— Оставайся на Руси, — предложил Муромец. — У нас всем земли хватит, хочешь — по Днепру, хочешь — по Волге, желаешь — в Залесье дадим.
— Обижен, — знающе покачал головой дед, что нашел для Ильи Бурка. — Вусмерть просто. Сидит наш Илюшенька в погребе глубоком и думает: а что это меня все не любят, все обижают, слово доброго никто не скажет?
— В котел со смолой, — вяло ответил Добрыня. — Или на кол. Когда княже добрые дела творит — только держись.
— А-а-а-а, — ответил Бурко, пытаясь собраться с мыслями. — Ну, спасибо, Илья Иванович! Только знаешь что, давай ты меня так звать начнешь, когда мы Калина побьем. А то ведь я пока привыкну, а в бою, если кликнешь, могу и не уразуметь, кого кричат.
— Да за что нам тебя прощать-то? — разнесся над молчащей толпой чей-то низкий, как из бочки, голос.
— Слушай, Сбыслав, у тебя орехов нет? Все побаловать его хочу, он же мне не просто конь, он мне друг, товарищ и брат...