
— Ну ты и новости принёс, — задумчиво посмеялся Ташкент, достал излюбленную свою зубочистку и стал её покусывать. Ему шло. Большая хитрая башка, ироничные глаза, зубочистка болтается в африканистых г…
Я вы́носил свой закон, простой до такой степени, что даже скучный: делать своё дело, не красть, не совершать подлости, не злословить.
— Что-то невозможное происходит, — сказал я.
Заодно он считал, что и кино — не меньшая, чем романы, пошлость и глупость. Однако посещал кинотеатры. Я себе воображал иногда, как он там сидит, по-стариковски, с тремя охранниками, с подружкой, и в…
…В очередную ночь возвращаемся из Коминтерново в Донецк, — в машине я, Араб и молодая дама из полка, возившая нашим бойцам на позиции зарплату, — ей звонок.
— И в Донецк сразу? — удивился директор; или сделал вид, что удивился.
Она, в числе нескольких коллег, брала ежегодные интервью у императора.
Участковый на Пантёхе души в нас не чаял, на чеха смотрел как на сказочное существо — и то, что этот бородатый тип едва говорил по-русски, лишь добавляло колорита.
На жену смерть (Мамая или нет?) подействовала отчего-то сильней всего; похороны её выбили — не в сторону депрессии, а в сторону резких откровений.
Злой и Тайсон умчали домой минут за тридцать до окончания концерта, и уже жарили-кашеварили на скорую радость для всех: когда мы явились — столы ломились и парили. Мы тут же разместились вкруг, тут ж…
Короче, могло случиться только что-то плохое.
Наверное, с тех пор папка стала в десять раз больше. Наверное, теперь там несколько десятков папок. Их время от времени катают на специальной каталке по коридору, чтоб они проветривались.
— Слушай, мы никому не скажем, это просто для нас. Мы пари заключили — капитан или майор?
Ленина, впрочем, всё-таки могли повесить на кухне, а Николая — ну, едва ли. Ленин нёс раздражающее нашего несчастного неприятеля начало — какой-то части бойцов он точно казался уместным, а другим — н…
Поймал Графа за картами — малолетний сын играл на деньги, деньги стащил из-под хлебницы, — заставил съесть всю колоду, целиком, без воды.
Я даже не спросил, все ли целы, — и так было ясно, что если бы кого-то ещё задело или прибило, слух по окопам пробежал бы раньше вестового.
Называл его: Батя, Александр Владимирович, в зависимости от. И здесь буду так же. Ещё: Захарченко, командир, Глава.
Гостиница — я в таких и не жил: охрана внизу не сидит, а стоит, как на ринге, причём не обычный пентюх с обвисшим лицом, а три породистых, молоком вскормленных кабана, от ушей проводки к пиджакам сви…
Он был несказанно свободен. Он был очень последователен. Он обладал дичайшими амбициями. Он никогда не боялся показаться смешным.
— От тебя пахнет, — сказал один лениво, возвращая мне все удостоверения разом, как ненужные («Ещё газету дал бы мне почитать»).
В своих книжках старик Эд видел себя сначала молодым лейтенантом; потом полковником, которому никто не пишет; говорил, что любимый его запах — запах казармы (не помню в его биографии, чтоб он хоть ра…
Директор согласился с тем, чего я не говорил; и мы немного обсудили это. К поднятой теме подключили и других сидящих за столом; они, как водится в среде воспитанных европейцев, высказались в целом со…
Я тайно сообщал о дате наступления комбату и начштаба.
Поддоны? Да, делаем, ищем. Лес? Да, закупили.
В отличие от меня, они откуда-то знали это слово: ассасины.
(Своего телефона у него никогда не было. Я знал за ним эту привычку и немного завидовал. Тоже к такому приду однажды.)
Это какой-то классический сюжет, я не помню, где его встречал, но он точно был: когда находят труп, а рядом — бледный человек с растаращенными глазами; у него спрашивают: «Ты зачем убил?» — он смотри…
Возможно, потом прозвучали ещё два слова, плюс частица.
Ему очень хотелось, чтобы плов понравился, он несколько раз спросил: как, не переварен, не переперчён, овощи хороши?
Но смотрю новости — и не вижу ничего, что успокоило бы меня.
Начинал считать: ты закупил тридцать бронежилетов, ещё 52 доставили три гумконвоя, — все просили, чтоб ты сфотографировался на фоне привезённого, — ты честно фотографировался, — последние шесть броне…
На следующее утро бойцы с этого участка докладывают: ночью к ним в окоп самую малость не доползли солдаты нашего несчастного неприятеля, — их разведка, как оборзевшие кроты, чувствовали пространство …
— Надо уехать, чтоб вас тут не видели, — сказал Батя; он был спокоен.
— Да я сам охерел, — говорю. — Я на этой машине тонну оружия перевёз. Попасться с полупустым магазином — вообще смешно.
Граф сдвинул в багажнике «эрдэшки», вещи, развернул клеёнку — у нас при себе имелась. Забросили козу.
Тут же явились несколько бойцов, — я ж говорю: вести здесь распространяются с огромной скоростью, — мне в минуту соорудили чаёк, откуда-то извлекли конфетку; я снова вспомнил: «Злой, — говорю, — иди …
Можно было бы сказать им: знаете, как выглядит детский гробик — на табуретках? — как будто гробовщик сошёл с ума и вместо нормального гроба сделал какого-то урода, не по росту, — хочется крикнуть: дл…
Он только что, неделю назад, разгребал очередное обострение, получил очередную — восемнадцатую! — контузию, а с передка его вывозил Батя — сам, на своей машине.
Минут через десять ко мне подошёл приветливый, чуть стесняющийся человек в красивом костюме и спросил, чуть сомневаясь своей удаче: «Захар?.. Мы все смотрим на вас. Как хорошо, что вы приехали. Дирек…
— В донецком МГБ, — медленно произнесла, — во дворе жгут документы. Готовятся ко входу ВСУ в город. Арта по нам работает — светопреставление начинается.
Уставший, покемарил часок в самолёте, потом другой часок ещё в одном самолёте, и ещё полтора часа проспал в такси от Ростова, сразу скинув ботинки и улёгшись на задние сиденья, на сколько помещался; …
Тот, что по центру, тихо и доверительно сообщил: «Мы — пушилинские».
Моника в тот вечер спросила у меня, о чём мои книги, — но тогда меня куда больше волновало, о чём мой батальон; я пожал плечами, ответил что-то несущественное, свалил на Эмира — он стал рассказывать,…
(Квартиры снимать тоже не хотел: уже была информация, что его заказали, — и он догадывался, что в городской зоне никакая охрана его не спасёт. Можно было б снять отдельный дом — его проще охранять, —…
Слово «короче» произносят, чтоб сделать фразу длиннее.
