Все цитаты из книги «Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени»
Я замешкался. Конвоир подтолкнул меня в спину.
Барахтаясь, я попытался встать. Куда там! Из-под такой туши не выскочишь. Моя голова очутилась под водой. Пытаясь разжать железные пальцы, я извивался, как уж.
Приклад врезался Шраму в подбородок —тот словно не почувствовал, и вдруг рассмеялся, вызвав ярость у Осамы. Приклад замелькал в морозном воздухе, описывая равные полукружья. Шрам и не думал защищатьс…
Заглянув в дверной проем, увидел кучу пепла посреди комнаты, окно, сугроб, а слева, в углу, — что-то длинное, черное, похожее на сверток. Сверток пошевелился. Держа автомат наизготовку, я приблизился.
Вот и Пустошь. Упряжка въехала на мост. Река разлеглась внизу —широко и вольно.
— Был. Там все был. Слабый стать сильный —нельзя. Но женщина и мальчик жалко.
— Больше всего боюсь высоты, — призналась она, поймав мой удивленный взгляд.
Трубка пискнула, на экран выскочила надпись: «0 единиц. Выньте карту. Карта непригодна».
Христо был один. Надев на нос очки с треснувшим стеклышком, он читал.
— Сегодня ночью ты разговаривал во сне, — сказала Марина, тяжело дыша от ходьбы, — Звал какую-то Анюту. Кто это?
У магазина «Продукты» стояла закрытая на замок бочка с квасом.
— Не знаю, кем ты был до Дня Гнева, но Джунгли явно пошли тебе на пользу. Они изменили тебя в лучшую сторону. Ты —хороший человек, Андрей.
«Гейша» указала на огромную, пышущую жаром плиту, рядом с которой стоял моложавый с виду японец. Он поклонился.
— Андрей, — сквозь муть я увидел Марину. Сел, встряхнул головой. В ушах гудело —я потрогал мочку, на пальцах осталась кровь.
— Так вот, проникнуть в Резервацию можно через люк у восточной стены…
Кляйнберг коротко свистнул. Питеры подались в стороны, пропуская кого-то приземистого и широкого. Человек приблизился, и теперь можно было разглядеть его лицо. Но лица не было. Вместо него —нечто ярк…
Желтый скрипнул зубами и отвернулся. Конечно, я знаю, когда из тоннеля вынырнет голова Поезда, но сказать во всеуслышание —быть дураком.
Я двинулась к двери с золотистой табличкой: «Чистая Жизнь. Администрация».
— Не думаю, что ее разбудил Ахмат, — задумался отец Никодим. — Скорее, просто настал ее час. Эй.
Ольга окидывала взглядом красиво подведенных глаз улицу, сверкающую огнями.
Через некоторое время в воздухе раздался шум электрички, замер, потом раздался вновь.
Я встал в строй, стараясь не смотреть на Бориса.
И тут же пожалел об этом. Конунг Сергей побагровел.
Опять эта грань! Я уже думал о ней, после приговора трибунала, лежа на постели в квартире конунга Ахмата.
— Ну, не будем ссориться, — коротышка вдруг сменил гнев на милость.
Как тревожно здесь! Тревожно и … знакомо.
Потом вдруг грудь старухи, прикрытая тряпьем, поднялась и стала медленно опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас она вздохнет и поднимется, но, сделав нескольк…
— Вторая —Военная —База —салютует —тебе —отец!
Кроме задремавшей кондукторши, в автобусе не было никого.
Что-то жесткое задело висок: я чуть не вскрикнул от боли, выругался.
Я оглянулся. Марина заслонилась рукой от фонаря.
А вдруг и вправду, времена поменялись, (кажется, так сказал Звоньский).
— Это твоя униформа. Пойди и переоденься.
Зеленка. Спиртовая настойка (вроде абсента).
Игрок молчал, и когда показалось, что он не ответит, вдруг заговорил.
Весна, и правда, оказалась короткой. Небо заволокло тучами, пошел снег.
В голосе главы ОСОБи вдруг появились просительные интонации.
— Не стоит, — предостерег я. — Они живучи.
Рустам прикрыл ладонью рот, со страхом глядя на меня.
Шли молча. Марина —впереди; ветер играл рыжими прядями.
Луч фонаря заметался по гранитному полу, залитому водой. Нашел люк.
— Сегодня по приглашениям, — неприветливо сообщил охранник.
— Ахмат, стрелок АМР, доставлен, — доложил приведший меня особист.
— Слава конунгу, — нестройно протянули стрелки и разбрелись.
— Такое впечатление, что их только из Джунглей пригнали. Дикари.
Марина положила палку на дно саней и повернулась ко мне.
Глава ОСОБи задумчиво посмотрел в окно, за которым тянулись бараки.
— Заткнитесь, — раздался недовольный окрик Варяга. — Чего тебе?
— Конунг, — подал голос Белка. — Как думаешь, Самир и Машенька переметнулись к питерам?
— Да, все нормально. Все-таки я двужильный, — сказал я и поднялся. Кровь бросилась в голову, в глазах потемнело. Марина подскочила, не дав мне упасть, подставила плечо.
Он кивнул на фотографию голой самки на стене.
Мозг обливался расплавленным свинцом, а сердце билось где-то в горле.
Коридор был узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, — кишка, оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная…
Красная площадь осталась позади, упряжка понеслась вдоль поросшего кустарником берега реки. Зеленая вода неподвижна, лишь кое-где плыли по течению снежные островки. Посреди широкой дороги замерли про…
Я повернул голову, куда указывала рука Киряка в грязно-белой перчатке. В одном из верхних окон трехэтажного здания, явно выбивающегося из общей громадности строений Мертвого района, что-то виднелось.…
— Офицер, — подал голос кто-то из «номеров». — Мы еще даже не ели…
Луна скрылась за тучей, стало темно. Я думал, Марина остановит упряжку, но не тут-то было: собаки не сбавили скорости. Мы въехали на мост, полный мертвых автомобилей, — река внизу струилась черной ле…
Усиленный динамиком голос отца Никодима разносил по плацу слова о подвиге, о самопожертвовании, о славе. При всем желании я не мог принимать эти слова на свой счет и с нетерпением ждал, когда он зако…
— Хорошо? — неуверенно засмеялся я. — А где же твоя жалостливость?
Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.
Я метнулся к окну, за подвешенное тело. Звук пуль, врезавшихся в одеревенелое мясо, напомнил частый дождь.
— Теплица номер четыре, — отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.
Я и со мной два бойца —больше не позволял узкий дверной проем —вышли из школы первыми. Нас встретили наглые ухмылки и матерные окрики питеров, выстроившихся полукругом так, чтобы дула их автоматов гл…
Он был настоящим атлетом: рослый, грудная клетка широкая, с ясно выраженными мышцами, мощный затылок с коротко остриженными рыжими волосами. Одет в костюм олимпийской сборной России. Невзоров мог бы …
Кто-то тяжелый навалился на меня, придавил к настилу. Я увидел казнь —как это будет: плотные ряды стрелков, ухмыляющегося Лорд-мэра, палача в противогазе, слепого Киркорова, поющего фальшивым голосом…
Нужно идти на Поляну и ждать Поезд… Но, черт побери, как саднит рука! Я закатал рукав куртки и ужаснулся: из ровного и глубокого пореза лилась кровь, но самое скверное —рука немела. Этот мудак отнял …
Чудачка! Как будто есть другая жизнь. Я, например, другой жизни не знал.
— На выход, — коротко бросил начсводотряда, оглядывая кабину.
