Невиданный индивидуалист, сумасшедший эгоцентрик, — старик Эд носил внутри, в качестве огромного, всё уравновешивающего веса, чувство нижайшей растворённости в народе.
К вечеру знало сто человек, на следующий день — весь батальон, на третий — жёны, дети.
Протянутая рука была суха, спокойна, в меру крепка.
Брат, писал он, возьми меня к себе в батальон; помнишь, как мы куролесили в Грозном? — а теперь я спиваюсь, мне тошно, мне невыносимо. Я точно сопьюсь.
Тот взбеленился, заорал: «А чего вы мне звоните? Я что, комбат? Звоните комбату! Хотите, Захару передам трубку — с ним поговорите!»
— Оу, — сказал организатор конференции. — Я знаю, знаю, — добавил он, и сделал совершенно безупречный жест рукой: всего один полувзмах аристократическими пальцами.