Все цитаты из книги «Удушье»
Имя на сегодняшнем чеке принадлежит какой-то женщине, которая спасла мне жизнь на «шведском столе» в прошлом апреле. В буфете из разряда «берите-что-хотите». О чём я думал? Давиться в дешёвых рестора…
Но, по правде говоря, малышу не хотелось отвечать за себя, за собственный мир. По правде, глупый малолетний говнюк уже задумал устроить в следующем ресторане сцену, чтобы мамулю арестовали и прогнали…
— Нет, — возражает она. — Это называется колоть. Бить кого-то ножом называется колоть, — говорит. — Положи нож и давай просто ладонью.
А сейчас уши малыша болят от холода. Он чувствует, что задыхается, и у него кружится голова. Узенькая грудь этого малолетнего стукача вся в мурашках гусиной кожи. Его соски торчат от холода маленьким…
Все признаки проделок Иды Манчини были налицо.
Монитор демонстрирует один за другим пустые коридоры, которые тянутся во тьму.
Была ли мамуля сострадательной душой, или же потаскухой — трудно сказать.
— Доктор Маршалл здесь, как ты думаешь? — спрашиваю. — Не знаешь, она не замужем?
Множество законов, охраняющих нашу безопасность — эти же самые законы обрекают нас на скуку.
На полке ещё отложена на ночь Коллин Мур, кто бы она ни была. Тут Констэнс Ллойд, кто она ни есть. Тут Джуди Гэрленд. Тут Ева Браун. Всё оставшееся — определённо второй сорт.
Раз уж Дэнни весь день собрался торчать в колодках, мне придётся переколоть все дрова. Самостоятельно перемолоть кукурузу. Засолить свинину. Просвечивать яйца. Нужно забодяжить пойло. Накормить свине…
После того, как в дом въехал Дэнни, я нахожу в холодильнике брусок рябого гранита. Дэнни тащит домой глыбы базальта, руки его пачкаются красным от ржавчины. Заворачивает в розовое одеяло чёрные грани…
Малыш никогда не узнал имя этого человека. Но никогда не забывал ту улыбку.
— Полегче, — говорит. — Ну что ты пытаешься доказать?
Честно говоря, я более-менее её грин-карта.
Полную и безжалостную историю моей сексуальной зависимости. Ах да, это самое. Каждый уродский, говёный момент.
— Точно, в дневнике. Не в справочнике, братан. Про всё, кто твой настоящий папа, написано в её дневнике.
Мама пока на первом этаже, но никто не остаётся там навечно.
Танцовщица посылает мне со сцены порочный взгляд.
Хотя те, кто помнит прошлое, совсем не обязательно хоть в чём-то лучше.
Если вы считаете, что вам вообще что-нибудь пойдёт на пользу…
См. также: Спазмы, жар, септический шок, отказ сердечной мышцы.
И её лицо свешивается на грудь, дёргаясь от коротких вздохов и всхлипов, а жуткие руки тянут вверх край слюнявчика, чтобы протереть ей глаза.
Она говорила мистеру Джонсу — "Пускай всё напряжение в вашем теле скапливается в пальцах ног, потом стекает прочь. Всё напряжение. Представьте, что всё ваше тело гладкое. Расслабленное. Рассеянное. Р…
Здесь парень, который в номере своего отеля вечно валяется голым на покрывалах, с утренним стояком, и ждёт, когда войдёт горничная.
Стоим на месте в ожидании, пока кто-то из нас сдвинется хоть на дюйм.
— Как вы себя чувствуете, миссис Манчини?
Беда в том, что ассоциация каждой птички со своим временем суток сбивает с толку. Начинаешь не смотреть на часы, а слушать птиц. Каждый раз, когда слышишь сладкую трель белошеего воробья, думаешь: «У…
Люди, которые заявляют, что говядина тебя убьёт, не разбираются в этом и наполовину.
— Пойми меня правильно, — говорю. — Я хочу тебя оттрахать. Я очень хочу тебя оттрахать.
А я уже и не прикидываюсь, будто знаю, что на меня похоже.
Только это с учётом того, что вы оба хоть примерно одного роста. Иначе не вините меня за то, что может получиться.
— Ах, она, — говорю. — А я-то думал, вы про то, другое изнасилование.
— Такое помешательство среди матерей не редкость, — склоняется со струной и обвивает ей очередной зуб.
Вчера в Сент-Энтони, рассказываю ему, всё шло как в том старом фильме, где парень и картина: парень там тусуется по вечеринкам и живёт под сотню лет, но никогда не меняется. А портрет его становится …
Потом затолкала трубочку трихлорэтана себе в ноздрю. А может, и нет. Может быть, всё было совсем не так.
«Представьте», — рассказывала она мистеру Джонсу, — "Тень в тумане прямо впереди вас. Продолжайте идти. Почувствуйте, как завеса тумана начинает подниматься. Почувствуйте на ваших плечах яркий и тёпл…
— У меня нынче совсем склероз, — жалуется мама. Трёт себе виски большим и указательным пальцем и продолжает. — Боюсь, придётся рассказать Виктору правду о нём.
Эти люди — легенды. О каждом из этих мужчин и женщин вы слушали истории на протяжении многих лет.
Ещё одна ложка коричневого отправляется ей в рот.
— Хрена с два, братан, — отвечает Дэнни. — Ты мудак.
Авиакомпания не может попросить у тебя доказать, что ты сумасшедший, сказала мамуля. Это получилась бы дискриминация. У слепых же не требуют доказать, что они слепы.
Мы прямо парочка преступников-землекрадов.
— Мы не должны больше видеться, — отвечает она. — Если ты об этом.
И на самом деле всё было вовсе не ради секса.
Ева вкатила кресло в дверной проём маминой комнаты, и сидит там, на вид бледная и усохшая, словно мумия, которую кто-то взял да распеленал, а потом причесал ей редкие спутанные волосы. Её скомканная …
— Кто здесь у нас ещё ведёт работу над четвёртым шагом?
— Хватит, пожалуйста, — просит она. — Мне больно. Пожалуйста, я отдам тебе деньги.
«Нет. Ты что», — возражаю ей, — «Это у меня просто стоит так».
И этот малолетний обсос, этот глупый-преглупый маленький сосунок, который стоял всё то время на месте и трясся полуголый под снегом, и в самом деле веря, что кто-то способен даже пообещать что-то нас…
Это куда в большей мере их день рождения, чем твой, но пройдут годы, а человек будет присылать тебе именинные открытки в каждое нынешнее число этого месяца. Он станет новым членом твоей собственной о…
В тот самый день малыш сидел в классе, а леди из учительской заглянула сказать ему, что его вызов к стоматологу отменили. Минуту спустя он поднял руку и попросил разрешения выйти в туалет. Никакого в…
Очень сложно прийти сюда и не напитаться вины за каждое преступление в истории человечества. Хочется орать в каждую беззубую рожу. «Да, я похитил того ребёнка Линдбергов».
Однажды утром школьный автобус притормозил у бордюра, и пока его приёмная мать стояла, махала рукой, глупый маленький мальчик забрался внутрь. Он был единственным пассажиром, и автобус пролетел мимо …
— Как насчёт — «Те, кто умеют забыть прошлое, на голову выше всех нас»?
— В жопу историю. Все эти ненастоящие люди — самые важные люди, о которых ты должен знать, — учила мамуля.
— Конечно, одобрил бы, — возразила Пэйж. Она выдернула струну, брызнув на меня застрявшим в зубах кусочком. — Разве Бог не пожертвовал собственным сыном, чтобы спасти людей? Разве не в этом вся истор…
— Спасибо, да хрен вам «спасибо», — хочется сказать своим умершим родственникам. — Лучше уж я сам сделаю себе семью.
— Ну, а что если ты воспитаешь опасного, хероватого ребёночка?
— Уж прости, в следующий раз приноси свой вибратор.
Я докажу ей, что я не Иисус Христос. Истинная природа всех на свете — говно. У людей нет души. Эмоции говно. Любовь говно. И я тащу Пэйж по коридору.
А мамуля говорит, что на следующий день возлюбленный девушки ушёл, но его тень по-прежнему была на месте.
— Давай вот так, — кричит ей Дэнни, прикрывая свои очки ладонями.