— Накинь на него браслеты, — брезгливо сказал Лорд-мэр, — что-то распетушился не в меру.
— Ты многого о нас не знаешь, конунг, — отозвался Кляйнберг. — Вы, москвиты, заносчивый народ.
— Хорошо, — крякнул я, с удовольствием отметив пустую кружку в руке Николая, его покрасневшее лицо и заблестевшие глаза. Не давая рассеяться теплу, я наполнил кружки по новой. Зеленка уже не так жгла…
«Зайка моя, я твой зайчик!», — возникло в памяти. К чему это?
Встрепенувшись, я невольно вскрикнул: некто темный, приподнявшись над лестницей, уставился на меня двумя красноватыми угольками.
— Не только Христо, но и мой, и твой, и всех хороших людей. Я вижу дома —не те бетонные коробки, что служили бывшим, а деревянные —непременно деревянные —красивые дома. Люди, живущие в них, приветлив…
Показав на секунду луну и звезды, хлопнула дверью.
Вадим приблизился к нему, ластясь, словно кошка. Я никогда в жизни не видел целующихся мужиков: поцелуй Вадима с Цыганом был долгий, глубокий. Я отвернулся, опасаясь, что меня может вырвать.
— Марина, — я дернул девушку за рукав, — за мной.
Каждое слово Марины понемногу вымывало из моей души остатки Джунглей.
Он суетился: сунул автомат в переплетенье каких-то проводов, где его, пожалуй, потом и не найдешь, подкинул в печку большое березовое полено, хотя и без того жарко. Чувствовалось: машинист рад.
Снежинки кружились перед глазами, норовя проникнуть в нос, рот. Слева с треском сломалось и рухнуло дерево.
Это было большое помещение с черными стенами и закопченным потолком; у дальней стены возвышалась статуя человека с гитарой, украшенная бусами из человеческих черепов; в углах —груды тряпья, должно бы…
— Молодцы, парни, — кашлянув, сказал я. — Отбой.
Чутьем, вероятно, оставшимся во мне от бывших, я понял причину этой перемены. Там, в троллейбусе, среди прочих пассажиров, ехал в никуда скелет ребенка, и девушка, должно быть, представила ту силу, ч…
Машинист лежал на кровати, втиснутой в узкую щель между двигателем и печкой. Увидев меня, он откинул в сторону рваную телогрейку, обнажив ноги с желтыми ступнями и грязными толстыми ногтями.
Удар тела о воду резко, словно выстрел, разорвал тишину. Туча брызг окутала Снегиря и медленно утянула на дно. Наконец, все успокоилось, лишь расходящиеся к противоположному берегу круги напоминали, …
Упал на кровать, лицом в соломенную подушку. Плесень.
— Да, таких гриндеров во всей резервации хорошо, если пять пар найдешь, — похвастался Снегирь. — Христо сказал: «Выдай ему», ну я и выдал.
Этот ли, тощий и желтый, — мне соперник? Я в одно мгновение вонзил бы в него заточку… Или тот, что нервно курит самокрутку из кленовых листьев?
Хватит с меня уставов, инструкций и советов, — пусть ими пользуются те, кто их придумал.
— Сука! — по-собачьи заскулил он. — Сука е…ная!
Вслед за Снегирем я спустился с платформы на рельсы. Они, как и раньше, как и всегда, струятся двумя желтоватыми змейками, приглашая в путь. Куда? Неважно, куда. Все предопределено, все продумано и р…
В вагоне было совсем мало народу: две женщины и мужчина впереди, да спал на лавке бомж.
Островцев стал помогать Гале по огороду: окучивал картошку, собирал в банку колорадских жуков, срезал пасынки с помидорных кустов.
— К сожалению, это невозможно. Вы несете угрозу Резервации и будете казнены.
— Живехонек, — коротышка повернулся к палачу. — Твой выход.
— Новый найдешь, — убежденно сказал Снегирь.
— Привет, Марина. О, какой стайл! — Ксения дотронулась до моих волос. — А я вот недавно выгнала стилиста. Этот идиот совершено не умеет обращаться с накладными волосами. Ты пользуешься накладными вол…
— Мы из Пустоши, — сказала Марина, вылезая из саней. — Заблудились.
— Пидоры, — пробормотал сквозь зубы Киркоров.
Я побежал на голос, придерживая автомат у бедра. Ноги утопали в снегу, деревья, баюкая, раскачивали черноту ночи.
Свернув налево, мы недолго проследовали вдоль кремлевской стены с робко торчащими красными пеньками.
— Ты чего кукарекаешь, петушок? — сквозь зубы процедил один из особистов. — Иди еще зеленки выпей.
Я умолк. Марина задумчиво смотрела на теряющуюся вдали дорогу.
— Кино так кино, — Игорь Матвеич покорно склонил голову. — В «Пушкинский»?
Отец Никодим растянул губы в улыбке, отправляя в рот очередного «червя». Его адъютантам такая невозмутимость была не под силу.
Звоньский замолчал, раздумывая. Андрей с тревогой смотрел на экран, равнодушно отсчитывающий в обратном порядке единицы на его карте —осталось всего 30.
«Следующая станция —Родинка» —прохрипел динамик.
У Ольги была мания —подцепить богатенького папика.
Она молча смотрела на меня, будто ждала чего-то.
— Я прибыл в Цитадель со Второй Военной Базы, чтобы участвовать в ежегодных рождественских испытаниях. Я отвлекся от важных дел не для того, чтобы смотреть на петушиные бои. Надеюсь, вы покажите все,…
Нехорошо усмехнувшись, Островцев надел плащ.
— Попробуй только приблизиться, — пригрозил я. — Шею сверну.
— Да, — кивнула Серая и обратилась к нам. — Я предлагаю переждать бурю у нас. Будьте гостями детей великого Цоя.
Когда подошвы ботинок коснулись хлюпнувшего пола, круг света над головой исчез: Шрам задвинул крышку люка.
— Напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…
Я подвинул к Марине свой рюкзак и автомат, а сам взвалил на плечи мертвого игрока. Тяжелый, гад. Любитель поэзии.
— Казнь так казнь, — как мне показалось, вполне искренне ответил я.
Она шаг за шагом приближается к банке, достает трепещущую рыбешку.
— Ничего по дому не делаешь, все на Андрюшку спихнула.
— Скажите, горячо? — закричал кто-то. Толпа ответила мужскими и женскими возгласами.
— Идемте, — сказал Христо. — Нужно поесть и ложиться спать. Мы живы, а живым это необходимо.
Мы пошли через плац (кровавое пятно скрылось под снегом) к белому дворцу с плакатом «Будущее зависит от тебя». Да уж, от меня… Никак не думал, что так скоро вернусь сюда… Вон там, кажется, лежала отр…
— Заметил, — тихо сказал Андрей, взял пакет и опустил на дно портфеля.
— Будете в тепле, конунг, — заискивающим голосом сказал один из дроворубов.
Учительница была одна. Она окинула меня насмешливым взглядом, подметив, как тяжело вздымается моя грудная клетка.
Ее голос сорвался. Из темноты до меня донеслись приглушенные рыдания.
— Шиитаке, — сообщил он, показывая нам какие-то прозрачно-бурые кусочки. Грибы отправились на сковородку. Пять минут энергичного помешивания —и вот японец держит в руках красную плоскую бутылочку.
— Андрей, может, ты с нами? — проговорил он.
— Эй, вы кто такие? — услышал голос женщины: ее черные глаза настороженно смотрели из-под надвинутой на лоб шапки. Одета в короткую грязную шубу, джинсы и сапоги на высоких каблуках. Как только ходит…
Марина подошла к одному из вагонов, встав на цыпочки, сняла что-то с крыши. Щелчок —и у нее в руках возник сноп света.
