— Такими, что вот сижу я и думаю, а на хрена, прости господи, я тебя ходить научил. Сидел бы у себя на печи, глядишь, подох бы уже, а мне бы краснеть не пришлось.
— Не гордишься ли? — остро посмотрел на него Никита.
Пока Якунич думал невеселую думу, воеводы доложили Владимиру все, что знали о Калиновом войске. Вести были нерадостные — царь действительно собрал то ли семь, то ли восемь тем, орды шли широкой облавой, перегородив степь. Хотя через Днепр пока не переправились. Калин стягивал войско к Киеву, собираясь бить Русь в самое сердце, но время еще было. Князь посетовал, что воинов в Киеве — едва пять тысяч да двенадцать тысяч мужиков на конях. На это старший воевода, седой Умел Войков, спокойно заметил, что у печенегов тоже не каждый саблю и шелом имеет. Выходило, что бояться стоит телохранителей, что были при каждом хане числом от сотен до тысяч у самого хакана, да кованых степняков откуда-то с востока. Числом около тьмы они пришли под руку Калина из-за дальнего Заитилья. В этой тьме чуть ли не у каждого второго имелся доспех, шапки железные носили все, да и кони были добрые. Оставались еще и ханские ольберы — мужи великой силы и свирепости, но тут уж одна надежда, что Илья Иванович воротит Заставу.
— Да, — спокойно ответил конь. — Куда ты — туда и я.
— Не нашли, — глухо ответил Василий Алданович.
— Был, — упрямо ответил чужак. — Ну, не у него в палатах, но когда он на торг приехал, я к нему в ноги бросился и говорил с ним.