С краю городской площади за нами наблюдает Его Высочество Лорд Чарли, губернатор колонии, торчит со скрещенными руками и ногами, расставленными почти на десять футов друг от друга. Доярки таскают туд…
— Вызов для сестры Ремингтон. Сестра Ремингтон, подойдите, пожалуйста, к приёмному столу, — её голос громким эхом отдаётся у потолка.
— Братан, — спрашиваю. — Это сколько же их у тебя?
Пока она стояла так, что её тень в последний раз падала на стену позади, я начал обводить её контур.
Если будешь в «Хард-Рок Кафе», рассказала она ему, а там объявят — «Элвис покинул здание», это значит, что все подносы нужно вернуть на кухню и выяснить, какое особое блюдо только что было распродано.
— Ты сделал мне больно, — повторяет Ева, подкатываясь чуть ближе. — А я не забывала об этом ни на минутку.
«Вы оставляете расстёгнутой ширинку или блузку, и притворяетесь, что ведёте переговоры в телефонной будке, стоя в распахнутой одежде без нижнего белья?»
Наверняка ведь даже самый паршивый минет лучше, чем, скажем, нюхать самую лучшую из роз,…там, смотреть самый прекрасный закат. Слушать смех детей.
— Ах да, — отвечаю. — Наш старина Редж, да-да, он спас мне жизнь.
— Сибирская язва! — он постучал себе кулаками по лбу, повторяя. — Сибирская язва. Сибирская язва. Сибирская язва, — похлопал себя по голове и добавил. — Как я забыл так быстро?
— Морти, — говорит. — Я не сутенёрша, — руки сжаты в узловатые кулачки, она трясёт ими в воздухе и продолжает. — Делаю заявление феминистки. Как такое могло оказаться проституцией, если все те женщин…
В Бродвейском театре объявление «Элвис покинул здание» означает пожар.
Если будете в больнице, а в раковую палату вызовут сестру Фламинго — не приближайтесь к тем местам. Сестры Фламинго нет. И если вызовут доктора Блэйза — такого человека тоже нет.
Бэт и Дэнни смотрят на меня взаправду, а я разглядываю нас троих, отражённых в окне.
И никак не выйдет развестись со своей матерью.
Олени трут рога в траве до самого, как она сказала, оргазма.
В холле Сент-Энтони обращаюсь к девушке за конторкой, сообщаю ей, что я Виктор Манчини, и пришёл проведать свою маму, Иду Манчини.
Дэнни держит обе руки по местам и ждёт, пока закрою их. Он туго заправил рубашку. Помнит, что нужно немного согнуть колени, чтобы снять со спины нагрузку. Не забывает сбегать в уборную перед тем, как…
— Меня поймали, когда жевал жвачку, братан, — сообщает Дэнни моим ногам.
Дэнни приходит и уходит, и с каждым днём в доме всё меньше камней. А если не видеть кого-то ежедневно, то заметно, как люди меняются. Я наблюдаю из окна на втором этаже, Дэнни приходит и уходит, толк…
Дэнни, со своим текущим носом, с бритой головой, с намокшим под дождём детским одеялом, ожидает на каждой остановке, и кашляет. Перекладывает свёрток из руки в руку. Склонивк нему лицо, подтягивает р…
— Все вещи, которым тебя учили по алгебре и макроэкономике — можешь забыть, — продолжала она. — Вот скажи мне, что толку, если ты можешь извлечь квадратный корень из треугольника — а тут какой-то тер…
Одной из рук я держу её руку заведенной за спину. Она трётся по мне задницей, и у неё резкое загорелое тельце, не считая лица, сильно бледного и навощённого от избытка увлажнителя. В зеркальной двери…
— Я не говорю, что Иисус типа показывал карточные фокусы, — продолжаю. — В смысле, просто не делать людям плохого — уже было бы хорошее начало.
Вопросы, которые следует задать о боли, это ХОМОПРОС: Характер, Описание приступов, Местоположение, Обострение, Продолжительность, Распространение, Облегчение и Сопутствующие симптомы.
И склоняюсь к лицу Дэнни, одним дуновением задувая пламя. Обхватив одной рукой Дэнни за челюсть, чтобы он не дёргался, вытаскиваю остаток трубочки из его уха. Когда показываю её ему, бумага вязкая и …
— Эти маленькие мальчики, — говорю, проводя кочергой вдоль толпы ребятишек. — Эти маленькие мальчики были совсем как вы. Они были совершенно точь-в-точь как вы.
Медфакультет. Колледж. Другая работа. Или, может статься, он просто очередной сексуальный маньяк из моей группы. Прикольно. Он не похож на сексоголика, но никто никогда не похож.
Убить нерождённого ребёнка. Говорю — даже не будь я им, всё равно, мне кажется, Иисус бы не одобрил.
В дыхании Дэнни можно унюхать кукурузные хлопья. Ещё одно нарушение исторического образа. Он просто магнитом говно притягивает. Доярка Урсула выходит из коровника и смотрит на нас вмазанными глазами,…
— Конечно здесь, — отвечает девушка с конторки, теперь уже немного отвернув от меня лицо, глядя на меня уголком глаза. Взгляд недоверия.
— У тебя с женщинами одна больная тема, — и уходит вдоль по сцене к следующему парню.
Да-да, с девяти до пяти она янки-голубая-кровь, но каждому за глаза известно, что в Спрингбурге, где она ходила в школу, вся футбольная команда знала её под кличкой Ламприния Из Душевой.
— Братан? — говорю. — Ты же серьёзно не считаешь, что во мне есть хоть что-то от Иисуса Христа, правда?
Каждым вечером после работы нужно первым делом просмотреть именинные открытки. Подбить итог по чекам. Всё у меня разложено по акру чёрной площади обеденного стола: платформа для моей деятельности. Зд…
В телефонном справочнике всё больше и больше красных чернил. Больше и больше ресторанов вычеркнуто красным фломастером. Всё это заведения, где я почти умер. Итальянские. Мексиканские. Китайские завед…
Видон у меня, как у коренастого Тарзана из моего четвёртого шага, согнувшегося у обезьяны с жареными каштанами. Жирный спаситель с потрясной улыбкой. Герой, которому уже нечего скрывать.
Если вы собираетесь читать это — лучше не надо.
Высокая миссис Новак с пристальным взглядом — «раздевалка».
— Мы больше не живём в реальном мире, — сказала она. — Мы живём в мире условностей.
Мамуля достала из сумки белую трубочку. Сжала плечо глупого маленького мальчика для равновесия и крепко втянула воздух, воткнув трубочку себе в ноздрю. Потом выронила трубочку на гравий обочины и мол…
— Ага, — говорю. — И я, значит, никого не спасаю.
А для меня — это потряснейший практический семинар. Тут подсказки. Технические тонкости. Стратегии, позволяющие трахнуться так, как и не мечталось. Ведь эти зависимые, когда рассказывают свои истории…
— Иди лучше взамен попробуй спасти ещё кого-нибудь, — говорит мама, не глядя на меня. Смотрит на Дэнни и продолжает. — Виктор пойдёт разыщет тебя, как только мы закончим.
Она рассказала про знаменитого кита-убийцу, который снимался в фильме и потом переехал в новый роскошный аквариум, но продолжал творить непотребство со стенками. Владельцы были очень смущены. Всё дош…
Чтобы сложить костёр, берёшь и сваливаешь в кучу немного палок и сухой травы. Высекаешь искру из кремня. Работаешь мехами. Можешь не воображать ни секунды, будто весь процесс разведения огня заставит…
— Если ты любишь свою мать, — говорит. — Если ты хочешь, чтобы она жила, ты должен сделать со мной это.
— Насчёт заняться сексом в церкви, — просит Дэнни. — Скажи мне, что ты этого не сделал.
Пройдут годы, а этот человек будет всё звонить и писать. Ты будешь получать открытки и, возможно, чеки.
Существует невидимая грань между наукой и садизмом, но тут её сделали видимой.
И никогда в жизни я больше не стану поднимать стульчак в туалете.
Это была вещь, которую в суде после назовут «Жестокое обращение с городской собственностью по небрежности».
Мамуля рассказывает ему, как когда-то давно в Древней Греции была прекрасная девушка, дочь гончара.
— У него какая-то там работа с минимальной зарплатой, экскурсоводом, или что-то такое, — рассказывает. Она вздыхает, и её жуткие жёлтые руки нашаривают пульт от телевизора.
