— Крепко досталось, — склонил голову Илья. — Ну так слушайте — до вечера они могут и не сунуться, но кто ж их знает. Потому — стоим здесь и ждем их обратно. Коней, как остынут, напоить, людям пить, что останется...
— Да ты же сам, атаман, велел доспех поярче чистить, чтобы меня никто с печенегом не спутал. Я же хоть и Михайло, а все-таки Казарин, — он расхохотался и подбросил от радости шлем в воздух. — А и не поверит же никто, сам Илья Иванович к нам пожаловал!
Внезапно стало противно. Вот и впрямь доблесть для Первого Богатыря — путать дурного мальчишку, которому богатый отец сумел сброю справить.
— Да нам-то что, — пожал плечами воевода. — Мы — люди, мы привычные. Коням бы хоть до следующего утра отдохнуть — а то ведь хромать начнут, на все четыре ноги спотыкаться...
Она стянула плат с головы, и по плечам рассыпались белые, как снег, волосы. Снова полыхнуло, и в небо взмыл лебедь, но теперь уже черный, сделал круг, крикнул тоскливо и улетел на восток.
— Да где ж его отыщешь, — тихо сказал Муромец. — Его небось на куски саблями разнесли. Боялись его печенеги.