— Так мы же ее еще с ребятами не подуванили, — удивился Добрыня.
— Моему отцу нечего делать было, как у тебя в дядьках ходить, — устало огрызнулся воевода. — Ладно, тогда ты меня Лютом зови. Улебом никто уже не кличет, я и забыл, что меня так звали. Даже свои вои в глаза «Лют» говорят. Так ты как думаешь, Сбыслав...
Владимир поднялся из-за стола, снял с пальца золотой перстень и, подойдя к молодому воину, вложил драгоценность в его ладонь.
— Я, Соловей Будимирович, не за тем пришла...
— Я Апраксия, киевская княгиня, — с царственной простотой представилась женщина. — Мы не встречались раньше, но, мне кажется, я могу назвать вас по именам. Ты, несомненно, Илиос, глава росского войска, первый из катафрактов. Ты — Змееборец, Добрый по имени. Ты — Алексиос, повергший демона на крылатом коне. Муж мой много о вас рассказывал.
— Значит, говоришь, не жид? — протянул богатырь, легонько прихватывая пришельца за нос. — А кто тогда?