Все цитаты из книги «Илья Муромец.»
Пока Якунич думал невеселую думу, воеводы доложили Владимиру все, что знали о Калиновом войске. Вести были нерадостные — царь действительно собрал то ли семь, то ли восемь тем, орды шли широкой облав…
— Не совсем то, конечно, — пробормотал он. — Ну да на первый раз сойдет. ПОЕХАЛИ!
— Так это ты меня на кол сажать будешь? — вспомнил богатырь слова царя.
— «Признайся, мужик, как на духу, ты ведь не охотиться в мой лес ходишь?»
— Зря ты пришла, княгиня. Не пойду я, — глухо сказал Илья. — Уезжай, пока можно. Бери детей и уезжай, к брату, в Царьград.
— «Гибнут стада, родня умирает, и смертен ты сам; но знаю одно, что вечно бессмертно: умершего слава».
— Утром и вечером станет он учиться верхом ездить, мечом рубить, из лука стрелять — тут все ему помощники. Вот. Парня не обижать, звать иудеем.
— Иди, иди уж! — напутствовал его кто-то сзади, суя мальчишке в руки багряный сверток.
— А-а-а-а!!! Говорящая лошадь! — издал предсмертный вопль Фома.
— Сказал Владимир, что нечего мне на Заставе делать. Не гожусь я. Мол, Илье Ивановичу такие не надобны.
— Ишь ты. — заметил Илья, переворачивая страницу. Венцингеторикса было жалко.
— Дочитал. Мужик знающий, но потрепаться любит и путаник большой.
— А-а-а-а... Э-э-э-э, — выразил общую мысль скорый на красное слово Добрыня.
— Спасибо за добрые вести и за службу твою, Улеб Радославич.
— Загоняй... Загоняй! — шепотом позвал он.
— Кто против Бога и Великого Новгорода?!!
— А ты что, не помнишь? — Бурко изумленно посмотрел на Илью.
— Так, Илья Иванович, — робко начал самый смелый. — Где же мы весной орехов достанем?
— Эй, добрый молодец, ты ищешь ли кого? — окликнул Муромец.
— Вперед! Вперед, волчья сыть, травяной мешок!
— Это что там такое? — прервал брата Попович.
— Ну, молодцы, — повернулся Илья к лежащим на земле дружинникам, — бывайте. Через трое суток вернусь, может, и пораньше. Готовьтесь, не подведите меня.
— Ты, Бурко, не ори, орать я сам умею. — Илья вглядывался во что-то, чего конячий глаз увидеть не мог. — Ты лучше вот что скажи — у Калина какого цвета шатер?
— Что делать-то будем? — спросил Бурко. — Напиваться что-то не хочется — настроение не то.
— Ты давай убирайся покуда, — кивнул Илья. — Я на двор пойду, промнусь немного.
— Четыре года не виделись, а ты сразу о деле, — укорил побратима Илья.
Илья проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Яркие лучи били сквозь решетку прямо в лицо, и борода от жара понемногу сворачивалась колечками. Он медленно сел, опираясь на узкий топчан из половины …
— Да какой я праведник, — махнул рукой богатырь. — Ладно, где они?
— Добрый ты князь, зла не помнишь, особенно когда сам его творишь, — Илья встал, прошелся по погребу. — Ничего-то ты, Владимир Стольнокиевский, не понял. Ты думаешь, что тебя князем-то делает? Венец?…
— Вот как... — протянул Сигурд. — Ты знаешь, Илья, сын Эйвана, мне думается — конунг Валдемар растратил свою удачу.
— Езжайте в свой полк, добры молодцы, — велел Гореслав. — А ты, Алеша, труби в рог, буди Муромца!
— Ну и не надо тебе об этом помнить, — поставил точку конь. — Ты вроде хотел знать, что в Степи деется?
— Ну, здравствуй, Илья свет Иванович, — донесся откуда-то снизу мощный голос.
Муромец знал: мстя за оскорбление покойного отца, юный варяг зарубил королевского эрла на глазах у сотен людей, а затем спокойно сел на свои корабли, где уже поджидала его дружина отчаянных, как и са…
— Во-первых, не чертыхайся, тебе это отец Серафим не раз говорил, а во-вторых — башка у тебя дырявая. В нее что-то умное вкладывать — что кольчугой воду носить.
Казарин вскочил в седло, толкнул коня ногами и выехал из крепости, не слушая оклика Самсона. Алеша в отчаянии обвел взглядом крепость и вздрогнул — у часовни стоял Поток и смотрел ему в лицо. Видно, …
— Вставай, говорят тебе, ит-урус, — пинок в ребра Илья почти не почувствовал.
Тяжело дыша, Илья осмотрелся по сторонам. Вокруг валялись трупы, полыхала сухая трава, но бой шел уже где-то впереди, русские оттеснили печенегов со шляха и теперь давили вверх по холму. Впереди русс…
— Илья, ты что, один едешь? — В голосе Бабьего Насмешника слышалось отчаяние.
— Я же сказал — не перепрыгну! — конь опустился на четыре ноги и попятился.
— Да. — Илье не хотелось говорить об этом, потому и ответил коротко.
Сероглазый воин расхохотался, повернулся к своим и прокричал что-то по-варяжски. Теперь заржало все войско. Людота стоял, не шевелясь, и смотрел прямо на варяга.
— Оставайся на Руси, — предложил Муромец. — У нас всем земли хватит, хочешь — по Днепру, хочешь — по Волге, желаешь — в Залесье дадим.
— Ну, эта точно была. Может, правда, где-то другие есть. — Илья со скрипом натянул тетиву до уха. Молодые дружинники втянули головы в плечи.
Муромец коротко рассказал окружившим его кольцом витязям, как им надлежит сегодня биться. Те слушали внимательно, но когда Илья закончил, многие зароптали, а Алешка — тот прямо сказал: неладно, мол, …
— Не послал, — поправил богатырь, — попросил поехать с ним. А уж я ему предложил — пойду, мол, первым с побратимом поговорю.
— Ну, как знаешь, — пожал плечами богатырь. — Просто знай — Владимир ДАСТ тебе землю. И не одно поместье — город, был бы ты его ярлом.
— А если ты, собака, еще хоть раз мне поперек слово молвишь, хоть раз, я не только тебя — весь твой род сперва у тебя на глазах конями порву. Понял меня?
— Охти, горе, — Красно Солнышко говорил так искренне, что Сбыслава передернуло.
— Тевяк, сколько твоих воинов переправилось через Днепр?
— По Правде я могу выплатить виру за убитых, — Владимир устало провел рукой, приглаживая седые волосы. — Ты прости, не время мстить. За воев плачу пятьдесят гривен, за жен — по двадцать, за детей — п…
— Да ну? — с неизбывной добротой в голосе изумился иудей.
— Двадцать пять осталось. Сенька, боярский сын, сложил буйну голову, Соловей Будимирович в Новгород вернулся, одной торговлей теперь занят — и с Югрой торгует, и с варяжскими странами. Звал Дюка с Са…
— Достаточно, — тихо сказал Владимир. — Ты что же, Илья Иванович, думаешь, я у своих воев ворую?
— Ты будешь Илья, Иванов сын, богатырь из Мурома? — глядя в сторону, высокомерно спросил воин.
— Тут у нас всего вдоволь — шербет хорасанский, инжир мингрельский, изюм — ах какой! Вино хиосское, мед русский, а вот это с Колхиды — быка валит! — Самсон хозяйственно раскладывал снедь. — Садитесь,…
Еще слышен был боевой клич киевлян, что гнали печенегов на юг вдоль Десны, а уж распахнулись ворота детинца, и черниговцы повалили к своему спасителю. Сразу нашелся хлеб (черствый, три дня нового не …
— Гордей — муж обстоятельный, ему доброе имя дорого. Поехали, Сбыслав.
— Шутки у тебя, Жеребятович, прямо скажем, неумные, — Илья тяжело соскочил на землю и с опаской заглянул в овраг. — Темно — хоть глаз выбей, ноги бы не поломать. Ты вот что, друг гривастый, посмотри …
Мышь уже трюхал обычной своей валкой рысью, словно и не мчался только что быстрее ветра, большие, ослу впору, уши торчали в разные стороны, и морда конька была какая-то усталая и брюзгливая.
— Ты говори, говори, — сквозь зубы процедил Илья, палец распухал, хорошо хоть не сломал ничего.
— Откуда же? — Якунич всмотрелся в пограничного воя — что-то и впрямь было знакомое в этом широком, скуластом лице.
Попович только было набежал обнять, как в миг оказался на воздусях, подброшенный могучими руками.
— А ведь давно не видел уж богатырский скок! Давно!
— Беды бы не было — была бы славе твоей и моей поруха, — спокойно ответил дружинник.