Металл поддался богатырской силе, лязгнув, переломился. Я поспешил скользнуть в образовавшуюся в решетке щель. Дьявол подери —свобода!
Странный, если не глупый, вопрос. Как можно не знать о бывших, если все кругом говорит о них?
За мир без насилия, светлый и радостный, мир покоя и справедливости. Красивая женщина спускается к чистой речке с кувшином, зачерпывает лазоревую струю воды.
Я оттолкнул Киркорова, тот ударился спиной о стену, выругался.
Он вдруг заговорил —прерывающимся зябким голосом.
— Значит, он осознал, — голос Марины дрожал, — что мы не в силах ничего изменить… Муравью не дано поднять над собой слона. Андрей! Мы примем свою участь так же достойно, как Христо и Букашка. Я рада …
Верзила наступал, хрипло дыша, сверля меня красными глазами. Силен, как бык, но неповоротлив и медленен.
— Точно не помню. Джонку прибило к берегу ночью.
Шрам опустился на поваленное дерево. Мне показалось, он уменьшился, скукожился.
— Закопаем в землю. Так поступали бывшие.
Он указал на свободную койку, расположенную аккурат над его собственной койкой.
Конунг Сергей наклонился вперед и понизил голос.
Дроворубы правы: мне повезло, причем не единожды. Варяг и его банда подвернулись как раз вовремя; в машине отца Никодима оказалась винтовка; наконец, меня не пришили, как Меира, и я имел возможность …
— Паша почему-то развернулся и ушел, словно услышал зов.
Кстати, о зверье. В толпе перед воротами началось движение.
В последний раз проверив застежки на защитном костюме, Андрей двинулся вперед по коридору. Стекло шлема запотело —никогда он так не волновался, как сегодня, и никогда так рано не приходил в институт …
Она капризно изогнула губы и, взяв куртку, обмотала вокруг ноги, связав рукава. Ну вот. Теперь нога не будет мерзнуть, а к утру мозоль должна затвердеть.
Женщина в застиранном синем платье вышла из дому на террасу, неся в руках дымящуюся чашку.
— К стене, — я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в камень, расширенными глазами глядя на меня.
К кому он обращался, кого ненавидел, Андрей осознавал смутно. Но одно было совершенно ясно —жизнь проходит, как гроза над созревшими хлебами. Она бессмысленная и нелепая, его жизнь.
— Конунг, что нам делать? — выдохнул Киряк.
Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.
— Послушай меня, я важная шишка, настолько важная, что ты и представить себе не можешь, — отец Никодим говорил горячо, сбиваясь. — За меня тебе действительно дадут большой выкуп. Но ты рискуешь, пото…
Зажигалка вспыхнула не сразу —отсырела, что ли? Круг света осветил мой дом. Никого. И ничего. Хотя…
Размахнулся и метнул бутылку, метя в приоткрытое окно. Ударившись о стену, бутылка разбилась, забрызгав пол мелкими зелеными осколками.
В любом случае, выбирать тебе. И тебе шагать.
— Классная соска! Я ее в развалинах нашел и там же поимел.
Я вспомнил, с каким отвращением она глядела, как я ел крысу на крыше Поезда.
— Марина, — запинаясь, проговорил я. — Кажется, я это сам только что сочинил.
Неуловимым движением Вика скинула пальто, под которым не было ничего, кроме ее тела. Груди топорщатся (кажется, одна немного больше другой); живот поджарый, с шестью кубиками пресса; ноги длинные, ро…
Уже в сосновом бору, когда Островцев спешил к подходящему автобусу, в голове сверкнула мысль: если бумаги лежат так открыто, то место им, скорее всего, в туалете. Ну и пусть. До чего приятно напослед…
Марина! Полноватую женщину тоже звали Мариной.
— Глуши мотор, гнида, — сказал он простуженным голосом.
Глава ОСОБи по-детски возмущенно взглянул на меня.
— Знал, что так ответишь, Ахмат, — крикнул Кляйнберг. — Ты, похоже, веселый парень. Мы могли бы с тобой стать корешами, не будь ты вонючим москвитом.
«Квас хранится надежней, чем документы ЯДИ», — подумал Андрей и засмеялся. Кондукторша вздрогнула, огляделась: «Ой, уже Белкинский овраг». Подошла, строго глядя на Островцева.
Зачем ей столько? А впрочем, не все ли равно —ей нужны деньги, и ему нужны деньги, всем нужны деньги.
— Скорее, — заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.
С моста виден густой лес, выросший вдоль речного берега.
Я оглядывался по сторонам. Надежда обнаружить будку с едва различимыми буквами на голубоватой стене —«КТСМ» —«Когда Тяжело Спасительное Место» —становилась все более призрачной.
Это был недлинный узкий коридор с несколькими дверными проемами; стена до середины покрыта облупившейся темно —зеленой краской, оставшаяся часть стены, вместе с потолком, — в обросшей плесенью побелк…
Из светового круга выступил коренастый мужик. Он, набычившись, посмотрел на меня. В плотоядном блеске этих желтоватых глаз я узнал собрата —игрока. Возможно, этот Рудольф никогда не был в Джунглях, н…
Стрелки отпиливали посеребренные лапы елей и укрепляли их на крышах и стенках вагонов. Затем —накидывали снег. Поезд уже походил на гигантский, продолговатый сугроб.
— Поднимайся сама, — крикнул. — Посмотрим, как у тебя!
— Ледиз энд джентльмэнз, дамы и господа, разрешите представить вам. Ди-джей Солярррррис!
— Сука! — выругался стрелок. С дерева, под которым я укрылся, брызнула кора. — Тварь! Я завалю тебя.
Солнечный луч медленно начертил «ПОРА» на земле у моих ног, и я поднялся —пришло время облегчиться, тем самым получив дополнительный козырь.
Черт побери, до чего вкусно! Гораздо вкуснее той тушенки, что выделял в пайке Снегирь. Попадаются косточки, но они почти такие же мягкие и нежные, как само мясо. Рассол острый, приятно согревает горт…
Виднеющаяся из-под прорванной кофты мускулистая волосатая грудь тяжело вздымалась, в уголках губ и на клочковатой бороде —засохшая слюна. Глаза Шрама блестели.
— Лорд-мэр, — прошипел Киркоров с искривленной от злобы рожей, — позволь я перережу ему глотку?
— Прислоните к желтому кругу, — посоветовал кто-то.
Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами —люди. Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас —ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились на…
— Меня зовут Марина. Я менеджер компании «Чистая Жизнь».
Я протянула Ирине Мухамедовне тетрадный листок, исписанный ровным подчерком. Этот листок мне дала Илана.
Караульный вытянулся в струнку, не сводя глаз с отца Никодима, который, кажется, потерял сознание.
— Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу, эти вот заспались…
— Эй, подойди сюда, — толстяк махнул рукой. Даже издали было заметно, какие жирные у него пальцы.
Нельзя сказать, чтоб Островцев любил этот странный город, разросшийся во все стороны. Город шума, суеты, денег, ласковых мошенников и злых пророков.
— Я должен посоветоваться со своими стрелками.
Я вспомнил, как тепло попрощался с главой ОСОБи у бара Рустама. Христо, надежда еще теплится. Возрожденчество не умерло.
— Вообще-то мне не положено разговаривать с заключенными, — нехотя ответил он. — В бараке болтают, что послезавтра, как раз перед большим походом на Тверь.
