Никто не удивился моему приходу, совсем не обязательному. Зачгруппа —стрелки матерые, не нуждающиеся в напутствии конунга.
К кому он обращался, кого ненавидел, Андрей осознавал смутно. Но одно было совершенно ясно —жизнь проходит, как гроза над созревшими хлебами. Она бессмысленная и нелепая, его жизнь.
Туман рассеял принесший ботинки стрелок. К сожалению, не мои, выданные сто лет назад Снегирем, прочные и теплые «гриндерсы», а растоптанную вонючую рвань.
— Ты оскорбляешь Храм, приютивший тебя, — по-змеиному прошипела она. — Кощунствуя, ты выносишь приговор своей душе.
Бойцы укладывались вповалку на трухлявый пол барака. Без возни, без ругани —это место не располагало к шуму. Кое-кто, достав паек, жевал тварку, но большинство стрелков уснуло, едва их головы коснулись пахнущего плесенью дерева.
Желтолицый пожилой мужчина с узкими щелочками глаз приблизился к нам.