— Ну, отпусти уж, что ты меня, как девку, лапаешь, — засмеялся Добрыня.
— Ага. Я вот что думаю. Не сегодня-завтра Владимир тебя из поруба выпустит. Без богатырей и войска Киеву — труба архангельская. А войско и богатыри — это ты. Хоть ты и пьяница и буян...
— Значит, не оставил тебя Бог, Илья Иванович? — новым, помолодевшим голосом спросил великий Князь.
— Ты, дед, говори, говори, да не заговаривайся.
Серко и Соловко погибли первыми, приняв каждый по десятку копий в широкие, с ворота, груди, но и мертвые, с кровью, хлещущей из ноздрей и из пастей, кони сделали несколько шагов, пока не рухнули, дав…
— Большой полк князь мне даст, киевлян, — ответил Сбыслав. — Вам, по всему, правой рукой идти.
На другом берегу снова закричали, с кораблей Донеслась крепкая варяжская ругань — северяне сетовали, что трус, которого пытают другие трусы, мешает им спать, кто-то громко заорал печенегам, чтобы зат…
— Во-первых, — веско сказал Илья, — я у отца тридцать три года на печи сидел, а потом сразу в Киев ускакал. И ничего о крестьянском деле не знаю. А во-вторых, ну сам подумай, что за вид у нас будет, …
— Потому — они теперь Калина боятся сильней, — тихо сказал витязь. — Раньше-то налетишь на сотню, пяток срубишь, десяток конем стопчешь — ан они уже и прыснули в стороны, что мыши. А теперь — не-е-ет…
— Долгий это разговор, Михайло, — ответил Илья. — Давай уж со всеми вами поговорю, чтобы тридцать раз не повторять. Сколько народу сейчас на Заставе?
— Знаешь, я бы тоже не стал просить, — в первый паз с той минуты, как они оба вошли в шатер, заговорил Бурко. — Если раз не послушали — дальше бы только куражились.
— Никакой бой не длится трое суток, — знакомым наставительным тоном пояснил Бурко. — Раньше кто-то сбежит. Давай-давай, и сам скидывай все, кроме кольчуги, и шлем полегче возьми.
Шагом, затем рысью, все убыстряя бег, боярский полк покатился на печенегов.
— В ту уже не влезаю, — коротко бросил государь.
В княжеских покоях было тесно — воеводы, богатыри, начальные люди малых полков собрались на последний совет, перед тем как разъехаться по полкам. Дозоры доносили: пока поганые спокойны, но никто не о…
— Посмотрят, братко, посмотрят. Уводи своих и моих, за варягами соберешь, кого сможешь, поддержишь урманов.
— Белого, значит. А не он ли там на кургане светит?
С отцом Серафимом у Бурка отношения были сложные, хотя, в общем, добрые. Сперва священник считал, что говорящий конь одержим бесом. Но когда Бурко позволил окропить себя святой водой (да еще немало в…
— Мать честная, ты их воруешь, что ли, где?
Второй соступ был страшнее первого — силы Калина казались неисчерпаемы, и на правом крыле кованые кыпчаки оттеснили-таки русичей к речке и болоту. Дружинники, молодые и старые, кто прошел десятки бит…
— Задушишь, медведь дурной, — прохрипел Бурко.
— Времена морских конунгов прошли, Илья. Ныне правители крепко стерегут свои берега. Северные моря закрыл Канут Могучий, а у меня с ним... Ну, сам знаешь.
— Языка взять думаешь? — одобрительно кивнул Лют.
— Сколько ни клади, решать все равно Калину, —. подвел черту Владимир. — У меня к тебе вот какое дело будет. Новгородцы к Киеву ввечеру подойдут. Надо им такое место отвести, чтобы и почет был, и с н…
Ночь прошла мутно — вроде и спал, ан каждый час выпадал в какую-то полудрему, да и снилась всякая пакость. Вскочив на ноги, Попович осмотрелся: небо серело предрассветными сумерками, на вышке, на вет…
Сигурд говорил по-русски чисто и быстро, словно родился в Киеве, впрочем, норвежец, сколько его помнил Илья, всегда был одним из первых во всех благородных искусствах.
— Где князь? — спросил Муромец, страшась услышать ответ.
— Так что дело к ночи, — Илья ухмыльнулся уже совершенно по-Алешиному. — Чего мы тебя держать за полночь будем?
Князь пожал плечами, фыркнул и вдруг в голос, по-молодому захохотал. Илья почесал затылок, неуверенно улыбнулся и тоже засмеялся. Смеялось обоим легко, так что наверх Илья выполз, опираясь на стену и…
— Ну, так слушай внимательно. Ни лаять, ни учить тебя не буду — тебя уж Никитич поучил. Я о другом печь веду. Ты не у Никитича жену свести вздумал. Ты Заставе в сердце нож вогнал. После Ловчанина дал…
Илья запнулся, глаза, налитые дурной кровью, стали осмысленнее. Он тряхнул головой.
— А чего досказывать? Встали на порогах, купцов, что из варяг в греки и обратно... досматривают.
— То не туча, — напряженно ответил богатырь. — То пыль от коней. И впрямь двинулся, да не сторожей, а всей силой!
Наглазье скрывало верхнюю половину лица, от этого глаза Владимира смотрели словно из мертвого черепа, но Якуничу показалось, что князь безмерно устал.
— Бурко, — в тишине на площади голос прозвучал гулко.
— Стало быть, боярского полку — тысяча, — князь ронял слова тяжело. — Порубежных воев — четыре тысячи без двух сотен, да киевлян с младшей дружиной — тринадцать тысяч... Против семи тем... Или восемь…
Буслаев, и Василий Алданович, и Глеб Бореславич молча кивнули.
— Да не томи, Илья, — крикнул Добрыня. — Все знают, ты с ним побратимом был, ты при нем до смерти оставался.
— Ты чего это, Сбыслав? — На лице князя уже и следа не осталось от былой ярости. — Или я тебе рубить кого приказал? Ну-ка, убери меч.
— Не, ну а чего он, — с некоторым смущением посмотрел в угол богатырь.
— Ничего, у нас кони свежие, а их наверняка притомились, — сказал Якунич. — Пошли.
— Мой Мышь двужильный, — усмехнулся порубежник. — Он Серков сын, Алеши Поповича коня. Так что, смотрите сами не отстаньте.
— Так все помнишь, братко? — спросил Улеб.
— От Ратибора Стемидовича и Добрыни Никитича. Поганых отбили, отогнали к Вышгороду. А убитых и пораненных у нас — каждый четвертый, но степняков сильнее побили.
— Как успел? — ошарашенно спросил Якунич. — Ты же говорил, у вас кони заморены?
— Этот подойдет. Разгоняться вон оттуда будете, — он указал в сторону горы, что поднималась за Пирогощей. — Под горку споро пойдете.
— Это твоей княжеской милости решать, — устало ответил богатырь.
— Езжай с Улебом, возьми воев — на дворе Гордяты из амбаров заберите хлеб, но и только, на поток я его не отдаю. Потом ко мне во дворец, возьми двух дружинников, отвезете виру Улебу. Закончишь — ко м…
— То Владимир, а то — Русь, — горячо сказал Илья. — А простой люд? Бояре-то по селам на север сбегут, а мужику что делать? Неужто так оставим? Не вступимся?
— Ты, — кивнул Муромец. — И не жмись так, ты теперь такой же богатырь, как и мы все, хоть и жи... иудей. Сам кашу заварил, сам и расхлебывай, и ничего не бойся, при нас Владимир на тебя не цыкнет. Да…
— Простите, люди добрые, грешен перед вами. Я... — он запнулся, опустил голову, не зная, что сказать.
— Вон оно что... — Терем качнулся, белый мрамор стен почему-то покраснел, и словно со стороны услышал Илья свой голос, глухой и низкий: — А ты сам-то как думаешь?
— К князю, доложиться, — ответил Сбыслав.
— Я, Соловей Будимирович, не за тем пришла...
— Что-что, — протянул порубежник. — Пока силы были — вырезать бы их, аки обров. Всех под корень.
— Илья! — хрипло крикнул Самсон. — Я тебе должен сказать...
— Вам и со мной его не удержать. Семь тем — не шутка.
Загоняй снова толкнул лошадку коленями, и весь десяток рысью прошел за ним, рысью, рысью, от кургана уже вскачь — пусть мотаются в седлах привязанные отец и Нагоняй! Лишь бы подальше отсюда, от Калин…
— Перед Богом склоняю, — ответил Илья. — Ну и из вежества. А большим людям кланяться — спина взопреет. У нас начальных развелось — убивать пора. Так за чем звал-то, сильномогучий хакан? Али просто го…
— Затем, что я стар, — ответил Бурко. — Сейчас нужно будет скакать резво, а с панцирем я не смогу. Срежь его.