— Наверное, игрок решил, что твари доделают начатое им, — вспоминая желтолицего, проговорил я.
— А что, в твоем Урюпинске не одно пьяное быдло?
До пропасти три вагона —оставшиеся на них игроки в спешке спрыгивают, земля ломает их, мнет.
Крик Марины отрезвил меня. Я прислонился к стене.
— Ты не предательница, — я поцеловал рыжую макушку. — Я пройду испытания, Марина. Пройду, какими бы они ни были.
Снег прекратился. Лес, нахлобучивши мягкие шапки, держал в объятиях уходящую вдаль железнодорожную насыпь. Идти будет не просто.
Самир поднялся. Мощный торс закован в куртку цвета хаки, взгляд из-под шлема цепок и суров, автомат висит так, что ясно: когда надо, мгновенно соскользнет с плеча.
После второй кружки лицо отца Никодима изменилось. Исчезло выражение покровительственности, теперь передо мной сидел обычный человек.
— А ты че так за мой хрен беспокоишься, Джон? — Белка, лыбясь, натянул штаны.
— Марина! — заорал я, выдергивая из кобуры пистолет. Расстрелял обойму и отбросил ставшее бесполезным оружие в сторону. Перекатился по снегу.
Игорь Матвеич… «Папик» —пришло на ум часто употребляемое Ольгой словечко. Интересно, а Игорь Матвеич знает, что он —папик?
— Что ты такое говоришь? — схватил я Марину за руку.
— В Свиблово! — я откинулась на спинку кресла и сделала вид, что сплю.
Никто не удивился моему приходу, совсем не обязательному. Зачгруппа —стрелки матерые, не нуждающиеся в напутствии конунга.
Бойцы укладывались вповалку на трухлявый пол барака. Без возни, без ругани —это место не располагало к шуму. Кое-кто, достав паек, жевал тварку, но большинство стрелков уснуло, едва их головы коснули…
Он повернулся к Марине. Та равнодушно взглянула на него и отвернулась к стене.
— Черт с тобой, слушай —донесся сквозь завывание метели голос Кляйнберга. — Конунг отряда выставляет на поединок одного солдата по своему усмотрению, — он умолк на мгновение, припоминая. — Результат …
— Я не Марина, — отозвался женский голос. Хриплый, простуженный.
Так как вагон был последний, пара присела передохнуть как раз за спиной Андрея.
Одноглазая шлюха, ночь с которой мне подарил отец Никодим.
— Думаю: как так вышло, что все погибли, а мы остались живы?
Однако кратким сигналом к нему обратился не «мерс» с мигалкой, а неприглядного вида «черри».
Воздух был жгуч от мороза. Два часа до рассвета, но, почему-то, казалось, что рассвет никогда не наступит. Снежные шапки на развалинах Кремля серебрились под холодными звездами.
— В «Каро-фильм», что в «Европейском». Ну, знаешь, у Киевского вокзала.
Коротышка —офицер, кажись, оробел не меньше нас, претендентов. Он, заикаясь, доложил стоящему у эшафота лысому особисту (черный кожаный плащ, значок-пасть) о прибывшем мясе.
Она указала на приземистое здание, давшее трещину прямо посреди короткого слова «Ленин».
Бугай удовлетворенно кивнул и опустился на стул. Лошадиное лицо застрочил что-то в блокноте. Женщина участливо смотрела на меня.
Девушка подняла голову —она заматывала тряпицей ногу.
Я —стрелок Армии Московской Резервации, машина, свято служу Лорд-мэру, расчищаю мир от мусора для расширения жизненного пространства, безжалостно уничтожаю врага как внешнего, так и внутреннего, бесп…
Островцев смотрел на свое отражение в черном стекле и ни о чем не думал. Хотелось спать, но, боясь пропустить свою станцию, он тер глаза, зевал.
Туман рассеял принесший ботинки стрелок. К сожалению, не мои, выданные сто лет назад Снегирем, прочные и теплые «гриндерсы», а растоптанную вонючую рвань.
— А это, наверное, для бедных —на каждый день. Или, может, для путешественников —таких, как мы. Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
— Знаю, — он улыбнулся, умиляясь моей горделивой точности: «смотрите, как хорошо я знакома с городом!».
Марина распаковала концентрат и, поморщившись, съела щепотку.
— Согласно приказу 45в, подписанному лично Лорд-мэром, лицу, явившемуся на Рожественские испытания, присваивается порядковый номер, в полном соответствии с очередностью. Лицо, получившее номер, подпа…
Шрам подал Олегычу руку, помогая спуститься со ступенек. Сверху вниз посмотрел на меня. В свете луны широкое лицо Шрама и само напоминало луну.
Так вот кто освежевал их! Значит, такая же участь уготована и мне?
Луженая глотка. Лесное эхо многократно повторило приказ. Стрелки вытянулись в неровный ряд. Двадцать девять человек, двадцать девять комплектов хаки, двадцать девять АКМ, двадцать девять пар глаз, го…
Бледный свет проникал в окно моей квартиры. На столе —пустая бутылка из-под зеленки, напоминающая о вчерашних визитах. Я поморщился: в висках глухая боль. Однако нужно собираться —сегодня важный день.
— Что, братец, проебал отряд? — ласковым голосом сказал толстяк, с участием глядя на меня.
Я подкинул в костер дровишек —призрачный хоровод на стенах закружился веселее.
Она повернула ко мне щеку, облепленную снегом. В глазах растерянность.
Похоже, во всем огромном зале так считал лишь он один. Зрители расходились возбужденные и раскрасневшиеся, вовсю делясь впечатлениями от просмотра. Я пожала плечами и пошла к выходу. Игорь Матвеич се…
— Если прижмет, Андрюша, — сказал Водянников перед расставанием. — То…
Кабинет Невзорова —тайна за семью печатями. Точнее, за тремя электронными замками и одним кодовым. Андрей поражался, как мозги сотрудников удерживают бесконечные цифры. Сам он пользовался чипами и по…
Я захохотал. Киркоров будет выступать перед стрелками. Ну, надо же!
Тем более что посещение практики было не обязательным, — достаточно не придти в первый день, второго июля, не отметиться в журнале, и все лето —свободно.
К черту! Я вскочил, несколько раз отжался от пола; подхватил свитер и куртку, оделся. Кровь быстрее побежала по жилам. Так-то лучше.
Офицер протянул мне металлический кружок с выбитой цифрой «32».
— Музейные, — вдогонку похвастался Киркоров. — Редчайший табачок. Такие сам Сталин курил.
Девочки смотрели на меня настороженно. Одна —высокая, стройная, с открытым красивым лицом, обрамленным русыми волосами, вторая —полнокровная толстушка, в моем городке ее бы назвали бой-бабой.
— Ты, ублюдок, — зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. — Еще одна такая выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.
Приблизившись к воротам, Снегирь перестал быть похожим на испуганного кролика, теперь, скорее, он был похож на расслабленную обезьяну.
Мы побрели прочь от поляны, на которой я рассчитывал переночевать, поесть мяса, выспаться у костра. Отпусти, Лорд-мэр! Прошу тебя, отпусти!
— Какая духотища, — проговорила Анюта, щурясь на солнце.
— Поделом, — эхом отозвался отец Никодим. — Потому я и благодарен тебе, Ахмат, что доверять стало некому. Система прогнила, — он понизил голос. — Лорд-мэр теряет рычаги управления.
— Конунг, надо сваливать! — крикнул Белка. Он подполз к окну по-пластунски, и, упираясь головой в радиатор, смотрел на меня из-под шлема.