Мне-то нужно быть необходимым для кого-то. Мне-то нужен кто-нибудь, кто пожрёт всё моё свободное время, мою личность, моё внимание. Кто-нибудь, зависящий от меня. Взаимно-зависимый.
— Завтра с утра меня рядом уже не будет, и донимать тебя будет некому.
Переключатель интеркома установлен на номер первый, — слышна лифтовая музыка и как где-то течёт вода.
Все эти старики. Все эти человеческие развалины.
Один в один Дэнни, застрявший в колодках: точно так же Ева задержана в своём развитии.
От голода. Забывают, как глотать, и непроизвольно вдыхают лёгкими еду и питьё. Их лёгкие забиваются гниющей массой и жидкостью, начинается воспаление, и они умирают.
Если будете в холле гостиницы, а там заиграет вальс «Дунайские волны» — валите к чертям оттуда. Не думайте. Бегите.
Спрашиваю, залетела она от него, или что?
Так или иначе — говна во мне по самые уши.
И расправляю руки ладонями вниз над её вздымающейся грудью.
Когда сюда добирается тягач из автоклуба, девушке с конторки приходится идти его встречать, так что я заверяю её, мол, конечно, готов последить за её столом.
— Дайкири, — говорит она. — Меня зовут Шерри Дайкири. Трогать меня нельзя, — говорит. — Но где та родинка, про которую ты сказал?
Та старая городская легенда, про вечеринку с сюрпризом для хорошенькой домохозяйки: когда все её друзья с семьёй спрятались в одной комнате, а когда ворвались и заорали «С днём рожденья!», то обнаруж…
— И на этой стадии твой мозг весит три? Четыре фунта?
В мой следующий визит я по-прежнему Фред Гастингс, и мои двое детей приносят из школы сплошные пятёрки с плюсом. На этой неделе миссис Гастингс красит нашу столовую в зелёный.
То была очередная порция жизненно важной информации.
Потому что теперь я сирота. Я безработный и нелюбимый. Потому что внутри у меня всё болит, и всё равно я подыхаю, только с другого конца.
Маленький мальчик смотрел леди вслед, пока она не удалилась слишком далеко, и помочь уже было нельзя.
— Скажи мне ещё раз, что я бесчувственный мудак.
— Хочу, чтобы ты открывал его. Хочу, чтобы у тебя была такая способность. Создавать собственную реальность. Собственный свод законов. Хочу попытаться научить тебя этому.
Да, нет, наверное. Урсула видела его с газетой.
Ну и я бросаю нож на комод, и поднимаю руку, готовя шлепок. Со спины это делать очень неудобно.
Даже если парень утверждал, что придёт не за сексом, мамуля всё равно говорила ему принести полотенце. Платишь наличными. Не просишь её выслать тебе счёт потом, или расплатиться через какую-то страхо…
Я закрылся у себя в комнате, Дэнни приходит и уходит.
Я был прав насчёт её ушей. Сто пудов, сходство потрясает. Ещё одна дырочка, которую ей не заткнуть, спрятанная и украшенная оборками кожи. Обрамлённая мягкими волосами.
Представьте себе, как этот глупый недомерок позволяет мамуле поставить себя прямо перед школьным автобусом. Как этот подлый мелкий Бенедикт Арнольд стоит, молча глядя в сияние фар, и даёт мамуле стян…
Дэнни наносит пару быстрых штрихов и разворачивает планшетку к ней.
— Сто пудов, — говорит он, шмыгая носом. — Его Высочество на этот раз настучит городскому совету.
Нас лучше разглядывать в зеркале: на плоскости и за стеклом, в фильме, в файле, на странице журнала: кто-то другой, не мы, — кто-то красивый, без жизни и будущего вне данного момента.
— Что если Иисус поначалу просто делал людям хорошее, вроде там, помогал бабушкам переходить дорогу и предупреждал людей, если те забыли выключить фары? — говорю. — Ну, не совсем такое, но вы поняли.
«Паразит» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
Мой первый выбор был пожилой мужчина с массивными золотыми часами, как человек, который сэкономит нам день, взяв на себя счёт за наш ужин. Мой личный выбор была та в коротком чёрном платьице, по той …
Она где-то раздобыла белую футболку, которую стала носить, с надписью «Хулиганьё». Та была новая, но на одном рукаве уже появилось немного крови из носу.
Другие мамы наклонились и зашептали своим деткам, потом утащили их идти смотреть на других зверушек.
Другим способом делается всё так: просто открываете двери, пока не найдёте то, что понравится. Точно как на старых телеиграх, когда выбираешь любую дверь, а за ней приз, который можно забрать домой. …
Обезьяна с каштанами была из тех вещей, которые малышу было не понять, но он в чём-то восхищался парнем. Малыш был глуп, но он знал, что это в каком-то смысле гораздо выше его. Честно сказать, люди в…
— Трихлорэтан, — объявила мамуля, протягивая и показывая ему трубочку. — Все мои тщательные исследования показывают, что это лучшее из существующих лекарство против опасных излишков человеческих знан…
— Ну конечно, сто пудов, — соглашается Дэнни. — Мне нужна твоя помощь, — он спрашивает Бэт. — Что там насчёт нас по ящику?
Дэнни выбирает все кусочки с синевой и откладывает их в сторону. Все кусочки одинаковой стандартной формы — жидкие крестики. Расплавленные свастики.
А я засмеялся. Руками повязывая себе галстук, сказал ей — о да. Да, они как раз такие.
Использовать клизму — тоже метод, но менее надёжный.
Чтобы не кончить, представляю себе места крушения самолётов и процесс вступания в дерьмо.
— Думаю, раз уж Ева смогла втащить нас в эту кашу — то я смогу нас вытащить, — говорила мамуля. — Бог вообще любит видеть энтузиастов.
— Виктор, — зовёт. — Если я тебе понадоблюсь — пошла сбивать масло.
Дикобразы кончают так, — рассказывала она, пока они смотрели, — дикобразы скачут на деревянной палке. Точно как ведьма ездит на метле, — дикобразы трутся о палку, пока та не становится вонючей и скол…
— Надо отдать твоей матери должное за оригинальность, — добавила она.
Спазмы могут означать рак толстой кишки. Могут означать острый аппендицит. Надпочечную недостаточность.
А Дэнни тащит здоровенный серый камень, держа его двумя руками у пояса, пожимает плечами. Месяц назад это был камень, который мы с трудом поднимали вдвоём.
Кончиками пальцев одной руки продавливаю область вокруг своего пупка, вокруг пупочного рубчика, но из ручной пальпации ничего не следует. Простукиваю, выслушивая звуковые вариации, которые могут знач…
В её комнате тот самый запах, так же пахнут теннисные туфли Дэнни в сентябре, после того, как он таскает их всё лето без носков.
Ещё узнаёшь такую вещь: когда стучится рейсовый персонал, можно быстро свернуться «флорентийским способом», когда женщина обхватывает мужчину у основания и туго оттягивает его кожу, чтобы та стала чу…
— Ты тот, кто во втором классе швырнул в грязь все мои учебники.
Чтобы провести трахеотомию, нащупываешь впадинку немного ниже адамова яблока, но чуть выше перстневидного хряща. Делаешь столовым ножом полудюймовый горизонтальный разрез, потом сжимаешь его края и в…
Всё это один и тот же участок территории в форме фасолины, который каждому хочется назвать по-своему.
Притворяясь слабым, ты обретаешь власть. И, напротив, ты даёшь людям почувствовать себя очень сильными. Ты спасаешь людей, давая им спасти тебя.
Она приоткрывает глаза где-то наполовину и смотрит на меня сверху, а я болтаю в воздухе авторучкой, как вы помешиваете чашку кофе. Даже через одежду на моей спине отпечатывается узор канавок между пл…
«Зародышевая ткань», как сказала Пэйж Маршалл. Наша доктор Маршалл с её кожей и ртом.
Моя мама молча смотрит на меня, потом на Дэнни.
— Дигиталис этот, — заметила мамуля. — Тоже не помогает.
— Блин, ну не надо так всё принимать на свой счёт.
Правда заключается в том, что держать мою маму в Сент-Энтони стоит три штуки баксов. В Сент-Энтони дерут под пятьдесят баксов только за смену подгузника.
— Да, между прочим… — говорю. — Пудель, — и позади меня впервые слышу её настоящий крик.