— А ты, княже, дослушай, сделай милость, — набычился Илья.
— А и знают тебя печенеги, братко, — прошептал воевода.
Илья посмотрел на спящего Сбыслава, затем снова на князя — колеблющееся пламя свечей отбрасывало на лицо государя странные тени, но видно было, что Владимир устал донельзя и словно постарел.
— А почему нет? — спросил Владимир. — Станем от Угорских ворот до Предславина, так им нас не минуть.
Детишки радостно завизжали — надо же, взаправду услышали, как сказочный конь говорит человечьим голосом.
— Дядько Чурило, а это правда Илья Муромец? Он же помер давно...
— А я с этим переведаюсь, — Илья указал булавой на страшного ольбера. — Давай, Бурушко.
Князь обернулся к гридням, те дружно, как один, замотали головами. Владимир махнул рукой и, придерживая полы золотого византийского платья, шагнул внутрь. Свита гурьбой ввалилась за повелителем.
— Чтобы на Руси спокойно было, — ответил Муромец.
— В Белгород — у меня почти все оттуда, — ответил Улеб. — По родным да по добрым людям — хлеб им купить есть на что, перезимуют, если что.
— Потрудимся же за землю Русскую! — крикнул князь, утверждая на голове шелом.
— Хорошо живете, богатыри. — Илья сел к столу, но к кушаньям не притронулся. — Откуда яства такие? Али Владимир вместо пшеницы со своего стола отправляет?
— Ну, не просто так, конечно. Тебе доложиться, ну, песни там послушать, на пиры опять же. Или с Апраксией поговорить.
— Уж и не знаю, — теперь Илья глядел на курган за спиной у хана. — Хлопотно это все же...
— Седлать коней!!! — ревел внизу Добрыня, и Самсон с радостным свистом слетел с вышки на вал. — Идем на Русь! ИДЕМ НА РУСЬ!!!
Отец махнул рукой и повел Савраску запрягать. Илья осмотрел своего жеребенка. Тому было на вид не меньше двух лет, спина — вровень с головой хозяина.
— Да разве это я творю? — удивился Владимир. — Это Улеб тебе мстит, мое дело сторона. Оно, конечно, злым обычаем, ну так за то ему перед Богом ответ держать, не мне.
— Да мы как-то на слово верили, — тихо сказал Илья.
— Ну и поле, пес его побери, — пробормотал Алеша.
Конь не дал себя просить дважды, в первый прыжок махнул к стене, во второй — через стену, а на третий перемахнул Днепр. Взбежавший на вал Алеша только и видел, как скрылся за лесом одинокий всадник. …
Спускаться в темноте по крутому обрыву верхом было опасно, и князь грузно покинул седло, за ним слез с Бурка Илья. Приказав Улебу и остальным смотреть крепко, государь вынул из переметной сумы неболь…
— А если б не свои были? С ума сошел, так ржать?
Князь встал, быстрым шагом вышел, из-за двери донесся его рыкающий голос.
Мимо них пронеслись вверх по склону вырвавшиеся из схватки печенеги, доскакали до гребня и развернулись, киевляне их не преследовали, небывальцам казалось, что победа уже за ними.
— Это просто к слову пришлось, — объяснил Красно Солнышко. — А мстить — это по Правде, сам же признал, что рожь твоя, а раз твоя — ты убийца.
— Да! — Илья прыгнул в седло. — Давай туда.
Теперь земля дрожала явственно, это было трясение, словно где-то неподалеку валились на землю с неба огромные булыжники. Такое бывает, если огромный табун коней идет по степи, но тогда не различить у…
— Молодежь, — вздохнул князь. — Ко мне так сон нейдет. Так что Застава?
— А потому, — подошел Алешка с воняющим рыбой мешком на плече, — что ты, богатырь русский, должен был чужака сразу в бараний рог согнуть, а не в пыли с ним кувыркаться.
— Иди, иди уж, — довольно улыбнулся в бороду князь.
— А куда мне идти? — Сбыслав осторожно подставил муравьишке палец и перенес его через неодолимое препятствие. — Я ж говорю, своей вотчины нет, да и отец из Киева никуда не пойдет. Мать мы здесь схоро…
— Сейчас все людям возместим, быстро на Заставу метнемся и подуваним, — подытожил Илья и робко посмотрел на отца Серафима.
Обычно на мосту через Днепр места хватало точь-в-точь разойтись четырем телегам. Но стоило Бурку вылететь на деревянный настил и, путая ржание и человеческую речь, предупредить всех на скаку о грядущ…
— Уж не мнится ли мне, не мара ли играет? А то не мара играет, то мой любезный старший брат Илья Иванович к нам пожаловал! А слезай-ка ты с коня, братец, дай-ка я тебя руками подержу!
— Под глазом это ты мне сегодня, когда мы тебя на топчан укладывали.
Бурко мерно взлетал над степью, одному ему известно как находя место, чтобы толкнуться снова, друзья говорили о загадочной природе человеческой и конячьей, о бабах и кобылах, о природе человеческой в…
— Торговать умеешь, — поднял палец стоявший рядом с Алешей Самсон, — но не торговаться! Мой отец не умеет так торговаться, как торговался уважаемый Соловей, чтобы нам всем было так хорошо, как ему се…
— Как же можно, — захрюкал боярин. — Или мы не мужи русские? Ан пригодилось пузо Вышате, кабы не был так широк — не укрыл бы тебя от копья!
— Семь, княже, по последним сказкам — семь.
— Мыслю я, княже, того он и ждет, чтобы все полки русские здесь, под Киевом, собрались. Хочет он, собака, одним ударом нас прихлопнуть, чтобы потом, без опаски, всю Русскую землю огнем и мечом пройти…
— Стало быть, — просветлел лицом Владимир, — сегодня везде разбили.
— Неси мед, с третьей ладьи, скажешь, я велел! Выпьем вместе!
— Так ты, княже, хочешь их на поле встречать, между Днепром и Лыбедью? — спросил Илья.
— А то, — довольно ухмыльнулся богатырь. — Ты давай рассказывай, что там, в Степи, делается?
— НЕТ! Оба же сдохнем! Хоть один из нас должен быть в здравом уме-И-ИИИ!
Прежде чем кто-то успел слово сказать, Якунич левой рукой вздернул печенега на колени, а правую тяжелым молотом опустил на бритое темя. Хрустнуло, словно гнилое полено, из ушей и глаз печенега закапа…
Отдавая слово Муромцу, Красно Солнышко показывал, что уважает своих богатырей и власти над ними не ищет — пусть своей волей служат. Илья задумался — конечно, хотелось бы встать вместе, двадцать пять …
Муромец молча смотрел на последнюю преграду. Он видел Калина, что смотрел на них сверху вниз, со склона. Царь улыбался, словно говоря: «Ну и что ты теперь сделаешь, могучий алп-ер? Вы поляжете здесь,…
Муромец знал, что удар его цели достиг. Христианин или язычник, а хоть и магометанин (говорят, и такие есть!) — урман остается урманом, и слава, доброе имя для него значат больше, чем серебро и покой…
— «Дозволь, княже, в корчмах по Руси пить да гулять бесплатно» — вот что ты ответил! — безжалостно докончил Никита. — И уж погулял, погулял, Илюшенька, и не в шутку погулял.
— А ты понимаешь, что это верная смерть? Даже если дорубишься — обратно не уйдешь.
— Гри-и-и... Грииивну!!! — завыл Гордята.
— Ну, будет, Илья, — вдруг совсем по-другому, каким-то добрым голосом сказал калика. — Не мне бы с тобой говорить, а отцу Серафиму, да далеко он сейчас, когда успеет. Ты не бойся, не так это страшно,…
— Даже не внук, — мотнул головой Бурко. — Рад встрече, Сигурд Трорович.
— Добро, — медленно кивнул Илья. — Зови наших и Ратибора. Пошлите гонцов в Киев к Владимиру, пусть выводит бояр, черниговцев и смоленцев.
Оба опять замолчали, не зная, что делать дальше.
— Стало быть, ты недостачу нашел? Эти остолопы пять лет на тюре сидели, а стоило ж... иудея взять?
— Я там на хлебе и воде тяжкую долюшку свою менял, — невозмутимо ответил Илья. — С голоду опух.
— А... — слегка помрачнел Таракан. — Тогда я не через Рось в разведку пойду, а через...
Илья замолчал. Говорили. И как говорили! В Чернигове старики в пояс кланялись, бабы ревели и детей подносили... Когда Соловья в Киев привез — сам Владимир с крыльца навстречу никому не известному муж…
— А кто из этой чаши пить не будет, а еще и зелья туда подсыплет, — уже спокойней продолжил Владимир, — тому я головы сниму, как вон этим снял. Хлебом мы воинов кормить будем, и женок их, и детей мал…
— Слушай, братко, — быстро заговорил сын Радослава. — Слушай и делай, как я скажу.