Невозможно было не заметить появившуюся в Марине резкость. С чего бы это?
— Мой тайник, — сообщила Марина, направив фонарь мне в лицо.
— Еще километр —и устроим привал, — сказал я, увидев, что Марина опять захромала.
— Странная? Андрей, посмотри вокруг —железная дорога, поезда, разрушенные города… Ты был когда-нибудь в разрушенном городе?
Притихшие стрелки смотрели на отца Никодима, как на сошедшее с небес божество.
— Ночлега нам не найти, спать на дереве неохота. — Марина сверкнула мокрыми зубами.
— Погоди, — Анюта схватила Андрея за руку, — пусть разъезжаются.
Из-за широкого ствола вышла рыжая самка. Значит, притащилась с Поляны посмотреть на схватку и добить того, кто победит.… Ну-ну…
— Вам кого? — спросила женщина, без любопытства рассматривая Островцева.
— Я буду всю жизнь жалеть, если не сойдусь с ним.
Я все еще бежал, когда игрок, до этого стоявший на подножке спиной ко мне, обернулся. Это была рыжая самка.
— Если ты скажешь об этом на трибунале, Лукашенко конец.
Жестяная коробка заставила отряд на время позабыть обо всем. Драгоценные пакетики с белоснежным порошком замелькали в заскорузлых пальцах.
Я смотрел между ветвями деревьев, проносящимися над головой. В такие ночи —темные и холодные, со звездопадом и луной —странные мысли роятся в голове. Неужели, и вправду существует либо когда-нибудь с…
— Не знаю, — Марина кашлянула. — Книг бывших осталось мало, да и то они все повреждены огнем и водой. Ты будешь слушать, не перебивая?
Однажды ранним утром Андрей вышел из дому.
Островцев вылез из машины. Горят фонари, вокруг маршруток и автобусов —вечерняя суета. Свистя, проследовал экспресс на Калугу.
Олегыч между тем приволок какие-то тряпки и перевязывал мне плечо.
Краска хлынула ни лицо Андрея и тут же отступила, оставив место бледности —большей, чем обычно.
Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь, похоже, все знали мое имя.
— Три тысячи рублей. В этой упаковке десять бутылочек.
Я медленно опустился на свое место, медленно положил палку. Несколько пар глаз неистово сверлили меня. Лязгнув зубами, как тварь, я демонстративно дотронулся до ножен.
— Р —равняйсь! — рявкнул седобородый офицер, как только из машины появился отец Никодим. — Пр-риветствие!
Язвительно улыбнувшись, я сказал ей, что не могу доверять человеку, исподтишка вколовшему мне в шею шприц.
— А ты, Снегирь, похоже, часто ходишь этими тропами?
Само участие в АМР является наградой для стрелка. Иные блага —кокаин, женщины, еда, оружие и проч., — распределяются непосредственным начальством стрелка.
Палач смеется. Смех из-под противогаза похож на клокотанье воды в чайнике.
Поезд ревел, разрывая ночь в клочья. Полян больше не попадалось, вернее, они попадались, но пустые. Люди, и те, кто считал себя людьми, укрылись, где смогли. Молятся теперь, чтобы пережить эту ночь. …
«Привыкли тандемом скупать чужие секреты, — со злостью подумал Островцев. — Торгаши!»
— Подай крысу, — приказал я сидящему за моей спиной хиляку, оттесненному от печки к самому краю крыши. Тот, бросив затравленный взгляд, дотянулся костлявой рукой до широкого деревянного ящика и подал…
— Здесь по две банки, — сообщил он, сглатывая слюну.
Здесь было царство запахов —приятных и не очень. Андрей уловил запах шалфея, свежего огурца, петрушки, а еще кошки и картофеля в мундире.
Голос отца Никодима сорвался на высокой ноте. Он откашлялся, посматривая на меня.
— Из Пустоши? — присвистнул толстяк. — Далеко же вас занесло.
Олегыч, порывшись в проводах, выудил бутыль с зеленой жидкостью.
Я посмотрел на Марину. Она не опустила глаз.
От плутания между развалинами гудело в голове. Однообразье, не за что глазу зацепиться. Недаром это место назвали Пустошью.
— Подрочить не забудь, — осклабился Сосо.
Они протиснулись к лавкам, на некоторых спали загорелые дочерна бомжи. Воняло мочой и семечками. В пивном ларьке маялась от жары продавщица.
В Малоярославце палило солнце, плавился асфальт на платформе. Молодая пара, дожидаясь электрички на Москву, кормила хлебом голубей, слетающихся отовсюду. Хлопанье крыльев, воркование.
— Если хочешь, возьмем, — кивнул я на мертвого пса.
На секунду наши глаза встретились. Во взгляде кружочка ясно читалось кровожадное злорадство. И почему я не ушел со Шрамом и Олегычем?
Я выругался и, отбросив автомат, втянул часть колючек в будку. Когда его культя дотронулась до моей руки, я ухватился за нее и помог игроку влезть в убежище.
Не за что, ваш крест: убив правителя Резервации, мне придется убить и главу ОСОБи. Так почему бы не совместить?
— Но почему ты не пошлешь Киркорова или Снегиря?
— Послушай, — крикнул я. — Я хочу, чтоб ты прочел мне выдержку из твоего Устава, то место, где сказано о поединках. Ты должен знать это наизусть…
Обливаясь потом, я проследовал в ворота. Черт подери, надо же!
— Ты тоже видишь всполохи, — догадался я.
Марина поднялась. Я подумал —сейчас заговорит о похоронах, но девушка молчала, грустно глядя перед собой.
— Можно мне чего-нибудь поесть? — попросил я.
Белый коридор, покрытый изоляционной плиткой, тянулся до тех пор, пока не становился куском темноты: Андрей ни разу не дошел до его конца и считал, что это невозможно. Большую часть времени он провод…
Сохранение каменного выражения лица стоило мне немалого усилия.
Залаяла собака. Женщина посмотрела в окно.
Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты выходили окнами на площадь.
— Дача, говорю. Бывшие отдыхали здесь, сажали цветы.
— Я не знаю, — Марина задумалась. — И, наверное, никто не знает. Даже Христо.
Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется, стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки вздумают вышибать друг из друга мозги. Я успел зам…
Марина нетерпеливо махнула рукой, мы двинулись вдоль стены.
— Ну-у, — засмеялась Ирина Мухамедовна. — Это чересчур. Немножко… Вот так.
Отколупнув ногой кусок обледенелого снега, я с размаху швырнул его в ворота. Лед разлетелся на куски, словно разбилась хрустальная ваза. А ворота оказались не такими уж и глухими. Скрипнув, отворилос…
— И очень близко, — лицо Звоньского окаменело, глаза по-волчьи вспыхнули. Он сунул руку между кресел и выудил увесистый черный пакет.
Зеленоватые лужи, глянцевые, с кусками звездного неба, источали удушливый гнилостный запах. Я встречал такие: все живое обходит их стороной. В лесу они редки, здесь же —на каждом шагу.
— Ты переводишься из продвагона в первый.
Почему-то вспомнилась и старуха, как беспомощно она пила воду из рук Марины. Вовремя оставила землю: по рассказам, стрелки зачастую пытают и истязают своих жертв…
— Оль, ну почему сразу «быдла»? — слабо протестовала я.
Поднявшись с кровати, ступая босиком по холодному полу (куда подевались гриндера?), дошел до двери. Толкнул. Скрипнув, дверь отворилась. Дьявол! Да они что, издеваются?
Мы отодвинулись шагов на двадцать ближе к воротам.
