Сказал — и пожалел. Княгиня поднялась с сундука, и богатырь вдруг понял, что сейчас он, Илья Муромец, Первый Русский Богатырь, не осмелится посмотреть Апраксии в глаза.
— Вперед! Вперед, волчья сыть, травяной мешок!
Туча была все ближе, и уже явственно дрожала земля. Шутки смолкли, Илья, оглянувшись по сторонам, увидел посуровевшие лица черниговцев, кто-то, волнуясь, все перехватывал поудобнее копье, перехватывал и не мог перехватить.
Словно во сне, он скакнул вперед, чуть не свалившись в третий ров, и оттолкнулся от кромки, зная, что не перелетит, что это конец, и оба рухнут на дно глубокого, двухсаженного окопа... Передние ноги опустились на край, и чувствуя, что проваливается, не вытягивает, Бурко завизжал, грызя удила. Внезапно повод ослаб, пустые стремена хлестнули по бокам, и страшная тяжесть исчезла со спины. Конь выбрался из ямы, чувствуя, что всадника на нем нет.
Бедный стражник, услышав богатырский рык, выронил мешок и присел в дверях.
— Ну, не пускали, конечно, но я два копья сломал случайно, а потом, когда они стрелами хотели, за меня поп вступился, маленький такой, сухой весь, и просил князя выслушать.