— Я те щас так тпрукну — штанов не удержишь.
В гриве коня запутались стрелы, чья-то незадачливая рука вцепилась в подпругу, да так и поехала дальше без хозяина. Налитым кровью глазом конь обвел место несостоявшейся казни и уставился на кол, пот…
— Поди ж ты, — подивился Дюк. — А я уж думал тебя было в долю взять.
— Мало ли что я говорил! — возмутился Илья. — Мог бы потом перечесть! Ведь из года в год все меньше привозили.
— То есть как, — удивилась Апраксия, — без города, без стен? В чистом поле?
— Уже не один дым, Бурушко, там и пыль столбами. Калин в десяти верстах. Если с обозом идет — через три дня будет под Киевом.
— Да какой князь, — махнул рукой Илья. — Владимир гордый, но не подлый. Поручил небось какому кособрюхому, а тот на нашем харче терема себе строит. Значит, так. Алешка, остаешься за старшего, Добрыня…
Богатыри медленно побрели по дороге к Киеву.
— Ну, здрав будь, Сбыслав, — прогудел ночной пришелец, снимая шелом, и молодой воевода почувствовал облегчение и радость.
Бурко осторожно ткнул друга мордой в грудь.
— А смысл какой тут? — спросил Алеша. — Чего на коне или пешим не биться?
— Дружина гривны не считает, — пробормотал порубежник.
— Пя... — Гордята и впрямь был умен, а не просто тороват. — За так отдам, княже. Как печенеги у ворот стоят — за так отдам, воям, да жинкам, да деткам. На тот свет гривны не заберешь...
Автор глубоко признателен Роману Храпачевскому, Михаилу Денисову, Владимиру Савельеву, Ури Каплану, Алексею Лобину, Александру Кошкину за помощь, оказанную в написании этой книги.
— Ты, собака русская, — ромей попытался плюнуть Илье в лицо, но, видно, от ярости во рту пересохло. — Волчье племя, варвары, что вам не сиделось в своих вонючих лесах? За все... Я сам, сам Владимиру …
Полог распахнулся широко, и кто-то протиснулся между Алешей и Бурко.
— Все спит, — вздохнула та, — а как проснется... Все о тебе спрашивает, об Алеше, о князе, о братьях...
— Как вырезать? — повернулся к воеводе Сбыслав.
Вроде и дурного ничего не делаешь, а все как-то нехорошо на сердце — хитрый норвежец думает, что старший брат прост и прям, ан невдомек ему, что и крестьянский сын может лисом обернуться.
Некоторое время оба молча смотрели на печенежский лагерь.
— Туровскому полку и Киевскому войску и дружине моей быть за Ситомлью — перед Дорогожичским урочищем, — сказал Владимир, поворачиваясь к Ратибору: — Тебе, Ратибор Стемидович, закрывать шлях на Вышгор…
— За церкви, за веру православную! — проревел туром с правого крыла отец Кирилл.
— Воевода, — крикнул один из дружинников. — Воевода, а мы? Или бросим их?
— Такими, что вот сижу я и думаю, а на хрена, прости господи, я тебя ходить научил. Сидел бы у себя на печи, глядишь, подох бы уже, а мне бы краснеть не пришлось.
— Сейчас они на нас снова полезут, — быстро говорил Улеб. — И тогда все, твоих стопчут и моих. Уводи войско за варягов, пока не поздно.
— Не врал, — помотал головой Самсон. — Одно дело ведешь, на другое деньгу копишь, третье высматриваешь, про четвертое вынюхиваешь. Вот я и ушел. Не хочу всю жизнь в лавке стоять. Совсем ушел.
— Ах ты гад подколодный, — прохрипел Илья, чувствуя, что глаза застит черный гнев.
— А что стряслось-то? — Сбыслав почувствовал нехороший холодок в животе. — Что, через Днепр полезли?
— Я тоже. Вам, людям, вечно чего-нибудь не хватает. А раз не хватает, надо пойти к соседу, посмотреть — а может, у него в избытке? Может, оно ему и не надо? Вот и воюете.
— Неужели такой алп-ер уже не может стоять на ногах? — В голосе послышалась насмешка.
— Один глоток только — на два часа разум отшибет. Уже на колу очнешься. А на колу, бывает, долго сидят, — он мечтательно зажмурился. — Таракан, помню, полтора дня мучился. Все плевался, грозился... А…
— Ломайте кольца, мужи! Пусть никто больше не говорит о том, что киевский князь скупится воинам!
— А-а-а, пропади вы все пропадом! — глухо сказал Алеша, чувствуя, что в груди закипает настоящий, страшный гнев.
Улеб повернул коня и порысил со двора, Сбывав проводил его взглядом, затем пошел посмотреть, как отроки уладили его коня. До конюшни молодой воин дойти не успел: с крыльца чуть не кубарем ссыпался кт…
— Не подведем, Илья Иванович, — твердо ответил, высунув голову из-под плаща, Сбыслав.
— Осторожно, ата, — придержал зашипевшего от боли десятника сын. — Хорошо, крепкая у Нагоняя голова. Мы его у того же камня нашли, что и вас раньше. Он от него даже кусок отколол...
— Забирайте его и катитесь обратно, — махнул рукой князь.
— Тебя ворожбе не учили ли? — вроде и не в шутку спросил Улеб. — Я и не сказал — а ты уже ответил.
— Из лесу? — сощурился Попович. — Знать, ночью где-то еще ниже Днепр перелезли, а теперь ладят нам в спину выйти. Ну да через Лыбедь тут не перескочить, овраг глубок.
— Не гордишься ли? — остро посмотрел на него Никита.
— С-сносу не будет. Это от скорняков да сапожников.
Илья не понимал, откуда пришли слова, словно кто-то, бесконечно усталый, заговорил, ободряя и печалясь одновременно.
— Ты где шлялся, млад ясен сокол? — спросил государь не столько зло, сколько укоризненно.
Сверху раздался тоскливый крик, витязи подняли головы — над холмом кружила огромная белая птица.
— Государь, великий князь Стольнокиевский, дозволь месть творить за побратима? Он твоему дружиннику Сфену третий сын был, так и тебе не чужой.
— Вроде так.. ТЫ ЧТО ЗАДУМАЛ, СОБАКА МУРОМСКАЯ?
— Стало быть, вы их грабите, да еще за это деньгу берете, так? — Илья уловил самую суть.
— Ну как, Бурко Жеребятович? — ласково спросил однорукий кузнец, похлопывая коня по закованной шее. — Теперь нигде не жмет?
— На соступе вперед вырвался. — Дюк вложил в ножны иззубренный меч. — Печенеги стрелы пустили и коня под ним убили. Он еще сколько-то пешим рубился, да смяли. Это не все — Соловей тоже голову сложил …
Сбыслав словно опять был там, вспомнил-увидел, как падает в высверке молний убитый воевода, три года заботившийся о нем, словно о собственном сыне, как мечутся взятые в кольцо вои. И снова на глаза п…
Вместе с воспоминаниями пришли сомнения. Пахать землю? Кого он обманывает? Волочить на себе деревянную соху, тупо пересекая из конца в конец жалкий клочок земли? Таскать зимой дрова из леса, возить в…
— Бог с тобой, — покачал головой князь. — В последний миг торговать рядишься, на что тебе эти гривны на том свете. Давайте, молодцы, не весь день тут стоять, дел еще — не переделать.
Перевалило за полночь, когда по разряду сменилась стража на Софийских воротах. Два десятка воев улеглись спать прямо под башней, два десятка сменных взошли на заборола и стали прилежно вглядываться в…
— Киев, Киев, — ворчливо ответил конь. — Что-то нас пускать не хотят. Ты уж с ними сам говори, они, похоже, говорящего коня в жизни не видели.
— Бурко, заткнись, — прошипел Муромец. — Ты мне переговоры сорвешь.
— Ну раз так, то держись — сейчас скакать будем.
— Князь у тебя прощения просил? — с восхищением уставился на Илью молодой воин.
— То не мое дело, — отрезал Илья. — Скажите спасибо, что он изюму не попросил.
— Ну-ко, Бурушко, покажем ему! — рявкнул Илья.
— Владимир сказал мне, что ты отказался выйти из погреба?
— Нет, — Улеб провел по кругу Мыша, затем сунул поводья часовому. — Води пять кругов, к воде он сам не пойдет, давай, — и повернулся к Сбыславу. — Нет, у меня вои с ночи к тому берегу подплыли на чел…
Илья судорожно вздохнул, вытер глаза. На западе алое солнце садилось в тучи, по степи под теплым вечерним ветром волнами колыхался ковыль. За рекой степь на многие версты разгоралась тысячами костров.