— Да, теряет. Центробежные силы готовы порвать Армию на куски. Армия не боится другой Армии —Армия боится самой себя. Все больше сектантов проникает в наши ряды, разлагая боевой дух. Примиренцы, жизн…
Но что произошло со мной пару минут назад? Почему от окрика Марины, от этого слова слабак я нашел в себе силы влезть на дерево? Не связано ли это с болтовней о бывших —странных людях, сожравших самих…
— Эй, — окликнул я цоистов. — Мы идем с вами.
Я думал: Марина обрадуется, но в ее глазах не отразилось ничего, кроме страха. Снегирь без руки, Киркоров без глаза… Она боится за меня…
…Стрелки двух отрядов образовали живой круг по половине периметра. Внутри круга стояли Зубов и Паша. Мутант озирался по сторонам, точно не понимая, где он. Зубов разминал узловатые сильные руки; он с…
«Я» стоял, расставив ноги на ширине плеч, держа автомат у бедра и настороженно глядя перед собой. Марина смеялась, отыскивая в небе себя. Никогда прежде я так не смотрел в небо —фантазируя, рисуя что…
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И —молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки… Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты —непоз…
Я бросился со склона по сугробам, проваливаясь по колено.
Отец Никодим оперся рукой о капот машины. В его бороде застряли клочки сена, под глазом багровел кровоподтек.
Московская резервация… Что ждет меня там? ОСОБЬ, сырой подвал, допросы, выворачивающие душу наизнанку, пытки и, апофеоз, — позорная казнь? А еще там меня ждет Марина. И потому я пойду туда, а, если п…
Мой отряд уже покинул здание. Бойцы столпились на пороге, я слышал их дыхание.
Темная зеленка, блестя, потекла в кружки, приятно запахло спиртом. Полную до краев кружку, Олегыч протянул мне.
Отец Никодим протянул мне кружку. Едва теплая. Пить человеческую кровь? В Джунглях я много раз слышал о каннибалах и всегда содрогался от омерзения… Что делать, черт подери? Выплеснуть содержимое кру…
За пределами МКАД для Ольги, кажется, существовали лишь два города —Мухосранск и Урюпинск, оттого с ней совершенно невозможно было спорить.
Обряд? Что еще за обряд? Я-то думал —провозглашение состоялось…
Достав заточку, я срезал крышку на зеленой банке: желтые кубики, залитые белесым соком.
Из коридора донеслись неторопливые шаги. Букашка совершала ночной обход.
Так: автоматы, рюкзаки, одежда, веревка… Вроде все? Почему-то всегда грустно покидать убежище, даже такое ненадежное и холодное, как это дерево. Но что поделаешь: мы в Джунглях.
Марина лежала лицом к небу и тяжело дышала. Я повалился рядом —казалось, сердце выпрыгнет из груди.
Особист окинул недоверчивым взглядом зеленый от блевотины сугроб, мое изможденное лицо.
Я осторожно надрезал один из пакетов: сероватый мелкий порошок.
Атомная бомба не заинтересует америкосов… Но 23767t —это не атомная бомба.
Андрей пожал мягкую руку стоящего перед ним человека. Старший научный сотрудник Смолов… За боязливо озирающиеся глазенки и свистящий шепот Смолова прозвали Хомяком. Хомяк был то, что называется tabul…
Я оглянулся. Не меньше десяти крупных тварей бежали сюда по свежему снегу.
Мы вереницей потянулись через площадь в сторону кучи битого кирпича, когда-то бывшей Историческим Музеем. Передо мной шагала Букашка, одетая в куртку, оставшуюся после Снегиря. Все верно —мертвые дол…
— Как знаешь, — сказала рыжая. — Но, даже если тебе не интересно, мое имя —Марина.
— Христо, — я наклонился, глядя ему в глаза. — Ты никогда не бывал в Джунглях? Только сумасшедший по доброй воле может мечтать уйти в Джунгли.
«Широкая площадь. Эшафот. На эшафоте —стеклянная банка. В банке —Серебристая Рыбка. Плавает кругами, шевелит плавниками и жабрами. Толпа. Тысячи, нет —миллионы глаз. Ни лиц, ни рук, ни ног —только гл…
— И что, все бывшие жили в больших домах?
С трудом взвалив на сани тяжеленный ящик, мы замерли над трупом собаки.
Островцеву стало жарко, он сбросил плащ, оставшись в рубашке. Чьи-то руки обнимали его, и он обнимал кого-то.
Толстяк стал выкарабкиваться из машины, разбрасывая во все стороны концентрат. Он был одет в чудны е штаны из какой-то мягкой материи —спереди на них расплылось темное пятно. Марина подталкивала его …
— Последний? — обратился к Сосо один из них, сплевывая на снег какой-то черный комок.
Девушка вынырнула из белой пелены; на лице, разгоревшемся от ходьбы, таяли снежинки.
— Он ни в чем не виновен, — пытается докричаться до людей Марина, но голос тонет в неистовстве толпы.
— Снегирь, пять пакетов, — ласково пропел Карлуша. — И то лишь по большой личной симпатии.
Дым, светловатый, искрящийся, сворачиваясь в кольца, медленно поднимался к заснеженным верхушкам елей. Кусок мяса над огнем сочился шипящими каплями. Марина, прикорнув мне на грудь, смотрела на косте…
— Ты оскорбляешь Храм, приютивший тебя, — по-змеиному прошипела она. — Кощунствуя, ты выносишь приговор своей душе.
— Ну и пусть, — прошептал Островцев, туго перематывая руку бинтом. — Черт с вами со всеми…
— Вот как не выдам тебе «барахло», посмотрим, что запоешь, — пригрозил Снегирь и принялся распрягать собак.
Голос его звучал глухо, как со дна колодца.
Мы побрели в направлении разрушенного города, увиденного с вертолета, в надежде найти там пристанище на ночь, которая неумолимо подступала, — тени удлинялись, становилось холодно.
Дотронувшись губами до моей руки, Игорь Матвеич побежал вниз по ступенькам, стуча подошвами туфель. Не верилось, что еще недавно он был волком ночи…
— Олегыч, — вспомнил я. — Где пулеметчик, как его, Горенко?
Кружки с изумрудной жидкостью врезались друг дружке в алюминиевые бока. Зеленка плеснула через края на заплеванный пол барака.
Череп (жаргон конунгов). Чрезвычайное происшествие (из УАМР).
— Пока вы плутали, Николай заработал дурь.
Мы пошли прочь по развалинам какого-то здания. Злоба плескалась во мне, заставляя скрежетать зубами.
Желтолицый пожилой мужчина с узкими щелочками глаз приблизился к нам.
Я увидел Бориса. Что-то вроде радости проклюнулось в душе.
Глаза истопника приоткрылись. Губы дрогнули.
— Эй, Ахмат. Так что ты надумал? Учти, я не из терпеливых.
Насыпь понемногу истончилась, и скоро рельсы побежали по земле, лишь слегка присыпанной гравием.
— Слушай, а почему на Поляне ты выбрала меня?
Андрей сбивчиво рассказал бармену про Анюту; тот слушал вполуха.
Чертовски приятно слышать скрип снега под подошвами! Судья Урнова, что, съела? Приговоренный тобою свободно идет по Второй Базе, над ним утреннее небо.
Вечером к нам в келью заглянул Снегирь. Я перехватил взгляд Марины, брошенный на обрубок его правой руки.
Христо бросил карандаш на стол и откинулся на спинку кресла. Мне из-за стола стала видна только вихрастая макушка.
