2024 © Все права защищенны - BookQuotes.ru
Соловей потерял счет тем, кто пал от его руки, меч, не выдержав страшных ударов, сломался, и богатырь отбивался топором. Знамя с медведем, огромный воин в алом плаще и золотом шлеме — все это говорило печенегам, что здесь бьется русский воевода, и они лезли на ладью, зная: тот, кто убьет великана, получит от Калина великую награду. Уже ни одного русича не было на корабле, все пали, и Соловей вертелся среди степняков, как медведь в своре псов, крестя страшными ударами. Вот треснуло в руке топорище, и враги, завыв радостно, качнулись вперед. Но радостный вопль издох в глотках, когда богатырь, присев, выдернул из-под ног сложенную на дне мачту и, ухватив за середину, крутанулся на месте, расшвыривая печенегов. Мачта была длинновата для боя, и, покраснев от натуги, Соловей перебил ее об колено, словно тростинку, и степняки ошеломленно попятились, не зная, как драться с воином, который ломает бревно толщиной в бедро взрослого человека. Чей-то властный голос крикнул от борта, и в Будимировича полетели дротики. Он успел отбить четыре, три скользнули по доспеху, один застрял в бедре, другой пробил предплечье. Видя, что и такого бойца можно ранить, ободрившиеся печенеги толпой полезли вперед, Соловей отмахнулся мачтой, но раненая нога мешала поворачиваться быстрее, и кто-то схватил сзади за плащ. Воевода рванул застежку, скинул ферязь, и тут правый бок обожгло болью, он посмотрел вниз и увидел, что кольчуга пробита, и в тело по самый наконечник ушло вражье копье. Печенег, что нанес удар, не успел порадоваться своей удаче: переломив древко левой рукой, Соловей ухватил удалого степняка за ноги и махнул им, словно мешком, повалив четверых. Еще взмах, и еще, но печенеги уже преодолели страх перед русским алп-ером и нажали еще раз. Будимировича сбросили с ладьи, еще одно копье пробило левую Руку, воевода, хрипя, вскочил на ноги, раскидывая врагов пудовыми кулаками. Пробившись к ладье, он присел, ухватился руками за днище и с бешеным ревом опрокинул корабль через борт. Ладья грохнулась с кровавым хлюпом, давя всех, кто оказался на пути, из-под нее доносились страшные вопли расплющенных людей. Второй раз попятились печенеги, в этот раз в глазах их бился ужас — этот алп-ер был одержим каким-то страшным духом. Соловей выпрямился, чувствуя, что в груди что-то оборвалось, в глазах мутилось. Откуда-то издалека донесся голос матери, агуканье маленьких сыновей, он не успел даже удивиться, что бы им тут делать, как прямо из воздуха навстречу шагнула улыбающаяся Забава. Сын Будимира рассмеялся в ответ и пошел, протягивая руки к любимой жене...
Просмотров: 10
Полог откинулся, в шатер шагнули Самсон и Казарин.
Просмотров: 4
— Зелено? — упавшим голосом спросил Алеша.
Просмотров: 3
— Надежней не бывает, — ответил Улеб. — Хотя и упрямый, что кабан. А тебе зачем?
Просмотров: 3
Богатырь, бережно раздувавший малую искорку, что соскочила наконец с кремня на трут, терпеливо ждал, когда его копытный товарищ соизволит досказать.
Просмотров: 2
Алеша долго смотрел на заходящее солнце — Ярило окрасило тучи алым, по ковылю, как по морю, гнал волны теплый ветер, глухо ревел в порогах Днепр. Вечер был на диво хорош — в такие вечера богатырь любил сесть на валу, поставить рядом кувшин с медом и наигрывать на гуслях, что в голову придет. На душу нисходил покой, забывались невзгоды, забывалось, что к концу идет четвертый десяток, что за юностью уйдет и молодость. Играли гусли, и если настрой был, лилась и песня — старая, а когда и новая, и собирались братья: Илья, Добрыня, Дюк, Михаилы, все трое, Самсон, одним словом — Застава. И пели все вместе, и рассказывали были и небыли, кто какие знал, и Бурко, не по-лошадиному умный, прибредал и начинал нудить сказки про все на свете — про старых людей, про иные земли, так что только сидишь, рот раскрыв, и слушаешь, слушаешь... Когда Владимир бросил Илью в погреба глубокие, собираться стали редко, да и веселья былого не было. Но все же оставалось братство — братство мужей, что могут в руке раскрошить камень, что стоят на Рубежах великой земли (пусть и пощипывают в последнее время купцов). Этому братству нет названия, и попроси кто Поповича описать его — не нашел бы слов сладкоголосый певец. Но оно было, и, глядя на собравшихся кругом товарищей, великую гордость чувствовал в сердце Алеша и благодарил Бога, что наградил богатырской силой, и клялся обязательно исправиться и похабства забросить (забросить не получалось — раз в месяц, в два срывался Бабий Насмешник и уходил богатырским скоком на какой-нибудь степной погост, а то и на Русь пошкодить с девками или вдовушками). Но сегодня днем, как ускакал Муромец, Алеша вдруг понял — нет больше ни гордости, ни радости, ни братства. Илья Иванович не корил и не ругал крестовых братьев, что отказались идти с ним на помощь Киеву, — просто повернулся, сел на коня и ускакал. И сразу тяжесть легла на сердце — такую тяжесть не избыть ни песней, ни скачкой, ни смертной битвой, и напрасно Добрыня льет в себя проклятое зелье — не забыть последний поклон старшего брата, не забыть! Словно пелена застлала глаза, и, вытерев очи, Попович вдруг увидел, что рукав вышитой рубахи мокр от слез.
Просмотров: 6