— Я была с ним обвенчана, — сказала Марья. — Он мой муж.
— Ну, а ты, Дюк, — крикнул сидевший рядом с Владимиром Муромец. — Теперь ты — первый гость русский, ужо попотчуешь товарищей!
— А ведь мирились с ними... — сказал вдруг Улеб каким-то новым голосом. — Ряд подписывали. Сам Илья Иванович с ханами говорить выезжал... Вот и помирились на свою голову.
— Да ты, никак, крестился? — изумился богатырь.
— Да тебе-то только радости будет, — зло усмехнулся князь. — Нет, на меня он и пьяный не замахнется. А ну, с дороги!
— Не то говоришь, Никита, не то, — ухмыльнулся дед-коневед. — Обиженность, она не от вражьих подлостей проистекает. Тут, я думаю, обиженность внутре сидит. С рождения. Оттого-то маленький и грустный …
Михайло повернул к ростовскому витязю скуластое степное лицо, вздохнул и принялся затягивать подпругу.
— Ты чего ржешь? — озабоченно спросил князь.
Пришлось задержаться еще на один день. Наконец пришло время седлать Бурку, как Илья назвал коня. Седел в деревне не водилось, кроме того, что сняли с коня того же тиуна, так что седлал Илья, в основн…
— Дорогожицкое болото у тебя за спиной будет, Ратибор, тревожусь я.
— Твои скрадывать-то умеют? — спросил Улеб. — А то придется раньше нужного выскакивать.
— Да я... Я ж не убивал никого, ну, может, покалечил, да не насмерть... — забормотал богатырь.
— Слышь, Фома, а крест на тебе есть? — тихо спросил Илья. — Чай одному Богу молимся, что ж ты так радуешься?
— Эй, Илья Иванович, а ты здоров? — спросил конь.
Двадцать пять лет пролетело после Великой Битвы под Киевом. Преставилась княгиня Апраксия, на четыре года пережил свою жену великий Владимир. Сразу разгорелась в Русской земле великая усобица, и сыно…
— Ну, боярин, — Улеб посмотрел в глаза Сбыславу. — Знаешь, где двор этого кособрюхого?
— Я, Илья, сын Ивана, пою тебе твою песню, медведь ты норвежский, — захохотал Муромец. — Ну, мне к тебе плыть или уж ты на берег сойдешь? А то если приплыву — не проломили бы мы с Бурком днище!
— Так вот я об этом и речь веду, отче, — медленно сказал Илья, — Он же мне сказал: «Не зверись»...
— Кто? — витязь словно очнулся и повернул голову к молодому воеводе.
— А раз так, — продолжил Самсон. — То грех нам о своих дурных головах печься. Не отстань от нас, брат!
Михайло и остальные вернувшиеся: Хотен, Дюк, Гриша Долгополый — все, что ходили с Михайлой промышлять над печенегами, окружили Алешу, ожидая рассказа...
— Мы не перепрыгнем, — предупредил Бурко. — Устали, и разбега нет.
Заплетающимся языком воевода поведал о делах дневных, о том, что печенеги в двух местах перелезли Днепр, но пока в малой силе, о том, что полки уряжены и люди готовы, новгородцы днем задрались с черн…
— Здравствуй, брат, — звучно, как встарь, сказал Змееборец. — Ты как, решился?
— Слушай, Илья Иванович, ты что с цепями-то сделал?
Крики стали громче, вверх полетели доски и какие-то обрывки.
— Хорош? — гордо спросил молодой кузнец. — Бурко подсказал, ковал уж я.
— Мне не солгали, — тонкие губы степняка расплылись в волчьей ухмылке. — Ты не склоняешь головы ни перед кем.
— Убью! — люто завизжал богатырский зверь.
Но как ни крути, плотник, гончар, портной — не воины, хоть посади на коней, хоть дай им мечи и копья, всех их битв — конец на конец на кулачках да с кольями. Степные волки, с детских лет приучавшиеся…
Ждать пришлось недолго — не прошло и получаса, как на поляну рысью выскочил молодой воин в коротком нагруднике из стянутых ремешками стальных пластин — не иначе еще отцовская, а то и дедовская хазарс…
— Ну? — Богатырь поднял голову и немедленно угодил кресалом по пальцу...
Илья не видел, что творится вокруг, не слышал ни грохота второго соступа, ни молодецких воплей Поповича, удачно пробившего на скаку копьем аж четверых степняков. На всем божьем свете для Муромца не б…
Словно во сне, он скакнул вперед, чуть не свалившись в третий ров, и оттолкнулся от кромки, зная, что не перелетит, что это конец, и оба рухнут на дно глубокого, двухсаженного окопа... Передние ноги …
Владимир из-под руки смотрел с холма на битву внизу. Он видел, как пал Соловей, как уцелевшие новгородцы собрались в кулак, готовясь к последнему бою. Но печенегам не нужны были ушкуйники, они объезж…
— Сложим так сложим, — тихо молвил Илья. — Судьба, значит, такая. На то мы и богатыри... Рома.
Из тумана вынырнул всадник на маленьком ушастом коньке, мгла оседала на шлеме и кольчуге всадника крупными каплями воды.
— Ты как с князем разговариваешь, собака! — набрался смелости Вышата. — Я тебя!
— Моему отцу нечего делать было, как у тебя в дядьках ходить, — устало огрызнулся воевода. — Ладно, тогда ты меня Лютом зови. Улебом никто уже не кличет, я и забыл, что меня так звали. Даже свои вои …
— Ты смотри, — недобро усмехнулся Илья. — Уже ты на него и глянуть не смеешь. Запомни, это его только кличут Солнышком, а так он — человек, как ты или я. Просто князь, а мы — богатыри его. С нами он …
Илья на бегу соскочил с Бурка, припал на колени.
В Киев все четверо влетели, словно буря, коней привязывать и не подумали, и богатырское зверье, чуя настрой хозяев, принялось нагонять страху на гридней, вращая кровавыми глазами и выковыривая копыта…
— Не было среди бояр друзей больше, чем Вышата и Буривой, — продолжал Добрыня. — Иные и судились, и лаялись, а эти как напьются — все обнимаются, плачут: «Как, мол, хорошо, что такой друг у меня есть…
Воины кивнули, снова утвердили на буйных головах шеломы и пустили коней рысью.
— В степи между крепостями села есть... Были, — тихо сказал кто-то из дружинников. — Видно, не все успели уйти.
Бояре, что владели на Руси вотчинами, сами жили в Киеве дворами, их, с родней и слугами, набралось до тысячи — в бронях, на добрых конях. Эти умели ударить византийским обычаем — тесным строем, длинн…
Между черниговцами и степняками оставалось едва пятьдесят шагов, когда лошади начали беситься. Видя несущуюся на них стену всадников, кони бились, вставали на дыбы, подкидывали задом. Неловкие полете…
— Да ладно, чудовищ... Одного змея, в общем, только и побил. Да и то со второго раза. Никита Кожемяка в старые времена, говорят, такого вообще запряг...
— Княже, не ходи! — боярин Вышата грузно бухнулся перед князем на колени, метя бородой пол. — Ну, как он на твое величие руку свою поднимет — на кого ты нас покидаешь?
На версты вверх и вниз по течению тянулись шатры, кибитки, стоял неумолчный гул от лошадей, людей, скота. Вдоль берега теснились лодки, плоты, всадники скакали над кручей, кое-где на плоты заводили к…
— А ведь если его кони не держат, как он драться-то будет? — подумал вслух Якунич. — Наши-то полки все конно выступают.
— Да не подкрадутся они, — успокаивающе ответил Якунич. — Звуки, может, и глохнут, но земля-то трясется... — Ладно, поеду к своим, — сказал сын Радослава. — Ты тут осторожней, смотри, братко.
— А чего делать-то было? — лениво спросил дружинник.
Остальные стояли в воротах и во все глаза смотрели на чудного воина и удивительного, не иначе волшебного коня. Движение остановилось, к воротам стали подходить возничие, узнать, в чем тут дело, подхо…
— Выходит — да, — согласился Илья и повернулся к гонцу. — А скажи, добрый молодец, кыпчаков сегодня видели? Кованых степняков?
— Крепко досталось, — склонил голову Илья. — Ну так слушайте — до вечера они могут и не сунуться, но кто ж их знает. Потому — стоим здесь и ждем их обратно. Коней, как остынут, напоить, людям пить, ч…
Ему поднесли деревянную чашу, Угоняй осторожно попил, каждый глоток отдавался в голове болью. Хуже всего, что он не помнил, что с ним приключилось, прикрыв глаза, старый печенег снова увидел быстро у…
— Улеб? — Владимир привстал со скамьи. — Что за дело? Или враг через Днепр пошел?
