Прошу Дэнни снова прокрутить плёнку. Я уже почти готов предстать перед мамой.
Девушка переключает интерком на цифру девять по шкале, и теперь слышны звуки испанского радио и громыхание железных кастрюль из кухни, оттуда, где кофе.
Над ними грудью в небо вздымалась гора, задевающая облака и укрытая соснами, — а потом, повыше, шапочкой снега. Она была такой большой, что, сколько бы они не шли, оставалась на том же месте.
— Эй, Виктор! Помнишь меня? В «Шез-Буфет»? Ты тогда чуть не задохнулся…
— Либо мы поставим ей в желудок трубку, — говорит врач. — Либо она умрёт с голоду.
— Потаскай это для меня с собой, — говорит она, вручая мне тёплую пригоршню кружев и резинок.