Граф время от времени иллюстрировал верность или ложность этих утверждений — историей, случившейся с ним или вокруг него. Он поразительно прожил свою четверть века, но главное — за воспоминаниями Гра…
В Сербии, сражавшейся прекрасной Сербии, он мельком, но по праву дорогого гостя, видел нескольких её вождей, нескольких полевых командиров, жал им руки — этого хватило на многие рассказы; в стихах он…
Самое удивительное, что Злой успел крутануться в Луганске и открыть там свою мойку, — в семнадцать лет! — ему капали понемногу деньги, он вообще мог не воевать, а только ходить из клуба в клуб и подм…
— …группа идёт до конюшен… — сказал дед, смерив Домового взглядом, и больше ни на кого не глядя.
Взводный и ещё один боец уселись к нам на задние сиденья.
— Пять минут до подъезда! — доложила охрана.
Каждый третий его фильм был о гражданской войне; я никогда не мог разобраться, кто там и с кем воюет, — на лицо все одинаковые, прислушивался к фамилиям — тоже чёрт ногу сломит: окончание на — авич, …
…На другой день мы ужинали с Эмиром; третьей за столиком была самая красивая актриса на свете. Она исполняла в его последнем фильме.
Но это если далеко вперёд заглядывать, — а так далеко заглядывать не стоит, потому что там всё равно одно и то же, как ни подползай, как ни отползай. Как в детской потешке: «В ямку — бух!».
Забыл, к чему он это сказал. Скорей всего, ни к чему.
— А он не доедет. «При попытке к бегству…»
Едва стало можно — когда Моника допила свой кофе и едва коснулась чашечкой блюдечка, — все эти столики разом покинули места и выстроились в очередь на совместную фотографию с Эмиром и Моникой; я не с…
— Ещё никакой инфы нет? — спросил я чуть громче, чем надо.
Захарченко затянулся и продолжил историю.
Местные новости уже не были способны взбодрить меня как раньше.
Я благоразумно оставил машину, дошли пешочком — из посадки посмотрели на предоставленное нам место: а что, интересно — на самом острие, едва не нос к носу с той стороной. Камнем не добросишь, но если…
Когда я прилетел и включил телефон, тут же упала её, летевшая за нами, смс с требованием ответить, едва самолёт сядет, что я на месте. Я подумал, стоит ли: всё-таки была уже ночь, — да и надо ли? — в…
Близость к смерти делает многие вещи предсказуемыми и понятными, отучает пугаться по мелочам; а то, что сюда может упасть миномётный снаряд или ВОГ, — это уж как Бог пошлёт.
Там, уже ближе к Ростову, были места, мной облюбованные.
Это была последняя беззаботно весёлая минута того дня.
Мы десять раз покурили; кто-то из остававшихся при кухне забавно рассказывал, как, едва рванула в небеса первая ракета, и потом прошла взрывная волна, — качнув кроны и перелистнув страницу на оставле…
Через час на донецких телеканалах прошли ленивые репортажи.
Они все трое были местные — и Док, и Саран, и Глюк, — и эти мрачные шутки были им позволительны; но я бы не стал таким образом шутить.
Мы перекинулись парой слов с Томичом — он, естественно, остался тут, комбату ещё не хватало ходить по ночи туда-сюда, — одновременно я открыл свой «круизёр», — броник, шлем, — приоделся, попрыгал, — …
Едва ли они видели, когда стреляли, что за рулём не я, а Граф.
Потом все куда-то разом делись, погасли операторские огни, случилось естественное затемнение, а я оказался (верней, остался — потому что там всё и происходило) на вокзале.
— Это озеро, — поясняет Домовой. — Оно в нейтральной зоне. С нашей стороны можно подползти. Берег простреливается, но мы там уже были, нашли местечко удобное. Короче, смотри. Они там ловят рыбу. Выез…
Компания из трёх Саш устроилась за столом в гостевой, а младший из сыновей Захарченко ползал под этим столом. Он был единственным ребёнком от второй жены, но имелись ещё старшие сыновья от первой — о…
Отвлёк меня от этих мыслей гостевой домик, куда я сам себя каким-то кривым путём, по чёрным проулкам, привёз.
— Гнал и гнал, — отвечаю, — ничего страшного, я не велосипед, не сломаюсь, но вообще я не очень в курсе.
Взводный, юркая сволочь, между тем оказался почти у окопов, и — я увидел — бегом, весь подсобравшись в комок, преодолел последние метров двадцать. Нам оставалось чуть менее сотни.
Он развернулся и пошёл. Почему-то не в сторону отдельного здания с отдельным помещением, куда меня заводили, — я думал, он оттуда явился, — а в противоположную, на выход из погранзаставы, где вечно т…
Я пожевал ртом — они мне на вопросы не отвечают, чего мне им рассказывать про свою жизнь.
Не помню как. Не было особенных прощаний, чувственных расставаний, — как-то походя, как происходит многое остальное — особенно самое главное, судьбоносное, непоправимое.
И я думал: ну вот. Отлично. Сбылось. Сбывается.
Когда мы расселись в блиндаже, стрельба вообще прекратилась: как и не было ничего.
На улице начиналось лето, его последнее, а моё нет.
В это кафе я заходил раза два-три: ничего так, уютное, и кормили нормально, но оно, на мой вкус, было слишком вылизанным, почти уже гламурным; я бы в кафе с названием «Сепар» хотел видеть больше разг…
— Мирные, — печалюсь, — там. Как бы их предупредить… — хотя знал, что никак не предупредишь, и, если начнём долбить по интернату, густо полетит в посёлок: случатся убитые и покалеченные.
Остальных в наш бат мы добрали из осколков других донбасских подразделений, перебитых либо разогнанных. Получился красивый, разномастный букет, я держал его в охапке: пахло русским полем, по которому…
Надо, или уже поздно — пора убирать свою домру?
По нам вроде бы больше не накидывали. Зато коза, подбитая и пробежавшая сколько-то на раненой ноге, неподалёку от нас утратила силы и завалилась, как бы присев.
Ещё через минуту, кажется, с некоторой даже ленцой, голос сообщил: «Продолжают движение».
Отец ему сделал несколько замечаний, тот столько же раз ответил неопределённым мычанием, как бы обещая убрать телефон. В конце концов мобильный забрала мать — не меняясь при этом в лице: то есть, улы…
— Надо отползать! — крикнул боец позади нас. — Надо отползать!
Остальное стадо, сбившись в кучу, топталось поодаль; вернуться домой они могли только по железному мостику, но туда уже заехали мы. Опыт предыдущих перестрелок ничему коз не научил: забывали пережито…
И после этого мне звонят ночью, кричат в трубку: «Ты бомбил, ты убил. Посадим».
Думал бесполезное: если б я встретился с императором — и если б император принял его — они не посмели бы.
— Я тебя не знаю, но Захар — мой брат, и его рекомендации принимаются мной на веру безусловно.