— Так что, будем просто стоять и смотреть? — Могучий конь яростно ударил копытом, раздробив в мелкий щебень попавший под ногу булыжник.
Странное дело, с той поры, как встал на ноги, мечтал отыскать того, кто подал тогда ковш простой воды, спасибо сказать, может, чем еще отблагодарить, но вот встретился и не знает, куда глаза девать о…
Долго смотрела княжна вслед удалому гостю. На пирах она не отличала одного богатыря от другого, ну, помнила, конечно, храброго Добрыню Никитича, что спас ее, малую девчонку, из логова лютого Змея. Ну…
— Уснул, — прошептала Настасья. — Ну, Илья Иванович, пойдем в дом, поешь с дороги.
Угоняй облегченно вздохнул. В это время откуда-то сверху кубарем скатился третий сын, Разгоняй.
Сбыслав хохотал вместе со всеми над похабной и веселой сказкой. И странное дело — час назад на душе камень лежал от мысли, что пал веселый и храбрый богатырь, а теперь стало легче, вместе со всеми он…
— Слушай, ну чего ты ко мне привязался? — начал сердиться Муромец и осекся — Самсон смотрел на него с такой мольбой, что богатырю стало страшно. — Что мне делать-то?
Илья приходил в себя с трудом. В голове неумолчно звонили колокола, во рту пересохло гадостно, словно пил беспробудно неделю. В довершение ко всему, попытавшись подняться, он понял, что руки и ноги е…
— ТВОЮ МАТЬ!!!! — Бурко поднялся на дыбы, видя, как на него несутся ржущие от ужаса Ворон и Серко.
Но царь уже стоял рядом. Теперь Илья мог его рассмотреть как следует. Калин был огромен — могучий, кривоногий воин. В правой руке владыка степи сжимал позолоченный шестопер — знак власти хакана.
Добрыня медленно убрал руку от ножен и провел по глазам.
— А мне ехать некуда, — честно ответил Якунич. — Вотчины я себе не выслужил, чести мне от князя пока немного было. Домой вернуться — так отец на пороге прибьет, он старый пес, варяжский. Так что, как…
— За месяц? — еще мягче осведомился Самсон, заглядывая сверху вниз в глаза мужичонке.
— А мне думать не положено, — ответил Илья. — Я что вижу, то говорю. Ты лучше вот что рассуди, княже, если уж нас, богатырей, так не стесняясь обкрадывают, то что воям в крепостях достается? Совсем н…
— Ну, что уставился? — донеслось из-за стальной морды. — Коня говорящего не видел?
Священник снова вздохнул, коняка Улеба всхрапнула и переступила ногами.
Но чудо кончилось — тело налилось небывалой, нечеловеческой силой. Заскрежетали цепи, поднимавшийся на курган Девгень в ужасе остановился, глядя, как медленно сгибаются стальные костыли, что склепыва…
— Были ж раньше хаканы как хаканы — тот же Куря, хоть и убил батюшку, да все как-то по-человечески, череп, вон, в золото обложил, хоть и враг — да уважал. Не было после хазар в степи царей-хаканов! Ч…
— Ага, — сообразил Илья. — Нет, ну отчего же, дело понятное, только у тебя ведь теперь вместо налобника рыло железное страхолюдное. Ладно, что-нибудь да придумаем, я тогда еще уздечку золотую достану…
Он уперся лбом в землю, подгреб под себя колено и, шатаясь, выпрямился. Огромный, перемазанный землей и засохшей кровью, богатырь на голову возвышался над закованными в сталь нукерами. Цепи стягивали…
Посох Илья помнил — на него он оперся, когда по велению калики сделал первый в своей жизни шаг, чтобы принести странникам воды. Первый, потому что на второй Никита выдернул посох из рук и легонько по…
— Ну так рассказывай, чего вы там с Улебом наразведали.
— Штаны надень, дубина, — каким-то странным голосом ответил Бурко. — И поехали, темно уже.
— Это почему еще? — изумился богатырь. — Что за беда мне с того будет?
Туча была все ближе, и уже явственно дрожала земля. Шутки смолкли, Илья, оглянувшись по сторонам, увидел посуровевшие лица черниговцев, кто-то, волнуясь, все перехватывал поудобнее копье, перехватыва…
Братья дружно развернулись на незнакомый женский голос. Некоторое время все трое смотрели молча, затем Илья вдруг почувствовал, что живот втягивается сам собой, а грудь расправляется совсем уж в неим…
Якунич не знал, что ответить. Порубежный воевода ему полюбился — он был смел, умен и думал похоже. Тем страннее и страшнее было слышать такое от славного молодца — вырезать всех, с бабами и детьми. Д…
— Это кто там говорит-то? — прохрипел Илья, поднимаясь во весь рост, и вышел на середину шатра.
Теперь богатырь видел того, кто сидел на помосте. Тому было лет сорок, длинные усы и редкая борода свисали на грудь. Одетый в грубый белый халат и синие широкие штаны, он ничем не отличался от просто…
— Дурак ты, Илья, и всегда дурак был. Ты, может, Владимиру и не слуга, но я тебе пока еще конь. И ты — мой богатырь. Свидимся.
— Завтра ветренно будет, — невпопад ответил богатырь.
— Ну да, подрезали, — ядовито ответил Бурко. — Аж орлиц топтать только пешком ходишь. Я только к Киеву подъезжал, а мне уже про твои вчерашние подвиги рассказали. Народ в ноги падал: «Уйми защитника …
От пролитой крови над дорогой поднимался пар, и впервые с утра на поле легла тень — солнце, словно не желая больше видеть столь страшное истребление человеческих жизней, ушло за тучи. Илья, как ни вс…
— У него полюбовница есть, ну, он от жены прячется и ко мне сюда ее водит. Меня выгонит, а сам...
— А что мне в Киеве делать, Илья Иванович? С сестрой в тереме сидеть, в куклы играть? Или на пирах мед мимо рожи нести да под стол падать? Отец мой в поле полевал, чем я хуже? Застава моя за Воронеже…
— Не перебивай, — строго сказал Добрыня. — Будет тебе испытания год и один день. В этот год будешь ты не богатырь, а просто добрый молодец. Уроки исполнять станешь разные, а если время останется — бу…
— Я починю, — быстро сказал Илья. — Ну, может не сам, но мастеров найму. Немецких. У меня на Почайне горшок с дирхемами зарыт.
— Слава!!! — заорал Сбыслав, потрясая не ведомо как оказавшимся в его руке мечом.
В шатре было темно, плотные кошмы белого войлока не пропускали свет, десяток факелов да дымоход выхватывали из темноты лишь небольшое пространство. У дальней стенки на небольшом возвышении кто-то сид…
Холодная маска вдруг разбилась, словно лед на реке, на миг показалось — не ведьма здесь стоит, а простая баба.
— Ну, не пускали, конечно, но я два копья сломал случайно, а потом, когда они стрелами хотели, за меня поп вступился, маленький такой, сухой весь, и просил князя выслушать.
Никитич сидел неподвижно, но в тусклом свете еще не солнца, но уже зари ростовскому витязю показалось, будто ожил на мгновение взор Змееборца.
Тяжелые копыта ударили в печенежский берег.
— Это что, соль, что ли? — недоверчиво спросил Улеб.
— А что не сразу под стенами сажаете? — с каким-то отстраненным спокойствием удивился богатырь.
— Ты это, Обломай, не шуми, — рассудительно крикнул Илья. — Ты лучше сюда езжай, чего мы кричать-то будем!
— Мишка, вертайся!!! На Русь идем! ВМЕСТЕ!!!
— А чего, — начал размышлять вслух Добрыня. — У князя на дворе телег не один десяток — на них за оброком ездят. Одну возьмем — никто и не хватится, коней — моего и твоего, Илюшенька.
— Погоди, — сказал воевода. — Что, так один и поедешь? С тобой мало не триста гривен, а в Киеве народ разный...
Ромей резко повернулся и пошел вниз с холма. Илья перекатился на спину. День клонился к вечеру, поэтому синее, без облачка, небо не слепило глаза, как в полдень, и смотреть в него можно было долго. Н…
— Бурко, давай к Владимиру, — сказал Муромец, садясь в седло.
— Ты как меня назвал? — кося глазом на друга, осторожно спросил конь.
— А на что? — Сбыслав посмотрел в потолок, затем налево, потом направо. — Я ничего и не слышал. Вроде помнилось сперва, что государь мой, великий князь всея Руси, Владимир Стольнокиевский по-бабьи пл…
Из-за Десятинной донеслось негромкое позвякивание. Илья и Владимир видели, как расступились люди, вжимая задних в стены, раздались, словно вода перед стругом на Днепре. Ярко, так, что глазам было бол…
— А в чем грех-то, отче? — жестко спросил порубежник.