Колодки по центру городской площади пустуют. Урсула проводит мимо меня дойную корову, от обеих разит плановым дымом. Даже у коровы глаза с расширенными зрачками и налиты кровью.
И что пытка будет пыткой, а унижение — унижением, только если ты сам решишь страдать.
— Ах, это, — отзывается она. Со щелчком стаскивает латексовые перчатки и заталкивает их в канистру с надписью «вредные отходы». — Дневник доказывает только одно — что твоя мать помешалась задолго до …
Дело нехитрое, как оно видится доктору Маршалл. Мы делаем такое каждый день. Убиваем нерожденных, чтобы спасти пожилых. В золотых струях часовни, выдыхая свои аргументы мне в ухо, она спросила — кажд…
В какую-то секунду становится легче смотреть в тёмное кухонное окно над раковиной, за которым ночь.
Это была непоколебимость. Смелость. Полное отсутствие стыда. Спокойствие и неподдельная честность. Заведомая способность взять да и стать там, и сказать целому свету: «Да-да, вот так я решил провести…
По правде сказать, секс — это уже не секс, если у тебя каждый раз не будет новой партнёрши. Первый раз — это единственное время, когда в деле участвуют и твоё тело, и голова. И даже на втором часу эт…
— Можешь выйти, но куртку оставь в автобусе.
Формальдегид не помогал. И дигиталис не помогал.
Эта Лиза, Лиза со своей справкой об освобождении на три часа, хватается за свёртки туалетной бумаги, бьётся в сухом кашле, и руками я чувствую: пресс её каменеет в спазмах и идёт рябью у меня между п…
Здесь такой приятный район — даже пиво, которое оставляют животным, всё сплошь импортировано из Германии да Мексики. Мы перебираемся через ограду в следующий задний двор и высматриваем под кустами на…
— Эй, нам бы тут помощь чуток не помешала.
— Когда ты сумасшедший, — сказала она. — Твой внешний вид или твои поступки — вина не твоя.
Когда в кассу просит четвертушек, сказал мальчик в ответ, имеют в виду, что там стоит красивая женщина, и всем нужно подойти на неё посмотреть.
Словно это просто какая-то нечаянность, ловлю себя с пальцем вдоль колонки Маршаллов в телефонном справочнике. Её в списке нет. Иногда по вечерам после работы сажусь в автобус, проходящий мимо Сент-Э…
И я прохожу к столу, падая на пластиковый стул.
После этого они прочтут чтения, всяческие там молитвы, обсудят тему на вечер. Каждый работает над одним из двадцати шагов. Первый шаг — признать себя бессильным. Да, у тебя зависимость, и тебе не ост…
— Как думаешь, Иисус автоматически знал что он Иисус с самого начала — или же его мама или кто-то другой ему сказал, а он должен был вжиться?
Вся мебель — резного дерева: длинный обеденный стол, стулья, шкафы и сундуки, — всё с резными гранями, мебель заляпана по всей поверхности каким-то лаком, напоминающим густой сироп, который почернел …
— Так что же, братан, мама сказала тебе, что я какой-то робот?
Пэйж Маршалл вздыхает. Стягивает рот в тугой узелок и молча на меня таращится. Прижимает свою планшетку к груди, сложив руки крест-накрест.
— Ну, в общем, если веришь в Святую Троицу, то ты и есть свой собственный отец.
Я хочу сказать — просто надоело всё время быть неправым только потому, что я парень.
— Ты даже и не пытаешься. Подсказку хочешь?
— Братан, там дует… Кажется, у меня сзади рубашка вылезла из бриджей.
Другие ребятишки распаковывают завтраки и заглядывают в бутерброды.
Человеку нужен кто-то, кому можно послать чек в Рождество. Так оставайся в роли нищего.
— Не знаю, братан, — отвечает Дэнни. — Просто охота, чтобы дни моей жизни к чему-то складывались.
— Ты мой. Мой. Отныне и навсегда, и не смей забывать об этом.
— Может быть, чудеса — это вроде таланта, и начинать надо с малого.
Он перекатывает камни ногой, потом находит лучший и ставит его на место. Не нужно ведь разрешение рисовать картину, замечает он. Не нужно подавать проект, чтобы написать книгу. А ведь есть книги, кот…
Ты не ешь. И не спишь. Питаться Лизой — не значит есть по-настоящему. Когда спишь с Сарой Бернар — не уснуть на самом деле.
Разведение огня отнимает только минут пятнадцать, поэтому потом я обязан показывать каждой своре детишек большие горшки для стряпни, мётлы из веток, грелки для кровати и прочий отстой.
— Я общалась с вашей матерью. Какая женщина! Эти её политические акции. Все эти её демонстрации. Вы её, наверное, очень любите.
— Наверное, — отвечает Пэйж. — Если не случится чудо.
— Придурок! — орёт она. — Я не говорила «пудель».
Дэнни уже толкает коляску, притом с такой скоростью, что передние колёса подскакивают на трещине тротуара, и детская резиновая голова выскальзывает наружу. Стеклянные глаза широко распахнуты; розовая…
Ева всё ещё тащится за мной хвостиком; я добираюсь в комнату мамы, а её там нет. Вместо мамули в её пустой кровати большая мокрая утка в пропитанном мочой матрасе. Сейчас время душа, как мне кажется.…
— Видите ли, — говорю. — Некоторое время я ведь и правда считал, что я Иисус Христос.
Примечаешь след помады на стене, почти возле пола, и можно только гадать, что здесь творилось. Тут же засохшие белые полоски с момента последнего спускания, когда чей-то поршень выбросил белых солдат…
Говорю — надо организовывать двадцатишаговую программу для камнеманов.
Тут наносишь на карту дикие земли другого типа. Свой собственный бескрайний внутренний ландшафт.
Пока ничто не может стать хуже — оно не станет и лучше.
— Тогда спаси её, оттрахав меня, — советует доктор Маршалл.
— Я просто хочу держать всё под контролем, — говорю. — А взамен — хочу оставаться взрослым.
— Не знаю, как с тобой всё это обсуждать.
А она требует заткнуться и дать ей сосредоточиться.
На самом деле все мои объяснения остались на полу монтажного кабинета, потому что по ящику я просто этот вон потный раздутый маньяк, пытающийся заслонить рукой объектив, орущий на репортёра, чтобы то…
Ну, сажусь я, — а под моим весом из кресла выталкивается облако мерзкой вони.
Представьте, как женщина тянет из вас кишки. См. также: Моя умирающая мать.
— Я тебе не мать, — сказала она. — Вообще, даже близко.
Проматываю сообщения на мамином автоответчике — а там всё тот же тихий голос, пришёптывающий и всё понимающий, говорит — «Состояние ухудшается…» Говорит — «Критическое…» Говорит — «Матери…» Говорит —…
— Бульканье, скрипы, стуки — всё подряд, — отвечаю. Всё, способное показать, что однажды у меня пойдёт процесс испражнения, а стул вовсе не набивается за какой-то преградой.
— Искусство никогда не является из счастья.
Монитор переключается по циклу, демонстрируя парадную стоянку, где остановился тягач, а его водитель сидит на корточках возле голубой машины. Девушка с конторки стоит в стороне, сложив руки на груди.
Должность моя оказалась — быть каким-то ирландским наёмным слугой. За шесть долларов в час это потрясающе реалистично.
Он уже сделал выбор между безопасностью, надёжностью, довольством — и ей.
Нет, говорю ему. Эта старая история. Лет восемьдесят ей.
Её скрученный пальчик вянет, и она усаживается обратно, между ручек своей инвалидки.
— Ляжки у неё уж точно не такие тонкие, — рассказываю Дэнни. — И жопа куда больше, чем у тебя тут.
Волосы на голове Дэнни пытаются отрасти, только некоторые вросли и спрятаны под белыми и красными прыщиками.
Здесь я для всех женщин олицетворяю всё на свете.
Мы безобидны, как псилоцибиновая поганка.
Такое называется «психодрама». Но вы можете звать это проще: новый способ сдать бабулю на свалку.
— Потаскай это для меня с собой, — говорит она, вручая мне тёплую пригоршню кружев и резинок.
Ведь только неосязаемые идеи, понятия, верования, фантазии сохраняются. А камень щербится. Дерево гниёт. Люди, ну что же, они умирают.