— В полицию? — кричит жена (обычно никогда не кричала). — Да мне стыдно! Что я им скажу? Что у меня кетчуп разбили на пороге? Что у меня семечки грызли, не прибрали? Ты знаешь, что они мне ответят?
Я хорошо вожу машину, хорошо понимаю движение в пробках, у меня нормальная реакция, и, кроме всего прочего, я очень наглый. Я всех обгонял — одного за другим; дольше всех держался адъютант Главы — то…
Миномётчикам сообщили — в миномётке было тринадцать человек на четыре миномёта. Значит, миномётчики тоже осознали отдельные вещи.
За все эти годы ни один ростовский таксист не сбросил ни рубля; завышали цену в два раза — это бывало, а чтоб скинуть рублей сто — нет, увольте.
— Это в тебе он души не чает, — мрачно сказал Араб.
— И когда это может начаться? — спросил Ташкент.
Было уже темно, освещение оставляло желать лучшего, но Батю сразу же узнали все присутствующие; они опешили, ошалели: для них он был не просто повелитель воюющих людей и целой республики — а цезарь, …
Старика Эда можно было б осудить за самомнение — если б мы нашли, кого поставить с ним вровень.
Разоружали наш батальон так. Вдруг образовались возле «Праги» люди, которые многие месяцы смотрели со стороны, как мы хохочем с Батей, — а сами подойти, спросить что смешного, стеснялись.
— Только не про любовь, да? — сказала она, тоже улыбаясь, но просьба эта была, что ли, чуть серьёзней, чем могло бы показаться.
Как будто, если ты сказал «убит Захарченко» — это косяк, это залёт, и Батя тебя накажет; встанет и спросит: «Ты чего, охерел совсем? Ты про кого сказал это слово, сука?»
Вроде только что шевелил рукой, смотрел на пальцы.
Из этого ствола можно самолёты сбивать, главное — попасть, из него по броне бьют, — а я что, танк? Если пуля из КПВТ попадает в руку — рука улетает целиком. Если в голову — голова превращается в брыз…
Поискал рукой, нашёл ночник, щёлкнул. Зажмурился, медленно поднял ногу, посмотрел на пальцы. Отчего-то я совсем не был взволнован.
Ополчение было разделено на две части: армейский корпус и гвардия Главы.
(Его увезли и спасали. Он был контужен, обожжён, но вскоре встал. Смотрел непонимающими глазами: есть фотография того же вечера, я видел её потом.)
Хохотнул. Надо было сказать: «Да, на замену; и будете, суки, мотать мне нервы — я вас передушу потом».
На российском стенде уже собирались люди, их было много, они были по-европейски выдержанны и спокойны.
Если дети вбегают к барину (живут не с ним) — он их холодно целует и скоро гонит: шумят и пахнут. Про детей у него свои представления; но жена их не разделяет. Пустая дура. За что только любил. Любил…
Кажется, так кончается здоровье: не в тот момент, когда раз за разом ты резко, с одного запаха, с полрюмки пьянеешь, — а когда вовсе перестаёшь чувствовать присутствие, вкус, воздействие алкоголя, уп…
Но ничего особенного не проявлялось. Всё то же самое. Даже заскучал.
В разгар вечера явились ещё несколько гостей — и они лишь дополнили эту мозаику, этот вертоград.
За тридцать минут до прибытия дозвонился Араб, сказал, куда свернуть через триста метров после того, как миную таможню.
(В отдельном месте, за позициями, стояла «миномётка» — миномётный взвод, с нарисованными специально для них задачами; я как раз на днях прикупил им по дешёвке 120-й миномёт: грозное оружие; запрещённ…
Хозяин, если вернёшься, — у поселкового начальника твои шахматы и домино. Девки в шкафчике. Брюнетка самая красивая. Вряд ли ты сможешь с ней после инсульта.
И я тогда понял, что сказанное мне во дворике возле «Пушкина» не было разводкой, не было очередной дезой, — что они действительно собираются это делать.
Наши тоже сидели, щурясь и всматриваясь вперёд.
— Послушайте, — сказал. — Я честно встал за вами в очередь, хотя вообще мог этого не делать. У меня попросили документы. Не могу же я сказать: «Нет, я не дам документы!» — правда? Они побежали меня о…
«Наугад накидывают из АГС», — подумал я отстранённо.
По нему как начал херачить наш несчастный неприятель — не попал разве что от удивления. Взбивая пыльные облака, Араб развернулся — и назад.
Плюс мы — рота сепаратистов, разведка, миномётчики, повара, прочие.
Выбежала мелкая, омерзительная — какого-то гнусного окраса, как ожившая половая тряпка, — собачка, завизжала на меня. Хозяйка стала её зазывать к ноге. Имя собаки удивило: я бы так лебедь белую назва…
У комкора было интеллигентное лицо инженера или учителя старших классов, по совместительству директора школы: седеющий блондин с тонкими пальцами человека, в юности неплохо игравшего на пианино.
Оттого его непонимание было таким болезненным, детским: если император столь велик — отчего он не расслышит то, что кричат отсюда?
Пошёл спросить, где тот чин, что со мной разговаривал. Мне: он сменился, ждите на месте.
У них всё было коротко, твёрдо, ясно: вы пришли и убили наших детей.
Про донецкую герилью ещё не знаем, как приживётся, — у нас нет возможности забежать вперёд, чтоб оглянуться и оттуда крикнуть: есть! помнят! поют!
…потом, когда всё закончилось, шёл по окопу — и, походя, обтёр ствол о форму чужого убитого, лежащего на бруствере.
(Воображаю себе, как те, чьих имён я не знаю, и убить которых не смогу, потешались над этим.)
Донецкая таможня меня никогда не досматривала.
Я выслушал и отключился. Передал всё это чину с челюстями. Тот покивал головой, — мне показалось, что и сочувствующе, и сокрушённо.
Или говорит: «Ты с ума сошёл, я не знаю, куда ехать, меня остановят на первом же посту, я заблужусь, я поеду ровно в противоположную сторону, — ты должен нас вывезти, вернуть домой, а потом умирай зд…
— Ты с Главой приехал ночью? — спросили аккуратно.
Мы стояли за насыпью; до позиций нашего несчастного неприятеля было метров двести.
«Помер! Подох!! Кончился!!!» — ну, не веселье ли.
Дети смотрели на всё детскими глазами; мне хотелось, чтоб они запомнили одно: пока ты жив, нет ничего страшного. А дальше — тем более.
Батя двинул «тельника» в депутаты — и вскоре у депутата появилась возможность открыть кафе.
Выставим их отдельной строкой, воткнём колышки по четырём краям: тут умирают. Вот они, эти слова.
(На окраине Троицкого, в отдалении от него, стоял бывший интернат: огромное, укреплённое здание.)
— Я! — как всегда молодцевато, отозвался он.