— Вот и коняка по мне, — сказал Илья отцу, хлопая жеребца по шее.
— За меру серебра две меры сахара, — пояснил Сбыслав.
— Умен у тебя отец! — засмеялся всадник, и глухо вслед ему заржал из-под стальной маски боевой конь. — А сам он где?
Илья ратоборствовал бок о бок с Самсоном, был еще Гриша Долгополый, да что-то отстал и не видать его больше. Муромец все искал вражьего ольбера, чтобы по силе был равен давешнему, искал — и не находи…
— Шевелись, ребятушки, шевелись! — крикнул Соловей Будимирович, налегая плечом на штевень ладьи.
— Ты не понимаешь, мне нужно помолиться со своими... С иудеями. Я видел, с Киевским полком вышла дружина нашего конца. Они собрались молиться, там сейчас рав Ицок — он очень уважаемый рав...
— Уффф, насмешил, — сквозь слезы выдавил Добрыня. — А того ты не знаешь, что к нам на Заставу без напутствия князя Владимира никто не приходит? Покажи-ка грамотку княжую. Ты у него и не был небось.
— Ну? Не томи, отче? — нетерпеливо сказал Буслаев.
— Нет, — покачал головой воин. — Она мне сама сказала, что будет в Киеве до конца, а не устоим — в Десятинной затворится. Не годится, мол, великой княгине приживалкой скитаться...
— А ну-ка, Илюшенька, посмотри мне в очи, — вдруг приказал Никита.
— Бога обмануть нельзя, — спокойно ответил священник. — Помолчи-ка, сыне, дай мне подумать.
— Переживает, — прислушался Алеша к громкому то ли ржанию, то ли карканью. — Чувствительный. Ничего, сейчас вернется.
— Добро, сам ночью, кроме воды, ничего не пью, — Владимир протянул Муромцу тяжелый, чеканной бронзы кувшин и кивнул Сбыславу.
— Да так, просто подумалось. Звезды светят, Днепр течет, леса стоят, места в степи — самому подумать страшно. Чего воевать-то?
— Лют! — осадил коня Сбыслав. — Ты что здесь делаешь?
— Ну, вообще говоря, один, но жид — это обидное прозвище, — неведомо когда подошедший, Бурко посмотрел на иудея поверх плеча Ильи.
— Да надо бы, — сказал воевода. — А пуще того хочу душу отвести, не могу больше, в городе — что на погосте.
Внизу черниговские ряды, разорванные во многих местах, таяли, словно снег на солнце, сквозь пробоины лился поток пестрой конницы. Попович сдернул с плеча рог индрика-зверя и, поднеся к губам, дунул т…
Богатырь поднял личину, открыв смуглое скуластое лицо настоящего степняка.
— Понял, — кивнул воевода, снимая с правой руки воинскую рукавицу.
— Илья, за ними, — закричал-заржал Бурко. — За ними, или все напрасно!
— Все равно, — упрямо помотал головой Сигурд. — Удача оставила Валдемара, и в этой битве победы ему не будет. Он обречен.
— Ладно, чего там... — ответил Якунич, наблюдая за муравьем, что утащил в суматохе малое зернышко и теперь волок его куда-то по бревну. — Киев не отстоим, так я мыслю.
— Я те пойду. — Илья поднялся, ища глазами Калина. — А и без меча... И без рук...
— Ишь, хорошо сели, не в шатрах в чистом поле — за стенами, — покачал головой богатырь. — Ну что, давай-ка туда, что ли.
— Да он редко пьет, все больше книги читает да силушку копит, гумнозием каким-то занимается, — вступился за подопечного стражник.
Невысокий, широкоплечий, с длинными руками, Улеб сутулясь сидел на маленькой степной лошадке, ничем не отличаясь от своих порубежников. И короткая, едва прикрывающая причинное место кольчуга, и прост…
— Ну, здравствуй, Марья, Лебедь Белая. Зачем пришла?
— Так что я натворил-то вчера? — снова спросил богатырь.
— Приключилось, — вздохнул Попович. — Ты с коня слезай, тут в двух словах не расскажешь...
Сбыслав натянул рукавицу и, не касаясь стремени, прыгнул в седло.
— Вон, — устало указал богатырь и невпопад добавил: — Потаню убили.
— Эй, Илья Иванович, может, хоть на денек останешься? — кинулся было вслед Самсон. — До Киева путь неблизкий, хоть передохнете оба!
— Да нет, почему, едим. Только раз на раз не приходится. Когда тихо — можно и тура забить, рыбки половить. Когда Степь озорует — на одной тюре сидим.
— А тебе что до того? — Никитич искоса посмотрел на брата и словно невзначай откинул левую руку к мечу.
Они рубились бок о бок посреди моря кованой рати, и Илья уже начал подумывать, что здесь им и лечь, потому — врагов слишком много...
Дружинник сел, глядя на «смерда» круглыми мышиными глазами.
— Вот... От копья меня закрыл, я и не заметил.
— Страшно, княже. Они же все только на меня надеются. — Апраксия со своими боярынями была в первом ряду.
— Что там, Илья Иванович, не томи, — спросил Владимир и вдруг осекся — лицо Муромца было странным.
— Давай туда, Бурушко, — приказал богатырь.
Бурко рассудил так, что даже в погребе можно заняться чем-нибудь полезным. Для начала он усадил богатыря учиться грамоте. Илья орал, угрожал прибить наглеца и указывал на то, что богатырю грамоту зна…
И снова Алеша видел, как Добрыня с мертвой усмешкой пьет проклятое зелье, пьет и не пьянеет...
— Слушай, Алешка, ты что, вообще старше не становишься? Тебе уж, почитай, за тридцать, а все безбородый?
Полк ответил грозным ревом, бояре, растроганные княжьей лаской, кивали головами, горделиво оборачивались к родне: «Вот как князь нас жалует!»
— На стенах... — Богатырь из-под руки осматривал вражий лагерь. — Нет, друг ты мой гривастый, не отобьемся. Вон, пороки видишь? И кто его только надоумил, окаянного. Проломится в город — и поминай ка…
— Княже, шли гонцов к мужам на север. Скажи: не ты их зовешь и не я. Русь их зовет.
— Дозволь, боярин, с твоими воинами встать.
— Так время-то какое, — священник вздохнул так, что сонная лошадка Улеба встрепенулась. — Ужо поганые под Киевом, а нас в приходе все равно двое, по очереди служим. Отец Георгиос — он старенький совс…
— Коням храп держать! — зашипел воевода, спрыгивая наземь и сжимая морду своему жеребцу.
— Нечего рожу воротить, или не прав я? Да не в том дело. Ты сейчас его единственная надежа, так что в порубе тебе больше не сидеть.
Отодвигаться пришлось далеко, Добрыня, кряхтя, опустился между воеводами, а потом вдруг обнял обоих за плечи и прижал к себе.
— Ну? — задумчиво не поверил Бурко, переворачивая согнутый вдвое костыль. — И как это ты ухитрился.
— Ох, представляю, что князь про нас наговорил, — тихонько высказал общее опасение Алеша.
— А уже в старшей дружине, поди ж ты, — вздохнул Илья. — Что-то быстро сейчас у князя люди растут. И много там вас таких?
— Нет. Просто хочу по правилам все сделать.
— А он мне сам сказал, — спокойно ответил богатырь. — Я его, государе мой, вот как тебя сейчас видел.
— Ну, добро, отче, — Сбыслав тронул коня носком сапога. — Рады бы поговорить — да времени нет.
— Ты, Михайло, совсем не изменился, — засмеялся Муромец. — Доспехи надраены так, что издали и не поймешь, то ли богатырь, то ли церковь Божия.
Илья исподлобья глянул на боярина. Вышата подавился словами и шатнулся назад, грузной тушей выдавливая остальных из погреба.
Сказал — и пожалел. Княгиня поднялась с сундука, и богатырь вдруг понял, что сейчас он, Илья Муромец, Первый Русский Богатырь, не осмелится посмотреть Апраксии в глаза.
— На кого? — Илья откусил еще кусок от жилистой ноги. — А ты на кого, Добрыня?
— Я лечить хорошо умею, — вскинулся пришелец.
— Так мы же ее еще с ребятами не подуванили, — удивился Добрыня.
— Ах ты бедненькая, — тихонько сказала Апраксия.
— И что князь? — почему-то Илья сразу поверил дурному рассказу.
— А оборотись-ка, добрый молодец, не в спину же тебя бить!
Одна из фигур у костра зашевелилась, и старший сын на коленях подполз к отцу.
— Если шагом идут — верстах в десяти от города, княже, — ответил порубежник.
— В котел со смолой, — вяло ответил Добрыня. — Или на кол. Когда княже добрые дела творит — только держись.