Желчь взбирается с места моей блокады, и в моём рту привкус кислоты.
Она командовала каждому из клиентов — «Вдох. Теперь выдох».
Её глаза широко распахиваются, а я протаскиваю ещё ложку пудинга.
Кто-то посетил копировальный магазин в центре города и воспользовался компьютером, чтобы разработать и распечатать сотни купонов, которые обещали бесплатное питание на двоих, на сумму в семьдесят пят…
— Не заставляйте меня кого-нибудь вызвать.
— Я наверху, — говорю. — Не нужно помочь?
Мы можем растратить все наши жизни, позволяя миру диктовать нам, кто мы есть. Нормальные или ненормальные. Святые или сексоманы. Герои или жертвы. Позволяя истории рассказывать нам, какие мы плохие, …
Ситуация безвыигрышная. Каждый мужчина, проходивший когда-либо через жизнь Евы, скорее всего, был в некоем воплощении её старшим братом. Известно ей это или нет, но всю свою жизнь она провела, ожидая…
Что-то глухо бьёт в землю у моих ног. Камень. Бьётся ещё камень. Ещё дюжина. Сотней больше ударов. Камни грохочут, и земля трясётся. Камни врезаются друг в друга вокруг меня, и все кричат.
— Ну да, это её дом, до тех пор, пока налоговики не вышвырнут меня через пару месяцев.
По-прежнему крепко обхватывая руками глотку, тянусь и пинаю его в ногу.
Мужчина, искалеченный автоматической электродоилкой, — его зовут Говард.
Посмотрела бы доктор Маршалл, как они все тут кувыркаются. Я не о том, что она поняла бы.
Все эти чёртовы старики. Эти человеческие развалины.
Вся моя личная жизнь сделана общественной.
— Можешь врать моим пациентам и разрешать их жизненные конфликты, но не ври сам себе, — потом прибавляет. — И не ври мне.
Правильно — мисс Манчини, сообщаю ей. Моя мама не была замужем, если не считать меня, с той дикой эдиповской точки зрения.
Мы живём и умираем, а всё остальное — бред. Это просто позорное девчачье дерьмо насчёт чувств и трогательности. Просто надуманный субъективный эмоциональный отстой. Нет души. Нет Бога. Есть только ре…
Гвен вздыхает, потом тянется и толкает меня в грудь.
Сейчас она смотрится так, что приходится думать про аварии из кучи машин. Представлять кровавую кашу из двух вмазавшихся лоб в лоб автомобилей. Она выглядит так, что приходится воображать братские мо…
— Когда придёт время, — объявляет. — Можешь оставить свой оргазм здесь.
Это двадцатишаговый мир сексуальной зависимости. Сексуально-озабоченного поведения. Вечером каждого дня недели они встречаются в задней комнате какой-нибудь церкви. В разных конференц-залах обществен…
Я творю всё это, чтобы создавать героев. Давать людям испытание сил.
Ну, а я спрашиваю — что он собрался строить?
Или в маленьких игрушках во власть и унижение. Гляньте на Его Высочество Лорда Чарли за кружевной занавеской — просто какой-то провалившийся театрал. Но здесь же он закон, здесь он наблюдает за кажды…
— Вечно ты ненавидишь целый свет, как потрахаешься.
Пускай Бог докажет, что я неправ. Пусть возьмёт да поразит меня молнией.
Здесь вовсе не так называемый «гадюшник». При входе вас не встречает запах мочи. Не за три же штуки ежемесячно. В прошлом веке здесь был женский монастырь, и монашки насадили прекрасный сад из старых…
— Камень всегда камень, — замечает Дэнни. — Но квадратный камень — это сказка.
И, на полном серьёзе, как это по-бабски — считать, что любая человеческая жизнь должна продолжаться и продолжаться.
Значит, охотиться за камнями вместо онанизма. Держать себя таким занятым, голодным, усталым и несчастным, чтобы не осталось энергии разыскать порнухи и погонять кулак.
— Какое-то новенькое твоё увлечение? — и выдыхает дым мне в лицо.
Прихожу домой после пары часов групповой терапии с Нико, Лизой или Таней — а в микроволновке камни. И в сушилке для белья камни. В стиральной машине камни.
Тому подростку, пиши он свой четвёртый шаг, пришлось бы, пожалуй, расписать целый коровник.
А мне достаточно только представить себе Пэйж Маршалл, моё секретное оружие, — и гонка окончена.
— Четыре года отходила на итальянский по студенчеству, — сообщает. — Могу сказать, что здесь написано.
Прошло пять дней с тех пор, как я был достаточно голоден, чтобы поесть. Я не устал. И не нервничал, не сердился, не боялся и не хотел пить. Плохо ли пахнет воздух — сказать не могу. Знаю только, что …
Плюс, сообщаю ей, когда смотришь на вешалку с колготками, там есть какие угодно размеры и цвета. Телесный, серо-угольный, бежевый, коричневый, чёрный, синий, — и не одна пара не приводится как «разме…
— Похоже, у нас около тридцати дней, чтобы наскладировать весёлых приключений на всю жизнь. А потом истечёт срок у моих кредиток.
— Отойдите, все. Освободите тут место. Представление кончилось.
Кроме шуток, это называется «сдать бабулю на свалку», и администрации Сент-Энтони приходится держать определённое количество сданных на свалку бабуль, палёных на экстази детишек с улицы и суицидальны…
Такое не хуже, чем правительство. Только люди, которые подписывают счета в системе пособий Виктора Манчини, не жалуются. Они гордятся. Они на полном серьёзе хвалятся об этом перед своими друзьями.
Заболевания, которые мать может передать потомству, это ЦИТРУС: Цитомегаловирус, Иные (имеется в виду герпес и ВИЧ), Токсоплазмоз, РУбелла и Сифилис. Поможет, если представить себе, как мать передаёт…
Представьте, как вы лежите на лабораторном столе с подтянутыми к груди коленями, в так называемом «положении складного ножика». Ягодицы ваши будут разведены и закреплены раздельно при помощи липкой л…
— Ты про миссис Дженкинс? — переспросил наш мальчик.
— Можете устроить этому парню в жизни настоящий ад? Ну, там, взять повернуть какие-нибудь рычаги и отправить его на обыск прямокишечной полости?
Когда он нагнулся — галстук свесился ему на лицо, не давая смотреть.
Я хочу сказать, — в мире, где нет Бога, разве матери — не новый бог? Последняя сокровенная недостижимая инстанция. Разве материнство не осталось последним настоящим волшебным чудом? Но чудом, невозмо…
— Другими словами, — спрашиваю. — Я должен сделать тебя?
Девочка с фантазией. Это она, должно быть, дала заявление. Девчонка, которой я испортил розовую шёлковую кровать. Гвен.
Все эти жалкие бабы-сексоголички. Как они, чёрт их дери, любят хер.
Я хочу сказать — сколько можно выслушивать от всех, что ты жестокий, предвзятый враг, пока не сдашься и не станешь таковым. Я хочу сказать, козлом-женоненавистником не рождаются, им становятся, — и в…
Чтобы всё замедлить, сильно прижмите мужчину снизу у основания. Даже если дело этим не тормознётся, вся дрянь отступит ему в мочевой пузырь, и сбережёт вам уйму времени на чистку. Эксперты называют т…
Гостиная с виду завалена сходом лавины. Сначала уровень камней поднялся до подножья дивана. Потом с головой были похоронены столики, только абажуры остались торчать из камней. Из гранита и песчаника.…
Она выдёргивает струну, и частицы еды забрызгивают ей халат.
С каждым разом, когда я поднимаю дебильный парик, он становится тяжелее. На этот раз вытряхиваю его об отворот башмака, прежде чем прикрыть им слова «Съешь меня».
— Значит, делай то, что должно естественно следовать.
Полицейские детективы потащили малолетнего слизняка в центр города в казённой машине, потом вверх по лестнице в комнату казённого здания, и усадили его рядом с приёмной матерью, спрашивая — «пыталась…
— Извини, не собирался, то есть, тебя втягивать. Если хочешь, могу взять сам тебе почитать.
