Как тревожно здесь! Тревожно и … знакомо.
Шли молча. Марина —впереди; ветер играл рыжими прядями.
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И —молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки… Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты —непозволительная роскошь. Похоже, из всех нас так не считал лишь Борис.
Я сидел, прислонившись спиной к дереву, и смотрел на Марину, которая ходила взад-вперед, что-то возбужденно объясняла, доказывала. Она уже протоптала передо мной тропинку.
— Напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…
Одноглазая шлюха, ночь с которой мне подарил отец Никодим.