Все, включая взводного, в меру посмеялись. Впрочем, кажется, он меня по каким-то своим причинам недолюбливал.
На въезде в дачный посёлок стоял начальник штаба, Араб. Привычно спокойный, красивый, с будто подведёнными восточными глазами.
Я всучил бойцу, поехавшему с нами, два пакета с продуктами.
У всех на белых листах была одна и та же надпись про ассасина.
Но в том и заключался парадокс, что все наши рэп-музыканты, косящие под гопарей или воистину ими являвшиеся, подчёркивавшие всяким своим жестом и самим своим небритым, медленно цедящим суровые слова,…
— У меня нет с ним разборок, мне всё равно.
Прежнее решение по Трампу признали недействительным, его задвинули, как табурет под стол: стой пока там.
Как было: они случайно заехали в кафе «Сепар» — Глава, Ташкент и ещё одна девчонка (руководитель какой-то организации, кажется, «Молодой Донбасс»; вроде бы это она тогда должна была объявить, что мен…
Глава вкратце рассказывал мне — то, что ушедшему куму, по совместительству вице-премьеру, наверняка уже раньше рассказал, — про иные, помимо лошади, результаты Москвы.
Я вдруг вспомнил, что не вырубил свой мобильный, — старею, дурею, — по нему можно навести прилёт прямо в самое темечко, — и полез за ним в карман.
Тайсон, едва не подвывая от удовольствия, шарился там — и каждые пять минут являлся с находками. Бинокль. Газовый пистолет. Набор презервативов. Потом домашние альбомы.
Я посмотрел на него и смолчал. До этой минуты мы хорошо общались, чего переспрашивать у него всякие глупости.
Кладбище батальона прирастает, святые разлетелись, или все имена перепутали.
С книгами у старика Эда были забавные отношения.
Прежде у меня были ровные отношения с местными командирами; половину из них я знал.
Встал, умыл морду, оделся, подхватил ноут, бросил ключ несколько озадаченной дежурной на ресепшен — снять номер на два часа? — и запрыгнул в свою машину.
«Беспилотник!» — подметил кто-то; я поднял голову вверх, — да, нас пасли.
В тот миг у генерала нашёлся пистолет. Он его извлёк. Находка возымела действие. Все были удивлены и тронуты.
Больше ничего не сказала. Я и не спрашивал.
Не столько даже обнимались, сколько на миг ударялись плечом о плечо.
Приказ о новом «передке» ещё готовился, зато на другой день в Донецке объявляли Малороссию — как правопреемницу обанкротившейся, но всё ещё дорогой нам Украины.
Но ссориться Главе и комкору было совершенно ни к чему.
— Слушай, Захар. Тут есть одно дело. Не очень удобно по телефону. Но, раз ты далеко, скажу. С тобой не против поговорить один человек. Ты должен догадаться. Мы встречались, я вспомнил о тебе, и он го…
— Твоё РСЗО отработало по украинским позициям двадцать минут назад? Можешь считать, что срок ты уже получил.
Мы смеялись. Мы выглядели как циники и были циниками.
Араб слушал, молчал. Ему некуда было уезжать. А то бы он тоже уехал.
Была такая убеждённость, глупая. С другой стороны, если подобной веры нет — чего ехать, суетиться. Включил телевизор: посмотрел; там то же самое.
Он смотрел на меня любящими братскими глазами, подыскивая какие-то подходящие случаю слова.
Абхаз — из живых — был самым прославленным командиром в республике.
— Как же так? — повторил искренне удивлённый чин. — Такой опытный человек.
Он стал смотреть на меня. Я выловил мокрою метёлку петрушки с большого блюда и начал жевать, глядя на него.
Отличное начало, чтоб создать батальон: пришёл будущий комбат, аккуратно разглаживает указательными пальцами брови — потому что передвигался на бровях, они взъерошились по пути.
Для начала — тут стреляли. Кроме того, происходящее здесь слишком густо было заварено на патриотизме, а гопари — как вольный слепок с блатарей — государства не любят. Наконец, заезд в Донецк мешал мя…
Надо было только суметь догадаться по незримым признакам: так ли это.
— В гости ездил, к друзьям, — беззаботно ответил я.
Очередь желающих устроиться в наш батальон была ещё в два батальона длиной, — со всей большой северной страны писали, как под копирку: «Возьмите к себе служить, люди добрые, жена совсем заколебала», …
Казак был славный, искренний; Главу обожал; в республиканских кабинетах поставил себя так, что его слушали и слушались; Глава доверял ему безоговорочно.
Романы были уже не нужны, потому что — это его поляна, он в своё время там гулял, всё пометил, и покинул, — пусть там трава не растёт; а фильмы — ну, пусть пока будут. Тем более, что о нём толкового …
— Меня, знаешь, — после этих четырёх лет и трёх контузий — иногда клинит, — он моргал, будто смаргивая что-то. — Но я не пойму, — удивлялся Граф, — а с чего их заклинивает, там, в Москве?
Она заснула, как я понял, глубокой ночью.
Мне бережно поставили на стол рюмку водки. Я, не глядя на неё, опрокинул — как выкинул — в глотку, и тут же попросил другую. Всё равно официанту делать нечего.
Старшую: «Ты чего хочешь?» — она: «Не знаю, у меня всё есть», — он: «Придумай», — «В аквапарк хочу». Батя, полуобернувшись, кому-то из своей лички: «Позвони (такому-то), скажи, чтоб открыл аквапарк, …
Комкор поднял на меня глаза и снова едва заметно кивнул: пусть так, хорошо.
«Старик Эд? А что старик Эд? Да нормальный старик Эд, любопытные статьи пишет».
Длинный нас не оставил, и оттого стало ещё спокойней. С ним было ещё трое бойцов, плюс дед, плюс Домовой, и нас четверо: Араб, Граф, Тайсон.
— Что там у тебя на позициях? — спросил Батя.
Мою машину обогнали тридцать машин, шедших следом. Вся очередь, которую я объехал слева. Специально ещё раз посмотрел, как их досматривают: ну, мягко говоря, не совсем так, как меня, да.
Мы о чём-то весело переговаривались, до наших окопов оставалось ещё под двести метров, боец позади весело, урывками что-то рассказывал про вчерашний бой, — и тут поодаль от нас, не слишком близко, но…
Сочинителей он презирал. Сочинители оскорбляли его уже тем, что у него была общая с ними профессия. Он, что ни говори, тоже писал тексты, и получал за это деньги. Это его кормило.
Тайсон ещё раз брал меню, почти по слогам читал несколько названий, и бережно откладывал приятную на ощупь и виньетками украшенную книжицу обратно.
— А пойдёмте. А то досидимся, и светать начнёт.
Теперь многое приобрело странный привкус.
(Вообще говоря, в нормальном подразделении начальник штаба стоит выше замполита — но не в нашем.)