Наш общий прикол в том, что мы с Дэнни совместно страдаем зависимостью ещё с 1734-го. Вот так далеко мы забрались. С тех пор, как встретились на собрании сексоголиков. Дэнни показал мне объявление в …
Иногда уже настаёт три или четыре утра, прежде чем Дэнни объявляется у дома, поливая из шланга новый камень; бывают ночи, когда камень настолько велик, что ему приходится вкатывать его внутрь. Потом …
— Они про тебя не знают, поэтому не создавай проблем.
Разумно предположить, что именно так мужчины справлялись со враждебностью Евы всю её жизнь. Берёшь и отвлекаешь её. Ловишь момент. Избегаешь конфронтаций. Сматываешься.
Музыка — громкое танцевальное техно, замикшированное с сэмплами собачьего лая, сигналов машин, марша гитлерлюгенда. Доносятся звуки бьющегося стекла и выстрелы. В музыке слышны крики женщин и сирены …
Гравий хрустел и осыпался у них под ногами. Проезжающие мимо них машины создавали собственные тёплые порывы ветра.
— Полегче нельзя? — говорю Тане. — Ты же не косилку заводишь.
Нам не нужны женщины. В мире полно других вещей, с которыми можно заниматься сексом — возьмите сходите на встречу сексоголиков и запишите себе. Есть печёные арбузы. Есть вибрирующие рукоятки газоноко…
Бэт сидит на камне, глядя на сломанную статую, которую сделал с неё Дэнни. Не такой, как она выглядит на самом деле, а как она видится ему. Настолько красивая, настолько ему кажется. Совершенная. И т…
— К примеру, вот эта гора, — сказала она. Взяла глупый подбородок малыша между большим и указательным пальцами, заставив его посмотреть вместе с ней. — Эта большая славная гора. На один мимолётный ми…
Мистер Джонс получал стандартный курс Мэрилин Монро. Он каменел на кушетке, потел и хватал ртом воздух. Глаза у него закатывались. Рубашка темнела в подмышках. Промежность вздымалась палаткой.
Парень, который щекочет хозяйство об откидные листы депозитных графиков в автоматических справочных.
— Ага, — подтверждает Дэнни, кивая. — Я Виктор.
— Всего пару часиков, — просит она. — У меня нету карманов.
С доктором Пэйж Маршалл, с новой потенциальной дозой сексуального анестетика.
Мамуля помахала рукой, чтобы он за неё схватился.
Вокруг нас едят люди в броских шмотках. Со свечами и хрусталём. С полным набором вилочек специального назначения. Никто ничего не подозревает.
— Но откуда я знаю, что тебе можно доверять? Я даже не уверена, кто ты такой.
Всё это вещи, которые мамуля, бывало, ему рассказывала.
А если они не знают про её ублюдочного ребёнка, то им гарантированно неизвестно и про её непристойное поведение, и про покушение на убийство, и про создание угрозы по небрежности, и про издевательств…
Мамуля сказала, что по тому же сценарию развивается и большинство брачных союзов у людей.
От неё не пахнет розами, лимонами или хвоей. Вообще ничем таким не пахнет, даже кожей.
В те разы мне казалось, что каждая из них должна быть кем-то особенным, но без одежды они оказывались как все на свете. Теперь её задница так же заманчива, как точилка для карандашей.
— Фига народа дороге маленькая закатом пела верёвку пурпура вуалью нету, — вот так они говорят.
— Я извиняюсь, но у нас тут вышло ужасное недоразумение.
Сбивчивость означает, что накрылись почки, серьёзную почечную недостаточность.
— Ты же ещё не уходишь, правда? — смотрит на Дэнни мокрыми глазами, и её старческие брови встречаются над переносицей. — Я так по тебе скучала, — говорит она.
Прекращаю писать. У меня болит сердце, но я уже забыл, к чему бы это.
Вот он я, трудовой народ ранней колониальной Америки.
— Если бы ты был маслобойкой, у нас ещё полчаса назад вышло бы масло.
Даже если приходится самим платить за наши порции: я считаю, чтобы делать деньги — нужно деньги вкладывать, так?
— Раз уж дата на нём не 1734 год — ты в жопе. Это нарушение образа.
Она вытирает глаза, хлюпает носом и ненадолго поднимает взгляд.
Древняя девушка, рассказывает мамуля, больше ни разу не видела своего возлюбленного.
Нет, не смог. Я чуток встрял на этой мутной теме с убийством ребёнка.
— Вечно всё было недостаточно хорошо, — говорит моя мама. — И вот, под конец моей жизни я осталась ни с чем…
— Когда-нибудь оно будет стоить всех наших усилий, я обещаю.
— Можно тебе кое-что сказать? Можно тебе сказать только одну вещь?
«Схема Понзи» — неподходящий термин, но это первое, что приходит на ум.
Потом цепляю висячий замок. Потом выуживаю кусок тряпья из камзольного кармана.
Вот почему однажды полиция забрала глупого маленького мальчика из школы и привезла его в центр. Чтобы узнать, не слышал ли он чего от неё. От мамули. Не знал ли он, быть может, где она скрывается?
— О крошка, вонзай мою плоть во свою. О да, вонзай меня, крошка.
Правду обо мне: кто на самом деле я, мой отец, и всё остальное, — если мама её и знает, значит, она слишком сдурела от чувства вины, чтобы рассказать.
В свете луны мы с Дэнни и Бэт смотрим, пытаясь разобрать, кто всё ещё здесь.
— Причина, по которой я странствую, в том, что если вдуматься — вообще нет причин делать всё, что угодно.
Здесь, в Сент-Энтони, каждый вечер по пятницам крутят фильм «Игра в пижамах», и каждую пятницу одни и те же пациенты приходят посмотреть его впервые в жизни.
Речь о том, что сексоманы приобретают зависимость от химических веществ, вырабатываемых телом при постоянном занятии сексом. Оргазмы наполняют тело эндорфинами, которые оказывают обезболивающее и тра…
Все эти вещи мамуля рассказывала глупому маленькому мальчику, пока они сидели в потоке машин. Вот когда ещё у неё начала ехать крыша.
Тогда она исчезла. А несколько дней спустя неопознанная женщина с криками сбежала по центральному проходу театра во время тихой, скучной части какого-то большого роскошного балета.
Они готовы были заплатить двести баксов за то, чтобы попасть в транс и повстречать Мэри Кэссетт в подбитом лифчике.
Поднимаешь палец над раскрытым телефонным справочником.
— Братан, давай ещё раз. Это круто. Вычисти мне второе ухо.
— Вас интересовали другие варианты, — говорит.
— Нужно сделать ей более шишковатые колени, — советую.
Но когда она отпускает микрофон, из интеркома снова доносится голос, тихий и шепчущий.
— Ты сказала бы мне, если бы по моим словам выходило, будто я в чём-то сильно нуждаюсь, правда?
Я творю всё это, чтобы вернуть в жизни людей дух приключения.
— Аки дым рассевается, тако же и ты прогони их; аки же воск топится в пламени, — читал он. — Тако же пускай безбожье сгинет пред лицом Господа.
Тот же самый кто-то был известен как кое-кто, укравший картонную коробку из-под кровати священника. В той коробке были последние бренные мощи одного человека. Кого-то знаменитого.
Пэйж всё время была со стетоскопом в ушах, молча слушала собственное сердце.
— Братан, — произносит Дэнни. Разворачивает стул задом наперёд и присаживается на него к столу, склонившись вперёд на спинку. — По моему личному опыту, такие паззлы лучше всего получаются, если снача…
«Токсикоз беременных» — неподходящий термин, но это первое, что приходит на ум.
— Ебитесь-ка вы все, ребята, в рот, — подхватывает лифчик и исчезает.
Второй этаж для лежачих пациентов. На третий этаж люди отправляются умирать.
На работу я согласился просто потому, что есть вещи и похуже, чем работать с лучшим другом.
Несколько чёрно-белых цыплят, — цыплят без глаз или на одной ноге, — деформированные цыплята притащились поклевать блестящие пряжки моих башмаков. Кузнец продолжает колотить по железу: два быстрых и …
«Вдовец» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
Трясущаяся как у пьяницы мамина старческая рука с дрожанием поднимается и подбирает комок красного пуха у Дэнни с лысины.
— Не знаю, — отзывается Дэнни. — Ребёнок — это же не собаку завести. Я хочу сказать, дети живут очень долго, братан.
Теперь Ева начинает хныкать, свесив лицо в руки, трясётся всем телом.
— Эй, — говорю. — Не смей пользоваться этим на мне.