Осмотревшись, Андрей приблизился к машине. Задняя дверца открылась, он сел в пропахший сигаретами салон.
— Марина, — позвал я, даже здесь не представляя себя без нее.
— Искала тебя, Ахмат. Вчера заходила в твою конуру, да тебя там не было.
«Попугай» поднялся по скрипящим деревянным ступеням на эшафот, опустился в кресло. Охранники последовали за ним. Снайпер тут же вскинул винтовку и принялся процеживать через прицел не только наши ряд…
Шли долго, лямка рюкзака немилосердно впилась в плечо. Киркоров раздражающе сопел за спиной, шумно втягивал в рот сопли, харкал. Идет налегке, гнида! Взвалить бы ему на хребет пятьдесят кило взрывчат…
— Марина, не надо отчаянья. Я спас Лорд-мэра и не верю, что он не пощадит нас.
Впереди показалась дремлющая на путях дрезина. Кружочек дошел до нее и замер в нелепо-героической позе —сложив руки на груди.
Шрам что-то промычал, мотнув башкой. Широкое лицо делил надвое шрам, отчего казалось, что у игрока два носа и четыре губы.
Рой пуль разорвал ковер под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.
Тут же забряцало оружие, стволы взметнулись в руках тех и других, целясь в головы и грудные клетки, пальцы нервно легли на спусковые крючки.
— Право на поединок! Или в Уставе москвитов оно не прописано?
— Да не погонятся они, — раздраженно проговорил Киркоров. — Редко сюда суются.
Свинец взрезал лохмотья на теле игрока; он завалился на спину и замер.
Откашлявшись, я кое-как повторил стишок. Подняв глаза, с изумлением увидел полные слез глаза Марины.
— Успеете, сядете, — сказала Анюта, выносимая из поезда людским потоком.
Изуродованное —срезанный начисто нос, разорванные щеки —лицо Машеньки смотрело на нас багровой беспомощностью пустых глазниц. Живот бывшего начальника продвагона вспорот, все внутренности куда-то исч…
Мы молчали, глядя, как бойцы рассаживаются на обледенелых камнях и кочках, достают из мешков тварку.
Подлезши под вагон, я перебрался на другую сторону. Крики лысого конунга стали тише.
И началось действо, напоминающее камлание шамана. Японец отреза л мясо, что есть силы лупил по кроваво-красной мякоти деревянным молоточком; насыпал специи: перед ним клубилось желтоватое облачко, сл…
Предательство Алисы Аркадьевны уложилось в краткий временной промежуток между весной и летом —между цветением сирени и сбором огурцов с грядок.
— Андрей, давай посмотрим, что за экипировку тебе выделил Христо?
Заскочить в кафешку —эта идея пришла в голову мне —Игорь Матвеич поддержал ее, но без энтузиазма. И гамбургер он ел осторожно, словно опасаясь проглотить таракана.
Быть может, Николай имел в виду именно Шрама?
В ряды стрелков зачисляется лицо, сделавшее взнос в кокаиновый банк Армии и прошедшее ряд испытаний. Не прошедший испытания получает статус «непретендент». Непретендент не имеет права повторного учас…
Я поиграл в воздухе заточкой перед его носом и ухмыльнулся —даже здесь, в лесу, она блестела. Недаром точил клинок белым камнем и натирал песком.
Пахло и вправду приятно —жареным мясом, сеном, дымком.
Скрипнув, металлическая дверца явила горку белых пакетиков. Я просунул руку в щель между горкой и крышкой сейфа и выудил зеленую бутылку с удлиненным горлом, заткнутую огрызком свечи.
За железнодорожными путями расположились административные здания Второй Военной Базы, среди которых выделялась пузатая пятиэтажная башня с широкой плоской крышей и уже знакомым мне зеленым плакатом н…
— Ничего, на пустой желудок умирать легче.
Вспомнились Джунгли, наше, кажущееся бесконечным, путешествие.
— Ты —желанная гостья, — с готовностью ответил он.
— Ваш крест, я не за тем пришел к вам. У меня есть информация, которая может вас заинтересовать.
— Я же сказала, Москва —самая большая резервация в Джунглях.
— О, Боже! — девушка прикусила губу. Мне казалось, она сейчас заплачет.
— Расскажи мне, что знаешь о смерти Христо и Букашки?
Андрею захотелось спрятаться в ржавом унитазе.
В электричке, рвущейся к Москве, Островцев думал про стойкого партизана. Портфель жег колена, под сердцем настойчиво копошился червь сомнения, несмотря на то, что Андрей считал сами понятия —родина, …
— Пошли вы оба на хуй, — отчетливо сказала она и прилегла на настил, свернувшись калачиком.
— Тихо, — бросила Марина, усаживаясь на место пилота.
«Зачем тогда говорить, если так стыдишься, — с неприязнью подумала я. — Честный какой».
Марина соскользнула со стола —волосы внизу живота вспыхнули красноватым огнем.
Прямо у ствола ветви были толстые, удобные для спанья.
Секунда тянулась медленно; мне начинало казаться, что дверь никогда не распахнется, и я так и буду стоять перед ней так долго, пока не превращусь в истукана. Но истукан на пороге, похоже, никому не б…
Я сидел, прислонившись спиной к дереву, и смотрел на Марину, которая ходила взад-вперед, что-то возбужденно объясняла, доказывала. Она уже протоптала передо мной тропинку.
Вдруг его рука очутилась на моей ягодице. Крепко прижав меня, Игорь Матвеич стал целовать мои губы, щеки, шею.
— Ты чудак, Андрей. Если б апокалипсис не случился тогда, он неминуемо произошел бы позже, но в более изощренной форме. Люди заигрались, превратились в мусор. Нужен был веник. Ты помнишь Президента?
Марина лежала на настиле, как будто и не подозревая, что речь идет о ней.
Пришлось отступиться, чтоб не терять время.
— Островцев, — сказала она. — Почему ты не посещаешь практику?
Андрей, почему-то чувствуя себя не в своей тарелке, прошел в ОПО, запер дверь.
— Верно, — кивнул Христо, и, наклонившись над столом, сказал, глядя мне в глаза. — Андрей, я привел тебя сюда для того, чтобы ты убил Лорд-Мэра.
Марина одернула свитер, подняла с пола камень.
Все дальше, там, за широкими слепыми зданиями, за сугробами и перевернутыми троллейбусами, оставался мой отряд, — застывшие в смертном оскале маски лиц, неподвижно вопрошающие о чем-то беспощадное не…
— Сиди, — приказал я и, подкравшись к загороди, выглянул наружу. Две твари хватали за руки и за ноги высокого тощего игрока. Тот кричал, кое-как отбивался. Мой локоть ткнулся во что-то мягкое —я огля…
— Отстань, — пробурчал Островцев, переворачиваясь на другой бок.
— Приговор должен быть приведен в исполнение публично в назидание тем, кто недобросовестно исполняет свои обязанности.
Офицер выкликнул все номера, вплоть до тридцать второго (до моего). Шестой, семнадцатый, двадцать первый и двадцать девятый не откликнулись —видимо, это те, пущенные в расход, о которых упоминал Сосо.
Изуродованное лицо гиганта показалось мне почти красивым. Оно словно светилось изнутри.
Радужные круги поплыли перед глазами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Что такое «фазан»? Воздуха!
Прищуренные глаза Шрама вспыхнули. Почему я в одиночку принимаю это чудовище? Рано или поздно он бросится на меня, чтобы задушить, — и я могу не успеть выхватить пистолет…
— Я тебе расскажу … потом, — Марина поежилась. — Давай найдем ночлег, мне холодно.