Порошенко бросился читать новости, но поначалу тоже ничего не понял. Он позвонил в Киев и спросил, всё ли там нормально, не висят ли на государственных зданиях донецкие флаги. Его собеседник выглянул…
«Слева прилёт! Миномёт!» — крикнул кто-то; Граф резко потянул меня за броник, чтоб я присел, не торчал, и сам тут же сменил позицию, встав слева от меня, прикрывая.
(Всего лишь нахмурился: значит, сам понимал, что скорость движения к нашим целям сходила на нет; лучше б он был обескуражен.)
Вернулся из армии. Нашёл девушку, вроде хорошая. Оказалось: невинная.
Муж сидел как ни в чём не бывало — большой, грузный, снисходительный, стареющий, с белыми, покрытыми пигментными пятнами, снулыми руками; хотя с приборами на столе управлялся он на удивление хорошо.
С ноги открыл дверь в чужой двор; сосед уже бежал навстречу, в руке топор. Граф остановился, отец нет — твёрдым шагом навстречу. Сосед замахнулся топором — получил прямой в зубы, жуткой силы, упал и …
За семьдесят пять штук всё что угодно можно дать понять.
Я спросил у переводчика, как переводится это слово, он спокойно ответил (как если бы пояснил перевод слова «скальпель» или слова «выключатель»): убийца.
О, это был чистейший Жюль Верн. Это была подготовка к приключению, к путешествию, к делу всей жизни.
Он, чуть сощурившись, посматривал на меня. Ничего не отвечал.
Может, он хотел, чтоб его кормили экспроприации; или отвоёванные в кровавых боях плантации, что-то такое; а тут — тексты. Сочинения.
— Не слетит твоя встреча? — переспросил Батя. — Высока вероятность?
Ещё раз покурил. Стрельба так же неспешно прекратилась, как началась, послышались громкие, но спокойные голоса в окопах: бойцы что-то обсуждали — то ли удачное попадание туда, то ли удачный прилёт от…
Все были уверены, что Батя нарочно меня к себе подселил.
Четверть часа спустя мы расселись за большим столом.
На улице ещё двое в форме ко мне пристали, не унимаются: откройте капот, багажник, двери, мы посмотрим.
Он звонил раз в три, или в четыре, или в пять месяцев — всегда весёлый, всегда счастливый, всегда полный очарования и сил: без труда можно было догадаться, как он умеет влюблять и покорять, и как он …
Я не выдержал, поднялся и прошёл к длинному: надо было приказывать возвращаться нашим — и деду, и Домовому, — чего он ждал?
Батя, с некоторым раздражением, бросил тогда о Пушилине: «Это я ему сказал».
Мать (бабушка?): «Спасибо, что ответили. Сын говорил, что вы хороший».
Заметив пустую бойницу, я шагнул к ней, с опаской высунулся: ничего толком не увидел; кто-то крикнул: «ВОГи!» — и я отпрянул, присел, сплюнул. Посмотрел на слюну.
— Кто у вас разведчик? — спросил дед совсем неприветливо.
На краю окопа росла какая-то поебень-трава, я оборвал стебелёк, засунул в зубы. Всегда так делал, если находилась травка: личная примета.
Баба была завербованной, отправляли её именно с этим заданием: убить одного командира с грустными глазами; убила. Обещали сто тысяч зелени. Когда убила, зелени заказчикам сразу стало жалко. Зачем баб…
Ей не ответили. Дали понять многозначительным молчанием.
Сообщили Домовому, нарисовали ему для разведвзвода задач; на самом деле, численность там — отделение, девять человек, но числится как взвод. Девять человек что-то поняли.
Шаман кивал: наконец-то. Злой вскакивал с табуретки и, потирая руки, по-щенячьи переливчато ликовал: «Отлично! Отли-и-ично! Нас-ту-пле-е-е-ение!»
У Томича сразу возникли решительные планы: выкупить языка у корпусных соседей.
Перекладывал на своём столе вещи: думаю, должна же остаться какая-то мелочь — её потрясёшь над ухом, сковырнёшь маленький замочек, — и…
— Ташкенту корпусная разведка по секрету сообщила: одиннадцать двухсотых на той стороне, только в одном укреп-районе. По признакам — ракета. Вы?
Глава мог позволить себе почудачить на отдельных направлениях.
Где-то — кажется, в районе донецкого аэропорта — жутко громыхало; хотя, может, и не там — я всё равно не очень понимал, где, посреди Донецка, улёгся, какие мои координаты.
Мы прошли на российский стенд. До моего выступления оставалось полчаса. Шампанское гуляло во мне, как молодой казак по улочке, где живёт его зазноба.
Ещё много чего могу рассказать, ничего не нужно выдумывать.
Наступало 15-е, — я только в первый раз волновался до самого 15-го, потом уже перестал, — наступало, говорю, 15-е — и ничего похожего на хоть какое-то подобие нашей атаки не наблюдалось, никаких попы…
Созвали местных журналистов — те собрались, послушные, покладистые, всегда будто чуть сонные: донецкий характер — он вообще такой, немного заспанный; пока гром не грянет.
Кажется, большого обстрела сегодня не будет.
Она была первой, и по сей день единственной раскаявшейся из тысяч и тысяч других, которые и не думали каяться, и не сделают этого никогда.
Он говорил со мной минуты полторы — и это был не голос в трубке, а целое представление, которое накрыло меня тут же; словно бы мне сказали: закрой глаза! — теперь открой глаза! — я открыл и: боже мой…
— Устали, — ответил комбат. Он даже самые маленькие слова произносил быстро. Словно разгонялся, чтоб сразу сказать много слов, но они тут же кончались.
— Вряд ли. Но я могу позвонить помощникам, они оплатят за пять минут.
— А они не спросят, — говорю. — Они носят, и носят, и носят императору свои доносы, и однажды он кивнёт головой: исправляйте, хватит. И вас всех съедят. И что будет делать Глава? У него не будет свое…
Саша Казак, когда отходил, звонил Главе; я сразу, ещё за столом, догадался.
Я наблюдал донецких в дни, когда на той стороне заваливался в яму очередной стратег в полковничьих или генеральских погонах, — при известии об этом местные даже не вздрагивали; никаких плясок не пров…
Он сам приготовил плов: когда я приехал, ароматный чан уже дымился.
В итоге старик Эд давно бы превратился в сварливого старика, ни о чём, кроме себя самого, думать не умеющего, — но Господь всё предусмотрел, Господь не желал испортить такой великолепный образец.
Сбросил звонок, и пошёл пить чай на кухню, курить ночную, под чай, сигарету.
Но нет, оборвал смех и сказал ласково: «Ерунда. Просто я родину люблю».
— Так точно. И о совместном исполнении, если что, доложу лично, — насыпал я с горочкой.