— Не сюда, братан, — показываю назад и поясняю. — Мамин дом там, сзади.
В этот раз она провела вне тюрьмы всего пару недель — и уже начало твориться всякое-разное.
Только один раз я задал вопрос про её семью, про дедушку с бабушкой, которые остались в Италии.
Если же как-то вы проскочите через двери выхода — браслет, ясное дело, включит тревогу.
Она бритая. Загорелая и смазанная до безупречности, она напоминает не столько женщину, сколько щель для втыкания кредитной карточки. Она толкает себя нам навстречу, и во мрачной красно-чёрной цветово…
Она наблюдает за мной, пока я не отступаю аж в коридор. После этого говорит Дэнни что-то, чего мне не расслышать. Её трясущаяся рука тянется и трогает блестящую синеватую лысину Дэнни, касается её пр…
— По директивам II Ватиканского устава, — рассказывает она. — Церковные стенные картины зарисовали. Фрески и ангелов. Извели большую часть статуй. Все те невероятные таинства веры. Всё исчезло.
Тот же случай, когда таблетка может значить и что-то хорошее, и что-то плохое.
— Только глянь на нас, братан, — говорю. Нахожу бутылку с уцелевшим пивом, а оно тёплое. Продолжаю. — Стоит женщинам всего лишь раздеться — и мы отдаём им все свои деньги. В смысле — почему мы все та…
Почти во всех больницах сестра Фламинго значит пожар. И доктор Блэйз значит пожар. Доктор Грин означает самоубийство. Доктор Блю означает, что кто-то перестал дышать.
— Потаскай это для меня с собой, — говорит она, вручая мне пригоршню шёлка.
Стоит мне войти в комнату и представиться Фредом Гастингсом — она тычет пультом в телевизор и выключает его.
— Нет, ну вы посмотрите, — возмущается она. — Это уже переходит всякие границы. Я разрешала себя изнасиловать. Я не разрешала портить мои колготки.
Единственный способ запомнить хоть что-то из курса медицины — мнемоника.
Мы все в ловушке. Тут всегда 1734-й. Каждый из нас, все мы застряли в одной временной капсуле, точно как в тех телепередачах, где всё те же люди торчат в одиночку на каком-нибудь пустынном островке т…
Потому что здесь вроде как больница. Здесь центр по уходу.
«Представьте, что большой вес давит на ваше тело, погружая ваши руки глубже и глубже в подушки дивана». Плёнка крутится в наушниках; не забыть лечь спать на полотенце.
Пэйж встаёт с кресла и кивает головой в сторону двери, и я следую за ней в коридор.
С другой стороны, всё меньше и меньше Виктора Манчини сидит на стуле у её кровати.
Даже если застрянете на «Боинге 757-200», даже в крошечном переднем туалете, всё равно можно организовать усовершенствованную китайскую позицию, когда вы сидите на унитазе, а женщина пристраивается н…
Бэт берёт термометр посмотреть, потом кладёт свою прохладную руку мне на лоб.
— Прости, что влезла. Обещаю — не расскажу ни одной живой душе.
В кармане моего камзола — её дневник. Между страницами дневника торчит старый счёт от центра по уходу. Втыкаю цветы в утку, пока отправляюсь поискать вазу и, может быть, что-нибудь ей поесть. Столько…
Быть может, длинношеий мужчина в очках с тонкой оправой.
Его очки напоминают мне о докторе Маршалл, и я рассказываю, что в моей жизни появилась новая девчонка, настоящий доктор, и, на полном серьёзе, её стоит потискать.
Да, она была врачом. Говорила торопливо, слова её сбивались в кучу. Да, она была пациентом, которого здесь держат. Быстро выщёлкивая и отщёлкивая авторучку. На самом деле она была доктором-генетиком,…
— О, Колин, — мычит она по ту сторону. — О, Колин.
Она меня больше не знает. Скучать не будет.
Между мной и фарами — очертания тысячи людей без лица. Всех людей, которые думали, что любят меня. Которые думали, что вернули мне жизнь. Их испарившаяся жизненная легенда. Потом одна рука поднимаетс…
Всё рискованное или волнующее — отправило бы тебя за решётку.
Губернатор колонии продолжает пялиться на меня с Дэнни на предмет наших исторических несоответствий, чтобы добиться в городском совете изгнания нас в дикие пустоши: выпереть за городские ворота, чтоб…
По ночам мамуля пробиралась с маленьким мальчиком по задним дворам других людей. Она пила пиво, оставленное людьми для улиток и слизней, обгрызала их дурман, паслен и кошачью мяту. Она притискивалась…
— Всё здесь в порядке? — спрашивает старуху в кресле. — Пэйж не делает вам больно, правда?
Быть может, это окажется восемнадцатилетний помощник официанта, или парень в вельветовых брюках с водолазкой, но один из этих людей будет оберегать меня всю свою жизнь как зеницу ока.
— Спасибо за поддержку. В смысле, что соврала.
— Свою справку об освобождении, — вспоминаю. Щёлкаю пальцами. — Принесла?
Прошу её прощения, но мне по-прежнему надо разыскать немного пудинга.
Прошу Дэнни снова прокрутить плёнку. Я уже почти готов предстать перед мамой.
Когда официант принесёт счёт, можно расплатиться купоном. Чаевые туда включены.
Воскресенья означают Лиза, и я подбираю её на стоянке около общественного центра. За пару дверей от встречи сексоголиков мы переводим немного спермы в подсобке, со шваброй, стоящей рядом с нами в вед…
Ева считает, что я её старший братец, который пихал её когда-то, век тому назад. Соседка мамы по комнате, миссис Новак, со своими здоровенными жуткими висячими грудями и ушами, считает, что я её ублю…
Это даже после того, как Пасхальный Кролик оказался враньём. Даже после Санта-Клауса, Зубной Феи, святого Кристофера, ньютоновой физики и атомной модели Нильса Бора, этот глупый-преглупый малыш по-пр…
Дэнни заталкивает шмотьё под стул с обивкой.
За стеклянными дверьми женщина, которая елозит туда-сюда шваброй. Нико стучится в стекло, потом показывает на свои наручные часы. Женщина окунает швабру в ведро. Поднимает её и выжимает тряпку. Присл…
— Подозреваемый на наркотики? — спросил мальчик, потом сказал. — Да, наверное, подсказку.
— Чёрт, — произнесла она. — Умоляю, скажи мне, что это не мы.
— Извини, — и лезу поднимать парик. Он уже не особо белый, к тому же воняет, — ведь, пожалуй, тысячи собак и цыплят отливают на этом месте каждый день.
И может быть, наше дело — открыть что-нибудь получше.
Поскольку она только что вышла из ванной, шерсть у неё мягкая и пушистая, а не приглажена так, как когда первый раз стаскиваешь с женщины нижнее бельё. Моя свободная рука пробирается у неё между ног,…
Наблюдая из окна за Дэнни, я сам словно камень. Я остров.
Моя мама на месте. Она тут же, в постели. Она просто спит — и всё, живот её — просто вздутый холмик под одеялами. Кости — это единственное, что осталось у неё внутри рук и ног. Голова её тонет в поду…
Потом скомкала карту и скормила её открытому окну.
— Никогда, — отвечаю я. — То есть, это невозможно.
Они получают что хотят, плюс хорошую историю для пересказа. Жизненный опыт.
— Не ври мне, братан. Я не тот, кому нужны утешения.
Считается ли то, что я сказал насчёт любви к Пэйж враньём или признанием — не знаю. Но это была уловка. Просто чтобы свалить в кучу ещё больше всякого девчачьего говна. У людей нет души, и я абсолютн…
Её часы показывали, что до следующего клиента им оставалось около сорока минут.
— Серьёзно, — говорю, начиная щёлкать щипцами, разжимая их и сжимая. — Вашему учителю стоило бы рассказать вам, что в былые времена маленьких мальчиков частенько убивали.
Здесь рассказ про глупого малолетнего проныру, который, это уж точно, был чуть ли не тупейшим мелким хамоватым плаксой и стукачом-ябедой из всех, живших на свете.
