Над ними грудью в небо вздымалась гора, задевающая облака и укрытая соснами, — а потом, повыше, шапочкой снега. Она была такой большой, что, сколько бы они не шли, оставалась на том же месте.
— Эй, Виктор! Помнишь меня? В «Шез-Буфет»? Ты тогда чуть не задохнулся…
— Либо мы поставим ей в желудок трубку, — говорит врач. — Либо она умрёт с голоду.
— Потаскай это для меня с собой, — говорит она, вручая мне тёплую пригоршню кружев и резинок.
— Просто предположим, — рассказываю. — Что она собирается раздавить мозг этого нерождённого зародыша, высосать всю кашу большой иглой, а потом впрыснуть эту фигню в голову кое-кого из твоих знакомых, у кого повреждение мозга, чтобы его вылечить, — говорю.
Под яблоней сидит девчонка, достаточно близко, чтобы разглядеть в ней Шерри Дайкири из стрип-клуба. Под ней расстелено одеяло, а она достаёт белые пакеты с закуской из коричневой кошёлки, открывая каждый из них.