Наверху стоит охранник из лички, с оружием, весь заряженный, нахохленный: видимо, утренняя смена только-только заступила. Смотрит на меня беспощадным взглядом, и его можно понять: из дома Главы заявл…
Я спал всю ночь, если ночь позволяла спать, а они — по очереди: один всегда дежурил внизу, на скамейке у входа.
Глядь, а багажник уже пустой. Даже носки кто-то износил, остались трое непарных, лежат в углу, как сироты.
После того, как упала вторая «вундер-вафля», ответка с той стороны сразу же затихла.
Ему кивнули: да мы видим, видим — правильно, жми кнопочку, опускай крышечку.
Девушка: включи свет, я боюсь. Через минуту: выключи свет, я стесняюсь. Ещё через минуту: ты руки помыл? Граф: при чём тут руки?
Ресторан был отделан под старину. Официанты обращались к посетителям: «Сударь».
Подумал, что надо запросить позиции, чтоб прикрывали, хотя сам понимал: ну, как прикроешь — снайпера, если это всё-таки он, не вычислят так скоро, да и КПВТ не заткнут.
У них там сейчас шумно, суматошно, кроваво, — носятся медбратья-медсёстры с носилками, — перемешанная русская, украинская речь, — телефоны звенят, — поселковый глава приехал, стоит в стороне, — чёрт …
Чтоб не палить себя раньше времени, бойцы стрелять в ночных гостей не стали.
После похорон я пробыл в Донецке ещё день.
— Ты что-то выпьешь? — спросил Глава мою жену уже у него дома.
Сел за руль; риэлтор показывал дорогу, я особенно не обращал внимания, куда еду; делал вид, что слушаю риэлтора, а сам думал: собрал ты, брат мой, под триста мужиков, теперь тебе их надо накормить, п…
Запорожские казаки, гайдамаки, дейнеки — всё это кружило вокруг меня и было родным куда больше мушкетёров, индейцев или пиратов. Впрочем, запорожцы сами — те ещё пираты, страшней не придумаешь.
Другая опасность: случится перелёт. За позициями нашего несчастного неприятеля находился посёлок Троицкое, который мы однажды собирались освободить. А не убить.
И не сказать, чтоб Глава на эту работу Пушилина назначал.
«Я в Грузии», — сказал он, не зная, о чём пойдёт речь, но заранее чувствуя себя виноватым, потому что действительно был виноват во многом, и только врождённое бесстыдство спасало его на переломах суд…
Да, письменного приказа не поступало, но для подставы слишком глупо.
— Так, — говорю, — я поеду. Разузнаю получше, куда от нас прилетело. Если что — звоните, вернусь.
— Глава сказал, что нужен язык. Вам нужно добыть языка. Сказал: передайте Захару: нужен язык.
Хаски внимательно смотрел на Александра Захарченко.
Я изложил всё это Домовому; ему расклад показался резонным.
Но как же запомнили древних греков? Они совершали точно такие же поступки, и жили сорок своих смешных лет. Потом кровоточили на своём острие, выдувая пузырь ртом, — пузырь взрывался, — а мы до сих по…
Я мимикой ответил (дрогнув левой щекой): ничего такого. Потом словами добавил: «Да по нашим…» — имея в виду: по нашим батальонным делам.
Как-то раз меня остановили на посту — где-то, кажется, уже за Воронежем, — я и мимо поста так ехал, на тех скоростях, когда машина будто не катится уже, а летит с обрыва, — тормознули, метров сто сда…
Оказывается, у порнофильмов есть краткое содержание, и с ним, боги мои боги, знакомятся заинтересованные люди: «Так, о чём тут?.. Университетская вечеринка… Ага… Нет, банально, плоско, скучно… А это …
Равно как и другое понимал: Батя просто так ничего просить не станет, и язык наверняка нужен, и пока у меня елозит, возится, ноет внутри, — взятого в плен нашего бойца пинают в грудь и бьют в лицо, и…
Я включил свой телефон, который на передке на всякий случай вырубал, и он тут же замигал, задвигался: Казак.
Мать (или бабушка?) одного бойца пишет: мы так верили вам, а он мечтал, хвалился: я буду служить у Захара — и служил, — а теперь лежит с перебитым позвоночником. Мы отдавали вам молодого, прекрасного…
Я так любил эту дорогу: сначала густая темь, и легковых машин становится всё меньше, только прут фуры.
Короче, я посмотрел на всё это, отщипнул комбату половину одной из пачек, чтоб батальон хотя бы до первого построения дожил, и в тот же вечер снял себе дом.
Мне назвали дату — оставалось два месяца до веерных распланированных сюрпризов на той стороне, направленных не на людей, а на ряд объектов, остановка которых вызовет высокую степень недоумения у насе…
Тот горько соединил брови: мол, не за ордена воюем; хотя, что-то мне подсказывает, хотел услышать именно это.
(У Трампа забавная история, почти как моя: два дня возглавлял страну.)
В былые времена с подписантами этого письма я вместе пиво пил, и при встрече мы обнимались.
В новостях сказали, что очередной в бою не побеждённый командир был убит ночным диверсионным выстрелом из реактивного огнемёта в окно располаги, — соврали.
Третья рота просматривалась пока только в перспективе.
Я встал, чтобы найти себе ещё шампанского, но ко мне ещё некоторое время подходили слушатели и, через переводчика, рассказывали о своих эмоциях. Все сказанные мне слова были одобряющими и тёплыми. До…
Как и миллион других людей, однажды днём увидел в обыденных новостях заголовок: «Смертельно ранен Александр Захарченко».
Когда с той стороны выкладывали пакет за пакетом «Града» на донецкий ядерный могильник — я находился здесь и видел: они осмысленно хотят устроить катастрофу, чтоб всё живое распалось от радиации. Мог…
Заваливается туда без стука — в нём роста, напомню, при самом щедром пересчёте метр пятьдесят девять, — с порога интересуется: «Кто здесь Тайсон?» — кто-то нехотя, привставая с продавленной до пола (…
Это было жутко — и я не в силах вообразить чувства тех, в чью сторону она летела.
Выгрузились под сползшим набок, покорёженным мостом, — Глава: «Здравия желаю!» — в ответ: «Здравия желаю, товарищ Главнокомандующий!» — и тут же, старший из местных, шёпотом ему на ухо: «Комкор на по…
Все здесь отдавали отчёт в происходящем: и ещё минуту назад хихикавший сиплый, и прятавшийся в углу Полтава, и ещё кто-то, в соседнем помещении, — вдруг оказались у бойниц, и защёлкали предохранителя…
— Не знаю. Пока нет. Не знаю. На самом деле, это отличный способ отдохнуть: за рулём.
Араб всё это время молчал, время от времени поднимая свои внимательные совиные глаза и переводя их с меня на Томича и обратно.
Ташкент — я видел это впервые за несколько лет — выпил водки.
Примерно понял, кто это. Явился в соседний двор: так и есть — они, четверо, одна девка.