По ящику я пытался сделать одно — объяснить всем, что недовольства не было. Пытался убедить людей, что сам же и заварил всю кашу, позвонив в город и рассказав, что живу недалеко, и какой-то псих стро…
Но если у вас возникнет желание провернуть то, что «Кама Сутра» называет «ворон», или «квизад», или всё остальное, для чего нужно больше двух дюймов движения туда-обратно, то лучше надейтесь попасть …
Пытаюсь заправить его футболку обратно, — а пупок у него набит пухом самых разных оттенков. На работе, в раздевалке, мне доводилось наблюдать, как Дэнни стягивает с себя штаны вместе с надетыми на ни…
— То есть, мне кажется, слабоумие твоей матери берёт начало ещё до твоего рождения. Согласно с тем, что написано в её дневнике, она была помешана как минимум с последних лет третьего десятка.
Если верить католической церкви, то Иисус объединился со своей крайней плотью при воскресении и вознесении. Если верить истории святой Терезы из Авилы, то когда Иисус явился ей и взял её в невесты, к…
И добавляю, что застрял на своём четвёртом шаге, будто навечно.
Для школьников, которые сюда приходят, великое дело — посетить курятник и понаблюдать, как высиживаются яйца. Хотя обычный цыплёнок ведь не представляет такой интерес, как, скажем, цыплёнок с только …
Ведь ничто не окажется настолько совершенным, насколько ты можешь его представить.
— Потому что это моя полка, ты сам сказал, — говорит. — И там не просто камень, это — гранит.
На полном серьёзе, когда автобус высадил меня сегодня у Сент-Энтони, я заметил, что у неё спущены две шины. Оба задние колеса стоят прямо на ободе, сказал я ей, заставляя себя всё время поддерживать …
«Свобода» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
— Мои ноздри будут очень признательны, если на тебе не будет никакого одеколона, лосьона или дезодоранта с сильным запахом, потому что я очень чувствительна.
А глаза моей мамы по-прежнему закрыты, а грудь её наполняется и опустошается длинными, глубокими циклами.
«Милосердие» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
Сгребаю несколько коровьих куч, с осторожностью, чтобы они не ломались пополам. Чтобы их сырые внутренности не завоняли. Раз у меня все руки в коровьем дерьме — нельзя грызть ногти.
Думать о сгнившей кошачьей жратве, воспалённых язвах и просроченных органах для пересадки.
— Даже если рассказ твоей матери правда, нет доказательств того, что материал был взят от действительной исторической личности. Скорей уж окажется, что твой отец был каким-нибудь нищим еврейским неиз…
И стоя там, в коридоре, в ярком свете восходящего за окнами солнца, я вынул чёрный фломастер из нагрудного кармана её халата.
Я спросил — может нам сойдёт резиновый нож?
— Миссис Манчини, миссис Манчини, миссис Манчини…
А я, серьёзно, к ней и не лезу. Могу последить за её столом сколько нужно, пока она сходит за кофе. Я не заигрываю.
Уверен, никогда ведь не увижу стих, способный сравниться по прелести с горячо бьющим, жопосводящим, кишкораздирающим оргазмом.
— Если твоей целью было задеть мои чувства, то можешь давать уроки.
Прибежал стюард ресторана. Эта в коротком чёрном платьице предстала передо мной. Мужчина в массивных золотых часах.
Ведь, по правде, любой сын, воспитанный матерью-одиночкой, в каком-то смысле родился женатым. Я не уверен, но похоже, пока мама твоя не умрёт, любая другая женщина в твоей жизни может стать только ст…
Как в случае закодированных публичных объявлений, вальса «Дунайские волны» и сестры Фламинго, недоумеваешь — что происходит?
«Месть» — неподходящее слово, но это первое, что приходит на ум.
— В другом месте мы увидеться не сможем, — говорит.
Если ищешь просветление, сказала мамуля, то новая машина — не ответ.
— Прости, братан, — и пристраивает открытку на место.
Прямо сексуальный эквивалент «Я в домике».
— Чёртов сенбернар, — сказала она, направив на себя зеркало заднего обзора.
Под неосязаемым она понимала Интернет, фильмы, музыку, рассказы, искусство, сплетни, компьютерные программы — всё, что не на самом деле. Виртуальные реальности. Выдуманные вещи. Культуру.
Чёрт возьми, отныне я ссу на каждый стульчак.
Из-за того, что не дышу, у меня на шее набухают вены. Моё лицо краснеет и наливается жаром. Пот струится по лбу. От пота мокнет рубашка на спине. Крепко обхватываю себя за глотку обеими руками, — уни…
Даже в церкви, даже, когда она лежала на алтаре, без одежды, эта Пэйж Маршалл, эта доктор Пэйж Маршалл — мне не хотелось, чтобы она стала просто-напросто очередной дыркой.
Просматривая телефонный справочник, моя задача подобрать для мероприятия публику классом повыше. Нужно идти туда, где лежат реальные деньги, и тащить их домой. Не стоит давиться насмерть кусками куря…
Люди уже привстали на сиденьях своих стульев.
Быть может, сегодня вечером это окажутся они.
В первую неделю моего пребывания здесь, одну девчонку повязали за то, что мычала песню группы Erasure, когда сбивала масло. Вроде как, да, группа Erasure была в истории, но недостаточно давно. Даже з…
— Ты что, так и застрял в процессе четвёртого шага? Помочь тебе припомнить всякое, чтобы записать в блокнот?
— Морти, тебе нужно настоять, чтобы всё дело вышвырнули из суда, — и со вздохом укладывается на кучу подушек. От слюней изо рта белая наволочка окрашивается в светло-голубой, касаясь её щеки.
Даже если парни утверждали, будто желают немного сбросить вес — они хотели секса. Если желали бросить курить. Справиться со стрессом. Перестать грызть ногти. Вылечиться от заикания. Бросить пить. Очи…
— Тэмми, — говорит. — Фред и Тэмми Гастингсы.
— Ева, — говорю. — Крошка, солнышко, сестричка моя, любовь моей жизни, ну конечно мне стыдно. Я был свиньёй, — продолжаю, глядя на часы. — Ты была такой горячей штучкой, что я слетел с тормозов.
Слышен только шум дождя, вода барабанит по лужам, по соломенным крышам, по нам, — размывает всё.
— Так ты хочешь сказать, что спишь только с простыми смертными? — спрашиваю.
— Братан, — сообщаю. — Кажись, там по-итальянски.
Ещё одна старушка радостно тарахтит и кайфует как попугай с тех пор, как я сознался, что каждую ночь ссу ей в постель.
Видеокамеры безопасности наблюдают за тобой с каждого ракурса.
Потому что мне никого не спасти — ни как доктору, ни как сыну. А раз мне никого не спасти — значит, не спастись и самому.
У меня дико болит задница; лезу туда пальцами, потом осматриваю их на предмет крови. При том, как мне больно, вообще удивительно, что всё тут не залито кровью.
Показываю детишкам — «ближе». Старая рифма насчёт «Джорджи Порджи», рассказываю им, на самом деле про короля Англии Георга IV, которому вечно было мало.
Любовь говно. И чувства говно. Я скала. И урод. Я наплевательский мудак — и горжусь этим.
Листок гласит — «Надёжное слово — ПУДЕЛЬ».
А детективы спрашивают меня, чего я рассчитывал добиться, сознаваясь в преступлениях других людей?
— Хочу, чтоб ты наполнил меня своей верой.
Потом она уходит за бронированные двери, а я сажусь за её стол. Смотрю на экран: тут зал, сад, какой-то коридор, каждые десять секунд. Высматриваю Пэйж Маршалл. Одной рукой переключаюсь с номера на н…
— Ева Мюллер — моя мать! И она говорит, что ты уложил её и сказал, что это у вас секретная игра.
— Ой блин, — поднимает струну красных резиновых шаров, демонстрируя её мне, и сообщает. — По идее здесь должно быть десять.
А если искупать жену в буйволовом молоке и коровьей желчи — то любой мужчина, который ей воспользуется, станет импотентом.
Это основная беда с музеями живой истории. Вечно они выбрасывают всё самое лучшее. Вроде тифа. И опиума. И алых меток. Позорного столба. Сожжения ведьм.
— Мастурбация, — сообщила мамуля. — Их единственное средство для побега.
— У нас есть только этот узенький промежуток для удобного случая, — говорит она.
— Стой, — идёт к комоду и возвращается с розовым пластмассовым вибратором.
Консерванты — вот что ей нужно. Чем больше консервантов, мне кажется, — тем лучше.