Марина порывисто села на диван, закряхтевший, застонавший.
— Андрей, — вздохнул отец Никодим. — Островцев Андрей, какой ты, в сущности, мальчик. Глупенький мальчик, — он кивнул на статуэтку. — Дудишь-дудишь, а зачем, почему —тебе невдомек. Лорд-мэр перед тоб…
— Видишь мой меч, — громко сказал отец Никодим, обращаясь не столько ко мне, сколько к стрелкам. — Это пробочка. Вынуть пробочку —польется вино.
Игрок. Человек (а может, и не человек), обитающий в Русских Джунглях.
— Не толпиться. Запускать по одному! Куда ты прешь?
— Андрей, — сказала она. — Тебя Алиса Аркадьевна в школу вызывает.
Илана и вправду была в третьем кабинете. Одетая в строгий деловой костюм, с аккуратно зачесанными назад волосами, она выглядела солидно.
Появились звезды, эти странные маленькие огоньки, и казалось, что небо опустилось так низко, что до него можно дотронуться рукой. Марина больше не веселилась, задумалась и погрустнела.
— Что ты уставился, дикий? — окрысился вдруг возрожденец.
— Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.
— С жильцом. Мы ведь уже три года как сдаем комнату.
Марина пошла впереди, я следом, радуясь, что под ногами тянутся рельсы.
— Не толпитесь, — крикнул он. — По одному.
— Храм Христа Спасителя. Здесь проходили церковные службы. В книге сказано: Храм был разрушен, затем всем миром восстановлен.
Марина незаметно дернула меня за рукав. Я посмотрел на нее, ничего не понимая.
Я краем глаза заглянула в меню и обомлела: «Десять тысяч рублей за порцию»!
— Да, ты хороший человек и прекрасный боец. Бойцом тебя сделали Джунгли, а человеком тебя сделала Марина. О, не спорь, ведь это очевидно!
Женщина прятала глаза за стеклами темных очков. Судя по ее выпяченному подбородку и поджатым синеватым губам, она не склонна к болтовне.
— Не делай такие глаза, Олегыч. Пройдите вдоль северной стены, и белый олень сам выскочит вам навстречу.
— Хорошо, — спохватился Христо. — Так вот…
Один из охранников явно занервничал, но его напарник упрямо стоял на своем.
Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.
Я почувствовал, как напрягся Зубов, точно его напряжение передалось мне по воздуху.
«Харлей» несся по вечернему шоссе, обгоняя автомобили. Сама скорость, воплотившаяся в ветре, неслась навстречу мне, волосы развевались, хлестали по щекам. Я вцепилась в спину Игоря Матвеича —от его к…
Перешагнув через мертвую, девушка вошла в квартиру и увидела стоящую на кровати девочку.
Подняв автомат, я двинулся по трухлявому ковру.
В кабинете кроме меня и отца Никодима никого не было.
Явственно послышался звон передергиваемых затворов.
Скажу честно, содержимое мешка по-хорошему удивило меня. Да к тому же могу ли я, в самом деле, разгуливать по резервации в тряпье игрока?
Когда огонь разгорелся, бросая на стены красные и золотистые блики, дом будто бы ожил. Я подумал: ведь и правда, что-то теплилось в жизни бывших!
Нагретый на солнце, перегруженный горячими телами поезд стукнул колесами, загудел и рванул, отделяясь от платформы.
— Это был не мой план, — горячо заговорила Марина. — Это был план Христо. Он послал меня в Джунгли за диким…
В единственном глазу шлюхи сверкнула молния.
Я встал со стула, прошел в угол к ведру. Помочился. Шрам терпеливо ждал.
В приглушенном свете Игорь Матвеич показался мне совсем старым … Быть может, виноват этот удобный свитер, дурацкие снежинки.
— Ты еще не догадался? Мы же на Красной площади. Видишь?
Чувствуя холодок под сердцем, я увидел, как, ловя каждое слово, привстали со своих постелей цоисты, как напряглось лицо Рудольфа, как вспыхнули его звериные глаза.
— Идите, Островцев, — разрешил Невзоров, глядя, как Андрей поднимается с пола. — Идите и подумайте над нашим разговором. Хорошенько подумайте.
— Интересно, — пробормотал я, — для чего бывшим служили эти будки? Не для нас же они их строили?
— Все бывшие умели читать, — нахмурив лоб, проговорила девушка. — Они не всегда думали о еде и о том, как выжить. Очень часто бывшие задумывались о том, как устроен мир, о том, как сделать жизнь лучш…
— Этот гад убить меня хотел. А потом и тебя.
— Сомневаюсь, — Киркоров почесал рукой изуродованную сторону лица. — Он и так не в восторге, что появился лишний рот.
— Вот и ладушки, — усмехнулся Киркоров. — Тогда повернись и сложи руки за спиной запястье к запястью.
— Так надо, — Игорь Матвеич встал и подал мне руку. — Пошли.
Стоп! Отец Никодим что-то сказал про сюрприз. Какой еще сюрприз?
— Туда —назад. Видишь, Ахмат хочет знать, как все устроено.
Это был пир жестокости. Претенденты по двое выходили вперед и, после короткой (или длинной) схватки, победитель, пошатываясь, вставал обратно в строй, а побежденному палач присваивал статус непретенд…
Я схватил тетрадку и поспешно полез наверх, на свою койку.
Осама утомился и отступил, кивнув Джону: «Теперь ты».
Только сейчас нас, наконец, заметили. Крики и смех смолкли. Глаза, глаза, глаза… Как я не плавлюсь под этими взглядами?
Машина рванула с места, холодный воздух хлынул в разбитое стекло; каким-то чудом я успел повернуть руль, иначе мы врезались бы в машину сопровождения.
Параграф три, вернее, его первая часть, где говорится о вступлении в ряды стрелков. Вот: «В ряды стрелков зачисляется лицо, сделавшее взнос в кокаиновый банк Армии и прошедшее ряд испытаний. Не проше…
«Десять тысяч долларов», — сказала в электричке Анюта.
— Черт! — выругался Островцев и хлопнул по аппарату ладонью. Ну почему ему всегда так везет? Раз в жизни купил карту —и та бракованная!
В хвосте поезда, на платформе, — вертолет, лопасти свисают чуть не до земли. Единственная вертушка, доверенная моему отряду. Да я особо и не настаивал на большем, полагаясь на пехоту и мощь станковог…
— Ну что, похороним его? Может, еще и поплачем по нем?
— Чего же ты, Николай? Прикончи его, ведь он мучил тебя.
С вертушек спустили тросы. Маленькие фигурки заспешили вниз —пауки. Все, началась зачистка.
— Еще раз пальнешь без приказа —ответишь по Уставу.
Илана подошла к столу, где уламывали мужчину со слуховым аппаратом. Вместе с девушкой она принялась что-то втолковывать мужику, как будто жонглируя золотистыми бутылочками.
— А ты не указывай, что мне делать, — конунг и вправду едва ворочал языком. — Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.
Лукашенко выругался и, окликнув Исаака, направился к воротам.
Марина повисла у меня на шее. Губы ее впились в мои, словно она хотела выпить меня до дна.
— Претенденты на славную должность стрелка Армии Московской Резервации, — голос «носителя креста» был хриплый, как у алкаша. — По поручению Лорд-мэра…
— Ладно, — миролюбиво произнес отец Никодим. — Накладывай жратву.
Детина протянул Карлуше дымящийся кулек. От запаха слегка закружилась голова. Торгаш распаковал кулек и набросился на еду, не заботясь о наших ощущениях.