Они вломились в печенежские ряды прежде, чем вороги успели обернуться. Ни копья, ни щита у Ильи не было, поэтому рубил мечом, радуясь, что успел въехать в чужое полчище прежде, чем по нему начали стр…
— Подпруга не затянута, — раздался откуда-то спереди и сверху мощный низкий голос.
Богатырь уже и сам видел. Телохранители в доспехах тусклой стали стояли вокруг холма в три ряда, и перед каждым виднелся черный вал выброшенной земли.
— Я Апраксия, киевская княгиня, — с царственной простотой представилась женщина. — Мы не встречались раньше, но, мне кажется, я могу назвать вас по именам. Ты, несомненно, Илиос, глава росского войск…
Илья, мне не с кем больше об этом говорить... Мне нужно помолиться...
Откуда-то с востока послышался нарастающий грохот, земля ощутимо задрожала. Печенеги у подножия холма принялись вопить, засвистели стрелы.
Она стянула плат с головы, и по плечам рассыпались белые, как снег, волосы. Снова полыхнуло, и в небо взмыл лебедь, но теперь уже черный, сделал круг, крикнул тоскливо и улетел на восток.
— А за что другое им никак спасибо не сказать? — зло прищурился Илья.
— Тебе не будет, — зарыдал стражник. — Да князь там сейчас. Увидит — опять меня выпороть велит, что недоглядел. И без того за твое вчерашнее изволили в зубы дать.
— Нет, княже, не вели казнить, — раньше старшего выпалил Самсон. — Нельзя мне. Не бери с Заставы!
— Подойди, — голос был спокойный и тяжелый.
— М-мастероов... Не... Не-ме-ецких, — в перерывах между приступами гоготания сипел Владимир.
— Да нам-то что, — пожал плечами воевода. — Мы — люди, мы привычные. Коням бы хоть до следующего утра отдохнуть — а то ведь хромать начнут, на все четыре ноги спотыкаться...
— Ну, ладно, — немного успокоившись, продолжил он. — Но смотри, богатырем не сразу становятся. Ты верхом-то хорошо? Вижу, что нет. Из лука тоже вряд ли стрелял. Да и мечом...
— Сама наказала, чтобы Рысю из Берестова перевезли, — продолжил князь. — Она ведь опять с пузом бегает. А кого я тут еще рысенком не жаловал?
— Как не помнить, — Самсон заржал в голос, — три часа торговались!
Оба замолчали, каждый думал о своем. Попович посмотрел налево, где от Днепра широким крылом стояли смоленцы. Время шло к полудню, а врага все не было, и Бабий Насмешник снял шлем, подставляя голову п…
— И я так думаю, — кивнул головой Муромец. — А ведь если они, сволочи, нас так обкрадывают, то каково порубежникам и воям в крепостях?
От рева десятитысячного войска с деревьев посыпалась листва, на версты вокруг взлетели с ветвей перепуганные птицы. И солнце выглянуло из-за тучи, словно радуясь вместе со всей Русской землей — князь…
— Слава! — отозвались ближние дружинники, вскидывая копья.
— Ты не только нечестный, ты и бесстыжий еще! Твои алп-еры уже войну начали!
Лишь Сигурд и суровый Халли удержались, не показав своего удивления — не серебро, золото давал вождям великий князь!
Соловей потерял счет тем, кто пал от его руки, меч, не выдержав страшных ударов, сломался, и богатырь отбивался топором. Знамя с медведем, огромный воин в алом плаще и золотом шлеме — все это говорил…
— Вышата-то? — хохотал старый толстый боярин. — То добрый обжора был, помните, как мы с ним про кабана спорили?
— Вот и добре, — Сбыслав решительно встал. — Давай не тяни, нам еще к Владимиру на двор за твоей вирой ехать.
— Ему молился, — коротко ответил богатырь. — Не пойму вот только, чего этот ромей на меня так вызверился.
Князь затравленно оглянулся. Рядом стояла Апраксия, как всегда строгая в своем уборе.
— Бог в помощь, — степенно кивнул Никитич. — Дело великое, я вот, видишь, не собрался. Молись за нас, Илюшенька, и за живых, и за покойных.
Воевода проследил, как меняется стража у Софийских ворот, настрого предупредил старшего, что, если опять на часах спать будут, он из них ремней нарежет, и теперь ехал ко княжескому дворцу. Владимир в…
— Она не против была, — лицо Улеба стало до странности мягким. — На коня дернул — и на Заставу. Был бы батька жив — ох досталось бы мне, а так — сам себе воевода. Ну а к осени обвенчались.
— Мышь — зверюга добрая, — усмехнулся порубежник, потрепав конька по серой шее.
— Хоть скажи — почему? — прошептал Попович.
— Илья, что ты слышишь? — уже догадываясь, спросил Владимир.
— Это вряд ли, — решительно сказал Илья. — Кочки, камни, коряги, земля, опять же, неровная. Чуть замешкался — и все, уже не в телеге едешь, а пузом по земле.
Братья поклонились, Илья поднял на плечо спавшего мертвым сном Поповича. В дверях Муромец обернулся.
— За жен и детей русских! — отозвался из середины воевода.
— Ну, вот тебе и Застава, Илья Иванович, — сказал Бурко, стоя на обрыве над головокружительной днепровской кручей.
— Ну что, в Киев? — больше для порядка спросил конь.
— Ну, — удивился урус. — А чего не с ним, не на Киев?
— Ты бы помолился, пока время есть, — звучно и печально ответил Владимир. — Хоть «Отче наш», как раз успеешь.
— Так, — недоумевающе кивнул Илья. — А что такого-то? Силы у него — степи не видно...
Теперь он мог разглядеть обоих собеседников. Один имел облик степной, разве что волосы заплетены на странный манер. «Хазарин», — решил про себя Илья. А вот со вторым что-то было не так. Узкое смуглое…
— Три тысячи, повелитель. К полудню вся моя тьма будет на русском берегу.
Все трое отстегнули мечи и отдали их Казарину.
Ведя коня в поводу, Михайло вошел в крепость, за ним последовали остальные, избегая смотреть друг другу в глаза. Алеша вздохнул и полез на вал — до зимних заморозков он всегда ложился спать не в шатр…
Владимир поднялся из-за стола, снял с пальца золотой перстень и, подойдя к молодому воину, вложил драгоценность в его ладонь.
— А силен ты в ратной науке, отче, — уважительно заметил Буслаев.
— Да брось ты, Илья Иванович, — зло рассмеялся Самсон. — Таки доставалось — два забора обрушишь, три руки выставишь. А что ты на Рубеже годами стоял — это так, само собой, что ли?
— Калин залег на нашей земле за Днепром — с ним семь тем войска! И данью от него не откупишься, он пришел взять все!
— А вот сейчас посмотрим, — Бурко закинул голову и громко, раскатисто заржал. Сверху донеслось ответное ржание.
— Крепи ладьи и оборужайся! — приказал Соловей.
Бурко начал разгоняться, с рыси перешел на скок и, наконец, помчался, вытянувшись над землей, словно борзая собака. Они вылетели на берег. Переправившаяся через реку печенежская Застава разлетелась, …
— А-а-а, — протянул доверявший другу во всем Илья. — Так зачем ты к нам пожаловал, удалой добрый иудей?
— Хочу с вами постоять за землю Русскую! — выпалил он.
Илья встал, оправил широкий пояс. Затем до земли поклонился братьям. Ни гнева, ни презрения не видели братья в глазах старшего, только горечь и какую-то жалость, что ли...
Внезапно стало противно. Вот и впрямь доблесть для Первого Богатыря — путать дурного мальчишку, которому богатый отец сумел сброю справить.
Он встал и, отвернувшись, посмотрел в сторону. «Это чем же мы его так прихватили?» — удивился про себя Илья.
— Не скучай, я недолго. Князю доложусь, а потом пойдем погуляем.
— Ну, добро, — кивнул дружинник и, крякнув, вскинул серебро на плечо.
— Добрыня, — напряженно сказал он. — Это княжий двор...
— Нашел, — кивнул Сбыслав. — Даже Мыша его нашел. А вот братку все никак не отыщу.
— Упокой их Господи. Собери людей — не время горевать, и верни Сбыслава, не зарвался бы.
— Интересно, но если поставить крепости здесь и здесь...
— Илюшенька! — возопил Чурило, падая на колени. — Не ходи! Христом Богом прошу!
Друзья осторожно спустились в глубокий овраг. Внизу Илья спешился и принялся снимать с коня хитрый доспех. Наконец, отстегнув половинки стальной попоны и маску, богатырь снял броню и шлем.
— Ладно, ври мне. Этому уже полгода, почитай.
— Видно, что очнулся, — второй выговаривал печенежские слова на какой-то странный, колючий манер.
— Добро, — кивнул воевода. — Есть разбег коням.