Три года просижу, вернусь — война всё на том же месте, ничего не поменялось; наш батальон сменил сорок пятую по счёту позицию — старые бойцы уже могут водить пешие маршруты по всему Донбассу; разве ч…
До «круизёра» дошли пешком — оставалось метров тридцать.
Снимают закладку. Соседский мужик то ли свой мусор выносил, то ли со всей улицы мешки собирал — обнаружил, в общем, нечто подозрительное.
Побродил туда-сюда, попинал воздух — и написал в блоге, что временно оставляю Донецкую народную республику, но вернусь при первом же обострении.
Никто не знает, как он отреагирует, ответили мне.
Мы с Томичом поехали на другой участок, мне Араб успел отзвониться: так, мол, и так, еле колёса унёс, ты тоже поаккуратнее.
Не воевавших среди нас почти не было; может, три, может, два человека — случайных. Это уже потом, краем уха, я слышал разговоры, что попадаются дурни, не умеющие разбирать автомат.
Рюкзак, с которым он приезжал на Донбасс (он приезжал и уезжал сообразно внутренним ритмам; бесконечность конфликта позволяла так себя вести: отбыл на полгода, вернулся, тут то же самое, даже линия с…
Я взял такси, показал, чтоб вообще не открывать рот, водителю адрес в присланной мне организаторами смске, и мы поехали.
Я всё это вообразил тогда — и ехал дальше, разве что не улыбаясь: ах, как чудесно — в МГБ жгут бумаги, ВСУ готовятся к заходу в город, — а мои-то все дома, в лесу спрятались; играют в снежки, лепят с…
— Ну, принесите пепельницы — и счёт за штраф… — улыбнулся я лучшей из своих улыбок; они — без обиды — согласились; мы совсем не грубили, вели себя подчёркнуто корректно.
Получали непонятно откуда явившуюся пулю, подрывались (возле казармы, по дороге к дому, в самом доме), пропадали, а потом находились в ближайшем палисаднике порезанными на куски самые разные персонаж…
Но чёрт знает, что ему во мне понравилось… Казак, упрямый, мягким таким упрямством, свёл нас раз, и два, и три, — на четвёртый я прибыл в Донецк по своим делам, но Казак сказал про мой заезд Захарчен…
Из дюжины главных национальных фильмов мой старший товарищ сделал треть, но воспринимались они уже не как мелькание кадров на экране, но как часть общенародной и личной моей биографии.
Русская классика вселилась в старика, прорастала из него, выламывалась с хрустом и скрежетом, прорывалась в его внимательных и злых глазах, в жестах, в стариковской, но подтянутой (он перерос полковн…
Я смотрел по сторонам, с кем-то встречался, поджидал случая; случай сам пришёл.
Пару раз у меня случались подобные переговоры — и, косясь, я видел, как у Графа идут по лицу белые, розовые, красные пятна, словно выкатилось яркое, после грозы, солнце — и Граф усердно отражает лицо…
Зам командира 4-го РШБ ПСН в личных целях создал неуправляемое подразделение. В случае кризисной ситуации подразделение может инициировать переворот, направленный на свержение действующего Главы. В п…
— Захар, милый мой, — откинулся хозяин, тут же заметил выглянувшего из-за стеклянной двери работника в белой рубашке и попросил: — А сделай-ка нам… чайку. Чайку, да? — это уже ко мне, — и снова к нем…
С той стороны начали шмалять, сначала из стрелкового, потом подключились штуки потяжелей. С этой стороны тоже пошла ответка, сразу поднялся адский грохот — но, в сущности, родной уже, душу греющий.
После донецкой таможни была российская граница, российские пограничники: настороженные, наглядно не жалующие ополченцев. Я могу их понять: с ополченцами они имели множество проблем; юная воюющая стра…
Мы быстро выпили первую бутылку, оставшись трезвыми, нам принесли вторую, холодную.
Быть может, в тот раз он вдруг признался, что знает: когда шарлатаны в киевских кабинетах соберутся и ближайшими рейсами разлетятся по заготовленным адресам, не оставив даже номера, чтоб позвонить и …
Это что означало: старшая дочка читает учебник по географии или, скажем, ботанике — потом пересказывает зачарованным бойцам из лички, чаще всего Злому, реже Тайсону. За полгода бойцы серьёзно подросл…
Это, кажется, был символический жест кого-то из местных: знай, мы тебя видим, и вместо мелкашки можем взять в руки что-то другое.
Спустя тридцать лет я уже командовал отделением на одной войне, а потом батальоном на другой; тётка говорит бесхитростно (я подвозил её, она опаздывала, мы летели по трассе, причём зигзагами): «Знаеш…
…Мне позвонили, сказали: командир вернулся из Москвы, когда сможешь у него быть?
Довольный донельзя, я шёпотом сообщал своим новость, весть.
— Конечно, напишу, — сказал, не зная ещё, вру или нет.
Разницу в возрасте между ней и директором я оценил примерно в двадцать пять лет. И пятнадцать — между ней и мною. Директор, кажется, был привычен к тому, что на его жену время от времени глазеют. Он …
— А и правда — тихо сегодня, — сказал длинный. — Может, действительно, отошли?.. — он скосился на деда, но дед не отреагировал.
— Позвоните Захарченко, объясните ситуацию, попросите помочь.
Шагнул к проволочному ограждению, склонился и поднял осколок стекла. Боец из оцепления вскинул автомат — не то чтоб на меня, а просто, для виду; прикрикнул: «Не трогайте ничего!» — «Опусти автомат, с…
А мне? Ну, не знаю что, лень искать ответ.
— Сдавайте, — говорят, — оружие. Именем республики.
Первым, кого встретил, был тот взводный, что нас вёл, — у него-то как раз лицо было чем-то озабоченное, как будто он потерял что-то, и не мог вспомнить где.
— Да что ты говоришь. Про тебя там — ты видел? — почитай! — донецкие измученные, несчастные, — великих душевных сил! — тётки кричат: чего ему тут надо, пусть едет домой, ему тут слава нужна.
— Какого хера ты там творишь на Сосновке?! Ты думаешь, ты совсем, блядь, отвязался? Ты думаешь, ты теперь гражданин Донецкой народной?! Что тебя Глава прикроет?! Тебя отсюда вытащат хоть сегодня ночь…
Приезжаем — как чёрный рот ужаса — выдолбленное окно на пятом, на шестом, на седьмом этаже, — в эту воронку будто засасывает воздух, если птица близко пролетит — может разом остаться без перьев, облы…
Если операция была палевной (а все операции были палевные, потому что действовали своеобразные — не-мира-не-войны — международные соглашения, позволявшие в ежедневном режиме убивать, но не позволявши…
В итоге бойцы не получили за июль, а в последний день августа убили Захарченко, — так что за август тоже не получили: зарплата куда-то делась. Эти деньги были, но их забрали другие люди себе. Ещё мес…
Комполка за два года даже не пытался что-то мне приказать — по одной должности, в качестве замкомбата, я был его подчинённым, но как советник Главы — уже нет; кому такое понравится. Батальон наш жил …
Могут, конечно, кости перемыть кому угодно — но в том не было даже привкуса той непрестанной истерики, что прославила отдельную — весь добрый соседский народ позорящую масть — вечно возбуждённых на т…
Араб перекинул рюкзак из своей машины в мою.
Я люблю фото, которые отколупываешь со стены — а там, за фото, вдруг обнаруживается вытяжка, лаз, очаг: голову засунул, а тебе воспоминания оторвали башку и унесли; а фотки, которые отколупнул, а там…
Бывало — является к Тайсону гонец и говорит: там, это, опять у тебя дублёр…
Я ей говорю: позвони в полицию. (Никак не привыкну к этому ублюдочному слову — кому, кто-нибудь в курсе, мешала милиция, дядя Стёпа милиционер? Анискин, Жеглов, Шарапов — это полицаи?)
Вообразить такие истории сложно, если вообразишь — кажутся придуманными, Дюма какой-то, — а это рядом! Я её донецкому… парню? объекту разработки? — жал руку; он был огромный, двухметровый — при том, …
Яхта тронулась; было красиво: нас кормили, мы плыли, музыка играла.
Ту же шутку повторил с сигаретами (двенадцатилетний сын закурил): нравятся сигареты? Ешь.
Араб по многочисленным показателям меня превосходил. Зарывался он так, словно отслужил пехотинцем три войны; отлично стрелял из всех видов оружия, зная назубок все ТТХ; если на располаге что-то случа…
— Не, — говорил. — Я не хочу. Неинтересно.
Но главное про них я разгадал уже — и про Графа с Тайсоном, и про Шамана со Злым, и даже про Араба: все они, проведшие в зоне антитеррористической операции в качестве террористов месяцы и годы, вышко…
Чувствовалась таинственная тень чуда, его касание: в огромной России читали рэп сотни подростков, там была конкуренция как в муравейнике, — одного муравья было не отличить от другого, все шли друг за…
Глава вёл себя как самый радушный хозяин — и республика была его домом; он хотел в один день показать сразу всё: мы были на стрельбище — жена и старшая дочь без вопросов взяли в руки оружие и стрелял…
На самом деле думал так: я ждал этого больше всего на свете, — Господи, дай досмотреть хотя бы первую серию. Если закрутится сюжет — я уже примерно знаю, чем закончится, я читал в исторических хроник…
Гранатомёты нескольких модификаций, которые я закупал где можно и где нельзя, и возил туда-сюда, — в конце концов передавал комбату: на́, держи, я себе ещё куплю, я знаю места.
Когда-то старик Эд обожал своих девок, своих стервозных (специально таких находил, и страдал потом с ними) баб, — а потом прошло, закончилось: тепло вспоминая их — он, скорей, вспоминал себя; зато Ро…
В личке у меня работал ещё Злой, тоже отменный типаж, — они вечно с Тайсоном сцеплялись языками. Мы как-то уехали в Новоазовск со Злым и зависли там, у самого синего моря. Тайсон заскучал, звонит Зло…
Таисия, кажется, оставалась взволнованной — это странным образом успокоило меня, — и поэтому, когда она начала путаться в дорожных развязках, я взял навигатор в руки и начал помогать ей: левее, прямо…
Рота Дока расположилась ближе всего к Стыле, заняв вторую линию обороны; впереди стояли корпусные, но меж подразделами двух разных бригад имелся прогал, — через него шла тишайшая, пыльная, как из пес…
Я снял шлем, чтоб вытереть пот. Вдруг понял, что ужасно устал от этой пробежки, что никак не могу восстановить дыхание. Кто-то выходил из блиндажа, разминуться было трудно, пришлось выйти и мне, а об…
Ополченец, весело убегающий от перепутавшихся баб, — частый случай. Но без убеждённости в том, за что стреляешь, на одной распре с потенциальной вдовой, — много не навоюешь. Женщины были далёким фоно…
Больше ничего не шептали. С тех пор я и не прислушиваюсь к шёпоту.
Подходил, правда, Кубань к Графу — который и так был крещён, — наставить на путь, приучить исповедоваться, причащаться, но с Графом сложней. Граф говорит: «Кубань, а у тебя как с женой твоей?» — Куба…
Который поменьше, предпринял попытку неприметно пройти первым.
Сели в красную машину, — запомнил, что красная, потому что уже выпил вина с командой Эмира, был разгорячённый, на улицу вышел, как и пил — в рубашке, в пиджаке, распахнутый, — была зима, было холодно…
Он был похож на персонажа какого-то старого фильма; когда убийцы плохо выполняют свою работу и дело идёт наперекосяк, — является чистильщик и всё зачищает: добивает недобитых, убивает самих убийц, по…
Полгода я не подпускал к себе ни одного журналиста.
…В это утро мы сразу поехали на Сосновку — в машине имелся запас б/к, мой броник, шлем, — чего ждать-то.
Обе дочери сидят у него на коленях. Батя спрашивает младшую: «Ты чего хочешь?» — она: «Айфончик-телефончик!» — он, полуобернувшись, кому-то из своей лички: «Принеси мой телефон!»; Батя хотел стремите…
Часть батальонных инвалидов — их теперь далеко за двадцать человек — Томич смог перетащить в новый подраздел, а другие — не знаю где.
Бате было важно про меня — что не просто приехал, что служу, всё бросил, ради его, а теперь уже нашей («Захар, давайте без пафоса?» — «Давайте без “давайте”») — нашей, говорю, республики, — а что дет…
Мне скинули номера; набрал первый же, попал на риэлтора.
— Да, нехорошо получилось. Но мы тебя, между прочим, прикрывали. Знаешь, как прикрывали — ой, как.
Сразу, быстрым движением — откуда что взялось — двинул курсор на крестик в углу: щёлк! — и вроде не было этого письма; приснилось.
В плюс нам работало то, что мы забомбили для соседей неприятельский укреп-район: они пока были за это благодарны — завтра уже благодарность станет пожиже, а послезавтра совсем забудется; в довершение…
Быть может, в тот раз, под пиво и астраханскую воблу, я говорил о том, как отсюда, с Донбасса, кажется, что ничего важнее, чем наша жизнь и наша смерть, — нет; что огромная северная страна и её импер…
В нашем съёмном домике меня ждал любовно накрытый стол: жареное мясо, сыры, колбасы, помидоры, зелень — видно, по дороге отписались Злому, чтоб выставил как раз в ту минуту, когда я буду заходить, — …
За свою долгую жизнь он был пять раз женат, всякий раз на ярких женщинах (раньше это было предметом гордости — теперь же любой дебил может пять раз жениться на сногсшибательных девках), сидел в тюрьм…